Не было - бы счастья...

Собственно, святого отца я больше и не увидела - не сказав мне ни слова( хотя, как ни странно, я прекрасно понимала Фролло в данном случае, ибо сказать в подобной ситуации действительно было нечего) он поспешил удалиться. Удалиться, впрочем, означало банально сбежать - словно тень растаяла среди пляшущих свечей. "И некий дух пронесся пред лицом моим" - всплыла невольно в голове... Да боже мой, цитата из канона! Канон в каноне... Мода, Алекс, все же в интересную переделку ты попала. - И я почувствовал его легкое дуновение, и волосы мои встали дыбом. - Еле слышно закончила я уже вслух отрывок из книги Иова, благо, обстоятельства располагали. Правда, в моем случае, почувствовать пришлось даже не дуновение. Скривившись, я прикоснулась к противно пульсирующим губам... Вот ведь пылесос, зараза средневековая! От неожиданного сравнения мне даже немножко полегчало. А еще внезапно напала дикая зевота. Автоматически бросив взгляд на запястье правой руки - конечно, часов там не оказалось, ибо нефиг щеголять по средневековому Парижу с таким аксессуаром - я решила покориться зову природы. То есть, хочешь спать - ищи соломку...или спальник...или келью. С внезапной тоской я осознала, что разыскивать сейчас Фролло и требовать от него проводить меня на какое-нибудь ложе несколько...чревато. Так что, Алекс, придется опять все брать в свои руки. Как и всегда. Как когда-то осаждала в ночные часы районные библиотеки, а днями - школьную. Как спала по три часа в сутки. Как пожертвовала развлечениями во имя одной цели - поступить на бюджет. И поступила. А потом крутилась как белка в колесе на двух работах, чтобы, мать твою, стать независимой, чтобы доказать, что могу выжить в этом мире без чьей-то помощи... Перед глазами невольно всплыло лицо матери - растерянное, непонимающее. Прости, мама, но я захотела сама стоить свою жизнь. И обязательно выберусь из этой переделки! Тряхнув головой, я решительно осмотрелась по сторонам. Я вернусь домой, мама, обязательно вернусь. Только вот...поспать бы. Тени словно оживали под сенью собора, навевая на залу несколько даже потустороннюю жуть. На краткий миг мне показалось, что своды готовы сомкнуться прямо над моей рыжей и дурной головой - хотя минутой ранее они казались недосягаемыми, как и само небо... Небо. Башня. Квазимодо! От радости я едва не взвизгнула, но сдержалась - все же действительно было несколько не по себе. Рассержу, например, местных химер, а они тебе голову и - ам! - того. Хотя даже обыкновенные послушники могли дать мне пинка под зад и за ворота - за нарушение общественного порядка. Это еще больше убедило меня постараться найти приют у звонаря, ибо бедняге мои визги не грозили испортить нервы. Подниматься по лестнице оказалось темно и страшно. Честно, в голову закралась кощунственная мысль прикарманить чадящую лампаду, висевшую около молитвенника, но я отбросила ее. Мы барышни честные, цыганок не вешали и бредом(ну, по крайней мере, сейчас) не страдали, так что нефиг-нафиг множить грехи человеческие. Ноги устало и возмущенно гудели после трудового дня, а теперь еще и столкновения с шедевром зодчества. Ступени были отвратительно высокие, щербатые и в абсолютно непотребном количестве. - Если б мишки были пчелами... - Жалобно простонала я в темноту, поднимая ногу уже чуть ли не руками. Шаг, еще шаг...и еще один маленький шажочек - туда, ввысь, к неяркому пламени коптящего факела. Наверно, именно этому свету я и оказалась обязана своей жалкой жизнью. Из-за угла меня вдруг схватили две сильные, поросшие волосом руки - я не успела даже пискнуть, просто молча и обреченно ждала, через сколько секунд мои внутренности брызнут на стены... Будет наверняка больно и отвратительно. Однако руки все не сжимались. Я рискнула открыть глаза. Квазимодо, а это, конечно, был он, продолжал держать меня на весу и явно не испытывал никакого напряжения. Однако злобы в его лице не было. Скорее, какое-то усталое удивление и непонимание. Даже щадящая полутьма не могла скрыть его уродства. Блестел высовывающийся изо рта зуб, закрытый бородавкой глаз был невидим из-за неровного освещения, но и это не смягчало картину - лишь еще больше уподобляло беднягу мифическому чудовищу наподобие Циклопа. И я вздрогнула, отвела взгляд. Усталое удивление на лице Квазимодо тут же сменилось на еще более усталую тоску. Легко, словно пушинку, он поставил меня на пол и заговорил: - Вы... Зачем вы пришли сюда? Вы искали меня, мадмуазель? Искали и испугались. Я уйду, и вы больше не будете бояться. И вы уходите. Не надо вам сюда приходить. Качая рыжей головой, он развернулся и, судя по всему, собрался оставить меня в одиночестве. И хотя мне было стыдно перед беднягой за свое поведение так, как никогда в жизни стыдно не было, я слишком боялась снова оказаться одной среди этих мрачных стен. Помня о глухоте звонаря, я не стала тратить время и положила руку на его плечо. Квазимодо вздрогнул всем тело и тут же развернулся ко мне, прикрывая лицо огромными руками. - Уходите, мадмуазель. - Почти жалобно попросил он, но я не могла выполнить его просьбу. - Квазимодо. - Произнесла я предельно медленно и четко, силясь заметнее шевелить губами. Бедняга нахмурил рыжие брови, и, кажется, понял: - Вы назвали мое имя? - Хрипло спросил он. Я радостно кивнула и улыбнулась, радуясь этой маленькой победе. От моей улыбки бедняга тут же опустил взгляд, но я продолжила, вновь касаясь огромного плеча. - Квазимодо, я очень устала. Я хочу спать. Где я могу поспать? - Чтобы было понятнее, я сложила руки лодочкой, прикладывая к щеке и закрывая на миг глаза. Квазимодо помолчал где-то с минуту, пошевелил губами, будто повторяя себе что-то - возможно, что и мои слова, и переспросил: - Вы хотите убежища на ночь? От радости я даже подпрыгнула и закивала головой, грозясь повредить себе все имеющиеся шейные позвонки. Квазимодо кивнул, довольный, что правильно меня понял. Махнув рукой, он захромал в темноту узкого коридора. Я безропотно последовала за ним. А уже спустя мгновение я оказалась в самой странном и удивительном месте, в каком только мне доводилось бывать. - Твою мать! Да это же... Это же колокола! - Восхищенно прошептала я, задирая голову. И действительно, в причудливом хитросплетении балок, металлических каркасов и непонятного, неразличимого во тьме хлама, надо мной гигантскими грушами свисали колокола. Огромные, чуть меньше - молчаливые сейчас, но даже дрожь охватывала, представляя, какую мощь они в себе таят. Пообещав себе завтра же залезть по лестнице и рассмотреть эту красоты поближе, я с радостью обратила внимание на соломенный тюфяк, к которому подвел меня горбун. "А ведь это его постель", - остудил мою радость голос совести. Сильный, зараза, - так что я смущенно замялась. - А как же ты? - Спросила я у Квазимодо. Звонарь удивленно посмотрел на меня и вдруг улыбнулся, даже глаз подозрительно заблестел. - Вы беспокоитесь обо мне, мадмуазель? Вы думаете, где буду спать я? - Его голос дрогнул, однако он продолжил, отвернувшись, - Мне через два часа звонить заутреннюю. Скоро рассвет. А вы спите. И не беспокойтесь ни о чем. Вас никто не тронет. Благодарно кивнув, я присела на тюфяк. И все же теплое чувство, возникшее от столь трогательного монолога, требовало еще какого-то выхода. - Эти колокола... Твои друзья прекрасны, Квазимодо! - Искренне сказала я, и тут же прокляла себя за врожденное косноязычие. Ну почему, почему ты, Алекс, не можешь нормально сказать человеку что-нибудь приятное?! Однако Квазимодо думал иначе. В его единственном глазу зажглась искрой робкая радость и внезапная гордость. Еле слышно, особенно в этой гулкой тишине, Квазимодо ответил: - Как и вы, мадмуазель.