Возьми мою руку. Держись.

Мы с Бьякураном сближались медленно, шаг за шагом, но очень уверенно. Я хорошо знал, что нам обоим многому предстоит научиться: мне – понять, что теперь я живу не только для себя, что у меня есть человек, нуждающийся в заботе, а Бьякурану – научиться эту заботу принимать, не бояться всего подряд, и, главное, доверять мне. Доверию, нужно сказать, приходилось учиться нам обоим: я не то что бы знал, но чувствовал, что именно оно должно стать основой наших нелегких отношений с мальчишкой. Сходства у нас с Бьякураном, как я успел заметить, были огромные: трудное детство, потеря родителей (об этом я, само собой, не спрашивал, однако смог понять исходя из обрывков разговора), потом – насмешки, унижения, отвержение обществом, и, как следствие, замкнутость в себе и отсутствия желания контактировать с внешним миром. Едва ли не в каждом движении Бьякурана я замечал себя в детстве. Вот только теперь я был уверен, что знаю, как справиться со своим тяжелым прошлым и помочь сделать это мальчишке. Любить кого-то оказалось гораздо проще, чем я считал, и Бьякуран уверенно тянулся к теплу, которое я ему отдавал. Наша жизнь постепенно налаживалась, и я начал учить мальчика тем вещам, которые все дети в его возрасте уже хорошо знают. И, надо сказать, он был очень способным учеником. На следующее утро я учил Бьякурана чистить зубы. Поначалу он немного удивленно смотрел на зубную щетку, которую я ему дал, затем перевел на меня неловкий взгляд и снова отвел глаза, закусив губу и разглядывая кафель в ванной. —Ты не знаешь, как этим пользоваться? – спокойно спросил я, и мальчик только виновато опустил голову. Признаться, я был удивлен, что его не научили даже простейшим вещам, но тут же взял себя в руки, не подавая виду и попутно подавляя в себе желание поскорее разобраться с этими людьми. Я стал позади него, обнял одной рукой, и ободряюще улыбнулся ему, чувствуя, как он медленно прижимается спиной к моей груди. — Смотри, делаешь вот так… — Я только положил зубную пасту из тюбика на щетку, которую он сжимал в кулаке, и, чуть подумав, обхватил рукой его маленькую ручку и направил ему в рот. Бьякуран разглядывал меня в зеркале, широко раскрыв глаза, и я успел отметить про себя, что сегодня он напуган уже гораздо меньше. – Понял? - спросил я, показав ему нужные движения, и снова улыбнулся, когда он кивнул, отметив про себя, как быстро он все схватывает. Оставив его справляться с этой «работой» самому, я присел на край ванны, разглядывая мальчика полуприкрытыми глазами. При одном лишь взгляде на него внутри что-то неумолимо болело, напоминая о том, что пришлось пережить Бьякурану до нашей встречи (а ведь многих подробностей из его прежней жизни я, может быть, никогда и не узнаю), однако я решительно отбрасывал от себя все плохие мысли, старательно настраиваясь только на лучшее и обещая себе, что однажды заставлю его забыть обо всем плохом, что происходило с ним раньше. И первые шаги к достижению моей цели уже были сделаны. Потом я решил причесать его длинные растрепанные волосы. Мы стояли в коридоре у большого зеркала, и Бьякуран прижимался ко мне уже привычным жестом, как тогда, в ванной. В одной руке я крутил гребешок, а другой осторожно гладил его белые, недавно вымытые волосы, одновременно глядя на него в зеркале. Я еще раз отметил, что он очень красивый – сейчас на его бледных щеках виднелся легкий румянец, а в глазах уже не было такого смертельного испуга как раньше – он держался немного спокойнее и увереннее, но все же осторожно. Улыбнувшись, я провел гребешком по светлым прядям, наклоняясь ближе и чувствуя приятный запах шампуня. Его волосы не слушались и торчали в разные стороны, несмотря на то, что я отчаянно пытался их уложить хоть немного ровнее, а Бьякуран тем временем следил за моими руками, серьезно думая о чем-то. Он повернулся ко мне внезапно, встречаясь взглядом со мной и тут же неловко отворачиваясь, покраснев. Мальчик осторожно взял у меня из рук расческу и повернулся к зеркалу, пытаясь сделать что-то сам. Когда он обернулся ко мне через минуту, то я смог только замереть, удивленно подняв бровь: Бьякуран, оказывается, попытался сделать себе такую же прическу, как и у меня, и, надо сказать, получилось у него вполне похоже. Это, наверное, новый признак преданности, с улыбкой подумал я, вспоминая, как Хроме до сих пор ходит вот с такой же прической. - Тебе ведь нравится? – спросил он. - Очень, - честно ответил я, и Бьякуран поднял на меня глаза и…улыбнулся. Он улыбнулся легко, почти что незаметно, но искренне и от души, радуясь, что мне понравилось. Я совсем не мог представить его, такого серьезного и несчастного, улыбающимся, однако хотел увидеть это со дня нашей первой встречи. И вот сейчас он улыбался, стоя передо мной, и внутри стало как-то непередаваемо счастливо от того, что я сделал хоть немного, чтоб этот мальчишка впервые, я уверен, за долгое время улыбнулся. Поддавшись внезапному порыву, я обнял его за худые плечи, и уже через секунду почувствовал, как меня обнимают в ответ. Именно с того дня наши отношения стали более близкими и теплыми, между нами появилось что-то новое, чего я не испытывал никогда раньше, но разбираться в этом мне не хотелось – это было, безусловно, очень приятное и хорошее чувство и я просто наслаждался тем, как оно понемногу заполняет меня изнутри. По вечерам мы часто смотрели фильмы по телевизору. Я редко вникал в их смысл и чаще просто наблюдал за Бьякураном, который сосредоточенно смотрел на экран, устроив голову у меня на плече. Я приобнимал его, ставя на колени пакетик с его любимым зефиром – теперь я часто покупал мальчику то, что так нравилось ему, и сам кормил его: я подцеплял кусочек пальцами и протягивал ему, а он, чуть неловко улыбаясь, ловил его ртом, изредка случайно задевая губами мои пальцы. Не знаю, почему, но от этого по телу проходила горячая волна удовольствия, и я всегда улыбался, теснее прижимая мальчишку к себе и наблюдая, как и его губы понемногу расплываются в улыбке. Чтоб обеспечивать нас с Бьякураном, мне приходилось работать еще усерднее, чем раньше. Мой распорядок дня оставался прежним – утром я ехал в офис за документами, вечером, а чаще ночью занимался переводом, а нас следующее утро снова отправлялся туда же, чтоб получить новые задания. Изменилось лишь одно: все свободное время я проводил с Бьякураном – мы то смотрели фильмы, то гуляли, то просто разговаривали, сидя на подоконнике и глядя в окно. Как я успел понять, любимым его занятием стало сидеть рядом со мной за столом, пока я работаю, наблюдая, как я пишу. Он сидел всегда тихо, не мешая, а просто прислонившись к моей руке или устроив голову на коленях. Приятно было каждую секунду чувствовать, что ты не один, что рядом с тобой есть существо, которое любит тебя и доверяет тебе. Бьякуран редко спал в своей постели: если он и ложился там, то ночью все равно приходил ко мне, незаметно пробираясь под одеяло и обнимая меня маленькими ручками. Как он сам рассказывал, краснея и кусая губы, его все время пугали страшные сны, а уснуть он мог, только прижимаясь ко мне. Честно говоря, я был уж совсем не против обнимать его во сне, чувствуя близко-близко, где-то около сердца, родное тепло. Вставая утром пораньше, мне было жаль будить уютно пристроившегося рядом со мной мальчишку и нарушать его сон. Но выхода у меня не было – через пару часов мне нужно было ехать на фирму, а у меня все ещё оставались несколько не переведенных листов. Я нежно улыбнулся, глядя на спокойно спящего Бьякурана, и, укрывая его одеялом, чтоб хоть немного восполнить так резко пропавшее тепло, не удержался, чтоб не коснуться мимолетно губами светлой растрепанной макушки. Бьякуран потянулся ко мне рукой и почти сразу вновь крепко заснул, повернувшись на другой бок. - Мукуро… - услышал я позади себя вскоре после того, как начал быстро переписывать текст какого-то очередного заявления. Я обернулся, глядя на сонного мальчика, который уже подошел ко мне и потирая глаза, одновременно цепляясь за мой рукав. - Почему ты не спишь? - Мне нужно работать, - ответил я, и Бьякуран задумался. - Ты работаешь всю ночь, поздно ложишься, и все равно тебе приходиться вставать в такую рань, чтоб закончить работу? – он говорил серьезно, и я отметил, какой он взрослый не по годам. В ответ мне оставалось только кивнуть. – Зачем? - Чтоб у нас были деньги, – я аккуратно накрыл его руку своей, - Чтоб мы могли жить, не нуждаясь ни в чем и иметь все самое необходимое. – Он заметно погрустнел, а затем посмотрел в окно. - А ты сходишь погулять со мной, Мукуро? – почти не слышно и нерешительно предложил мне он. Пожалуй, впервые за все время нашего совместного проживания Бьякуран сам предложил мне сделать что-то, рискнул попросить меня уделить ему немного времени и «вторгнуться» в мой распорядок дня. Я просто не мог ему отказать, боясь, что впредь он будет бояться обращаться ко мне с подобными просьбами, даже несмотря на то, что я, скорее всего, теперь не успею выполнить работу в срок. Я был уверен, что не ошибаюсь, поступая так – этот мальчишка стал мне дороже всего мира за такое короткое время. - Конечно, Бьякуран. Спустя десять минут мы уже шли по узкой улице, отдаляясь от нашего серого дома на окраине Намимори. В воздухе пролетали белые комочки первого снега, и пусть они таяли, не успев долететь до земли, Бьякурана это очень радовало. Мальчик то и дело пытался поймать их в ладонь, изредка смеясь и все время держась за мой рукав, а я поправлял ему то шапку, то шарф, то убирал с лица светлые выбившиеся пряди, при этом постоянно улыбаясь и чувствуя, как внутри, несмотря на холода, разливается уже знакомое приятное тепло. - Смотри, Мукуро… - он поднял маленькую ладошку, показывая мне несколько снежинок, которые ему удалось поймать, и улыбнулся, разглядывая их сам, пока те не стали капельками воды. Тогда он снова рассмеялся, а я лишь посмотрел вдаль, радуясь, что пошел с ним гулять и смог подарить ему немного той простой радости, которую испытывал каждый ребенок и которой раньше был лишен Бьякуран. Его чистый искренний смех стал очередным моим достижением на пути к полному установлению доверия между нами, к нашей общей победе над несчастливым прошлым, над недоверием к окружающему миру и над привычками старой неприятной жизни. - Тебе не холодно, Бьякуран? – я заботливо поправил его шарф и провел ладонью по покрасневшей от холода щеке. – Пойдем домой. Не хочу, чтоб ты заболел. Я точно знал – наша жизнь, моя и Бьякурана, только начинается. Все самое главное - и счастье, и проблемы, ещё впереди, и мы пройдем этот путь обязательно вместе.