Здесь и сейчас

Карты легли на такую наклонную плоскость, Что мне удержаться не просто На тормозах. (Сплин - Время назад)

– Ты знаешь, она даже сиестой пренебрегает ради наших совместных репетиций! – Фредди едва не задыхался от восторга, а Джон широко улыбался в трубку. С тех пор, как прима оперной сцены заинтересовалась их творчеством и самим их вокалистом, последний никак не мог в это до конца поверить. Для него прошедшие семь месяцев превратились в оперную сказку, для Монсеррат, сказка, напротив, приобрела оттенок рока. Джон видел, как сияют ее глаза, когда Фредди представлял ей остальных. Обе половины этого необыкновенного дуэта светились одинаково сильно и всем на зло. Впоследствии Джону довелось посмотреть множество интервью, во всех Монсеррат искрила, говоря о Фредди. Пару месяцев назад Джон честно отыграл свою партию в «How Can I Go On», после чего, хоть и с трудом, но был отпущен обратно домой, а Фредди теперь стабильно кочевал между Барселоной, Монтре и Лондоном. В Лондоне он появлялся куда реже, и Джон не раз себе признавался, что скучает. – Нет, ты просто представь, чтобы коренная испанка и напрочь позабыла о традициях! Ради меня. Эй… Да что с этим гребанным телефоном?! Дикки, ты здесь? – Да-да, – рассеянно ответил с трудом очнувшийся от своих мыслей Джон. – Испанка не признает сиесту. – Ага. Ради меня! – А что тебя так удивляет? К слову, насколько я помню, у вас сейчас именно то самое время. А ты… Фредди торжествующе вскочил на гамаке в саду дома Кабалье, на котором до этого лениво покачивался. – Так я еле уговорил Монси прилечь! Ну, не совсем я… – голос Фредди понизился до трагического шепота. – Бернабе увел ее у меня! Знаешь, по-моему, он ревнует. Эти испанские мужчины… Джон даже опешил от неожиданного поворота событий и почти не обратил внимания на легкие игривые нотки при упоминании об испанских мужчинах. – Кто? – Супруг, кто же еще! Джон фыркнул. – Так, я не понял, ты рад, что уговорил ее отдохнуть от себя, или не рад, что ее увел собственный муж? – Я запутался, – обреченно сообщил Фредди. – Я, наверное, спятил, как думаешь? – Похоже на то. – Она чудесная! – Знаю! Их беседы временами напоминали Джону морские увеселения: Фредди был непредсказуемой волной, а сам он – азартным серфингистом, ловящим эту волну, зажигающимся вместе с ней, успокаивающимся – тоже вместе... – Да, но ты не знаешь самого главного... Джон с наслаждением принюхался к соблазнительным ароматам, в этот момент добравшимся до спальни, и только потом ответил: – Удиви меня. Только, скорее – Вероника, похоже, превзошла саму себя в кулинарном искусстве. Не знаю, что это, но пахнет просто изумительно! – Альбом на финишной прямой! Майк считает, мы уже через две-три недели сможем его представить во всей красе, может даже дать концерт, так что без твоей басухи ну никак не обойтись! – Так это же здорово! – сердце Джона забилось от предвкушения совсем скорой встречи, а главное, повод был самый, что ни на есть невинный и уважительный. – И да, Монси хочет устроить прием по этому поводу. Я пытался ее отговорить, но все тщетно, – нарочито гротескно вздохнул Фредди, явно не жалея о намечающимся мероприятии.– Небольшой ужин на открытом воздухе, в саду рядом с её домом. Будут только самые близкие, никакой прессы. Конечно, вы с Ники тоже приглашены, так что начинай собирать чемоданы! Так и быть, сначала поужинай, потом собирай. Постой-ка… В трубке что-то зашуршало, кажется, Фредди, зажав ее между плечом и ухом, стал спешно сгребать с себя груду исписанных листов в одну аккуратную стопку. – О, ладно, mi corazón*, я слышу голос Монси, в этом доме не привыкли долго залеживаться! Вечером позвоню проверю, на какой стадии твои сборы. И к слову, помнишь наш позавчерашний разговор? Я их сбрил! А знаешь, почему? Целовать ее руку я, оказывается, люблю больше, чем носить растительность. Мог ли ты представить нечто подобное? Похоже, я точно спятил. Ну, все, Adiós! Фредди отключился, а Джон еще некоторое время сидел на кровати, словно застывшее изваяние и глупо улыбался трубке. «Mi corazón», чтоб его! Будто он не понимает, что новая мода на испанские словечки может спровоцировать совершенно ненужные семейному человеку мысли. А еще его деятельный собеседник избавился от усов. Надо сказать, самый неожиданный результат сотрудничества с Монсеррат Кабалье. Джон с хихиканьем уткнулся носом в кулак, прикрыв глаза. Определенно придется рассказать Ники, отчего он так неудержимо, загадочно смешлив. *** – Ты никогда не задумывался над тем, что между нами происходит? От удивления у Фредди подскочили брови – неожиданная близость Джона его огорошила и взволновала. Он оглянулся по сторонам, но похоже до них никому не было дела - гости были слишком заняты едой и напитками. "Небольшой ужин для самых близких" ожидаемо оказался банкетом почти на сотню человек. – Боже, сколько же ты выпил? – Не уходи от разговора, слышишь! Фредди дивился переменам в своем друге все больше и больше – только что он был такой сдержанный, уравновешенный, принимающий с доброжелательный улыбкой поздравления в неизбежном успехе готовящегося альбома, и вдруг – невероятно взбудораженный, решительный, даже чуть ожесточенный. Но Фредди это начинало нравиться. – А если уйду? – кокетливо уточнил он. – Это твое последнее слово? – Черт, да. Джон поцеловал – нервозно, жадно, будто боялся, что Фредди сейчас отстранится. Но ничего этого не произошло – Фредди даже успел ответить, прежде чем Джон разорвал поцелуй и прошептал, уткнувшись носом ему в висок: – Что теперь скажешь? – Признаюсь, твоя русская водочка дала по яйцам моему девственному шампанскому – ты значительно повысил мой градус, Дикон. Ну да к черту метафоры… ты за нас сам все сказал, ни убавить, ни прибавить. – И все же? Не своди меня с ума, хотя бы сейчас! – Хочешь большего? – Дьявол! Да! Они шептались, напоминая Джону школьников, спрятавшихся от всего класса за учебниками и жарко обсуждающих очередную шалость. – Почему я об этом узнал только сейчас? Стыдно признаться, мне нравится, как ты мечешься... Не часто удается застать Джона Дикона в смятении. – Так тебе это нравится? Меня мучить? – О да! И не представляешь, до какой степени мне хочется узнать, что же будет дальше. – Перестань со мной играть! Гладя подушечками пальцев по губам и глядя в глаза, Фредди произнес: – Скажи честно, ты готовил этот разговор? – Я настолько предсказуем? – Ты настолько не в себе! – Можешь больше ничего не говорить, я тебя понял, – Джон попытался встать из-за стола, но Фредди удержал его за руку и заставил снова сесть. – Дорогой, не уходи, я прошу. Считай, что я все это время пытался оправиться от сюрприза, который ты мне преподнес, и думал над ответом. В качестве моральной поддержки Джон схватился за рюмку и выпил ее залпом. Затем выпалил: – Прости. Да, я понимаю, я совсем не вовремя. – Да брось, Дикки, послушай меня. Я сейчас не могу дать тебе окончательного ответа, но... Я на минуту представил, что после этого разговора я больше не смогу прикасаться к тебе столь же безнаказанно... мне сдавило грудь от чертовой боли. Я не готов... не готов тебя отпустить. Это почти "да". Но мне нужно время, понимаешь? Я думал… думал с Джимом остепениться, да и чего греха таить, я был уверен, что ты и Ники... между вами давным-давно нет никого. Вы настолько идеальны, хотел бы я... – Ты удивишься, но я почти готов поставить ультиматум, – перебил его Джон. – Мне с каждым годом тяжелее выдерживать твою близость, если ты мне откажешь, мне придется отказаться от нее... Поэтому ты все понял правильно. – Я же сказал, почти "да". – А я и не ограничивал тебя во времени. Я почти уверен, нам даже не придется снова поднимать эту тему... Ты просто примешь окончательное решение, а я это пойму. А сейчас… сейчас я встану и пересяду в другой конец зала на свое место рядом с Ники... – Протрезвеешь… – Фредди. – Проспишься… с утра поймешь, насколько красива твоя жена... – Что ты от меня хочешь?! Пьяная ирония, играющая на полуопущенных ресницах Фредди все больше и больше подстегивала Джона расстроиться испорченному самим же собой вечеру. – Скажи, а мы не можем, как все семейные люди, которым надоело однообразие? Я буду нежен с тобой, мой дорогой. Зажжем свечи, я буду сверху… или, может, ты хочешь сверху? Мне хочется узнать, Джонни, в каких позах ты меня представляешь… боже, даже не верится, что я это говорю! – глаза Фредди лихорадочно горели, они по-прежнему сидели очень близко друг другу, любому могло бы показаться, что откровенничают двое нетрезвых закадычных друзей. Вот только рука Джона, скрытая их фигурами и скатертью, лежала у Фредди на колене, который ее неосознанно и безостановочно поглаживал. – Подурачился? – горько спросил Джон. – Можно сказать и так... – А теперь, оглянись назад, на все, что было, и спроси себя об этом же, можем или нет. Теплая ладонь легла Фредди на плечо, тот успел коснуться ее щекой, прежде, чем Джон поднялся, отошел и вскоре затерялся среди гостей. – Ты поцеловал Фредди, мне не показалось? – Вероника подложила ему еще салата. – Что? А, наверное... черт, – рассеянно кивнул Джон. – Мне хватит пить, пожалуй, а то неизвестно, что я еще могу выкинуть. – Я все понимаю, вы очень сблизились за эти годы, стали почти как братья... Джон изумленно уставился на жену. – Хотя пить тебе и вправду хватит, – закончила она, чуть зарумянившись. *** Вероника во сне что-то неразборчиво проворчала, вздохнула, повернулась к Джону, совсем оголив бедро, и без того едва прикрытое простыней, и поудобнее устроила щеку на плече мужа. В лунном свете, настойчиво пробивавшемся в щель между воздушными изумрудными тюлевыми занавесками ее кожа казалась совсем матовой, почти фарфоровой, напоминая Джону одну из тех антикварных статуэток, что с гордостью демонстрировал ему время от времени Фредди. Однажды он даже затащил Джона на выставку работ старинных японских мастеров, где немедленно возжелал скупить половину. Джон только крякал и с добродушной ухмылкой качал головой, глядя как ценные покупки дорогого клиента с величайшей осторожностью таскают вниз-вверх по лестнице выставочного зала, и рассеянно подсчитывая, сколько магазинов детских товаров можно купить на содержимое бездонной звездной кредитки. Не то, чтобы он ханжески задумался о приоритетах, совсем нет. Джон Дикон был отличным финансистом и, совершенно не случайно зная количество этого самого содержимого, не отказывал себе в удовольствии от безделья что-нибудь подсчитать. А Фредди был счастлив. Джон тоже был счастлив, привычно, исподтишка любуясь коллегой. Слишком много Фредди, слишком.... Раствориться бы снова в страстной ласке любимой супруги, как и полчаса назад. Сегодня это было ему нужно, как никогда. За все годы совместной жизни покладистая, горячая Ники почти ни разу не отказала мужу в близости, пожалуй, им мог по-настоящему помешать если только детский плач. Джон протянул ладонь и погладил аппетитную нежную округлость, да руку так и не убрал, надеясь, что Ники все же не так глубоко уснула и сладким от дремоты голосом попросит еще разок перед сном. Но Вероника все так же умиротворенно сопела, а Джону все никак не спалось, поэтому он осторожно высвободился из объятий и с наслаждением опустил горячие ступни на прохладный паркет. Потянулся, размяв затекшие лопатки, постоял, несколько раз глубоко и спокойно вдыхая пряный густой испанский воздух, ломившийся в гостевую спальню сквозь приоткрытую створку стеклянной двери во весь рост до потолка, выходившей в прекрасный сад хозяев дома. Он хотел остановится в отеле, но Монсерат и слышать ничего не хотела, угрожая смертельно обидой, если Джон с супругой не примут её приглашение. С успехом избавившись от щекотливого возбуждения, он запахнулся в халат и принялся лениво задергивать тяжелые зеленые гардины, надеясь с уходом из зоны видимости холодного небесного светила все-таки найти свой потревоженный покой. Расправить последнюю складку на шторе ему помешали шелест газонной травы и чьи-то тихие шаги. Джон замер, так и не закрыв полностью обзор и вглядываясь в ужасно знакомую фигуру. Фредди, потерявший где-то ботинки, Фредди, забросивший на плечо пиджак, а на другое плечо повесивший галстук-бабочку, Фредди, босоногий и совершенно пьяный, судя по пошатывающейся походке, периодически заправляющийся любимым шампанским прямо из горла, прогуливался по газону, мурлыча себе под нос что-то из репертуара “Барселоны”. “А партия-то Монсеррат”, – разулыбался, не удержавшись, Джон и невольно потянулся к ручке двери – первым его порывом было разделить общество с не спящим товарищем. Рука замерла на полдороге, поскольку в следующее мгновение ее хозяин снова вспомнил давешний разговор. “Ну, что ты как трус, в самом деле, вы же все еще друзья!” – рассердился на себя Джон и тут же сам себя одернул: “После этого ты все еще надеешься на его дружбу? Ты сам-то вообще знаешь, что ты от него хочешь на самом деле?” Засосало под ложечкой, бросило в липкий жар, и Джон излишне резко дернул гардину, запахнув манящий просвет, не заботясь о том, что посторонние звуки могли привлечь любителя ночных прогулок. Ему не суждено было узнать, что чуткий Фредди действительно обернулся на звук и успел заметить его мелькнувший силуэт. Отлично зная, чья спальня находится за стеклянными створками, он в растрепанных чувствах уселся прямо на траву, поставил рядом с собой бутылку и просидел так примерно с час, смутно надеясь, что Джон все-таки покажется и докажет ему своим присутствием, что все произошедшее сегодня между ними не было сном или игрой нетрезвого воображения. Он даже оставил ему немного шампанского и с каким-то ослиным упрямством вел внутренний диалог, пытаясь представить, что бы он ему сказал. Слов в голове роилось великое множество, но Джона все не было, шампанское постепенно выдыхалось, и Фредди стало неудержимо клонить в сон. Вздыхая, он кое-как поднялся на ноги, отряхнул брючины от травы, опрокинул себя остатки шампанского и понуро поплелся в дом. И только тогда Джон смог, наконец, уснуть тревожным сном, ведь он больше не слышал снаружи ни тихих шорохов, ни плеска игристого, ни покашливания или посапывания, к которым битый час с замиранием сердца напряженно прислушивался.