Не закрывай глаза

Василий Березуцкий после тренировки с чувством выполненного долга направился было в раздевалку, но притормозил, заметив, что Акинфеев не спешит покидать поле. — Ты опять, что ли? — поморщился он. — Хорош работать, пошли уже! — Я ещё потренируюсь, — мотнул головой Игорь. — Ты в последнее время с мячом совсем не расстаёшься. На твоём фоне мы все бездельниками кажемся! — возмутился Вася. — Твоя девушка тебя ещё к мячу не ревнует? — Мы расстались, — бесстрастно поведал голкипер. — Я тоже собирался задержаться, могу поассистировать, — нарисовался навостривший уши Кержаков. «Этого ещё не хватало», — явственно отобразилось на лице Игоря. — Не надо, я справлюсь сам, — ровно ответил он. — Как знаешь, — пожал плечами Саня, явно удивлённый подобной реакцией. — Если что, я тут, поблизости. Игорь окинул Кержа непроницаемым взглядом и повернулся к Березуцкому: — Ты прав, хватит на сегодня. Пошли в раздевалку. — Вась, будь добр, съеби нахрен, мне надо с ним поговорить, — напряжённо попросил Кержаков. Одного взгляда на него хватало, чтобы понять, что футболист порядком разозлён. — Если подерётесь, я вам обоим потом наваляю, – пригрозил Березуцкий. Угроза звучала довольно-таки весомо – рука у Васи была тяжёлой. Александр дождался, пока Березуцкий отойдёт на приличное расстояние, а после бесцеремонно втолкнул голкипера в угол ворот. И сам шагнул следом, встав так, что Игорь оказался в ловушке — Керж полностью загораживал выход. На мгновение в глазах Акинфеева мелькнула паника, но он быстро справился с собой. В голове же у него набатом стучала в стенки черепа лишь одна мысль: «Как близко, как близко, как близко...» — Какого хрена?! — яростно поинтересовался Керж. — Что я тебе сделал?! — Не понимаю, о чём ты, — безучастно откликнулся Игорь, соображая, как бы аккуратно отодвинуться и ничем себя не выдать. — Тебя каждый раз перекашивает, когда я подхожу. Думаешь, я этого не заметил?! Ты меня избегаешь! — в этом он действительно был прав: Игорь делал всё, что в его силах, чтобы лишний раз не пересекаться с Саней. Или, не дай Бог, не застать его в раздевалке. Акинфеев изворачивался, задерживался на тренировках, но свести контакт к минимуму не удавалось — Керж, словно издеваясь, с поводом и без оказывался рядом. Вот и сейчас выяснял отношения в такой близи, что Игорю потребовался весь его самоконтроль, чтобы не сделать того, о чём впоследствии он будет жалеть. — Если имеешь что-то против меня, скажи это в лицо! — Раз такой наблюдательный, на хрена всё рядом трёшься?! — сорвался голкипер. — Как же ты меня бесишь! Мне приходится с тобой работать, здесь я ничего не могу поделать, но терпеть тебя в свободное время я не намерен! Обсуждать с тобой я буду только рабочие вопросы, это ясно? — И давно ты так считаешь? — спокойно спросил Кержаков. — К моей игре вопросы есть? — Нет. — Вот и отъебись, — Игорь плечом оттеснил футболиста в сторону и направился прочь с поля. Он уже не видел, каким задумчивым взглядом проводил его Александр. «Пусть лучше ненавидит, чем презирает», — безнадёжно подумал Акинфеев. На душе скребли кошки размером с тигра. Большого такого, амурского, как минимум. — «Напиться, что ли…» Находясь в полной уверенности, что Кержаков стопроцентный натурал, Игорь всячески скрывал своё истинное отношение к нему. Было страшно увидеть в глазах Сашки брезгливость или жалость в свой адрес, поэтому Игорь ничего и не предпринимал в желанном направлении. Но и выкинуть нападающего из головы не получалось — тот прочно там закрепился и позиции сдавать не собирался. Голкиперу пришлось смириться с неизбежным — его уже не отпустит. Но и Керж ничего не узнает, эту тайну Акинфеев собирался хранить до последнего. Время близилось к ночи, когда в дверь уверенно постучали. В такой час Кержаков никого не ждал, к тому же, адрес его московской квартиры знали совсем немногие, но дверь открыл сразу, не глядя в глазок, о чём мгновенно пожалел. На пороге стояло трое человек. Вернее, стояло двое, третий же висел между ними, явно не способный стоять самостоятельно. Ситуация из разряда «странной» быстро переквалифицировалась в категорию «опасной»: Александр осознал, что двое из них — фанаты Спартака. На принадлежность к этому клубу чётко указывали красно-белые шарфы. «Будут бить. Мне хана», — печально подумал Саня, разглядывая незваных визитёров. Выглядели они весьма внушительно: оба накачанные, бритоголовые, костяшки пальцев разбиты, словно сегодня они уже кого-то отмудохали. Керж сильно сомневался, что эти типы притащились его поздравить с отличной игрой. Совсем недавно Зенит выдрал победу у Спартака, финальный гол забил именно Кержаков. От разумного желания захлопнуть дверь и пару раз провернуть ключ в замке его остановило только одно: третий парень приподнял голову и Керж поражённо признал в нём Акинфеева. Вдрызг пьяного Акинфеева. — Что вылупился? — раздражённо поинтересовался один из фанатов. — Показывай, где диван. — Тащите на кровать, — автоматически поправил Александр, гадая, какой повод заставил Игоря так надраться. Он махнул рукой в нужном направлении, — туда. Кто вы такие, и почему Акинфей в хламину? — За своим мужиком лучше следить надо. Посрались вы, а разгребаем мы, — бросил на Кержакова недовольный взгляд болельщик. — Он чуть не убился сегодня. Керж нервно тряхнул головой: слова вроде все были знакомые, а смысл упорно ускользал. Парни сгрузили Игоря на кровать, и тот сразу свернулся клубочком, подгребая к себе подушку. — Ни хрена не врубаюсь, — признал Саня. — Теперь тоже самое, но с подробностями. — Твой Акинфеев нахуярился и полез в драку с пятью упырями. Повезло, что мы рядом были, отбили его. Те уроды отмороженные на всю башку, его бы там убили на хрен, — парень кровожадно потёр кулак и ухмыльнулся разбитыми губами. Его молчаливый товарищ согласно кивнул. — Но мы их прилично отделали. — Ребят, спасибо, что вступились! — искренне поблагодарил Керж, хоть немного и сомневался в правдивости данной истории. Уж очень это на Акинфеева не походило. Впрочем, и бухим Александр его никогда не видел — Игорь всегда был непьющим. — Но один вопрос: почему вы называете его моим? — Мужик, это очевидно, — поморщился фанат. — Акинфеев твой адрес дал и всю дорогу, пока его сюда волокли, о тебе трындел, в любви признавался. Утихомирился минут пять назад. — И вас это совсем не смутило? — осторожно полюбопытствовал Керж. — Да все вы в сборной пидарасы косые, — досадливо махнул рукой болельщик. — Мы уже привыкли. Так что разберись со своим вратарём, у вас скоро игра. А мы пойдём, и так задержались. — Обязательно… — растерянно пообещал футболист. Теперь многое стоило переосмыслить, в первую очередь, утреннюю сцену. Если посмотреть на всё под другим углом, то выводы напрашивались сами собой... и Кержу они весьма понравились. Осталось только придумать, как достучаться до трезвого Игорька. — В любви, значит, признавался... — протянул он. Шевелиться Игорю категорически не хотелось: мутило, да и голова зверски раскалывалась. Воспоминания слабо шевелились в похмельной голове, словно решая, стоит ли обрушиться на голкипера во всей своей несокрушимой мощи, или ему и так хреново. Образовавшаяся во рту пустыня вынудила разлепить глаза и оглядеться в поисках живительной жидкости. Поиски успехом не увенчались, зато открылись два неприятных фактора: Акинфеев понятия не имел, где находится — обстановка была совершенно незнакомой. И из одежды на нём не было ровным счётом ничего. Вкупе эти факторы несколько удручали. — С добрым утром, мечта экзорциста, — поздоровался заглянувший в комнату Кержаков — Игорь действительно имел непередаваемо зеленоватый оттенок лица. — Нееет, пожалуйста, только не ты… — мучительно простонал голкипер, утыкаясь в подушку, словно мечтая ей задушиться. К физическим страданиям добавились страдания моральные. — А что сразу не я? — слегка возмутился Александр. — Вчера ты не жаловался, — ответом ему стал очередной стон. Игорь искренне не хотел знать, что он творил вчера и как всё могло так обернуться. — Я минералку принёс, — продолжил Керж. Только это и заставило страдальца оторваться от подушки. Игорь жадно присосался к бутылке, оживая буквально на глазах. Керж немного выждал, а потом с лёгкой ехидцей напомнил: — Ты мне в любви признался. Эффект того стоил: Акинфеев подавился, опрокинув бутылку в кровать. Вот и свершилась небольшая месть за сцену тем утром. — Ничего удивительного, — наконец выдавил он. — Я вчера всех любил. Где мои вещи? — голкипер торопливо огляделся вокруг, но ничего мало-мальски подходящего в поле зрения не присутствовало. — Ты отсюда не свалишь, пока мы во всём не разберёмся, — сообщил Саня, вгоняя Игоря если не в панику, то в состояние, близкое к ней. — Не в чем тут разбираться! Да, нажрался, прости, что к тебе завалился. Больше не повторится. То, что вчера нёс, пьяный бред, — Игорь не помнил вчерашних разговоров, но хорошо представлял, что мог наговорить. — Шмотки верни! — Игорь, — Керж проникновенно посмотрел голкиперу в глаза. — Ты вчера был очень убедителен, я не смог удержаться. Мы переспали. Акинфеев дёрнулся, словно его током шарахнуло, на кровать выплеснулись остатки минералки. Александр с огромным трудом смог удержать серьёзную мину, очень уж забавно выглядел голкипер, который, казалось, никак не мог определиться с подходящей эмоцией. Преобладала растерянность. — Ты же натурал!.. — севшим голосом поведал Игорь. — Кто тебе сказал такую глупость? — хмыкнул Керж. — То есть, во всем произошедшем тебя смущает только это? — Ещё то, что я ничего не запомнил, — честно признал Акинфеев. — Значит, я тебе всё-таки нравлюсь, и это был не пьяный бред? — уточнил Керж. — Угу, — теперь скрывать это смысла не было. — Наконец-то! Пришлось столько всего наплести, чтобы выпытать у тебя это признание! — Что значит "наплести"? — напрягся Игорь. — Ты вчера был в хламину, бревно бревном, — пояснил Керж. — Только мычал что-то нечленораздельное и всё, — почувствовав, что Акинфеев близок к тому, чтобы ему врезать, Саня продолжил, — но я собираюсь воплотить это в жизнь в ближайшее время. С этими словами он присел на угол кровати и заглянул окончательно растерявшемуся и запутавшемуся в себе Игорю в глаза. — Ну объясни ты мне, чудо природы, что тебе мешало просто сказать мне об этом, а не строить из себя недотрогу? — тут тот дёрнулся и попытался отвернуться, но Керж не дал, придержав ладонью за уже начавшее обрастать покалывающейся щетиной лицо. Так что пришлось просто оборвать зрительный контакт, вперившись в кровать, и тихо проговорить: — Я боялся, ты гомофоб, и тупо пошлёшь меня куда подальше. Услышав о собственной предположительной гомофобии, Саша собрал всю свою силу воли, чтобы банально не заржать в голос — звучало это для него по меньшей мере как анекдот, но смеяться сейчас было рискованно, потому что ещё сильнее напрягать и без того съёжившегося Игоря было бы глупо. Поэтому он просто придвинулся ближе и коснулся губ того своими — лёгкое, ни к чему не обязывающее, простое и ласковое касание. Но Акинфеев отреагировал на него, как на удар током, непроизвольно дёрнувшись ближе и приоткрыв губы, что подействовало на Кержа, как стартовая отмашка. Он придавил Игоря к подушке и стал целовать уже по-настоящему, горячо и жарко, прижимаясь к его обнажённой груди своей (футболок дома он принципиально не носил), не оставляя голкиперу никаких путей к отступлению. И, судя по тому, что тот судорожно то ли вздохнул, то ли всхлипнул, обхватывая Сашку за широкую спину руками, этих самых путей он искать и не собирался. Заваленный на кровать Акинфеев был тёплым и податливым, целовался так, будто от этого зависела вся его жизнь, и уже тихо и хрипло постанывал. Именно поэтому надолго Сани не хватило, и тот, на минуту выпутавшись из крепких рук своего вратаря, прошлёпал к шкафу и вытащил оттуда крем — а наблюдавший за этим Игорь резко выдохнул и откинулся на подушку, почему-то не закрывая глаз. И когда прохладные, сильные руки Кержа коснулись его бёдер, он непроизвольно подался навстречу и распахнул глаза ещё шире, будто пытался увидеть что-то сверх того, что происходило вокруг. Саша целовал его в живот, попутно проникая ласковыми пальцами всё глубже, лаская, подготавливая, и Игорь будто бы в режиме реального времени чувствовал, как отключается его мозг — нейрон за нейроном будто теряли связь между собой и распадались на атомы. И даже когда почувствовалась боль от проникновения (всё-таки несколько опытов, бывших скорее из интереса, не спасали потом от неприятных ощущений), она очень быстро не то чтобы пропала, но отошла на второй план — мало того, что Сашка был очень нежен и осторожен, так ещё и в момент первого толчка внезапно впился особенно чувствительным от не сбритой с утра щетины поцелуем под подбородок, толкаясь глубже и уже просто вылизывая шею. У вратаря всё сильнее терялась связь с реальностью, пока он, даже не пытаясь зацепиться за последнее, что за неё удерживало — тонущую в кайфе, сходном с наркотическим, боль — подмахивал Кержу, который, не встречая никаких возражений, толкался уже жёстче, опираясь на локти и нависая прямо над Игорем. Поцелуи становились всё жарче, а стоны всё откровеннее, когда Саня чуть склонился и шепнул ему прямо в ухо: — Не закрывай глаза, я хочу, чтобы ты смотрел на меня... И от этого Игоря тут же накрыло с головой какой-то по-сумасшедшему жаркой и бурлящей волной, и он застонал уже просто в голос, обхватив форварда за плечи и кончая — без каких-либо ненужных прикосновений, просто от трения о живот Сашки и от остроты и необычности ощущений. Сквозь эту волну он услышал, как застонал и его партнёр — сдавленно, тоже будучи на пике. Какое-то время они лежали молча, восстанавливая дыхание. Но, как и обычно, Кержакова надолго не хватило, и он вновь навис над распластанным по кровати Акинфеевым, пытливо заглядывая тому в глаза. — Так кто тут гомофоб, говоришь? — разулыбался он, наблюдая, как Игоря корчит в тихом истерическом смехе. А тот, отсмеявшись, серьёзно взглянул ему в глаза и... резко дунул в нос, видно, решив не тратить лишних слов. — Ах так, значит, война?! — возмутился нападающий, наваливаясь сверху и явно решив брать крепость боем. Но эти бастионы покорились ему мгновенно и без малейшего сопротивления.