Любовь — странная штука, не правда ли?

      Усаги совсем не хотелось спать, хотя глаза неприятно щипало. Организм намекал, что пора отдохнуть. Ведь он несколько часов сидел перед экраном, так как ему нужно было написать целую главу, а затем еще и…секс. Но мужчина чувствовал себя довольно бодрым, продолжая свое излюбленное занятие — гладил спящего Мисаки по волосам и иногда переходил к щекам, оглаживая их подушечками больших пальцев. Спящий Мисаки был похож на огонек, который кто-то бережно зажег у себя дома в камине. Юноша был таким же теплым и спокойным, и без него Усаги просто не смог бы жить. А ведь люди не могут существовать без тепла, оно им необходимо. Кому-то приносит тепло этот самый камин с огоньком, а кому-то необходимо что-то большее. Это происходит тогда, когда уже потерял смысл своей собственной жизни, огонь уже не греет, потому что он не может согреть всю пустоту внутри. А Усаги был именно таким человеком.       Мужчина все свое детство чувствовал себя не нужным взрослым, которые, как правило, должны любить и оберегать свое дитя. Наверное, так и было, но Усаги упорно этого не замечал. Потому что это были не родители, а зачастую только няньки. Дворецкий был, конечно, славным малым, но и этого было очень мало для маленького и одинокого мальчика. Отец постоянно пропадал, внимание сыну практически не уделял…от того тот и стал морально умирать еще с самого детства. Даже истории, которые он писал будучи ребенком, были пропитаны одиночеством пожиравшее тело изнутри. Да, они кончались всегда «хеппи эндом», но это не отменяло того, что Усаги — одинокий и замкнутый ребенок, которому не хватало в жизни любви, понимая, заботы.       Повсюду его окружала роскошь, и он никогда не знал меру деньгам. Ему думалось, что деньги — это бумажки, которых в его семье очень и очень много, за них можно получить все, что угодно. И это было действительно так. Ведь он родился в семье богатого и влиятельного человека, а значит если он что-то попросит — это у него непременно будет.       Сейчас же, когда Усаги вырос, его некая эгоистичность была от безумной любви к Мисаки. Этот парнишка вырос в тепле и заботе своего брата, который тянул его на себе после смерти родителей. Усаги, конечно же помогал другу, но это не отменяет того, что они с Мисаки абсолютно разные. Мисаки знает меру деньгам и ценит их прибывание в своем кошельке. Поэтому он и раздражается каждый раз, когда Усаги тратит деньги на «всякую ерунду». Мужчине этого никогда не понять, он будет продолжать покупать Мисаки бесчисленные подарки и много всего ненужного. Потому что у него очень много денег. Как в детстве, так и сейчас. И несмотря на эти различия, они все равно не могут друг без друга. Усаги готов запереть Мисаки в доме и не выпускать, лишь бы он не ушел насовсем. А Мисаки, в общем--то…и сам не горит желанием уходить. Что-то держало его в этих стенах, что-то теплое и еле осязаемое…может, это и была любовь?       Конечно, это была она, никак иначе. Мисаки держала здесь именно любовь. Любовь к Усаги. Сначала он думал, что им нельзя жить порознь, боялся, что любовь может быстро угаснуть. Но потом Усаги сказал ему, когда они стояли на пляже поздним вечером: «Думаю, если наши отношения умрут, когда мы начнем жить по отдельности, значит, они не были достаточно сильными». И как бы это странно не звучало, парня это сразу успокоило. Ведь его любовь к Усаги была сильной, и он точно знал, что она никогда не угаснет. Прошло уже четыре года, как они вместе, а это очень многое значит.       Мисаки приоткрыл глаза и сразу увидел Усаги-сана, почувствовал, какой он горячий и как большие руки мужчины нежно перебирают его волосы. Стало так тепло и хорошо внутри, что парень и сам не заметил как улыбнулся. Улыбка была сонная, а от того очень милая, заставила улыбнуться и самого писателя. — Надеюсь, я не разбудил тебя, -прошептал тихо Усаги и сразу же поцеловал возлюбленного в шею, аккуратно и нежно, чтобы не спугнуть. Мисаки же еще не отошел ото сна, а потому не особо сопротивлялся, только промычал недовольное: — Усаги-сан, ну перестань… Мучжина перестал его целовать только тогда, когда услышал, что у Мисаки зазвонил телефон. Лицо сразу стало удивленным, и одновременно с этим каким-то недовольным. — Кто это тебе звонит? — Не знаю…-Мисаки быстро встал, перелез Усаги и торопливо натянул на себя трусы, после чего взял телефон, который лежал на столике. Звонил Минору, его имя высветилось большими буквами не дисплее. Да, юноша уже успел его записать. Взяв трубку, парень немного отошел от дивана. — Привет, Минору. — Привет, дружище, -голос был ласковым и радостным одновременно, Мисаки даже вздрогнул, -слушай, так ты свободен сегодня? Вчера ты говорил, что не сможешь, а сегодня…давай встретимся? Посидим в парке, пообщаемся. Не виделись с самого детства, я очень хочу тебя видеть. От этих слов у Мисаки внутри стало необычайно тепло. Он тоже очень скучал по другу, и ему хотелось поскорее его увидеть. Поговорить по душам, вспомнить прошлое… — Да, сегодня смогу. Давай в парке и встретимся. Сядь на какую-нибудь лавочку, а я тебя найду. — Отлично. Тогда давай, жду в парке через час, -радостный голос прервался и вместо него в трубке начали раздаваться гудки.       Усаги уже сидел на диване и внимательно глядел на Мисаки, который, кажется, был счастлив. Это кто его заставил так улыбаться? Что это за Минору? — Куда ты собрался? -в голосе мужчины слышны раздражительные ноты, прятать которые, он даже не пытался. -Кто тебе звонил?       Мисаки сорвался с места и стал одеваться. Лицо было все такое же радостное и Усаги, прекрасно понимая, что юноша так радуется не ему, а кому-то постороннему и незнакомому, впадал в бешенство, которое практически не отразилось на его лице. — Это друг моего детства, -натягивая штаны произнес Мисаки, -мы не виделись много лет. Я так по нему скучаю, ты себе не представляешь, Усаги-сан. И я очень хочу его видеть. Эти слова как-то кольнули внутри писателя, но он промолчал. В отличие от счастливого Мисаки, Усаги был мрачнее тучи. Он медленно натягивал на себя одежду, которая до этого валялась на полу. Кажется, у него опять начинает подниматься температура. Да, Усаги прямо чувствует этот жар… А что если сказать об этом Мисаки? Вдруг он останется… — Кажется, у меня температура, Мисаки, -голос писателя был спокойный, но серьезный, -может, полечишь меня? Парень подошел и приложил к его лбу тыльную сторону ладони. Да, лоб действительно горячий, точно тридцать семь есть, но у Мисаки было такое чувство, что она поднимается прямо на его глазах. — Действительно, -грустно произнес он тяжело вздохнув. Ну вот и что делать? Отменять встречу? И когда они смогут увидеться? Выходные же кончаются…-Ладно, я позвоню и отменю встречу. Тебе действительно одному не справиться…       Усаги услышал в его голосе такую тоску и грусть, что самому стало неприятно от самого себя. Это же насколько надо быть эгоистом, чтобы так поступать? Мисаки очень много лет не виделся со своим другом, а ему хватило одного слова, чтобы разрушить все планы своего возлюбленного… Стало резко стыдно… Вообще, Усаги редко испытывает стыд, но сейчас был именно тот случай, когда лицо начало гореть не только из-за температуры. — Иди, -услышал Мисаки вдруг. Он даже голову поднял, которая успела сникнуть. Уставился блестящими глазами на писателя. — К-куда? — На встречу с другом. Я сам тут, как-нибудь. Выпью чай, да и лягу посплю. Раз уж это друг детства, вы обязаны встретиться, -Усаги слабо улыбнулся и сразу вспомнил Хироки. Того самого, который раньше был в него влюблен. Хм, а ведь если бы не Хироки…у Усаги, получается, вообще не было бы друзей в детстве? А на душе у Мисаки уже скребли кошки. Очень хотелось пойти, но в тоже время, парень боялся оставлять Усаги тут одного. Мало ли чего может случиться… — Ты уверен? -переспросил у него Мисаки. -Может, все-таки, мне остаться? — Нет, иди, -мотнул головой Усаги, а в голове было только одно слово: «останься…», -мне действительно нужно поспать и привести себя в порядок. Думаю, сегодня Айкава ко мне зайдет, так что мне всего лишь нужно отдохнуть. Мисаки тяжело вздохнул, поцеловал Усаги в лоб, и смущенный быстро пошел в прихожую. Он очень беспокоился за Усаги-сана, но надеялся, что тот действительно ничего не натворит и все будет в полном порядке.       До места встречи парень шел быстро, несмотря на то, что ждать придется получаса. По какой-то неведомой причине, он жутко боялся опоздать. Хотелось придти и знать, что тебя никто не ждет посматривая на время. Мисаки просто не хотел почувствовать себя глупым. По прибытию в парк, юноша сразу уселся на одну из лавочек и устало откинулся на нее. Жутко хотелось пить, в горле неприятно сушило, даже глотать стало больно. Но он мало об этом думал. Его уже немного потряхивало от предвкушения совсем скорой встречи. Как теперь выглядит Минору? Смогут ли они быть друзьями теперь? Парню хотелось, чтобы они ими стали. Что не говори, а друзей у него практически не было. В счет можно взять Коаруко, а еще кто? Семпай… Вот и весь расчет… Больше никого нет… А ведь Мисаки иногда очень хотелось пойти и просто погулять с кем-нибудь, поговорить, может, выговориться, чтобы на душе стало легче… Только Коаруко редко приезжала, а Семпай практически всегда был занят. Вот тебе и друзья…       Мисаки вспомнил детство… Как он сидел прямо на земле и тихо плакал, как душу внутри раздирала невыносимая, гадкая, ядовитая боль. Она растекалась по телу с невероятной скоростью, доставляя такой дискомфорт, что хоть на потолок залезай. Жаль только, что потолки слишком высоко… Тогда прошло всего несколько недель после смерти родителей и как эти «несколько недель» проходили, юноша не помнил. Все было в густом, непроглядном тумане, где Мисаки иногда мог разглядеть силуэт ссутулившегося брата. Он выглядел уставшим и потрепанным. На него пала огромная ответственность — воспитание младшего брата. И теперь не будет матери, которая собирала младшего сына в школу и не будет рядом спокойного, но рассудительного отца, который дал бы совет и наставил бы Такахиро. Парень резко остался один. Иногда рядом с братом проглядывался Усаги. Он с непроглядной тоской и скорбью глядел на предмет своего воздыхания, положив руку ему на плечо. И лишь одна его фраза сохранилась в голове: — Мы справимся, Такахиро. Обещаю, справимся.       И тогда, сидя на земле, Мисаки вновь видел эти картинки. Брат, его друг Усаги, эта самая фраза… Он тихо всхлипывал, утирая нос ладошкой и вяло водя палочкой по еще не высохшей луже. Брат сейчас хлопотал в доме и Мисаки смог улизнуть, чтобы поплакать в одиночестве. Ведь ему казалось, что когда он плачет на глазах брата, он смотрит на него с укором. Будто хочет сказать: «Не плач, это не поможет. Ты убил наших родителей, этого не изменить…» Эти мысли просто пожирали и маленький Мисаки сразу же начал винить себя. Это он. Он во всем виноват. Он убил своих родителей, он позвонил им, когда они ехали по мокрой от дождя дороге. Это он попросил их ехать быстрее, потому что он хочет их видеть. …И они поехали быстрее. — Эй. -послышался обеспокоенный голос рядом. Мисаки всхлипнул и поднял глаза. Сразу увидел очень красивого мальчика, который глядел на него и чесал левую щеку, на которой красовалась маленькая, такая же идеальная, как и сам мальчик, родинка. Одет был в красивую одежду, видно, родителям было не плевать, во что одето их чадо. -Тебя кто-то обидел? Как тебя зовут? Эти два вопроса совершенно не сочетались, но кажется, мальчику было на это все равно. Он присел на корточки параллельно Мисаки и вгляделся в его грустное лицо, будто намеревался прочитать мысли. Мисаки же ничего не ответил, слезы только сильнее потекли из глаз. Он закрыл лицо руками и пришедший мальчик сразу же услышал протяжный вой. Вой, который был полон страдания и боли. Такой вой, от которого защемило в сердце. — Так ты…ты тот мальчик, у которого родители умерли? -мальчик резко осознал всю серьезность данной ситуации. -Мне жаль… Он говорил серьезным и грустным голосом. Ему было также восемь, как и Мисаки, но мыслил он по-взрослому. Да даже манера говорить была не такой, как у других детей. Он умел быть таким серьезным, что ни один взрослый не воспринимал его слова за обычный детский лепет. К нему часто прислушивались. Мисаки резко почувствовал тепло, которое окутало его со всех сторон. И тут же он осознал, что не может пошевелиться и убрать руки от лица — кто-то обнимал его. Не настырно, но так, что не хотелось вырываться. — Мне очень жаль, -произнес мальчик, аккуратно поглаживая заплаканного Мисаки по спине, -но слезами ты их не вернешь, понимаешь? Нужно жить дальше. Будет тяжело, но…хочешь я помогу? Мы можем быть друзьями. Я Минору. Мисаки наконец смог убрать руки от лица. Он посмотрел на этого милого и спокойного ребенка. Это же какие надо привлекать меры воспитания чтобы в свои восемь лет он уже был вот таким? Взрослым. — М-мисаки, -всхлипнул Мисаки и почему-то задрожал, -п-приятно познакомиться, М-минору… Тот вдруг улыбнулся. Улыбка была мягкой и наконец-то детской. — Пошли со мной, Мисаки. Я покажу тебе свой дом, хочешь? Бабушка наверняка наготовила много вкусностей. Я тебя угощу! …С этого всего и началась и дружба.       Мисаки так погрузился в свои воспоминания, что совсем позабыл о времени, которое нещадно и незаметно утекало на глазах. Разве юноша, который задумчиво глядел на играющих и счастливых детей, знал, что на него уже смотрят две счастливые пары глаз? Те самые глаза, которые даже в восемь лет были серьезными… — Мисаки! -этот родной и повзрослевший голос резанул по сердцу. -Неужели это и правда ты? Парень вскочил и поглядел на пришедшего. Да, это Минору, его старый друг. Теперь он был высоким, немного выше Мисаки, улыбался искренне и счастливо. Его родинка все также красовалась на левой щеке, а волосы казались такими мягкими и шелковистыми… Минору был такой же красивый, идеальный… Он сохранил в себе эту черту идеальности… Мисаки резко подбежал к нему и обнял. Воспоминания, которые сейчас были в его голове, пробудили в нем прежние чувства. Чувство благодарности, чувство сильнейшей дружеской любви… Минору многое для него сделал. Он вывел его из этого депрессивного состояния и последующие дни был рядом когда мог. Минору обещал ему быть его другом. И он сдержал обещание. — Мисаки, -выдохнул он уже спокойно, а затем приобнял друга. Только не так крепко, как его самого стиснули в объятиях, а нежно и ненавязчиво. Как и тогда, много лет назад. -как же я по тебе скучал… Мисаки только улыбнулся. Из его глаз тут же хлынули слезы, только теперь радости. Хотелось стоять и обнимать его вечность, очень не хотелось отпускать… Но будет ли говорить Мисаки, что забыл его? Будет ли говорить, что вспомнил о нем совсем недавно, лишь когда позвонил брат? Нет. Ведь он вспомнил сейчас слишком многое и понял, как же этот человек для него важен. И он понял, что в глубине души, он тоже очень скучал. Скучал по этой улыбке, по объятиям, по спокойным словам, по разговорам. Да… Он просто смог в себе это подавить, когда понял, что друг уехал. И возможно навсегда. — Я тоже скучал, Минору, -тихо произнес он, стиснув друга сильнее, -ты даже не представляешь, насколько сильно, друг.