Драбблосвалка

Уинри Рокбелл. Уинри/Эдвард. С детства у Уинри были совсем не девчачьи увлечения. Вместо кукол - машинное масло, вместо прочей яркой розовой лабуды - обжигающе-холодный металл. Соседские дети шептались за её спиной и бросали косые взгляды, явно не понимая, как может привлекать подобное. Рокбелл недоумевала, металл - это же интересно. А автопротезы - это же целая наука! Уинри недовольно морщилась, но молчала, не желая нарываться на конфликты. "Странная" - звучало за её спиной всё чаще, и девушка проходила мимо соседей с низко опущенной головой, находя свое спасение в работе. Бабушка с детства учила её не обращать внимание на соседские сплетни, совмещая это с описанием предстоящих трудностей, в освоении столь трудного, но не менее интересного мастерства. Уинри кивала головой и глотала слезы, металлическая пластина под её рукой обжигала совсем не холодом. Тепло. Именно теплоту ощущала девушка, прикасаясь к любимому металлу. Элрики косились с непониманием, а потом и вовсе смирились, увлекшись своей чертовой алхимией. Уинри знала, что именно в работе она может найти успокоение. Ей было лет пять, когда она собрала свой первый протез. Пусть он и не был идеальным, да и вряд ли он был рабочим, но бабушка гордливо задрав нос, сообщила, что: "оказывается, все не так плохо, и, в принципе, у неё есть потенциал, но работать надо упорнее". Уинри даже порадоваться не успела. Новость о смерти тёти Триши, вышибла её из колеи. Несколько бессонных ночей, куча неверных чертежей и слезы, застилающие глаза. С каждым прикосновением к металлу в кончиках пальцев приятно кололо, и девушка с нечеловеческой какой-то выносливостью принималась за работу, погружаясь в неё с головой. Протезы становились всё лучше и лучше, но Рокбелл стремилась к совершенству, и пока результат её не устраивал. Ей было десять, когда Элрики совершили человеческую трансмутацию и Эдварду срочно потребовались протезы. Уинри было страшно. Уинри поняла, что ненавидит металл. Рокбелл сделала один из лучших своих автопротезов, для того, чтобы братья уехали в Столицу. Металл под пальцами становился холодным. В четырнадцать Уинри была одним из самых молодых мастеров автоброни. Хоть в чем-то она догнала этого упертого мальчишку. Металл потихоньку оттаивал, словно бы прощая ей бывшие ошибки. Металл становился живым. Расскажи об этом кому-нибудь из знакомых, никто бы ей не поверил. Ну, или, в крайнем случае, они бы подумали, что она сошла с ума. Но Уинри точно знала, что это совсем не так. Она понимала металл, как бы глупо это ни звучало. Она наперед знала, куда вляпался новый клиент, пришедший либо ставить протез, либо его чинить. Она всегда безошибочно угадывала, из какого сплава состоял протез, когда его поставили, и какая была ошибка в чертежах. Уинри было страшно. Ей казалось, что в скором времени она станет единым целым со своей работой, окончательно оторвавшись от социума. Металл обжигал кончики пальцев, и невообразимое тепло распространялось по её телу странными волнами. Пожалуй, это было лучше любой другой поддержки. Рокбелл смеялась и принималась за работу, всю душу вкладывая в новый протез для этого неблагодарного идиота. Уинри было пятнадцать, когда она впервые осознала, что горячо любимый ею металл не только спасает, но и забирает чужие жизни. Она сжимала в руках пистолет и глотала слезы. Слабая, какая же она слабая. Уинри поняла, что надо работать усерднее. Рокбелл двадцать три. У неё есть любящий муж и иллюзия счастливой семьи. У Уинри под сердцем её первенец. Она почему-то уверена, что это мальчик, и он будет чертовский похож на Эдварда. Но, прикасаясь к металлу, она больше ничего не ощущает. Уинри должна быть счастлива, но... Она почему-то ненавидит себя. Металл - это просто холодный кусок железяки. Уинри хочется плакать, но совсем не от счастья. Металл больше не кажется ей живым. Вместе с ним умирает и Уинри.