Леди Нценского уезда

      Хорошо смазанные колёса телеги эротично скрипели по гравию дорожки. Пара бойких рыженьких пони с трудом тянули свою ношу к господскому дому. Обе барышни, охая и ахая, бегали вокруг телеги, раздавая ценные указания четырём здоровенным мужикам, терпеливо бредущим подле повозки. На самой повозке, заботливо поддерживаемые кузнецом Семёном и крепкими пеньковыми верёвками, размеренно покачивались два голых каменных мужских тела.       Хельга Ольговна наблюдала за этой странной, напоминающей первый русский гей-парад, процессией с балкона своего Балаганчика. Лениво отмахиваясь от мух кружевным платочком и тыкая назойливым детишкам леденцовых петушков на палочках, хозяйка размышляла над проделкой своих кузин. Идея поставить полюбившиеся статуи прямо в гостиной показалась мадам Хельге весьма заманчивой. Нет, разумеется она для виду сперва повозмущалась, но довольно быстро сдалась. Чего греха таить — эти каменные мужички нравились и ей, причём оба сразу. Частенько, якобы скрываясь от полуденного зноя, Хельга Ольговна присаживалась на скамейку у пруда, аккурат напротив вожделенных скульптур, вдыхала крепкий аромат цветущей черёмухи и, закрыв глаза, долго и томно мечтала о том, как эти ожившие полубоги ласкают друг друга, прямо как на тех прельстительных картинках, что подарил ей один заезжий драгун.       От сладостных мечтаний хозяйку оторвал истошный крик дворовой девки Ксюшки. Телега добралась-таки до крыльца, и Ммотя с Декстрозой, позабыв о зонтиках и манерах, кинулись лично подсоблять мужикам снимать статуи. Результат не заставил себя долго ждать: обе барышни оказались на полу, слегка придавленные каменными телами обожаемых красавцев. На лицах обеих кузин застыли блаженные улыбки.       — Мать моя в коньках на босу ногу! — витиевато ругнулась Хельга Ольговна и, путаясь в юбках и детях, побежала на выручку к незадачливым кузинам.       К вечеру из города приехала докторша. Милая дама в странной шляпе и с бородавкой на носу, она как умела осмотрела пострадавших, проверила рефлексы.       — Рёбра, слава Богу, целы! Лёгкие дышат, сердце стучит, — радостно констатировала она.       — А головы? — озабоченно уточнила мадам Хельга.       — Что головы? Голова — предмет тёмный и исследованию не подлежит-с! Завязать да лежать, — рассудила докторша и заинтригованно взглянула на накрытый разносолами стол.       — Умно! — одобрила хозяйка. — Отужинать просим, чем Бог послал!       — Отужинать можно-с! — согласилась эскулапша. — Когда доктор сыт, то и больному легче.       Ммотрёна Беньевна томно вздохнула. Декстроза Цукерхерцевна тут же охнула в ответ.       — Ипохондрией маются! — и себе вздохнула Хельга Ольговна.       — Вижу! — сказала доктор и налила себе рюмку. — Ипохондрия есть жестокое любострастие, которое содержит дух в непрерывном печальном положении. Тут медицина знает разные средства… Вот, например, это…       Докторша подняла рюмку.       — Да што Вы, Аграфена Францевна! — хозяйка замахала руками. — Им это не помогает. Всю наливку уж выпили, которую девка моя, Ксюшка, изготовила. Слива, вишня в этом годе славно уродились! Мы наливки этой припасли — думала, до Рождества хватит. Ан нет, ужо всю и употребили.       — Значит, запустили болезнь. Ладно, есть и второй способ! — не отступала докторша, смачно надкусывая малосольный огурчик. — Закаливание души путём опускания тела в прорубь…       — Да помилуйте, матушка! — всплеснула руками Хельга Ольговна. — Где же сейчас прорубь взять-то? Август на дворе!       — И то правда! — согласилась слегка осоловевшая от выпитого Аграфена Францевна. — Есть и третий способ — беседа. Слово лечит, разговор мысль отгоняет. Хотите беседовать, сударыни?       — Да о чём же? — равнодушно спросила Ммотя, а Декстроза вообще предпочла промолчать.       — Да о чём прикажите, — словоохотливо предложила эскулапша, гоняя по тарелке солёный груздь. — О превратностях климата… О новом модном журнале… Или хоть о детективе и маге этом известном — графе Шерлоке Холмсе…       — О ком?! — после этих слов Аграфены Францевны обе барышни даже привстали.       — О Шерлоке Холмсе, — равнодушно продолжила докторша. — Известный детектив, да ещё и магией увлекается на научной основе. Камни драгоценные, у мадам Орловой похищенные, нашёл, будущее предсказывал. А герцогине Удаловой вывел из портрета образ Александра Македонского, да так, что та его осязала и теперь, вроде как на сносях…       — Материализация! Материализация чувственных идей! — вскричала Декстроза. — Помнишь, мы читали об этих таинствах?!       — О, да! — глаза Ммоти возбуждённо заблестели. — Мы же говорили о нём, о графе Холмсе, и даже хотели писать ему в Лондон. А он, оказывается, здесь, у нас!       — Да прямо в соседней гостинице, клопов кормит! — радостно подтвердила Аграфена Францевна. — У них карета поломалась, а кузнец в бегах…       — Клопов? Величайший детектив — и клопов?!       — Да им же, сударыни, всё едино — детектив или простой какой человек, — докторша наконец подцепила таки на вилку ускользающий груздь и махнула ещё рюмочку.       Но барышни уже её не слушали. Наскоро надев шляпки и перчатки, они бросились из дома.       — Семён, коляску! — крикнула Ммотрёна Беньевна, и через пять минут к крыльцу подкатил элегантный экипаж, запряжённый породистым вороным жеребцом. Ммотя сама взгромоздилась на козлы, и коляска понеслась со двора, поднимая клубы пыли.       — Ну, Аграфена Францевна, Вы волшебница! — ахнула Хельга Ольговна. — Слово, и ушла ипохондрия…       — Она не ушла. Она где-то здесь ещё витает… — вздохнула докторша и снова налила. — Она заразная, стерва, хуже чумы!       Дамы взглянули друг на друга, потом на статуи, выглядывающие из гостиной, и со слезой в голосе, не сговариваясь, дружно затянули:       — Я б их имееела, двааажды, на столееее…