Любовь — странная штука, не правда ли?

      Утро было спокойным тихим и умиротворенным. Комната, в которой спали Усаги и Мисаки, была как всегда темной и бесшумной. Мисаки спокойно спал на кровати, бережно укрытый одеялом. Ну вот…хотел проснуться пораньше, чтобы следить за состоянием любимого писателя, но все пошло не так, как он хотел. Кому-то явно не нравилась эта идея с ранним пробуждением. И вы наверняка уже поняли кому.       Мисаки проснулся случайно, из-за какого-то шума на кухне. Разлепив глаза, он оглядел комнату, но его взгляд практически сразу остановился на пустом месте рядом. Тут должен был спать Усаги. — Вот же…я ведь сказал ему не вставать, -пробурчал юноша приподнимаясь на кровати и потирая глаза, -никогда меня не слушает…       Он слишком быстро поборол свою сонливость, встал с кровати и сразу же пошел в сторону запаха чего-то горелого. Запах был непонятным: то ли пахло горелым луком, то ли яичницей. Но все это Мисаки совсем не нравилось, мысли о том, что это может быть, уже пугали. И вот перед ним предстала картина: Усаги раскладывает по тарелкам что-то жуткое, что выглядело не очень съедобно, слишком зловеще. — Доброе утро. -осторожно сказал Мисаки, подходя к нему поближе. -Усаги-сан, почему ты не в постели? Я же сказал тебе, что пока не выздоровеешь, тебе нужно лежать! — Я уже нормально себя чувствую, да и мне звонила Айкава, сказала, чтобы к завтрашнему дню глава была готова, а я не начинал. Я ее, вроде как, вчера обидел. Если я еще и главу не напишу, она меня точно убьет и мокрого места не оставит. Я нам омлет пожарил, садись. «Ага, это омлет, оказывается…ну, на один вопрос меньше» — Ты вставал в такую рань из-за главы? -вздохнул Мисаки садясь за стол. Он не мог не переживать за своего писателя. Как бы Усаги не скрывал, а выглядел он все еще неважно, пусть и немного получше. Синяки под глазами и бледность кожи указывала на неважное самочувствие. — Нет. Я хотел приготовить завтрак для тебя, -спокойно говорит мужчина, повернувшись к Мисаки и поставив на стол две тарелки с «невероятным» омлетом, -ты в последнее время слишком много работаешь. На тебе учеба, подработка, домашние дела… Мне хотелось, чтобы ты поспал подольше в свой выходной.       Мисаки посмотрел на него и его и щеки мгновенно вспыхнули. Как у Усаги получается так играть чувствами? Чтобы он не сказал, сердце начинает биться, как сумасшедшее, а все мысли расплываются и становятся несвязной кашей и из нее нельзя выбрать ни одну полезную мысль. В такие моменты Мисаки резко осознает, насколько его любит этот человек. Усаги-сан… От одного произношения этого имени тело покрывается приятными мурашками. Хотя, Мисаки, ни за что не признает, что безумно, просто до дрожи в коленках, влюблен в этого человека, который в последнее время так редко дарит тепло своего тела, свои жаркие прикосновения… Мисаки даже и не заметил, как завис, глядя в одну точку. — Мисаки?.. — А? Знаешь, я хотел сказать…-парню хотелось сказать что-то милое, но язык автоматически произнес, -что тебе не нужно так…заботиться обо мне. Я имею ввиду…тебе нужно было в первую очередь подумать о своем здоровье. — О себе я подумать всегда успею, Мисаки. А вот не думать о тебе у меня просто физически не получается, -мужчина сел за стол и подал юноше вилку, -ведь я люблю тебя. Мисаки вновь покраснел и спрятал взгляд, посмотрев в тарелку. В квартире резко наступила неловкая тишина.       После завтрака, который Мисаки съел с трудом, Усаги ушел работать, попросив Мисаки не отвлекать его пару часов, а затем сказал двусмысленную фразу: «Только не уходи никуда сегодня. Ты мне будешь нужен, батареечка~»

***

      Мисаки не знал как реагировать на слова Усаги-сана, а потому он решил не воспринимать их всерьез, хоть они его и смутили. Ведь парень глубоко в душе понимал о чем говорит Усаги, но сам себе внушал, что понятия не имеет. Мисаки понимал, что мужчине может стать хуже, может подняться температура, а потому он и правда решил остаться дома. Пока писатель работал над очередной главой, юноша успел прибраться в доме, проветрить несколько комнат, а еще приготовить обед, который спрятал в холодильник. Немного усталый, но явно довольный, Мисаки пошел к дивану, чтобы посмотреть телевизор, но его вдруг резко кто-то обнял и чуть навалился. Парень еле-еле устоял на ногах. Пахло сигаретами и кофе, а так могло пахнуть только от одного человека… — У-усаги-сан, ты чего? -просипел парень, придерживая его. Если бы Усаги навалился полностью, Мисаки непременно бы свалился на пол вместе с ним. — Я дописал…и я выбился из сил… Юноша собственным плечом чувствовал, что у Усаги горячий лоб, да и руки, которые всегда были ледяными, сейчас казались очень теплыми. — Кажется, ты перетрудился, Усаги-сан, -вздохнул Мисаки, -и у тебя поднялась температура. — Это неважно, -у мужчины будто резко появились силы, и он прижал возлюбленного к стене. Жар его тела сводил с ума, отчего Мисаки уже было не по себе, -мне нужна подзарядка, ты ведь это знаешь, -Усаги поднял голову и улыбнулся усталой улыбкой. Эта улыбка не предвещала ничего хорошего. — Усаги-сан, -возмущенно начал парень, -тебе сейчас не об этом нужно думать, перестань…-Мисаки не успел больше ничего сказать, так как ему заткнули рот поцелуем. Юноша недовольно застонал, но язык непослушно стал отвечать на поцелуй, а щеки мгновенно налились румянцем. Когда же огромные руки поползи под футболку, Мисаки сильнее запаниковал, попытался вырваться, но все четно — Усаги никак не хотел отпускать его.       Он был очень странный в этом плане. Иногда от Мисаки требовалось лишь резко оттолкнуть его, и его уже никто не зажимал, а фиалковых глазах будто бы потухала страсть, которая была минуту назад. Но чаще всего Усаги был не управляем — и остановить его было практически невозможно. Парадоксальным было то, что от приставаний было легко избавиться, когда Усаги не выглядел уставшим. Зато когда он вываливается из комнаты после многочасовой работы, уставший, его не остановить… Поцелуй прервался и Усами плавно перешел на шею возлюбленного, нежно посасывая мягкую кожу и чувствуя, как пульсирует чувствительная венка. У писателя слетала крыша, не хотелось ничего, кроме ощущения жара от тела Мисаки. Нет, было еще одно желание: повалить парнишку на диван и делать с ним пошлые и грязные вещи, от которых горячее и возбужденное тело под ним будет скулить и просить прекратить, но, несмотря на это, обоим будет понятно, что прекращать не стоит. Они оба будут хотеть продолжения, оба впадут в безумие. Усаги не чувствовал ни своей температуры, ни недавней слабости. Он не слышал просьб Мисаки прекратить и убрать руки, ничего не слышал. В ушах приятно звенело, а внизу живота покалывало, что означало одно — сегодня Мисаки не удаться избежать сладостной пытки. Мисаки же, все еще надеялся на побег, но возлюбленный слишком сильно прижал его к себе. Дышать было нечем, казалось, ему сдавило легкие. — Я хочу тебя, Мисаки, -простонал Усаги возбужденным тоном, от которого парнишке всегда становилось не по себе, -отдай себя всего…       Одно мгновение и юноша оказывается на плоской, но мягкой поверхности. Диван. Усаги навалился на него сверху, вжимая в сидение и вновь начиная исследовать его разгоряченную шею. — Усаги-сан…-тихо простонал парень неуклюже ерзая, -ты не в себе…остановись, пожалуйста… Но его не слышали. Умелые губы вновь перешли на дрожащие губы Мисаки, сминая их своими и проникая языком в чуть приоткрытый рот. Язык парня тут же оживает и начинает сливаться в танце с языком писателя. Нет, Мисаки совсем не хотел этого, но не хотел лишь разумом. Тело, губы и язык уже давно отдались во владения Усами-сенсея, подчиняясь каждому его жесту и прикосновению. И Усаги заметил, что тело отдается без остатка и готово подчиниться ему. — Не обманывай себя, Мисаки, -горячий шепот обжег щеку, -просто прими.       Мисаки не помнил, как его раздели и не помнил, как Усаги разделся сам. Его стыдливый взгляд смотрел прямо в глаза, цвет которых всегда поражал. Фиалки…а ведь это безумно красивые цветы… А ведь цвет глаз прекрасно сочетался с пепельными волосами. Сразу вырисовывалась немного пугающая, но безумно красивая картина: пепелище, ветер разносит золу и пепел по воздуху. Сгорело все и не осталось ничего, только лишь фиалки выжили в этой борьбе за жизнь, а пепел окутывает лепестки, прилипая к ним и к земле рядом. Поистине завораживающее зрелище… — Расслабься, Мисаки, -прошептал возлюбленный ему на ухо, чувствуя легкое напряжение в теле парнишки. Оно дрожало и непонятно было от чего. То ли от страха, то ли от возбуждения, которое растекалось по телу. Слова подействовали мгновенно. Юное тело обмякло, готовое отдать себя в горячие руки, которым доверяло. Усаги почувствовал, что ладони Мисаки легли на тыльную сторону его шеи. Парень больше не сопротивлялся, понял, что незачем. Пусть он никогда не скажет это вслух, но ему сейчас хотелось этого всего. Хотелось почувствовать внутри горячую наполненность, хотелось тихо постанывать от удовольствия и тихо просить еще… — Я люблю тебя, Мисаки, люблю, -прошептал мужчина, прежде чем поцеловать его. Юноша сдавленно застонал, когда почувствовал, что внутри остается все меньше места. Что-то горячее и возбужденное заполняло его и от этого пробегали приятные мурашки по телу. Уже сейчас было безумно хорошо. Когда Усаги входит полностью, Мисаки облегченно вздыхает прикрыв глаза. Он не может посмотреть в глаза мужчине — ему слишком стыдно. Слишком. Стыд уходит только тогда, когда медленные, но уверенные толчки, начинают доставлять ему неприкрытое удовольствие. Он не может сдержать стонов, от которых сам краснеет и становится похож на Китайский флаг. То, что они делают, никак не должно было произойти сегодня… Иногда Мисаки заранее знал, когда ждать нападения Усаги, а иногда это случалось настолько неожиданно, что юноша сам себя ругал в мыслях. Как так можно просчитаться? Но сейчас Мисаки не думает ни о чем, ему действительно хорошо. Он обвил ногами торс мужчины, позволял ему делать с собой все, что тот пожелает. И Усаги видел это. То, что юноша полностью отдался не удивляло, но по своему поражало. Мужчине было приятно, что он доставляет удовольствие своему возлюбленному, ведь все эти стоны были явно не от боли. — Люблю, -какой раз уже прошептал Усаги в губы любимому. Ему хотелось говорить это снова и снова, чтобы Мисаки запомнил раз и навсегда, чтобы никогда не сомневался. Усаги никогда не отдаст его и никогда не отпустит, ведь он весь ему принадлежит. Каждый волосок и каждое слово — все принадлежит известному и любимому всеми писателю. Но ему плевать на мир, на людей, которые его читают. Ему не нужна их любовь. Ему нужна любовь и тепло Мисаки. Только это и делает его счастливым. Когда Мисаки просто сидит рядом и даже не касается его, Усаги все равно чувствует себя живым, по-настоящему. Этот парнишка всегда дает ему глоток воздуха, который спасает от моральной смерти. Если бы не Мисаки, если бы не этот наивный и милый мальчишка, внутри бы уже все умерло и ничто уже не смогло бы его оживить…       Стоны, вздохи и признания в любви давно заполнили просторную гостиную. Казалось, тут уже все пропахло сексом и это сводило с ума. Срывало разум обоим: Мисаки стонал все громче, приятно было настолько, что пальцы на ногах сжимались, а Усаги двигался в нем резче и жестче, что не доставляло сейчас дискомфорта любимому, а наоборот, заставляло выгнуться до боли в пояснице, но сейчас это было совсем неважно. — У-усаги-сан, -парень только сейчас подал свой дрожащий голосок. Он и не заметил, как его пальцы с силой вцепились в шею писателя, -я…я сейчас… Он не смог договорить. То ли из-за резкого толчка в себя, то ли из-за стыда. Зато он услышал, как тихо стонет Усаги, он делал это еле слышно и это только сейчас донеслось до его слуха. Это было…потрясающе. Все же не зря Усаги Великий и Божественный. Сейчас они оба были на пределе, еле сдерживались, чтобы не кончить. Хотелось хотя бы минуту продержаться в этой сладостной пытке. — Ты прекрасен, Мисаки, -простонали ему в ухо, -я люблю тебя…-это было последнее что сказал Усаги, прежде чем кончить, с глухим и таким же еле заметным стоном. Мисаки излился вслед за ним, так как смысла сдерживаться у него не было.       Они оба лежали на диване, еле-еле уместившись на нем. Усаги укрыл себя и Мисаки пледом, но Мисаки поплотнее, чтобы не замерз. Сейчас Усами-сенсей гладил свое чудо по волосам с легкой улыбкой. Да… Мисаки чаще всего без слов засыпал после секса и это не могло не умилять. Рука мужчины с неким трепетом и нежностью перебирала волосы парня, будто боясь разбудить, ведь парень спал так сладко, словно укаченный мамой ребенок. Да и сопел он точно младенец, а лицо было умиротворенное и спокойное. Парню было так хорошо, будто он ощущал эти теплые прикосновения Усаги… Но мужчина сейчас думал только о том, не послышалось ли ему… Ведь в последний момент, перед тем как кончить, он будто бы услышал тихий, но уверенный голос Мисаки: «Я тебя тоже, Усаги-сан…»