Не ешь меня...

      – Лена. Лена, Леночка, иди ко мне, ну иди же, родная, иди ко мне.       Денис чуть склонил голову, наблюдая за стоящим под окнами больницы зомби. Сердце забилось от предвкушения – женщина в окне явно поддавалась на Призыв, а это значило скорую кормежку. Вовремя – есть хотелось просто зверски. Хотя сейчас пищу добывать стало гораздо легче. Дэн слабо помнил себя прошлого, когда не слушались ноги, в голове было постоянное марево, разбавляющееся звуками-запахами-движениями-вкусом еды, которую поймать удавалось не так часто, как хотелось бы. А потом была она – девушка с рыжими волосами, одна из многих и не такая, как все. Когда Денис схватил ее, истошно визжащую, брыкающуюся, вырывающуюся, и вгрызся в шею, чтобы подавить сопротивление, все было как обычно: и солено-сладкая кровь, и упругость плоти на зубах и булькающие звуки вместо криков. А потом по лицу мазнула яркая прядь, расцветила серую реальность и вышибла из нее Дениса.       Когда он очнулся, его добычу уже раздирали двое Других. Дэн сел и недовольно рыкнул, оскаливая зубы. Другие испуганно сжались, втянули головы в плечи и поспешили убраться прочь. Это было непривычно. Обычно за добычу приходилось сражаться. Но размышлять о необычной ситуации Денис не собирался. Он хотел есть, и это единственное, что было в его голове. Дэн склонился над телом и вгрызся в плоть, утробно урча.       С того дня его жизнь кардинально изменилась. Тело стало удивительно послушным, движения обрели почти человеческую точность, превращая зомби в почти идеальную машину для убийств. Было одно «но». Люди предпочитали селиться, где повыше, а лазить по лестницам Дэн по-прежнему не мог. Но, в целом, охота значительно облегчилась, потому что он научился говорить. Теперь достаточно было правильно выбрать жертву – ту, у которой в глазах тлел огонек безысходности, а потом начать убеждать, постепенно, по чуть-чуть подключая Призыв. Дэн не знал, откуда в его голове появлялись нужные слова, его интересовало только то, насколько они будут действенными. Но они были именно такими, и особенно в отношении молоденьких девушек, которые при виде него почему-то краснели. Было очень увлекательно наблюдать за сменой эмоций на их лицах, видеть, как постепенно, под влиянием нежных ласковых слов, вытесняются страх и отвращение, а им на смену приходит завороженное восхищение и что-то еще. Что-то, что придавало блеск их глазам, приоткрывало рот, будто в удивлении, раскрашивало щеки нежно розовым. А затем нужно было взглянуть исподлобья, чуть приподнять вверх уголки губ и протянуть руки. И – алле-оп! – добыча сама прыгала ему в руки. Такие жертвы были куда вкуснее тех, что попадались случайно. Они были словно пропитаны какой-то тягучей сладостью, особенно там, внизу, между ног.       Дэн был почти счастлив, насколько может быть счастлив зомби. Если бы не смутное желание чего-то или кого-то. Оно не давало покоя даже в нередкие моменты сытости, тревожило тянущим зовом и влекло к забаррикадированной больнице. Это здание вообще было привлекательным для зомби. Люди часто по собственному желанию бросались из его окон вниз, в толпу голодных существ, прежде бывших одними из них. Это было странно, но удобно, поэтому-то площадь под окнами больницы практически никогда не пустовала. Но только Денис отчего-то не выходил на нее, он прятался за деревьями окружающего парка, наблюдая-наблюдая-наблюдая за черными ямами бликующих стекол. Он не понимал, чего ждет, что хочет увидеть, но с присущим всем зомби упорством продолжал приходить вновь и вновь. Оттого-то и увидел эту сцену.       Зомби его уровня стоял под окнами и звал женщину. Что-то внутри Дэна дрогнуло, когда он взглянул на жертву – рыжеволосую женщину, стоящую в оконном проеме, но это ощущение быстро стерлось голодными спазмами – Денис уже два дня не охотился, какого-то хрена простаивая у больницы дни напролет. Женщина влезла на окно, Денис сделал шаг вперед, готовясь к драке за добычу. Она прыгнула вниз, Дэн напружинился, рванулся вперед и вдруг замер: на фоне привычного вопля ужаса жертвы раздался еще один, полный боли и ощущения потери. Знакомый. Дорогой. Который слышать было невозможно, нельзя, неправильно. Все внутри Дениса будто бы свернулось в один узел, голову прострелило вспышкой жуткой боли, и он потерял сознание.       Очнулся отчего-то ночью, поморгал, приноравливаясь к отсутствию света, и с удивлением понял, что проблем не испытывает. Окружающие предметы различались абсолютно четко. Мешала лишь ломота во всем теле и, главное, дикая головная боль, словно мозг колупали изнутри чайными ложечками. Тупая такая, мерзкая боль. И тут Дэна озарило. Он подскочил на ноги и скорчился от прострелившего голову спазма. Он застонал и часто задышал, пытаясь пережить приступ. Когда немного отпустило, он еще раз огляделся. Нет, картинки, карточным веером разложенные перед ним сознанием, сном не были. Об этом свидетельствовала обшарпанная больница, тусклый свет редких фонарей и парочка наполовину обглоданных трупов неподалеку.       Откровенно говоря, он ждал истерики и ненависти к самому себе, но не было ни того, ни другого. Да, он помнил о том, что убивал, ел людей, но все это казалось правильным, таким, каким и должно быть. Странное, иррациональное чувство, идущее вразрез с прежними моральными устоями. Словно кто-то что-то подкрутил у него в голове, пока Дэн был в отключке. Парень устало опустился на бордюр. Боль неожиданно стала отступать, а вскоре и вовсе исчезла. Денис попытался еще раз собраться с мыслями, и вот тут-то его и накрыло. Зомби он уже не был, по крайней мере, тем тупым существом, чья голова забита лишь стремлением сожрать какого-нибудь неудачника, он себя не ощущал. И в то же время назвать себя человеком Денис тоже не мог. В этом он был уверен. И теперь ему предстояло решать, что же делать дальше. Идей не было. Все они гасли под удушающими волнами паники. Люди не примут – это было ясно, как божий день, а зомби… Зомби были, мягко говоря, неколлективными созданиями. Денис уткнулся лбом в колени и тут же отпрянул.       Одежда была отвратительно грязной и вонючей, как и давно немытое загаженное тело. Денису, привыкшему в той, доапокалиптической, жизни к чистоте, было до тошноты гадко ощущать себя куском дерьма в помойной куче. Он даже подумал о том, чтобы сорвать с себя все эти рваные тряпки, тем более погода располагала, а случайных свидетелей можно было не опасаться. Да и не стеснялся Денис своего тела. В прошлой жизни-то, когда еще были живы в голове моральные нормы, не стеснялся, а уж теперь, с подправленным сознанием, тем более. И он потянулся, было, к держащемуся на честном слове вороту рубашки, как краем глаза уловил отсвет фонаря и движение возле больницы.       При виде тонкой чуть угловатой фигурки, рвано перемещающейся в сторону темнеющей кучи на земле, все встало на свои места. И странная тяга к этому зданию, и эволюционные рывки при виде рыжих волос. В памяти Дэна промелькнуло то, как он бесился, когда понял, что странным образом запал на неприметного заморыша. И ведь не было в Андрее Дергачеве ничего особенного. Ладно бы, на телку был похож или просто из толпы выделялся каким-нибудь нестандартом, но нет, ничего подобного не наблюдалось. Дэн и не замечал его до той злополучной совмещенной физры, когда он неудачным пассом разбил Андрею нос. Конченой сволочью он никогда не был, поэтому подскочил к сидящему на полу парню и протянул руку, дежурно спрашивая, все ли в порядке. И вдруг этот тихоня зыркнул злобно, прямо как неприручаемый манул, и руку помощи неэтично проигнорировал. И Дэн пропал. Дергачев превратился в наваждение, оживший сон, воплотившийся кошмар – словом, стал Воронцовским проклятьем. Хуже всего было от того, что Андрей тоже… смотрел. Вполне читаемо так попяливался на Дениса, а тот замечал и подыхал от раздирающей невозможности. От прыжка в гомосексуализм удерживало только одно – отец. Виктор Владимирович Воронцов входил в высшие бандитские круги и был завзятым гомофобом и редкостной сволочью. Так что пидараса сына он бы не принял, это как пить дать. Но с той же уверенностью Денис мог бы побиться об заклад, что его самого отец если и тронул бы, то не смертельно, а вот подстроить гибель не особо скрывающегося гея-Энди мог бы запросто. Гопников в подворотнях всегда хватало. Потому Дэн и держался из последних сил, подвывая в подушку ночами, ведь терпеть это душащее чувство становилось уже невозможно. Еще и Дергачев, дурная башка, вздумал от него бегать. Видно, тоже просек, наконец, про свои чувства. И Дэн, как в начальной школе, вылавливал свою любимую «девочку» и «дергал ее за косички». Оборачивалось это, правда, синяками и ссадинами, но зато был контакт. Тесный телесный контакт, от воспоминаний о котором дрочилось лучше, чем от порно. После летних каникул стало еще хуже: из гусеницы вышла бесподобная бабочка – Андрей Дергачев из заморыша превратился в редкого симпатягу. Но Дэн дрочил, держался и был свято убежден, что будет держаться и дальше.       Все хрупкое равновесие рухнуло в тот день, когда Денис узнал, что мелкий придурок переспал с человеком, который бесил его едва ли не больше всех остальных, вместе взятых – с Русланом Кочетовым. Трогать Кочетова никогда было нельзя, потому что у отца были какие-то дела с его родителем. Хотя самому Руслану это не мешало нарываться чуть ли не каждый день. Дэн не удивился, если бы выяснилось, что и Энди – способ в очередной раз позлить его. И когда ржущий сокомандник рассказал, что видел входившую в подъезд Кочетова сладкую парочку, первой мыслью стало: «Идиот», - а потом уже мозги перемкнуло в дикой ревности. Денис подыхал от нее весь вечер, искусственно улыбаясь тупым шуткам изрядно налакавшихся парней и Лине – своей, вроде как, девушке. На следующий день он наткнулся на сладкую парочку в сортире – будто вчерашней ночи им было мало, и от души накостылял обоим: одному, потому что ненавидел его до невозможного сильно, а второму – от проклятой ревности. Причем Энди досталось в разы сильнее: его отбросило в сторону унитазов, с одним из которых он и встретился затылком. Как результат – сотрясение на фоне многочисленных ушибов разной степени тяжести и отдых в больнице, где работала его мама. Руслана затолкали туда же. Больше, чтобы уберечь от гнева Дэна, нежели из-за травм. У самого Дениса проблем, ожидаемо, не возникло. Он наврал отцу, что застал в туалете целующихся гомиков, и у него сорвало тормоза. После этого старший Воронцов не только перестал сердиться на отпрыска, но и стал поглядывать с восхищением и некоторым уважением. А Дэну было тошно от всего этого и нестерпимо хотелось в больницу, чтобы навестить Энди. Некстати проснувшаяся совесть тихим голоском напоминала о габаритах худосочного Дергачева и подкидывала картинки перепуганного Энди, зажимающего нос, баюкающего руку и лежащего без сознания возле окровавленного унитаза. А в тот вечер, когда изнывать от приступов осознания собственного сволочизма стало для Дениса невыносимо, начался Апокалипсис.       То, что мама, которая вышла выбрасывать мусор, вернулась вовсе не человеком, он понял только, когда она, сжав его стальной хваткой, вцепилась в основание шеи. Адреналин, выплеснувшийся в кровь, дернул рукой Дэна в сторону, ухватил тяжеленную лампу и от души приложил монстра по затылку. Что-то хрустнуло, и хватка ослабла. Денис какое-то время пытался остановить кровь из разодранной шеи, а потом провалился в небытие. О жизни до эволюции в среднего он ничего не помнил, да и слава богу. А потом в пробуждающемся сознании зомби появился Энди и вел его красной нитью к последней ступени эволюции, в тот момент, когда Дэн смог без пеленающего разум голода смотреть на тихо подвывающего над останками матери Андрея и сходить с ума от невозможности подойти, обнять и прошептать бессмысленно-ненужное: «Все будет хорошо». Потому что Денис все еще оставался зомби, потому что почти такой же монстр как он сам был причиной этих слез, потому что рядом с Энди стоял Руслан, уверенно держащий в руках дробовик. В том, что тот с радостью размозжит ему голову, Дэн не сомневался.       Всхлипывающий Андрей судорожно собрал то, что осталось от его матери в большой черный пакет и, прихватив брошенную со второго этажа лопату, направился в сторону парка, точнехонько к притаившемуся в кустах Денису. Тело последнего действовало на каком-то странном автопилоте. Он присел и, прыгнув метра на два, уцепился за ветку высокого и крепкого дерева. И было ни хрена не трудно. Как и замереть в полной неподвижности на толстом суку, словно слившись с ним. Энди остановился прямо под притаившимся зомби и начал копать. Настороженный Руслан стоял рядом и поворачивался с дробовиком наизготовку на малейший шорох, но совершенно не подозревал о потенциальной опасности сверху. А Дэн задыхался от сладкого аромата, волнами накатывающего от Андрея. Не вдыхать его было невозможно, но каждый вдох рвал что-то в горле, заставляя дышать все глубже. Сознание Дениса затопили картинки того, как он спрыгивает, сворачивает башку Кочетову и хватает Энди. Прижимает к себе, стискивает и зарывается носом в мягкие волосы на макушке. Залезает ладонью под потрепанную рубашку и гладит нежную кожу на животе. А потом пробирается губами на шею и вылизывает ее всю: от выпирающего позвонка в основании до ложбинки между ключиц. Вот только Дергачев при этом должен быть мягким и покорным, откидывать голову ему на плечо и выстанывать что-то невразумительно-ласковое, такое, что будит зверя внутри, который только и мечтает сломать, согнуть слабого, доступного, несопротивляющегося. Но таким Энди не будет. И от этого противоречия между реальностью и фантазиями, делавшего последние из сладких горькими, Дэну хотелось выть и он все сильнее стискивал толстый сук, на котором сидел. Хруст, и на головы людей внизу посыпались щепки. Раздался выстрел, но тело зомби действовало быстрее разума, или последний был настолько развит, что картинку разлетающейся от дроби ветки Денис наблюдал уже на противоположной стороне дерева. И было не страшно. Не стой там, на земле, напуганный Энди, Денис обязательно поиграл бы с Кочетовым в забавную игру «Пристрели невидимого зомби», а потом, может, и прибил бы его, чем черт не шутит. Но Энди стоял и явно трусил, хоть и строил из себя мистера невозмутимость. С другой стороны, он мог действительно не так уж и бояться. Логично для человека, хоронящего мать, которую только что съел отец. Денис перевел взгляд вниз, надеясь, что глаза у него не блеснут в свете фонаря. Андрей выдохнул и продолжил забрасывать могилу землей.       – Сук отломился от старости, наверное, – несмело предположил Руслан, все еще тревожно оглядывающийся по сторонам.       – Да ну что ты, – зло ответил Энди, – это зомби посреди ночи сидел на суку в пяти метрах над землей. Ты идиот? Нахрена дробь потратил? Да еще и шуму наделал.       – Если бы дробовик был у тебя, – огрызнулся Руслан, – ты бы тоже выстрелил.       Энди, не большой любитель споров, только рукой махнул. Да и настроение у него к бесполезным дискуссиям не располагало. Он быстро закончил, подровнял небольшой холмик и отставил лопату в сторону, присаживаясь рядом с могилой мамы.       – Иди, – неожиданно заявил он Кочетову, – мне надо побыть одному.       – Ты ебанутый? – как-то даже жалостливо поинтересовался Руслан.       Андрей вздохнул.       – Давай смотреть правде в лицо: если бы здесь и нашелся зомби, способный передвигаться по ночам, он бы давно хоть как-то проявил себя. Или ты считаешь, что кто-то из этих тварей способен сейчас сидеть и просто наблюдать за нами?       «Вообще-то, может», – мысленно ответил за Кочетова Денис.       – Иди, – уверенно приказал Энди.       Руслан, придурочный имбецил, потопал к больнице, хотя Дэн на его месте ни за что бы и с места не сдвинулся. Он бы обязательно прижал к себе явно дрожащего, источающего волны паники Андрея, отругал бы за ненужную гордость и дал разрыдаться на своем плече. Но никогда и ни за что не оставил бы одного. А Энди опустился на колени, уткнулся лбом в скрещенные на могиле руки и зарыдал. Горько, пугающе отчаянно, так что остаться равнодушным было просто невозможно. Когда сил слышать этот рев у Дэна не осталось и он уже перехватывал руки поудобнее, чтобы спрыгнуть на землю, Андрей неожиданно успокоился. Он поднялся, отряхнул испачканные руки и решительно вытер глаза. Это было настолько в духе внешне слабенького, но сильного внутренне Энди, что Денис невольно улыбнулся и лишь проводил взглядом спешащего к зданию больницы парня. Когда тот исчез в одном из темнеющих окон, Дэн спрыгнул и внимательно огляделся.       Оставаться в парке резона не было – хотелось, как минимум, помыться, переодеться и поспать на нормальной кровати, большой и мягкой, с двумя подушками и одеялом. А вернуться к больнице Дэн мог всегда.       Поскольку путь в Город ему был закрыт, а оставаться среди безлюдных высоток среди Низших не хотелось, в качестве временного пристанища он решил выбрать элитный коттеджный поселок, расположенный в нескольких километрах. Двигаться наобум в заведомо правильном направлении Денис не мог, видимо, GPS-навигатор в комплекте к новым мозгам и телу не прилагался, так что он решил для начала выбраться к Окружной, а там уж двигаться в сторону будущего дома.       Усталости новое тело не знало. Это Денис выяснил во время тест-драйва своих способностей. Пробежка по заросшему парку на предельной скорости помогла в этом вопросе идеально. Ветки даже не задевали лица, поваленные деревья не замедляли хода, и Дэн даже не наступил ни на одного из «спящих» тут и там зомби. Воронцов перепрыгнул через очередного бывшего собрата и подумал, что долго тот не протянет – охотники на зомби, хоть и были пока явлением редким, не дремали. Так что если незадачливый зомби не уберется на время ночевки в какое-нибудь другое место – быть ему с проломленной головой. Хотя самого Дэна такое положение вещей не расстроило бы. Даже наоборот: меньше опасности для Энди – спокойнее сон самого Дениса.       Парень пробежал несколько кварталов, с тихой тоской оглядывая знакомые места. От прежних улиц остались лишь очертания: темные серые здания с выбитыми тут и там стеклами и заложенными нижними этажами больше не радовали многоцветьем неоновых вывесок. Даже редкий свет, будто испуганно льющийся из окон, был большой редкостью. Дэн остановился и посмотрел на один из таких вот освещенных проемов. Неожиданно остро ощутилось собственное одиночество. «Свой среди чужих, чужой среди своих», кажется, так говорилось в названии старого фильма. Денис готов был подписаться под каждым словом. Чтобы хоть немного унять тянущую потребность в другом человеке рядом, он быстро вскарабкался к окошку четвертого этажа и осторожно заглянул внутрь. Тощая бледная женщина сидела на табуретке в небольшой кухоньке, прижимая к груди хнычущего малыша лет трех. Огромные глазищи на исхудавшем лице крохи казались еще больше и жалостливее.       – Мамулечка, кушать!       – Да, милый, – устало проговорила женщина. – Попей водички – станет полегче. А лучше ложись спать.       – Не хочу водички, хочу кушать, – заныл ребенок.       Дэн смотрел на измученную, молодую еще женщину и видел, как животный страх в ней сражается с другим, куда более сильным чувством. Очевидно, на улицу она еще не выходила. Как эта крохотная семейка прожила все время взаперти, он не знал. Скорее всего, питались они тем, что находили в других квартирах, а теперь вот старые запасы иссякли и для того, чтобы прокормить ребенка, ей нужно было выйти на кишащие монстрами улицы. Денис окинул несчастную взглядом: одна вылазка, при максимальном везении – три, на большее ее не хватит. Идеальная жертва, хоть и тощая, но зато медлительная и с плохой реакцией. Зомби второго уровня поймают ее на раз-два. Кажется, она и сама это понимала, и тем не менее, при виде того, как в глазах этой обреченной женщины разгоралась решимость, растущая при каждом взгляде на задремавшего беспокойным сном ребенка, в душе Дениса ширилось сострадание. Он спрыгнул на землю и, молясь, чтобы малыш не отпустил от себя маму еще хотя бы час, рванул в сторону ближайшего крупного супермаркета. Разбитая дверь со всем гостеприимством приглашала в недружелюбную тьму брошенных залов. Он успел сделать лишь один шаг внутрь, мысленно обдумывая, где искать неиспорченные продукты, как на щиколотке его сжались стальные пальцы. Дэн раздраженно рыкнул, скидывая конечность Второуровневого, шарахнувшегося в сторону, и дернул одну из тележек, жалобно заскрипевшую давно не двигавшимися колесиками. Шагая в темных проходах, Денис резко огибал лежащих тут и там зомби. Люди крупно заблуждались, думая, что монстры ночами теряют всяческую активность. Низшие – да, с последними лучами солнца падали, где придется, но вот эти, обладающие зачатками прежнего разума, не только умели делать такие вот примитивные засады, подкарауливая незадачливых искателей в магазинах и других привлекательных местах, но и способны были хватать жертву. Передвигаться они, правда, не могли, но этого и не требовалось. Люди плохо видели в темноте и чаще всего не ждали нападения, поэтому даже сообразить толком ничего не успевали в тот момент, когда их хватали вечно голодные зомби.       Денис шел вдоль стеллажей, наскоро хватая какие-то крупы, макароны, банки тушенки и сгущенного молока, несколько пакетов муки. Он буквально обчистил полки с детским питанием. Конечно, трехлетка вполне мог питаться пищей для взрослых, но обогащенная детская смесь ему бы точно не помешала, что уж говорить про баночки с мясом и овощами. Дэн пробежался по бытовой химии и добавил к своим «покупкам» мыло, шампуни и какие-то моющие средства. Он не очень-то разбирался во всем этом, но здраво решил, что они не помешают. На выходе Денис притормозил у аптеки с разбитым стеклом. Видимо, незадачливый воришка так ничего и не взял, потому что ни одна витрина разбита не была, зато рядом с ней валялись обглоданные кости. Хотя забрался он далеко, надо отдать ему должное. Дэн поднял с пола одну из крупных костей и от души шарахнул по стеклу, за которым стояли лекарства от простуды. Похватал те, которыми раньше пользовался сам, а потом подчистил и те, что помогали от желудочно-кишечных заболеваний. Свалив продукты и лекарства в несколько больших пакетов, которые обнаружились там, где им и положено – за кассой, он выбежал на улицу и припустил обратно к девятиэтажке, в которой осталось мини-семейство.       Все сложилось даже лучше, чем Дэн мог ожидать. В кухне горел свет, и, мельком заглянув туда, Денис с облегчением убедился, что женщина никуда не делась. В маленькой комнатке рядом беспокойно спал малыш, а большая комната не только была пустой, но и проветривалась, что неожиданному благодетелю было очень на руку. Он сдернул гребенку-предохранитель и открыл створку пошире, затем по одному пропихнул внутрь пакеты и вернулся к кухонному окну. Сдержать горький смешок не удалось. Несчастная женщина, дрожа от страха, пыталась приладить к поясу большой кухонный нож, а из-за ремня ее черных брюк уже торчал небольшой топорик, кажется, для разделки мяса. У бедняжки ничего не получалось, что выводило ее из равновесия еще больше, но это, в конечном итоге, и спасло ей жизнь. На улице она не выжила бы – это было очевидно. Вся эта амуниция еще больше сковывала бы ей движения, а для того, чтобы защититься ей пришлось бы подойти на расстояние вытянутой руки. Словом, Дэн пообещал себе сделать все, лишь бы не выпустить ее из дома. Даже если придется ради этого сдохнуть. Откуда взялся этот не свойственный ему, в общем-то, альтруизм, он понять не мог. Но была женщина, совершенно незнакомая, был ребенок, которого он видел в первый раз, и была уверенность в том, что умереть он им не даст. Денис вернулся к темному окну пустой комнаты и несколько раз громко в него стукнул. Заплакал малыш, но жизнь матери была, на сей раз, важнее его сна. На кухне что-то звякнуло, и в детской зажегся тусклый свет.       – Тише-тише, – зажурчал тихий голос.       Женщина прижимала к себе уже успокоившееся дитя и выглядела еще более испуганной, чем до стука. Хотя в их положении это было вполне объяснимо. Она явно не знала, что теперь делать: с одной стороны нужно было проверить, что или, не дай бог, кто стучал, а с другой непонятно было, куда деть ребенка. Малыш, видимо чувствуя беспокойство мамы, вцепился в нее и отпускать явно не собирался, но идти с ним в темную комнату, возможно таящую в себе смерть, женщина не могла. Она с горем пополам отцепила от себя сына, уговорила его немного подождать, потеряв несколько драгоценных в такой ситуации минут, и осторожно двинулась в темноту. Дрожащей рукой нащупала выключатель, и тихо им щелкнула, зажигая свет. Поначалу женщина даже не обратила внимания на пакеты возле окна, а затем изумленно округлила глаза и, постоянно оглядываясь, двинулась к ним.       Денис с огромным удовольствием наблюдал за сменой эмоций у нее на лице. Вот вместо страха пришло недоверие, а затем какая-то детская радость и бьющее через край счастье. Измученная женщина вмиг превратилась в маленькую девочку, получившую новогодний подарок от Деда Мороза. Она подхватила шуршащий ворох и метнулась на кухню. Конечно, сперва она попробовала пищу сама, а уж затем накормила ребенка, внимательно следя за тем, чтобы он ел медленно, по чуть-чуть. Когда малыш крепко заснул, а сама женщина, вернувшись на кухню, еще раз недоверчиво оглядела свалившееся на нее счастье, она неожиданно нахмурилась и рванула к окну. Распахнула створки и, высунувшись чуть ли не наполовину, громко крикнула:       – Спасибо! Кто бы ты ни был, огромное тебе спасибо. Пусть Господь хранит тебя!       Дэн, в первый момент было шарахнувшийся в сторону, с тихой грустью, смешанной с удовлетворением, вслушивался в ее глухие всхлипы. Стоило эволюционировать, чтобы защитить этот крохотный мирок.       От души наревевшаяся женщина закрыла, наконец, окно и, допив остатки чая, легла спать. Дэн обошел дом по периметру, укрепил парочку ненадежных мест и двинулся в сторону Окружной – продуктов должно было хватить на несколько дней, а ему требовалось нормально отдохнуть и привести себя в порядок.       Тело слушалось своего владельца превосходно. Двигалось быстро, реагировало на неожиданные препятствия молниеносно. А еще Дэн обнаружил у себя одну очень полезную способность – он чувствовал опасность. Безусловно, относительную, в виде выползающих по ночам охотников за головами зомби. Таких было немного, и причинить ему какой-то серьезный вред они вряд ли смогли бы – Денис был в этом отчего-то уверен – но пересекаться с ними не хотелось. Да и давать людям знать о себе было рановато. Сначала стоило самому понять, кто, ну, или что он.       Упоительный бег прервался возле широкой, в шесть полос, дороги. Высокие фонари предсказуемо не горели, но Дэну это и не требовалось. Вид расстилающегося вдаль асфальтового полотна вселял какую-то странную умиротворенность, словно переносил в спокойное и безоблачное, по сравнению с нынешнем дерьмом, прошлое.       Денис погрузился в воспоминания, вытаскивая из них картинку того, как они с классом ездили на экскурсию. Поездка обещала быть долгой и предсказуемо нудной, но ровно до того момента, как все расселись, и оказалось, что перед Денисом сидит Энди. И стало плевать на успевших где-то с утра пораньше надраться одноклассников, на долгий переезд до какого-то очередного скопища церквей и других архитектурных памятников, на раздражающую болтовню девиц сзади. Потому что можно было прислушиваться к тихому голосу, от звуков которого проблемы сужались до размера булавочной головки, а потом, когда Энди вырубился и откинул голову между креслом и окном, вжаться в это пространство лицом, притворившись спящим, и дышать-дышать-дышать его запахом. И так легко было представить, что они не в автобусе, а в одной постели, спят после крышесносного секса, и ловить этот тонкий кайф своего личного воображариума. Мешала только велюровая ткань вместо теплой кожи под ладонью и ямы на дороге, потому что от сильных толчков расслабленный Энди бился головой о стекло, просыпался и отодвигался обратно в кресло, лишая Дэна столь нужного для него редкого кайфа.       За всеми этими мыслями Денис ухитрился не услышать звука подъезжающего автомобиля и проглядеть свет включенных фар, а может, просто не ждал их. Ну кому было гонять? Зомби, которые дверь-то не открывать, а выламывать предпочитают? Или людям, которые за пределы своих бетонных коробок вылезают раз через три?       – Молодой человек, разрешите вас подвезти?       Мужчине в отполированном до зеркального блеска Порше было на вид лет тридцать с небольшим. Холеный, привлекательный той хищной красотой, которая вкупе с мутными глазами выдает зомби, он с легкой полуулыбкой выжидательно смотрел на Дениса. Его черты казались знакомыми, но удивление от встречи с таким же как он сам не давало собрать мысли в кучу так, чтобы сделать правильный вывод.       – Буду признателен, – с удивлением удалось быстро справиться – если он сумел выйти на новую ступень развития, то почему бы другим не сделать то же самое?       – Денис Воронцов, если не ошибаюсь?       – Не ошибаетесь, – чуть настороженно ответил Денис. То, что незнакомый человек в курсе, кто он такой, несколько напрягало.       – Меня зовут Алексей Винокуров, и я отец Павла.       – А?!       Однокласснику Дэна было семнадцать, и его отцом ну никак не мог быть тридцатилетний мужчина. Тем более все знали историю Пашки-гомосека, родители которого были уже очень немолодыми людьми и баловали своего недотепу-отпрыска сверх всякой меры.       Алексей улыбнулся и сказал:       – Я понимаю, что вопросов у тебя сейчас куда больше, чем ответов, но позволь мне рассказать все по порядку. Не здесь и не сейчас. Ты ведь направлялся в поселок, так?       – Угу, – в голове Дэна все еще не укладывалась информация о том, что его могут и не напаривать.       – Чудненько! Мы все живем там же, – Денис решил не уточнять, что же скрывается за этим загадочным мы – раз уж пообещали все объяснить, значит объяснят. – Сейчас приедем, приведешь себя в порядок, поешь, и тогда разложим все по полочкам.       Небольшие участки леса за кристально чистым стеклом сменялись пасторальными картинами зеленых полей, которые портили только валяющиеся там и тут псевдотрупы. Хотя утром они оживут, разбредутся и совершенство пейзажа нарушать уже не будут. Дэн привалился лбом к стеклу и попытался понять, что же он сейчас испытывает. Лучше всего подходило слово «любопытство», ровное такое, без перегибов. Из серии «узнаю – хорошо, не узнаю – пофиг». Видимо, дело было в том, что Дэн успел смириться с грядущим одиночеством, которое было, пожалуй, самым страшным, что могло бы его ожидать.       А еще беспокоило все растущее желание увидеть Энди. Нет, он и раньше занимал львиную долю мыслей и желаний, но сейчас это было что-то совершенно невыносимое. Все негативные эмоции, вроде обиды, злости и ревности пропали, и осталось только то светлое, что выдрало его сознание из пелены Жажды. Энди… Время потекло вспять, незримо расписывая стекло машины знакомыми чертами, вспыхивая карамельными бликами на золотисто-рыжих волосах. Дэн сам не заметил, как начал улыбаться воспоминаниям о том Энди, таком ранимом, хрупком и немного трусливом, ровно настолько, чтобы все это вызывало не брезгливость, а желание защитить.       Взгляд со стороны был слишком явным и прямым, чтобы его можно было не заметить, так что парень выплыл из своих воспоминаний и повернул голову, встречаясь с удивительно понимающим взглядом Алексея. Тот улыбнулся какой-то правильной подбадривающей улыбкой, и Дэну подумалось, что все будет хорошо.       Молчать не хотелось, мысли об Энди толкали к решительным действиям, которые он себе позволить сейчас никак не мог, поэтому Дэн решил прояснить самый простой и необязательный вопрос, который его интересовал:       – Алексей, а можно узнать ваше отчество? Не по имени же мне вас звать.       – Именно, что по имени. Подожди еще немного, и твоя психика сама отбросит весь этот ненужный официоз. Право слово, для чего все усложнения? Раскольников вон старушку по имени-отчеству величал, а топорик в нее всадил. Так что давай просто по имени и на «ты». Выкание раздражает. Понимаю, что пока нелегко, но ты уж постарайся, ладно? Попробуй представить, что я не отец твоего одноклассника, а просто новый знакомый.       Это было, в общем-то, не так уж и сложно. Слишком молодо выглядел Алексей, слишком на равных разговаривал с Дэном, так что тот совершенно искренне кивнул, мол, постараюсь.       Въезд в поселок ограничивали высокие и широкие ворота, которых совершенно точно не было, когда Денис был здесь в последний раз. Алексей открыл окно, высунул руку с зажатым в ней пультом и нажал на маленькую кнопочку. Что-то пикнуло и створки разъехались, пропуская машину внутрь огороженной территории. Они проехали еще немного и свернули к одному из шикарных особняков, коих здесь было в избытке. По ухоженности газона, разбросанным тут и там пышным клумбам было ясно, что дом жилой и притом довольно давно. Машина плавно вкатилась в гараж, и Алексей щелкнул замками дверей. Дэн выбрался из машины, попутно отмечая, как в прошлом требующее координационных усилий движение, сейчас выходит легко, словно простой шаг. Он мягко хлопнул дверью и прошел за Алексеем ко входу в жилую часть.       Дэна затянуло в домашний уют прямо с порога, втиснуло в мягкую семейственность и прошлось по струнам переворошенной души ласковым касанием. Он напрягся в осторожных, но искренних объятиях Людмилы Винокуровой, жены Алексея, смущаясь того, насколько грязен и вонюч, иначе непременно стиснул бы ее в ответ. Дэн искренне ответил на улыбку Пашки, сжимая его ладонь, и понял, что такой теплоты он не испытывал не то что со времен Апокалипсиса, но и за всю жизнь. Уже после, выстанывая что-то вроде «Господихорошотокак» под струями почти горячей воды, подумалось о том, что дело не только в идеально доброжелательных Винокуровых, но и в нем самом. Дэн словно сбросил все напускное, позволив себе чувствовать в полной мере, делать и говорить то, что хочется, а не пытаться оценить каждый свой жест по этикетной линейке. Это была та самая искренность, которую не превозносил только ленивый, но на деле либо обращал в мерзкую бестактность, либо душил на корню моральными принципами.       Дэн в третий раз намыливал волосы и чувствовал себя почти человеком. Голова работала четко и без перебоев, откусить кусочек от какого-нибудь несчастного не хотелось совершенно, хотя ел он в последний раз довольно давно. А ведь чувство голода у зомби было почти неутолимо. Пища переваривалась в рекордно короткие сроки, так что весь световой день они тратили на поиски тех, кого можно было съесть. Денис прислушивался к своему организму, искушал его картинками высоких подкачанных брюнетов, тех самых, от вида которых у него даже на второй фазе начинала неконтролируемо капать слюна, а мозги плавились, но желудок молчал, вполне успешно изображая сытость. Хотя, может, все дело было в том, что сейчас Дэн отчетливо понимал, что они, эти вкуснющие брюнеты, были копиями Руслана, который теперь, после экстренного включения мозгов, вызывал только привычную брезгливую ненависть.       Мысли о придурке Кочетове осели на языке горечью, которую хотелось смыть немедленно. Средство было одно, зато верное, испытанное не раз и не десять. Образ Энди появился перед глазами мгновенно, как по заказу, и был таким четким, таким реалистичным, каким не был никогда прежде. Раньше Дэн не раз представлял его себе во время нередкой дрочки, но никогда не мог сделать воображаемого Андрея отличным от реальности. Даже в самых грязных фантазиях Энди смотрел испуганно, равнодушно или вопросительно, мог улыбаться, но все эти эмоции были копией выражений лица реального человека. Сделать так, чтобы придуманный Андрей смотрел на него с желанием или страстью, Дэн не мог, как ни пытался. Но, видимо, прокачка мозгов сказалась и на воображении, потому что от вида того Энди, который нарисовался перед его внутренним взором сейчас, хотелось кончить в тот же миг. Он был сладким, пожалуй, именно это пошлое слово характеризовало его больше всего. А еще Энди смотрел томно, с поволокой, прикрывал глаза и облизывал-прикусывал свои одурительные губы, которые уже столько лет не давали Дэну возможности нормально поговорить с ним дольше двух минут. Именно столько требовалось его извращенским мозгам, чтобы выкинуть все нужные слова и заместить их слащавым бредом, вроде «я так люблю тебя» или «ты такой милый» или совсем уж ни в какие рамки не влезающим «хочу тебя трахнуть прямо сейчас». А теперь вот можно было высказать все это разом, зная, что воображаемый Энди не скривится и не пошлет, а сделает все, как хочется Дэну. Он чуть прогнется в спине, выставит попку и хрипло попросит помочь с растяжкой, потому что у него уже давно никого не было.       Гребаный стук в дверь не просто вырвал уже до предела возбужденного Дениса из его фантазий, а выдернул за шкирман, придав ускорения хорошим пендалем. Дэн с трудом оторвал руки от ноющего члена и промычал что-то, что должно было сойти за разрешение вторгнуться в его влажный жаркий мир бежевого кафеля.       По распаренной коже волной прокатилась прохлада воздуха, просочившегося из-за двери вместе с Пашкой. Дэн полуобернулся и поймал одобрительный взгляд Винокурова, мазнувшего его, Дэнову, спину и задницу. Одобрение было понятно – выглядел Денис на зависть многим. Он и до обращения был загляденьем, а не парнем – хоть сейчас на обложку какого-нибудь модного журнала, благо, предложения поступали – а уж теперь, когда странные метаморфозы отшлифовали его до совершенства, не капать слюной при взгляде на Дениса было решительно невозможно. Смущало другое. Дэн отчетливо помнил, что Пашка был геем, причем открытым, так что должно же было что-то эдакое в его взгляде на красивого парня проскальзывать. А эдакого не было. Лишенный моральных предрассудков мозг мгновенно решил восполнить недостающую информацию:       – Что, не в твоем вкусе?       – М? – Пашка изумленно выгнул бровь, а потом расхохотался, искренне так и удивительно мужественно, совсем не так, как раньше. – Ты об этом? Не, чувак, я с мальчиками завязал. Хотя ты, конечно, поражаешь воображение, – он глумливо хихикнул, а потом обиженно нахмурился. – Уж чего я только не делал, никак не получается рельеф создать. Вагон груженый поднять – пожалуйста, а кубики на животе и бицепсы надутые – хрен тебе по всей морде.       – Я твоей беде, конечно, сочувствую, – сдерживая недоумение, начал Дэн, – но можно поподробнее про мальчиков? Ты же гей, вроде. Как с этим завязать можно?       Вопрос для Дениса был, мягко говоря, животрепещущим. А что, если новый разум позволял даже такое – менять ориентацию и свои предпочтения в корне. Тогда и Энди был бы от него в безопасности, да и вообще многие проблемы решились бы.       – С нетрадиционной ориентацией – никак, а вот с дурью в башке – запросто. Дэн, не хочу рушить твои надежды, – Пашка многозначительно подвигал бровями, и Дэн закатил глаза, – но геем, в полном смысле этого слова, я и не был никогда.       – Не был? – скептицизм в голосе Дениса не расслышал бы только глухой.       – Нет, – от того, насколько уверенно прозвучал голос Пашки, сомнения исчезли как-то в миг. – Я вообще всегда девушку любил, одну-единственную, но только она для меня недостижима была, как та звезда. А тут еще траблы с предками наложились, вот я и сыграл в педика. Все цели были достигнуты, и я был почти счастлив. Хотя и против экспериментов я никогда не был.       – Ну, ясно все.       Ясно Дэну, конечно, не было, но общая картинка сложилась, а допытываться не хотелось, видимо, от присущего людям неуемного любопытства мутация его тоже избавила. Пашка благодарно кивнул и бросил на корзину для белья стопку одежды.       – Я тебе, собственно, шмотье притащил. Мое, боюсь, на твоих рельефах не сойдется, так что потаскай пока папино, а завтра сгоняем тебе за гардеробом.       Он поймал Дэнов благодарный кивок и удалился из ванной, снова обдав голого и мокрого парня потоком холодного воздуха. Тот вздохнул и вновь нарисовал себе Энди.       Спустя полчаса Дэн вышел из ванной почти счастливым человеком. Для полного же счастья ему не хватало Энди и стрижки, и если с первым все было донельзя бесперспективно, то насчет второго парень имел надежды – все семейство Винокуровых щеголяло модными укладками на идеально подстриженных волосах. Дэн прислушался к звукам дома и, вычленив из их многообразия нужные ему, поднялся на второй этаж. Он пару раз стукнул в белую дверь и, получив одобрительное «Заходи», вошел в комнату Пашки.       – Мне бы подстричься, – без долгих рассусоливаний заявил Денис.       – Ну, тут есть несколько вариантов. Можешь поехать завтра к парикмахеру, но это не больно-то качественно выйдет, можешь подстричься сам, а можешь меня попросить.       – А ты давно парикмахерские курсы закончил? – с сомнением протянул Дэн, мысленно склоняясь к первому варианту.       Себя он очень любил и о внешности своей заботился, так что взять в руки ножницы и стричь себя вслепую не согласился бы ни за что. Вот у Пашки стрижка была отличная, зря он на своего стилиста гнал.       – А вот как только среднюю ступень зомбоэволюции переступил, так сразу и закончил, – заржал Винокуров. – Блин, все время забываю, что ты еще не знаешь ни хрена. Погодь.       Пашка встал и принялся перерывать какие-то журналы на полке. Вытащив три из них, он бросил глянец на столик, плюхнулся на диван и жестом предложил Дэну сесть рядом.       – Ты, чувак, просто не знаешь всех своих возможностей, а они у нас почти безграничны. Координация отменная, глазомер охренительный, чего еще надо? Я вот сам себя стригу. Заметно?       – Офигеть! – Дэн был в шоке и скрыть этого даже не пытался.       – Ладно, пока ты еще не освоился со своим апгрейдом, я тебя постригу, по старой памяти. Выбирай, вот, что больше нравится.       Пашка придвинул к Денису журналы с крупными надписями Scissors и Hair’s.       – Эта, – определился Дэн минут через десять.       Пашка одобрительно угукнул, отрегулировал освещение, сделав его поярче, и взял с полочки ножницы. Через пять минут все было закончено. Этого явно было слишком мало, чтобы сделать все безукоризненно, так что в зеркало Дэн взглянул не без внутренней дрожи. И изумленно выдохнул. Стрижка была идеальной. Как Пашке это удалось, было пока неясно, но изрядно восхищало. Дэн повернулся и от души пожал довольному Винокурову руку:       – С меня причитается.       – Заметано. Потопали завтракать, облагороженный.       Слово «завтрак» поселило внутри Дэна легкий трепет. Ему представились картинки связанных людей, умоляющих о пощаде, но все же что-то подсказывало ему, что все будет совершенно не так.       Запах свежей выпечки сбивал с ног еще на подходе к кухне. Дэн судорожно сглатывал набегающую слюну и не мог взять в толк, что же происходит – ведь зомби едят людей и только людей, а он совершенно точно был зомби. Рассаживающиеся за столом Винокуровы просвещать его не спешили. Они сдержанно улыбались, явно наслаждаясь изумлением Дэна, и раскладывали себе по тарелкам чудные тоненькие блинчики. Парень мудро решил подыграть и затолкал свои вопросы поглубже, тем более кушать вдруг захотелось зверски, а блины на вкус оказались столь же восхитительными, как и на вид. Дэн ухитрился умять не меньше десятка, а после сыто откинулся на высокую спинку стула и приготовился лопнуть счастливым. Наблюдающий за ним Алексей довольно улыбнулся, отставил чашку с кофе и сказал:       – Вот теперь давай будем прояснять все, что у тебя накопилось. Если ты не против, сделаем это в форме вопрос-ответ, иначе я могу что-то упустить, да и решать все лучше по степени важности для тебя лично.       Дэн сосредоточился и задал первый, самый важный для него сейчас вопрос:       – Что я такое?       – Мы. Все мы, здесь присутствующие, и еще около сотни жителей этого и парочки других поселков, третья, на данный момент высшая ступень эволюции зомби. Но давай по порядку. Все началось давным-давно, когда впервые была разработана вакцина, воскрешающая мертвых. Правительственные разработки, сам понимаешь. Всегда нужны были этакие универсальные солдаты, которые в огне не горят и в воде не тонут. Сначала все стопорилось из-за того, что невозможно было наделить эти ожившие трупы хоть зачатками разума, ведь необходимо же было ими как-то управлять. И вот, наконец, это удалось сделать. Вроде все было идеально. Убить такой живой труп можно было только с близкого расстояния, размозжив ему башку.       – А как же ракеты, бомбы или что-нибудь другое, действенное, массового поражения?       – О, а вот тут-то начинается самое интересное. Наши могут, когда захотят, а они хотели, – Алексей подался вперед, опираясь на предплечья, и полыхнул глазами. – Когда ты думаешь об этих солдатах, то представляешь себе низших, да? Малоподвижные тупые куски мяса, которые поймать-то человека могут только благодаря своей силе, так? Не-е-ет, Дэнни, те парни были совсем другими. Ты даже не догадываешься, сколько всего было в них напихано, только все эти Человеки-пауки и иже с ними нервно курят бамбук в сторонке. Их физическая мощь превосходила все, виденное ранее человечеством.       – И все же я не понимаю. Один нацеленный удар, и никакая мощь не спасет.       Алексей в ответ глянул хитро и спросил:       – Что ты знаешь об интуиции?       – Ну, это, типа, предчувствие, – Дэна этот странный вопрос изрядно сбил с толка, при чем тут, к дьяволу, интуиция?       – Не просто предчувствие. Это работа подсознания, аналитическая работа. Наше поистине бездонное подсознание постоянно занимается тем, что подмечает разные мелочи, систематизирует их и сохраняет. В сознание эта информация не поступает, так что мы всего этого не замечаем. Но вот крупиц информации накапливается достаточно, чтобы сделать какой-то важный логический вывод и тогда – дзынь! – раздается тот самый колокольчик интуиции.       – Но при чем здесь…       – Именно, что при чем. Ученые знатно поколдовали с мозгами своих испытуемых. Как ты сам понимаешь, сознание им было нужно лишь в зачаточном виде, том, который позволил бы понимать приказы и принимать их к исполнению. Зато канал связи с тем самым подсознанием развили донельзя. Солдаты учуивали опасность по колебанию воздуха, изменению запаха, движению земли. Это гиперчувствительность, которая обеспечивала им полную выживаемость. Я уже молчу про то, что физическую составляющую ты, видимо, тоже недооцениваешь. Уничтожить их было практически невозможно. Ткани разрушались только под самым сильным воздействием, а скелет обладал титановой прочностью. Ты представляешь, какие это возможности? Ах да, приятный бонус состоял в том, что живые люди не требовались – достаточно было трупов, которые жалеть было без надобности: погибнут – еще наделать можно.       Алексей отхлебнул из чашки и продолжил уже не столь оптимистично:       – Но лучшее – враг хорошего. Ученые не удовлетворились достигнутым и решили дополнить набор полезных свойств способностью к анализу ситуации и принятию решений, ведь командование не всегда сможет подсказать нужное. И вот тут-то все пошло не так. Я не специалист во всей этой биологии, но они породили чудовищ – тех самых, которые привнесли вирус. Видимо, тяга к человеческой плоти была в них всегда, но не проявлялась в сознании, из-за его ограниченности, а тут предохранитель сорвали. Удержать их не представлялось возможным – те меры, которые были предусмотрены, не действовали. Плюс, правительство, как всегда, до последнего старалось утаить все от мирных граждан, во избежание паники, и упустило последнюю возможность для эвакуации или крупномасштабной операции по уничтожению. Человечество было обречено. Большая часть была укушена и превратилась в тех самых жутких монстров, которые и сейчас кишат на улицах, часть, куда меньшая, сумела создать Стену и укрыться за ней. Сейчас уже вся наша страна охвачена этим вирусом. Насколько мне известно, Европа успела отгородиться, бросив на растерзание Беларусь, Украину и не особо богатые страны Азии, что, по мне, закономерно, так что, если захочешь сала или березового сока, – Алексей подмигнул насупившемуся Дэну, – всегда пожалуйста.       – Почему по нам просто не шарахнули чем-нибудь масштабным и адски разрушительным?       – Потому что мы очень – очень! – богатая страна. И терять все наши природные ресурсы сильные мира сего не станут. Конечно, есть красивая сказочка, о том, что здесь есть и не зараженные, плюс Юнеско потявкивало насчет памятников архитектуры. Но ты сам-то подумай, сбрасывать на нас что-то – это все равно, что бомбить дом с тараканами, чтобы их вывести. Солдаты, – медленно и проникновенно произнес Алексей, глядя Дэну в глаза, – те, которых вывели, действительно не горели в огне и в воде не тонули. Уничтожить зомби, так, чтобы всех и под корень, очень сложно. Я бы даже сказал, слишком сложно. К тому же нет такого оружия, которое накрывало бы строго определенную площадь – все равно за границы периметра вылезет. А Стена – прекрасное средство. Они ведь наверняка все просчитали. Ну сколько бы еще протянула эта группка людей, без нормальной еды и медикаментов, под постоянным прессингом зомби, удачным, кстати? Десять лет? Пятьдесят? Рождаемость упадет. Даже если природа уменьшит количество бесплодных женщин, то наши мозги все равно сыграют против нас – люди предпочтут вырезать плод, чем обрекать его на мучения в этом аду. Плюс все то же отсутствие медикаментов. А еще врачей. Ты знаешь, сколько их бросили, считай, на верную смерть, когда это дерьмо начало расползаться? Погибнут люди – перемрут зомби. И вот тогда-то кубышку вскроют, чтобы пользоваться на здоровье.       – С предысторией все ясно, – Дэну было тошновато. Как всегда при окунании в политику. – Что насчет нас?       – А вот здесь я мало что могу тебе объяснить. Видимо, матушка-природа решила дать человечеству еще один шанс, иначе вымирание его было бы делом времени. Сейчас известны три формы зомби: низшая – первая, с неконтролируемым голодом, ломаными движениями и невероятной силой, средняя – вторая, с тем же голодом, но с куда лучшей координацией и подвижностью и со способностью к Призыву, и третья – мы.       – С этого момента поподробнее, пожалуйста.       – С чего начать?       – Как происходит эволюция.       – Никто не знает. Нет никакого определяющего фактора. А у тебя есть предположения?       – Не уверен, – замялся Денис. Делиться своими подозрениями относительно роли Энди и чувств к нему не то что было стыдно – не хотелось, это было слишком интимным, тем, что хотелось сохранить в неприкосновенности.       – Понимаю. Хм... Есть только одно общее у всех превращений. Должно быть что-то, что бы притягивало к миру живых. Опять же, для каждого – свое. Это может быть что угодно, от любимого человека до фотоаппарата. Еще есть ряд психофизиологических параметров, которые должны совпасть в момент появления в поле зрения зомби привлекательного нечто. В общем, искусственно создать такие условия, чтобы нежить эволюционировала – невозможно. Можно пытаться, но не факт, что получится.       – Тогда почему бы не превратить оставшихся людей сразу в высших? – задал логичный вопрос Дэн.       – Потому что люди живут в плену своих иллюзий. Они обуреваемы темными желаниями, признаться в которых не могут даже себе. Вот, например, спроси молодую мать о том, что ей дороже всего в мире. Она, не раздумывая, скажет, что ребенок. И вполне может соврать. Не то, чтобы дитя не было ей дорого, но привязкой к миру может быть что-то совершенно другое: возлюбленный, не всегда, кстати, муж, родители, а порой и вообще весьма приземленные вещи, вплоть до книг. Если бы у нас было право на ошибку, мы бы могли рискнуть, но его нет. Сделаешь неправильный выбор – получишь нового низшего, созданного твоими руками, и одну загубленную жизнь, опять же твоими руками. Мало кто из нас решится на такое.       Денис понимающе кивнул и задал очередной вопрос:       – Что еще?       – Регрессия. Высшие скатываются вниз, зачастую до уровня низших.       – Как это возможно?       – Одиночество. Для того, чтобы оставаться в этой форме, нам нужен Якорь, то, что дает цель, то, ради чего мы живем. Как ты уже заметил, мораль Высших отличается от людской, она куда более приземленная и рациональная. У нас нет шаблонов и стереотипов, но любая медаль имеет две стороны. Мы не можем обманывать себя. То есть жить с нелюбимым и на полном серьезе считать, что деньги, комфорт или социальное одобрение компенсируют отсутствие чувства, мы не можем. Как и убедить себя в том, что тепло, которое возникает к кому-то, и есть любовь. Дэнни, у тебя есть Якорь?       Беспокойство, плескавшееся в глазах этой прекрасной женщины, которая за полдня сумела завоевать искреннюю симпатию Дениса, было столь явным, что Дэн не смог слукавить или умолчать.       – Есть.       Людмила не стала задавать вопросов и лишь удовлетворенно выдохнула, расцветая солнечной улыбкой.       – Если о романтике вы наболтались, то давайте перейдем к оставшимся вопросам, – подал голос Алексей.       – Какими возможностями мы обладаем?       – Неограниченными. Все, что тебе хочется, ты можешь сделать или в состоянии этому научиться. Разве что летать не выйдет своими силами, а вот пилотировать самолет ты сумеешь без особых усилий. Если не поймешь, как это делается, своим умом, то все растолкует учебник часа этак за четыре.       – Еда?       – Мы едим все.       – Это я понял. Откуда она? Те же яйца. Не похоже, что у вас птичник на заднем дворе.       – Это одна из наших способностей, – подал голос молчащий до этого Паша. – Мы можем контролировать Средних. Низших тупо подавлять – у них соображалки на подчинение не хватает, а вот Средние подчиняются в полной мере, да еще и получают от этого какое-то странное удовольствие. Сравнение грубоватое, конечно, но они в этом походят на собак, кайфующих от выполнения команд хозяина. Похвалишь их, и они лужицей у ног расползаются. Нарушить приказания не могут.       – Видимо, – пояснил Алексей, – это остаточные качества тех самых солдат, которые передались Средним.       – Так вот, возвращаясь к продуктам, – продолжил Паша, – они работают на нас. Мы восстановили уже многие производства, так что недостатка ни в чем не испытываем.       – Попахивает рабством, – нахмурился Дэн.       – Ошибаешься, – печально ответила Людмила, – хотя и только отчасти. Стремление угодить Высшим у них настолько сильно, что затмевает даже голод. Это спасение и для оставшихся людей, и для самих Средних – так больше вероятности пробуждения сознания, чем при постоянной охоте, теребящей монстра внутри.       – Почему бы тогда просто не запретить всем Средним охотиться на людей?       – Средних нужно контролировать, внедряться в их сознание, а это требует от нас усилий. Всех не охватить – нас слишком мало, а их слишком много. К тому же запретить охотиться нельзя – это вызывает регресс.       – Кстати, об охоте, – вклинился Алексей, – не думай, что с эволюцией становишься суперменом. Мы все так же нуждаемся в человеческой плоти. Искусственно выращенные аналоги не срабатывают, как и употребление плоти умерших. И эта жажда убийства равняет нас со всеми остальными ступенями, так что избранным себя не считай.       А вот эта информация пришлась Дэну очень уж не по душе. Мысль о том, что придется выслеживать какого-нибудь несчастного, у которого и выхода-то нет, а потом разрывать его, вопящего от боли и ужаса, на куски, била по нервам и явственно попахивала гнильцой.       Сгустившуюся за столом тишину разорвал Пашка:       – Ну, чего закис? – он, под неодобрительный взгляд Людмилы, перемахнул через стол и хлопнул Дэна по плечу, – пойдем проветримся, заодно мысли в твоей голове утрясем.       Они вышли на улицу, и только тогда Дэн спохватился:       – Слушай, а почему твои родители так выглядят?       – А-а-а, я уж привык, так что и забыл, – улыбнулся младший Винокуров. – Одна из наших странностей. Высшие, – он задумался, подбирая слова, – как бы консервируются в оптимальном физическом возрасте, в том, когда происходит пик возможностей человеческого организма. Ну, это, примерно, лет двадцать пять, так что мои родители пока спускаются, а мы с тобой растем.       – А дальше что?       – Ты про сроки жизни? Хэ зэ. Это науке неизвестно! – провозгласил он и запрыгнул в черную спортивную красотку, которую Дэн краем глаза приметил на обочине возле дома Винокуровых еще вчера. – Парковаться ненавижу, – пояснил он ее местоположение Денису, – так что, пока лето, бросаю тут – все равно воровать некому.       – А охотники?       – А что бы им тут делать? – последовал логичный ответ. – Ты, кстати, спать не хочешь? А то с этим у нас тоже сугубо индивидуально. Четкого режима нет, так что либо ждешь, пока заряд внутренней батарейки закончится, либо изображаешь из себя человека и живешь по суткам. В принципе, уснуть по собственному желанию – не велика наука.       – Нет, не хочу. Хочу шмоток и обуви.       Если у Дениса-человека и была какая-то страсть, помимо Энди, то это был шоппинг. Его шкаф ломился от одежды, полки – от обуви, но остановиться он просто не мог. Самой лучшей терапией для Дениса был поход по магазинам с золотой карточкой в бумажнике. Отец глумился, конечно, называя фифой и гламурятиной, но считал такую страсть вполне безобидной и не сильно бьющей по кошельку, в отличие от увлечения автомобилями, мотоциклами или какой зависимости. Поэтому старший Воронцов в финансах сына не ограничивал, а тот не ограничивал себя в маленьких шоппинг-радостях.       Огроменный торговый центр, куда Пашка привез Дэна, был явно запущенным. В каждом магазине в ноздри забивался прелый запах лежалых вещей, но Денис был счастлив. Еще на входе он изучил карту и теперь носился по бутикам, перерывая шмотки. Пашка двигался за ним, не упуская возможности поглумиться, но Дэну было совершенно фиолетово. Немного непривычно, что за покупки не надо платить, но это было, право, несущественно.       Уже на выходе, когда пакеты не помещались не только в руках радостного до соплей Дениса, но и Пашки, последний остановился и сгрудил свою ношу на пол.       – Да выходите уже, чего забились? – ласково проговорил он куда-то в темноту неподвижного эскалатора, уходящего в цокольный этаж, где, кажется, размещался гипермаркет. Оттуда, двигаясь чуть рвано, вышли две девушки, очевидно Средние, и, несмело, но обожающе улыбаясь, подошли к Пашке. Их белые блузки были заляпаны кровью, она же корочкой запеклась на миловидных личиках и длинных ногах. Будь их юбочки не черными, и они пестрели бы красными пятнами. Пашка чуть нахмурился, тоже заметив непорядок во внешнем виде красоток, а те прямо сжались, увидев его недовольство. Выглядели они при этом столь несчастными и жалкими, что злиться на них Дэн не мог, даже понимая, что эти милашки не так давно разодрали какого-то человека в клочки. Видимо, то же почувствовал и Пашка, потому что хмурое лицо его вмиг разгладилось и засверкало какой-то отеческой улыбкой:       – Ну-ну, что вы, я не злюсь, – мягко, словно обожаемым деткам, проговорил он.       Девицы заулыбались в ответ и, подойдя вплотную, притиснулись к Паше с боков. Тот начал поглаживать их по волосам, нашептывая разные милые глупости. Девушки млели от этого и выглядели бы двумя преданнейшими болонками, если бы не пресловутые кровавые пятна.       – Понял теперь? Это и называется Подчинение, хотя больше похоже на связь. Давай-ка я сейчас сниму ее с Лизы, – Пашка кивком головы указал на девушку, прижимающуюся к нему справа, – а ты попробуешь ее подчинить. Для этого постарайся проникнуть в нее, понимаешь, о чем говорю? – Дэн, как ни странно, отлично понимал. – А когда проникнешь, привяжи к себе. Проще некуда.       Денис ткнулся в сознание Лизы на пробу и почувствовал прочную, но упругую стену – неснятое влияние Пашки.       – Не думал, что ты так быстро справишься, – покаялся тот и стянул барьер.       Открытое сознание Лизы было наполнено смятением и разгорающейся жаждой, яростной, грызущей, такой, какой ее еще помнил сам Дэн. Он мягко прошелся по ней, сглаживая силой своей воли, и проник глубже, будто объединяя притихшую Лизу с собой. Девушка мгновенно отошла от Пашки, виновато глянув на него напоследок, и обожающе-вопросительно уставилась на Дэна, нерешительно замерев на расстоянии вытянутой руки. Тот ободряюще улыбнулся и потрепал ее по голове. Краешек сознания Дениса, контролирующий девушку, окатило волной благодарности, а Лиза разулыбалась. Было приятно. Что-то внутри легонько щемило от нежности, как если бы девушка была… ребенком, причем его, Дэновым.       – Прикажи ей продолжить свою работу, – посоветовал Пашка. – Я оставил их здесь, потому что при жизни обе обожали шмотки и косметику. Теперь вот надеюсь на эволюцию.       Это тоже не вызвало больших сложностей. Достаточно было захотеть и послать мысленный приказ. Лиза сделала шаг назад, присела в книксене и удалилась в темноту эскалатора. Пашка достал из сумки какой-то сверток и сунул в руку своей подопечной. Та взвизгнула от радости и чмокнула его в щеку, а потом поспешила за подругой. Что в свертке, Дэн понял по сладковатому запаху, который по-прежнему был привлекателен, словно и не было никакой эволюции. Конечно, теперь контролировать жажду было довольно легко, но рот по-прежнему наполнялся слюной, а желудок подводило от голода, хотя несколько секунд назад Дэн кушать не хотел вовсе.       Пашка посмотрел как-то грустно-понимающе и спросил:       – У нас дома этого добра хватает, хочешь?       Дэн не хотел. Ему вдруг подумалось о том, что если он не настолько-то далеко ушел от того монстра, каким был еще вчера, то все те надежды, которые успели поселиться в его голове, там и должны остаться. А надежды были хоть и слабые, но вполне конкретные. Дэн хотел Энди. И эта тяга была посильнее голода, который хоть на время покидал тело. Энди же был в мозгах постоянно. Денис смаковал мысли о том, как он когда-нибудь встретится с Андреем, расскажет ему все, убедит, что безопасен, и уведет из того наверняка прогнившего насквозь нищего постапокалиптического мира, где хрупкому нежному Энди нужно хоронить мать в черном пакете в больничном парке. Где он заперт, словно в тюрьме. Нет, Денис прекрасно понимал, что может предложить взамен только такую же клетку, но только куда большую и золотую, да. В ней он будет холить свою прекрасную птичку, даст ей размять свои крылышки и будет хотя бы нормально кормить, а сейчас это немало. Но вот только все это возможно, если сам Дэн не станет котом, мечтающим птичку сожрать. Он отрицательно помотал головой, все больше убеждаясь, что сможет перебороть в себе эту дрянь, которая только и ждет подходящего момента, чтобы высунуть свое уродливое рыло.       – Как знаешь, – Пашка хлопнул его по плечу, разрушая то необлаченное в слова мутное отчаяние, что повисло в воздухе. – Ты где жить планируешь? С нами или отдельно?       – Отдельно, – если он все же приведет Энди к себе, никого лишнего в клетке быть не должно. Тем более котов.       – Тогда давай присмотрим тебе особнячок по вкусу, – довольно пробормотал Пашка, бодро выруливая от торгового центра. – Какие-то конкретные пожелания имеются?       – Большой, стильный, немного вычурный, но уютный.       – Ну ни хрена ж у тебя запросики, Дэн, – прогундел Пашка, но тут же ухмыльнулся. – Есть такой. Папе в свое время понравился, но мама сказала, что он слишком большой и ее это угнетает.       Они промчались по шоссе, болтая ни о чем, и, въехав на территорию поселка, притормозили перед высокими воротами. Пашка выскочил из машины, похимичил около кажущихся непреодолимыми створок, и те послушно разъехались в стороны, пропуская машину на территорию запущенного участка.       – Мрачновато пока, конечно, но все в твоих руках. Или в голове, если решишь подключить средних.       И хотя первое впечатление было не слишком-то радужным, внутри дом был именно таким, каким его и хотел увидеть Дэн. Пашка, получив в благодарность хлопок по плечу и поднятый вверх большой палец, усвистал куда-то по делам, а Денис принялся методично обходить свое новое жилище. Оно было шикарным. Прежние хозяева явно вложили в него кучу бабла, потому что сработан дом был на совесть. Продуманная до мелочей конструкция, огромные помещения, залитые светом, которые не угнетали своими объемами, были светлыми, но не холодными. Лестницы радовали удобством. Поднимаясь на второй этаж, Дэн подумал, что смог бы легко пройти по ним, даже будучи в дупель пьяным. Шаги приглушались коврами, покрывающими дорогой, все еще поблескивающий паркет, и Денис наслаждался этой почти забытой мягкостью, кончиком пальца тормоша тяжелые портьеры на окнах.       Со спальней он определился довольно быстро. Большая, явно хозяина и хозяйки, его пока не прельщала, а вот комната чуть меньших размеров, выполненная в бело-коричневых тонах, удивляла минимализмом и покорила Дэна с первого взгляда. Это была просто спальня, возможно даже гостевая, но какая-то необычная для такого пафосного дома. Она была полностью белой, от устилавшего пол пушистого ковра, до однотонных обоев, и только кровать выбивалась из общей тотальной белизны. Темно-коричневые, почти черные, глянцевые панели на стене переходили в такой же блестящий каркас, на котором лежал высокий матрас. Никаких ножек. Больше обрамление матраса, чем кровать, но было в этом что-то на диво уютное, настраивающее на долгий сон под шелест дождя или вой ветра.       Дэн плюхнулся, сминая девственность затхлых простыней и блаженно застонал. Прежде чем провалиться в чуткий сон, он цепанул взглядом батареи и подумал, что к тому моменту, когда порог дома переступит Энди, нужно будет включить отопление. И он сильно сомневался, что сможет осуществить свой план раньше осени. А потом оно все завертелось. Дэн потихоньку помогал маленькой семейке во все больше пустеющем городе, и с каждым выкрикнутым в раскрытое окно «Спасибо» ему словно становилось легче дышать.       Вот только бороться с бунтующим организмом это почти не помогало. Он требовал пищи и вовсе не тех кулинарных изысков, которые абсолютно не умеющий готовить Дэн творил каждый вечер. Хотелось человечины, и жажда эта была уже почти непреодолима. Но упрямый Денис скручивал себя в бараний рог и крепился. Когда было совсем уж невмоготу, он шел к больнице, чаще всего по ночам, чтобы уж точно не привлекать внимания, и чувствовал Энди. Это были не просто мысли о том, как он там, а действительно ощущение другого человека. Было странно, необъяснимо, но именно так. Дэн вчувствовался в Энди, мог понять, доволен он или нет, сыт или голоден, хочет ли спать. Трахается ли. Это, конечно, было самым отвратительным. Ощущая волны удовольствия, скапливающиеся пониже спины, Дэн подыхал от безнадежной пока любви к Энди и зависти к Русу. То, что трахает Андрея именно Кочетов, сомнению не подлежало. И Денис крошил в щепки ветки, толщиной в собственную руку, и до истерики боялся ощутить чужую любовь.       На этих Энди-дозах он и прожил три месяца. В перерывах обустраивал особняк, узнавал новый мир и его обитателей и активно общался с Винокуровыми, которые приняли его в свою семью как родного. Людмила поглядывала печально на его осунувшееся бледное лицо и накладывала порции побольше, Алексей незаметно качал головой, а Пашка изо всех сил пытался развлечь. В его жизнь они не лезли. В новом обществе Высших никто не имел права лезть туда, куда не звали. «Захочет – расскажет» – вот что было их основным правилом. Утаивать проблемы без причины никто не стал бы – гордыня у этих существ отсутствовала.       А потом все труды пошли насмарку. Какой-то недалекий парнишка влез в его дом. Сон Дэна, на проверку, оказался более чем чутким, и присутствие чужака зомби почувствовал еще на подходах того к дому. Запах живого человека, его мяса и крови забивался в ноздри, прожигал их каленым железом до мозга, отключая остатки разума. Слишком долго Дэн сдерживался. Слишком долго пытался подавить то, что подавить невозможно было в принципе, потому что оно было его частью, той, которая выстраивает всю непростую мозаику организма. Но Дэн сопротивлялся, конечно. Он даже сумел прошипеть что-то вроде «Вали отсюда». Однако, все благие намерения рассыпались пеплом после первых выстрелов. Когда легкой болью ударило в грудь, а потом и в живот, кровавая пелена застелила глаза полностью.       Очнувшись, Дэн вяло оглядел светлый палас гостиной, который украшали бурые пятна разной величины и степени насыщенности. В животе ощущалась распирающая сытость, такая, что Денис с трудом дотащил себя до одной из ближайших спален и отрубился. После пробуждения стало еще хуже. Страх за Энди, за то, что он может оказаться на месте этого вот парня, затопил сознание. И даже то, что незнакомцем был младший хозяин дома – жуткий говнарь и наркоша, который наверняка пришел сюда искать свои нычки, не спасало положения. По поводу него-то Дэн не испытывал угрызений совести. Схроны он обнаружил еще тогда, когда обследовал дом – выдал сладковато-гнилостный запах, а о личности их обладателя узнал чуть позже, когда вытащил на свет божий рукописный дневник. Читать было мерзко. Есть же такие люди, которые делают дерьмо не в силу каких-то жизненных причин или плохого воспитания, а просто потому, что сгнили изнутри еще в утробе матери. Дэну после прочтения еще дня два было мерзко, а руки непроизвольно сжимались в кулаки. И вот теперь кусок дерьма получил по заслугам, но Дэн сел на диван, ухватился за волосы и завыл. Таким-то его и увидел Пашка. Друг, а Денис уже месяц искренне считал младшего Винокурова своим другом, приобнял его и тихо спросил:       – Ты так убиваешься только из-за этого бедолаги, который все равно был не жильцом, или есть еще причины?       – Почему это не жильцом? – спросил Дэн, оттягивая момент признания.       – Потому что только идиот приперся бы в одиночку в дом, который находится за хрен знает сколько километров от Стены. Как он вообще дошел сюда, интересно? Да и наркотой от его крови потягивает. Изжога не мучает? И что у нас с другими причинами?       – Иди на хер, – не мудрствуя лукаво, ответил Дэн на первый, не риторический, вопрос и решительно перешел ко второму. Хотя решительность распространялась только на готовность признаться. Слова не вязались в логические конструкции и не лезли на язык, хоть ты тресни. – Есть причина, – Дэн решил дать себе небольшую передышку и собраться с мыслями. – Поехали к твоим. Расскажу все.       Въедливый Пашка перед уходом сбегал-таки в кладовку и притащил какую-то химию, которой полил ковер.       – Жалко такую красоту терять, – пояснил он свои действия закатившему глаза Дэну. – Вернешься, пропылесосишь, и будет как новенький.       Но Дэну было почти насрать на все, и на гребаный ковер тоже. Весь этот дом, все усилия, все было только ради одной цели, которая теперь активно махала падающему в отчаяние Дэну. И только забираясь с ногами в мягкое кресло и обхватывая пальцами кружку с горячим, сладко пахнущим миндалем и яблоками чаем, который ему всунула Людмила, Дэн подумал, что отчаиваться не стоит. И он выложил все, изо всех сил стараясь не сильно ударяться в восхваления и любования Энди: про свою любовь к нему, про желание привести к себе, про попытки убить в себе монстра и про отчаяние. И было не жалко делиться с ними со всеми и Энди, и своими чувствами, и надеждами, наоборот, это казалось правильным. Горчило осознание того, каким он был дураком все время, когда утаивал то, о чем рассказать нужно было в первую очередь. Совета Дэн ждал, как и все предыдущие разы, от Алексея, который разбирался в механизме работы тела и мозгов зомби на раз. Тем удивительнее была реплика от Пашки:       – Ну так в чем проблема-то? Хавай вовремя, и тормоза не сорвет. Эта жажда, которой сопротивляться невозможно – она ведь от недоедания.       – Сын прав, – подтвердил Алексей. – Но если уж тебя так беспокоит момент контроля над собственным телом, то позволь спросить, ты уже видел Андрея после обращения?       – Угу, – настороженно ответил Дэн, не понимая, каким образом это все может быть связано так, чтобы убедить его в собственной безопасности для Энди.       – Что ты в этот момент чувствовал? Было ли… хм-м-м… Как бы назвать? Такое ощущение, как будто…       Обрывочную речь Алексея прервала Людмила, которая осторожно взяла мужа за руку и улыбнулась Денису.       – Ты чувствуешь его? Его переживания, ощущения.       – Да, – удивленно ответил Дэн, не понимая, откуда она знает об этом.       – Тогда вот тебе еще информация о наших особенностях. Высшие весьма категоричны, и в плане собственных чувств тоже. Любовь у нас одна и на всю жизнь. Исключений пока не было, хотя мы и существуем не так долго. Но те чувства, что есть у нас сейчас, сильно отличаются от того, что было раньше. Разве ты не замечал этого? Мы скорее согласимся лишиться жизни, чем причинить любимому человеку неудобства.       А ведь действительно. Раньше Дэну это не приходило в голову, но его реакция на то, что кто-то занимается с Энди сексом, была непривычной. Его давили чувства собственничества и ревности, обиды и зависти к Кочетову, но негатива к Энди не было. Не было даже желания убить Руслана, потому что тот был нужен Андрею.       – Не отвечай, – продолжила Людмила. – Я уж поняла все. Ему ты не причинишь вреда ни в коем случае, даже если будешь на последнем издыхании от голода.       Дэн просиял. Не верить Людмиле причин не было, так что у него вновь появилась цель, теперь уже такая близкая и столь легко достижимая, что парень чувствовал себя ребенком накануне Нового года.       – Вот только торопиться я бы тебе не советовал, – напряженно произнес Алексей. – Я понимаю, как тебе тяжко без Андрея и насколько простым и правильным кажется решение привести его сюда, но, Дэн, ты все хорошо продумал? Да, на улицах нашего поселка нет Низших – но так и людей среди нас нет. Да, Средние легко подчиняются и ведут себя более чем примерно – но это пока у них под носом не появился аппетитный живой паренек. Ты в любом случае можешь рассчитывать на нашу поддержку, вот только все мы вместе взятые с обезумевшей толпой не справимся. Не недооценивай Средних, кстати, они очень сильны. Основное наше оружие против них – это мозги, – мужчина постучал себя по лбу, – но не сила мышц. Да и потом, мир сейчас разрушен. У нас ничего нет. Продуктов по минимуму – то, что мы в состоянии содержать. Но бензина почти нет. Ты заметил, что Пашка передвигается на своих двоих? Это не из-за любви к бегу, он слишком любит железо на колесах для такой самоотверженности. Все из-за того, что машину нечем заправить. Да, у нас есть энзэ, но мизерный. Его не хватит, чтобы доставить сюда Андрея в безопасности. Ты ведь собираешься не куклу притащить, а живого человека. Если уж берешь на себя ответственность за его жизнь – а ты ее возьмешь, как только вынесешь Андрея за пределы спасительных стен – то должен предусмотреть все, вплоть до мелочей, чтобы он не просто выживал рядом с тобой, а чтобы он был счастлив. Чем ты будешь его кормить, если с нами что-то случится, и если что-то случится с тобой? Чем ты будешь его лечить, если он заболеет, чем бы то ни было? Какие у тебя будут отступные пути, если коттедж окружат Низшие и Средние? Что ты сделаешь, если Андрей из-за какой-нибудь случайности превратится в Низшего?       С каждым словом, с каждым заданным вопросом противный гул, раздававшийся в голове Дэна, набирал обороты. К концу игры во «Что? Где? Когда?» он почти заглушал Алексея, разрушая черепную коробку изнутри. Бездна отчаяния, над которой Денис балансировал в начале разговора, со всей холодностью приняла его в свои объятия. Даже если он сдохнет, даже если бросит под ноги своей мечте всю семью Винокуровых, создать для Энди новый безопасный мир с нуля он не сможет. Как не сможет и привести его сюда, ведь Алексей был прав в каждом слове. Хотелось сдохнуть больше чем когда бы то ни было. Даже положение до апокалипсиса не было таким безнадежным – ведь тогда и надежды не было. А простые мечты не рушатся, отдаваясь такой болью.       Сдерживать ее внутри себя Дэн больше не мог. Как и сидеть среди своей новой семьи, без опасности вылить на них то дерьмо, которое клокотало внутри. Тяжелое кресло с грохотом отъехало назад, выпуская из своих недр стремительно вскочившего зомби. Громкий хлопок двери Дэн услышал, уже подбегая к воротам. Перемахнуть через них было парой пустяков, так что секунду спустя он уже несся по улице, пытаясь хоть немного выпустить пар. Дэн направлялся в сторону больницы – увидеть Энди было жизненно необходимо. И вот тут-то стало понятно, что даже в жизни Высших бывают абсолютно черные полосы. Здание было пустым. Это становилось понятно еще на подходе: не было вечной толпы Низших в округе, да и само здание выглядело нежилым. В тщетной надежде, что все это – иллюзия и шанс еще есть, Дэн вскарабкался на стену и принялся методично обшаривать взглядом комнаты по ту сторону окна. Пустые, как и его душа. Видимо, спасатели добрались и до этой окраины. Наверное, так было даже лучше. Денис разжал пальцы и полетел вниз с пятого этажа, мягко приземляясь в чьи-то объятия.       – Ты, придурок, не сдох бы, конечно, но пару часов кровью бы похаркал. Ломать кости и отшибать органы больно, вообще-то. Даже для нас.       Кажущийся спокойным Пашка нес Дэна в сторону парка. Но стоило ему поставить друга на ноги, все спокойствие слетело вмиг. И когда черты милого кукольного лица исказились в злобной гримасе, стало ясно, что монстр сидит не так глубоко, как кажется. Первый удар прилетел Дэну в живот и отбросил на ствол ближайшего дерева. Не рухнуло оно каким-то чудом, но жалобно хрустнуло и чуть накренилось.       – Сука, – рычал Пашка, подлетая к безуспешно пытающемуся вдохнуть Дэну, – я тебе быстренько верну любовь к жизни, дерьма ты кусок.       А дальше удары сыпались как из рога изобилия. Боль мешалась с иррациональным страхом, а вялые попытки Дениса блокировать удары проваливались. В конце концов, Пашка повалил его на землю, заломил руки за спину и уселся сверху, окончательно лишая возможности двинуться.       – Совсем охренел? – сдавленно прошипел он на ухо начавшему заводиться другу.       – Это ты охренел! Что бы ты вообще понимал!       – Ох, ну конечно, куда уж мне понять, – картинно пропел Пашка, разворачивая брыкающегося Дениса и усаживаясь ему на живот. – И что же такого страшного сказал мой папа, а? Только то, что тебе нужно подождать немного и поднапрячься чуток? Это такая большая цена за любовь всей жизни, по-твоему? Да что с тобой, Дэн? Ты же всегда был упрямым бараном, который пер напролом за своей целью! Что изменилось теперь? Сейчас ведь все на твоей стороне, и ситуация, и возможности. Чего ты боишься? Почему сомневаешься? Если сам так боишься ответить на все эти вопросы, так давай это сделаю я. Привезти Энди? Запросто. Нужно просто заняться месторождениями и переработкой нефти. Восстановить производства, в том числе лекарств. Те, что раньше не выпускались, нужно создать заново, благо получить нужную информацию в инете несложно, было бы желание.       – И это, по-твоему, не сложно?       – Нет. Ты просто не пытался. Если бы хоть раз решил проверить не только свое тело, но и мозги, приятно удивился бы. Наши возможности безграничны. Это действительно так, не просто красивые слова. Все, что тебе нужно – захотеть и приложить усилия. С наскока ничего не удастся, конечно, но при желании…       – Ты действительно думаешь, что нам четверым такое под силу?       – Ну, по правде говоря, думаю. А позволь уточнить, с чего ты взял, что четверым? Высших, как бы, немало во всех городах, даже у нас. Просто мы не большие любители селиться кучей. Сам же ведь съехал при первой возможности.       – Как это немало? А почему я не в курсе?       – Так ты ведь и не интересовался никогда, придурок, – Пашку, видать, отпустило, да и почувствовал он, что Дэн в себя пришел, так что парень ухмыльнулся и не больно шлепнул пораженного Дениса по лбу. – А что касается момента с незапланированным обращением Энди, то тут все тоже не так безнадежно, как ты себе нафантазировал. Есть у нас один ученый, один из тех, кто заварил всю эту кашу, кстати, который ищет если не противоядие, то хотя бы средство для ускорения эволюции. Пойди к нему. Даже если придумать сам ничего не сможешь, то уж на побегушках побыть – запросто. Всю работу Средним не доверишь, а желающих трудиться на благо прогресса не много. Кстати, просто чтоб ты знал, я все понимаю даже лучше, чем ты можешь представить. У меня тоже есть такой человек – мой Якорь в этом мире. Вот только ситуация не такая, как у тебя, а безнадежная, – улыбка у Пашки была такой печальной, такой непохожей на обычную, что у Дэна защемило сердце. Ему вдруг подумалось, что ни хрена-то он не знает о своем друге. Зациклился на собственных заморочках, а о том, что семья – не есть залог счастья и не подумал. – Она человек и никогда не любила меня. Так что, даже если я вытащу ее из этого дерьма, ничего-то мне не светит, потому что быть суррогатом счастья я не смогу. Печальная история, да?       – Справимся как-нибудь, – жалость Пашке сейчас нужна была меньше всего, а то он и так разнюнился. – Сам же сказал, что сейчас надо мир обустраивать, а там видно будет. Время и не такие чувства переиначивало.       Сказал, а у самого словно оборвалось все внутри. Сразу в голову пришел Энди, с его осторожными взглядами, несмелым любованием.       «А что станет с его чувствами? Настолько ли они сильны, чтобы дожить до того момента, когда мне можно будет заявить о себе?» – думал Дэн и боялся себе ответить.       Но черные полосы сменяются белыми. Стоя на крыше многоэтажки, Денис с улыбкой следил за эвакуацией двух своих подопечных. Счастье за других смелыми мазками закрашивало серость в его душе яркими красками. В качестве завершающего штриха выяснилось, что в группе спасателей был отец малыша – муж храброй слабой мамочки. Он стискивал жену, целовал ребенка и, хохоча, отмахивался от матов отстреливающихся от зомби охранников внизу. Когда самодельно бронированная машина тронулась с места, женщина повернулась и крикнула в пустоту:       – Спасибо! Спасибо тебе огромное.       Кажется, она плакала. Скорее всего, и не догадываясь о том, кто ей помогал все это время. Но обхватившему себя за плечи Дэну было абсолютно все равно. Он просто был счастлив за них и молился только об одном, чтобы все они дожили до того момента, когда все-таки найдется то, что позволит выжить всем. Это подстегивало Дениса, когда он колесил по стране, изнемогая в попытках восстановить что-то из функционировавшего ранее. Удавалось с трудом, но все же воз сдвинулся с мертвой точки и катился явно под гору, набирая обороты. Самым важным оказалось объединить усилия. С каждым месяцем Высших становилось все больше. Пусть это не шло ни в какое сравнение с притоком Низших и Средних, но было немаловажным фактором в общей эволюции.       Потихоньку налаживалось производство. Особенно важным было создание лекарств для людей, но это вышло куда проще, чем казалось на первый взгляд. Пашка был прав во всем. Интернет покорялся тому, кто умел им пользоваться, а хакерские программы писались теперь с полпинка. Уже совсем скоро были найдены все зарубежные рецепты и адаптированы под имеющиеся возможности. Вот так и прошел год. Зима была удивительно холодной, и если бы не осторожная помощь, запертые в Стенах люди погибли бы, но обошлось. В начале весны Дэн понял, что пора бы уже налаживать контакты с человеческим правительством, потому что охотиться на несчастных, которые пытались помочь другим, было уже почти невозможно.       И снова все прошло легче, чем думалось. Как и следовало ожидать, у власти оказались далеко не дураки, и люди эти понимали, какие перспективы открывает перед ними союз с зомби. После его заключения люди в оккупации вздохнули глубже. Конечно, им старательно вбивали в головы, что причина улучшившегося положения – доблестные Охотники, которые стали смелее, лучше, быстрее и могли добывать в два раза больше нужных вещей. Пока приходили к компромиссу в мелочах, пока отлаживали новый механизм, прошел еще год. Дэн за это время успел изучить почти все возможности своего организма и выяснил, что одна полноценная охота с возможностью догнать и разорвать добычу на куски утоляет голод на четыре месяца, в то время как простое поедание человечины – всего на два. Он узнал, что может не спать неделю, не есть четыре дня и разгоняется до ста двадцати километров в час. Не дышать в течение пяти часов и плавать под водой без малейших усилий тоже входило в список его способностей. Животные высших боялись. Они чувствовали их и разбегались в панике, причем это касалось абсолютно всех. Конечно, если Высший охотился на кого-то из них, то попытка скрыться была обречена на провал, потому что с какой бы скоростью ни двигался убегающий, у зомби было важное преимущество – они не уставали. А еще во время охоты проявлялось странное обоняние. Высший мог понять, кто перед ним – здоровый или больной, мирный добропорядочный гражданин или исчадие ада.       Еще одной важной стороной жизни Дэна стали исследования профессора Знаменского, того самого, кто и положил начало экспериментам над человеческим телом, пытаясь создать идеального солдата. Виктор Валентинович, который был единственным, кто просил называть его по имени-отчеству, при первой встрече оглядел пылающего ненавистью Дэна, ухмыльнулся в усы, огладил бородку и сдержанно произнес:       – Что бы вы там ни навыдумывали себе, молодой человек, к сегодняшним событиям я имею весьма косвенное отношение. Родился, вырос, а, следовательно, и воспитывался я в Советском Союзе и всю жизнь верил в светлое будущее. А какое же может быть светлое будущее, если мы не можем защититься от агрессоров, которые руки свои загребущие тянут, аки спруты. Но когда эксперимент начал трещать по швам, а я принялся убеждать всех, что лучше вернуться к исходным позициям, меня вежливо попросили. Деньги-то отмываются по-разному, так что дотошный старик стал, вроде как, не нужен. Зато теперь последствия расхлебывать приходится мне, потому что виноватым считаюсь я, как отец-основатель. Оно, может, и правда, да только все равно обидно, знаете ли, молодой человек.       – Денис Воронцов, – протянул Дэн руку. – Рад буду помочь.       Знаменский опять ухмыльнулся, и парень понял, что старый манипулятор не так уж и переживает из-за всеобщей нелюбви. Да и есть ли она, нелюбовь эта, не факт.       Вот так и началась их совместная работа. С притирками, упреками и даже, порой, драками. Но работалось им удивительно легко. Если не было противоречий с чисто научной стороны, они понимали друг друга с полуслова, даже порой чувствовали, что необходимо сделать, чтобы помочь другому. Поначалу, пока Дэн разбирался в заковырках совершенно новой для него отрасли, он работал на подхвате, но делал это с таким энтузиазмом и жаждой знаний, что скоро столь мелкое занятие стало для него явно мало. Виктор Валентинович наблюдал за помощником с куда большим вниманием, чем показывал, так что момент этот выцепил сразу же и медленно но верно втянул Дэна в полноценную работу. И она кипела в их руках. Уже через год была разработана сыворотка. Первой испытуемой стала Лиза, готовая чуть ли не есть у Дениса из рук. И сработало. Часа через четыре девушка смотрела на них с Виктором Валентиновичем вполне осмысленным взглядом и желания откушать человечины не испытывала.       Следующие попытки были удачными в одном случае из десяти, а то и двадцати, но сообщество Высших чуть ли не плясало от радости – теперь все должно было быть куда проще чем раньше и вопрос эволюции всех оставшихся зомби казался делом пары пустяков. И только утопающие в благодарностях Знаменский с Дэном довольными не выглядели. Было что-то, чего они не учли, что пропустили. Оба чувствовали это, но разложить в цифрах и терминах не могли. Зато с успехом смогли жизнь и время.       Первым тревогу забил Пашка. Пропала его подопечная, та самая, что жила вместе с Лизой в торговом центре. Связь разорвалась как-то вмиг, что бывало только при смерти подконтрольного Среднего. Но тела в Центре не было. Были капли крови на плиточном полу, но девушка исчезла. Пашка к своим подопечным относился трепетно и забил тревогу. Выяснилось, что пропавшая Марго была не первой и не единственной, но раньше никто особо не переживал. Люди на попе ровно не сидели и истребляли монстров с большим пылом. Да и внезапную эволюцию никто со счетов не сбрасывал. А то, что новообращенный ни к кому не пришел – так Высшие разные бывают, кто-то ведь может и не захотеть общаться с себе подобными.       Нашел потеряшек Дэн, которого чутье пинало изнутри с требованием выяснить, что же происходит. Открытие было ужасным в своей простоте. Природа редко когда прощала людям попытки влезть в свои процессы и подконтрольную эволюцию с рук спускать не собиралась. Один из недавно обращенных создал в своем подвале небольшой бункер, где расчленял и поедал как людей, так и Средних. Сделано это было явно не от голода, а из любви, так сказать, к искусству. Умирали несчастные в мучениях, долгих и нестерпимых. Пытающуюся отбиться мразь Дэн разорвал голыми руками и судорожно принюхивался, опасаясь почувствовать запах Энди. Того, к счастью не было ни среди мертвых, ни среди выживших. Зато, проходя вдоль тройки перепуганных людей, он уловил что-то смутно знакомое. С большим трудом он узнал в трясущейся перепуганной тощей замухрышке свою бывшую девушку, редкостную красотку и предмет тайных мечтаний мужской половины школы. В ответ на попытку до нее дотронуться – дернулась и захныкала сквозь стиснутые зубы. От мыслей, что с ней делал ставший всесильным извращенец, было тошно. Дэн отошел на несколько шагов и принялся думать о том, что делать дальше. Но решение не понадобилось. Внезапно вся троица забилась в судорогах, хрипя и давясь идущей изо рта пеной – превращение в зомби было малоприятной картиной для эстетствующих взоров. Дэн выбежал из подвала и закрыл дверь, благо, сделана она оказалась на совесть.       Времени было в обрез. Недавно полученное Знаменским лекарство действовало в течение первого превращения и только тогда обеспечивало переход на стадию Высшего. Но только в теории. Проверка на практике должна была состояться сейчас.       Объяснять что-то вскинувшемуся Виктору Валентиновичу времени не было, так что Дэн просто выхватил из холодильника ампулы и на ходу вставил их в пистолет для инъекций. Хотя Знаменский объяснений и не требовал – понял по виду Дениса, что не до них, и рванул следом. По дороге к ним присоединился Пашка, выскочивший из переулка, как черт из табакерки. Дэн даже удивился – Винокуров пропал еще пару дней назад и на связь не выходил, да и теперь выглядел неважно. Но хоть и смотрел он больше куда-то в себя, чем по сторонам, и думал явно не о том, куда мчится Дэн, но за другом следовал.       – Их там трое. Укушены. Двое мужчин и одна женщина. Не знаю, успеем ли мы – когда убегал, обращение уже началось, – все это на бегу, единым выдохом, сплошным потоком.       И Денис, на всем этом кураже, даже не заметил, как резко затормозил Пашка перед входом, с какой жадностью втянул в себя воздух, в котором к запахам людей уже примешивалась гнильца новообращенных. Он распахивал дверь, всем корпусом принимал на себя бросок первого медлительного Низшего, с перемазанным в крови ртом, который прямой наводкой полетел в руки Знаменскому. Тот, не мудрствуя лукаво, легким движением рук размозжил ему череп и ладной горкой уложил на асфальт. Второму, уже обращенному, сам Дэн проломил череп. А вот Алина еще билась на полу, но уже слабо, сотрясаясь в финальных судорогах. Денис всадил иглу, даже не примеряясь, благо, опыта хватало, и вошла она, куда надо было. Девушка захрипела и широко распахнула глаза, осмысленным взглядом встречаясь сперва с Дэном, а потом глядя ему куда-то за плечо. Хрип затих, на губах появилась странная жалко-теплая улыбка, а потом несчастная закрыла глаза и отключилась. Дэн подхватил ее на руки и почти бегом понесся в сторону дома.       – Может, тебе помочь? – тихо спросил отчего-то глядящий себе под ноги Пашка.       – Да мне, в общем-то, не тяжело, – сдерживая смех, ответил Дэн.       Он только что заметил, что убегали они в закат, и это, на фоне ставшего понятным глумливого хихикания Знаменского, пробивало на ржач. Ну, прям иллюстрация к какому-нибудь дешевому любовному романчику. Герой, весь такой из себя героический, героиня, с полной потерей чувств, и верный друг с печатью мировой серьезности на лице. Сдержать смех не удалось. Он пробился в виде дурацкого хрюканья и вызвал недоуменный взгляд Пашки. Ситуация была не столько комичной, сколько подходящей под охренительное настроение Дэна, так что на молчаливый пашкин вопрос он только головой махнул.       «Спасибо тебе, Господи, – Дэн не знал ни одной молитвы, но от души надеялся, что его искренность искупит это, – и за Алинку, и за то, что препарат подействовал».       Теперь у Дениса появилась надежда. Конечно, веры в то, что Энди добровольно решится примкнуть к стану зомби, было мало – слишком отчетливо помнил Дэн тот вопль ужаса и боли, который раздался из больницы, когда Елена Александровна прыгнула навстречу своей смерти. И тем не менее, теперь Дэн был почти готов к любому развитию событий.       Около своего особняка он остановился и кивнул странно мнущемуся, словно желающему что-то сказать, Пашке.       – Пока, друг, пойду будить спящую красавицу и оценивать результаты.       От этой невинной, в общем-то, фразы Пашка дернулся и переменился в лице, но промолчал, так что Дэн списал его непривычную нервозность на гибель Марго – друг все-таки был к ней привязан. Он толкнул ногой калитку и пробежал по дорожке к дому. Когда Алинка была уложена на широченную кровать в хозяйской спальне, Дэну пришло в голову, что зря он Пашку с собой не позвал. Препарат-то был неопробованный, с неузнанными не то что побочными действиями, но даже результатом. А если Алинка не очнется? А если очнется, но зомби? А если зомби, поедающим зомби? А если она увидит свой Якорь в нем, Дэне? И Денис даже не знал, какой из этих исходов наихудший. Но времени на терзания ему не дали. Алина застонала и открыла глаза. Обвела взглядом комнату и остановила его на замершем Денисе. Тот чуть склонил голову – девушка повторила жест – и облегченно выдохнул, улыбаясь. Да, серая кожа, мешки под подернутыми мутной дымкой глазами выдавали в ней зомби, притом самого что ни на есть Низшего, но вот взгляд был другим. Осмысленным и живым – именно таким, каким Дэн хотел его увидеть.       – Дэн? – прохрипела Алина, усаживаясь на постели.       – Он самый, детка. Как чувствуешь себя?       Реакция была, прямо скажем, предсказуемой, но от этого не менее гадкой. Алинка, как и положено девицам в подобной ситуации, разревелась, бросаясь Денису на грудь. Дэн прижал ее к себе и принялся аккуратно похлопывать по щуплому плечику – ни на что большее он не был способен даже с новыми мозгами – женские слезы всегда выводили его из равновесия.       Когда рыдания немного стихли, он принялся потихоньку, строго дозируя информацию, рассказывать о том мире, в котором предстояло жить обновленной Алине. Та, судя по тишине и отсутствию новой сырости на футболке Дениса, внимательно слушала и, Дэн искренне надеялся, пыталась принять свое новое положение.       – В конце концов, все не так уж и плохо. Есть, конечно, минусы, но плюсов значительно больше. Судя по твоему не сильно-то цветущему виду, за стеной ты не шиковала, – острый кулачок, прилетевший ему под дых, быстренько напомнил Дэну, что никаких негативных комментариев по поводу собственной внешности Алинка не прощала никогда. – Ладно-ладно, считай неудачной шуткой.       – И сколько же таких как мы? – убитым голосом поинтересовалась девушка.       – Много. Из тех, кого ты знаешь, Винокуровы, полным составом?       Реакция Алины была, мягко говоря, странной. Она вскинула на Дэна глаза, полные такой надежды, что тот даже растерялся.       – И Паша?       – И он.       – Дэн, – проникновенно начала Алина, и Денис взмолился всем богам, чтобы это было не то, о чем он подумал, – прости, но я тебя не люблю. Знаю, нас многое связывало до… до, но теперь я хочу быть с тем, кого люблю по-настоящему.       – А кого ты любишь? – проверяя на прочность последнюю свою надежду, спросил замерший Дэн.       – Пашу.       – Вот пиздец! – все-таки мат от души помогает снять излишки напряжения.       Что делать в этой ситуации Дэн понятия не имел. Да и как вообще сложилось подобное положение вещей, было неясно. Хрен бы с ними, со всеми их странными любовями, где распоследний педик оказывается натуралом, супер-натурал – педиком, а первая красотка – безнадежно влюбленной в того самого задохлика-гея. Денис застонал и запустил пальцы в волосы, от переизбытка эмоций оттягивая гладкие темные пряди.       И как объяснить этой балансирующей сейчас на грани новообращенной, что ее любовь безответна? Ведь Дэн сразу догадался, кто тот самый недостижимый пашкин Якорь. Кажется, ее звали Машей. Она училась классом младше и была единственной, кто по-настоящему близко дружил с Винокуровым-геем. Миленькая малышка-куколка с курносым носиком и выразительными серыми глазами. Самое оно для Пашки-натурала.       – Алин…       Начатую было фразу прервал шелест быстрых шагов по дорожке, хлопок двери и громкий топот. Денис сразу идентифицировал друга, так что дергаться не стал даже тогда, когда распахнулась дверь в спальню.       – Алин, – Пашка влетел в комнату, подбежал к кровати и рухнул перед изумленной девушкой на колени, – я знаю, что я тебе не пара, знаю, что ты любишь Дэна, но, прошу, дай мне шанс. Это кажется фальшивыми, красивыми, но пустыми словами, и все же я обещаю, что сделаю тебя счастливой. Ты все, что у меня есть, мое счастье, моя жизнь. Ты держишь меня в этом мире. Будь со мной. Я люблю тебя и всегда любил.       – Да что за ебаный пиздец тут творится? – нарушил повисшую тишину вопль Дениса. Он, собственно, и сам понял уже, что именно происходит, но никак не мог уложить в своей голове, что у того буйного калейдоскопа чувств друг к другу, о котором он знал, есть еще один фрагмент, который, конечно, ставил все с головы на ноги, но от этого не переставал быть таким неожиданным и охренительно непредсказуемым.       – Паш, – всхлипнула Алина и всем телом потянулась к Пашке.       Дэн мысленно сплюнул и незаметно вышел в коридор – вновь слушать сопли не хотелось, как и явно быть третьим лишним. Все, что надо, он уже услышал, а остальное пусть влюбленные рассказывают, если захотят.       Оставаться в доме было опасно – хрен знает, как парочка решит отметить свое воссоединение, а вуайеристом Денис никогда не был, так что он надумал сгонять в город, раз уж время появилось, и притащить себе давно присмотренный совершенно невероятный белый кожаный диван в гостиную, ибо старый оказался прострелен бесславно почившим бывшим владельцем. Всю дорогу Дэн думал о том, что, несмотря на радость за друга и бывшую девушку, в душе все равно было что-то мутное и гадкое, удивительно напоминавшее банальную зависть. Некстати вернулись мысли о том, что Энди в любой своей форме может и не захотеть остаться с ним, ведь годы идут, Дэн далеко, а Руслан – чтоб его Низшие сожрали! – очень близко.       В первую секунду Денис подумал, что ему почудилось, но ударивший в ноздри запах Энди был реальным, как и здание, на котором стоял Денис. Парень принялся осторожно спускаться, двигаясь по запаху как по путеводной нити, пока не уперся в приоткрытое окно.       Энди был еще прекраснее, чем помнил Денис. И даже слегка чрезмерная худоба и бледность не портили его, а добавляли… аристократизма, что ли. Дэн со всей возможной осторожностью заглядывал в окно и впитывал каждую знакомо-незнакомую черточку. Внутри что-то распухало, распирая грудную клетку, и было трудно дышать от этого комка и от невероятной, истинно нечеловеческой любви и нежности к парню за стеклом. Только чудом Дэну удалось заставить себя оторваться от ставшего вдруг самым дорогим окна и вновь залезть на крышу. Сколько Энди здесь живет? Судя по хитроумной системе веревочных мостов над зданиями – довольно долго. Чертова постоянная занятость, которая не дала найти Андрея раньше.       Дэн сделал глубокий вдох, тщетно пытаясь унять бурю внутри. То, что он чувствовал, было чем-то большим, чем то, что помнилось под кодовым словом «любовь». Словом, которое вместе с миром, его использовавшим, было погребено под слоем гниющих тел и человеческой боли, а потом, как и тот мир, воскресло всесильным фениксом. От этого чувства было почти больно, даже связно мыслить удавалось через раз, но в то же время Дэн отчетливо понимал, что исчезни оно, и он сломается, угаснет вместе с ним. Не стань вдруг Энди – не будет ничего. Хотелось хотя бы вернуться к окну, посмотреть на него еще раз, впитать, втереть в себя, словно кокаин в десны, но это было слишком рискованно. Денис не был уверен, что сможет вовремя остановиться, удержаться от того, чтобы не разбить чертово стекло, не вытащить через пустой проем наверняка сопротивляющегося, как черт, Энди и не протащить его через весь заброшенный город на плече, словно строптивую самку – слишком велика была эйфория от встречи, а тылы не подготовлены. Дэн сглотнул, потянул еще раз носом, втягивая тонкую струйку аромата Энди, и быстро спустился с другой стороны здания. Новый кожаный диван как-то враз потерял свою привлекательность.       Эта встреча, по идее, должна была стать переломным моментом, отделяющим мрак черной полосы в жизни Дениса от счастья начавшейся белой. Но судьба не была бы злодейкой, если бы не умудрилась подложить свинью. Энди оказался этакой обманкой, вазой конфет на высоченном шкафу, которые манят и убивают своей недостижимостью.       Проблемы начались на следующее утро, со звонка Знаменского:       – Поднимай свою подтянутую задницу и галопом дуй в лабораторию.       Дэн не выспался, так как всю ночь метался по кровати, лелея мысли о том, как скоро будет спать в ней не один и думая, что еще для этого нужно. Но голос профессора был настолько непривычно разочарованным, столько подводных камней уловил в нем чуткий слух, что усталость как рукой сняло. Дэн подхватился и, натянув на себя первое, что вытащилось из шкафа – неслыханная для него небрежность! – пулей помчался в лабораторию.       – Боюсь, новости неутешительные, – огорошил его с порога Знаменский. – Я провел серию опытов над новообращенными и результата, подобного тому, что наблюдался с Алиной, больше не было.       – В смысле, – мозг Дэна отказывался воспринимать эту информацию, – не было?       – В прямом. Мутации оканчивались одинаково – превращением в Низших. Дозировка влияния не оказывала.       «Пиздец», – билось в голове Дэна. Ведь совсем недавно казалось, что цель близка, что еще чуть-чуть и…       – Доброе утро! – раздался от двери омерзительно радостный голос Пашки. Тот, сверкая во все тридцать два приобнимал довольную Алину за плечи и излучал довольство жизнью. Не разделяющий его настроения Дэн только сухо кивнул сошедшейся парочке и уставился в распечатки, которые протянул ему Виктор Валентинович.       Описав вкратце суть проблемы, Знаменский вопросительно уставился на Алину. Та закусила губу и задумалась. По ее лицу было ясно, что в голове девушки зреет догадка, так что Дэн отложил бумаги в сторону и с еле сдерживаемым нетерпением принялся ждать ее ответа.       – У меня есть идея, но нет уверенности, – несмело протянула Алина.       – Милая девушка, ни у кого из здесь присутствующих ни в чем нет уверенности. Время поджимает, так что мы готовы даже к самым фантастическим версиям. Прошу, не стесняйтесь!       – Все дело в Пашке. Когда я очнулась после инъекции, то увидела его. Это… не знаю, как объяснить… словно вздернуло меня, привязало к этому миру что ли.       – Ну конечно! – Знаменский хлопнул кулаком по раскрытой ладони, а Дэн досадливо стукнул себя по лбу. – Это же очевидно! Для закрепления разума необходим Якорь! Спасибо, дорогая. Все-таки в современной науке нам без женщин никуда, – профессор элегантно подхватил кисть Алины и прикоснулся к ней губами. – Приступаем, – бросил он подхватившемуся Дэну.       И это был переломный момент. Легко не стало, но в руках исследователей появился ключ. А Дэн с каждым днем мрачнел все больше и все сильнее уходил в себя. От полного надежд веселого парня не осталось почти ничего. Алина вопросительно смотрела на обеспокоенного Пашку, но тот только головой качал, и принцип невмешательства в чужую жизнь грыз их изнутри.       Дэн разрывался от внутренних терзаний. Наблюдение за Энди выматывало его душу. Связь с Русланом не исчезла, а стала еще крепче, и в какой-то момент Денис даже подумывал оставить все, как есть. В конце концов, роль незримого помощника его, в общем-то, устраивала. Незаметно устранять опасности, подстерегавшие Энди на каждом шагу, загонять ему добычу, наблюдать за тем, как парень, шарахаясь от каждой тени, волочет бронированную дверь от подвала чокнутого извращенца, которую на его пути намеренно оставил Дэн, тоже было делом немалым, но не тогда, когда по ночам воешь от невозможности хотя бы прикоснуться. И Дэн сломал бы себя, но оставил Энди в покое, если бы в какой-то момент не решил проследить за Кочетовым и не увидел, что таких как Энди у него пруд пруди. И опять Денис смирил себя. Раскурочил, конечно, проржавевший грузовик голыми руками, но смирил. Он колебался неделю, а потом плюнул на все договоренности с людьми и, легко запрыгнув на балкон Руслана, постучался в окно, сквозь которое лился приглушенный тяжелыми портьерами желтый искусственный свет.       Выражение вселенского ахуя на лице давнего недруга стоило того, чтобы сбросить свое инкогнито.       – Ну здравствуй, Рус, – тихо произнес Дэн, делая шаг внутрь квартиры.       – Ты? – Кочетов безуспешно пытался избавиться от шока. – Ты ведь сдох, я сам видел тебя, жрущего трупак.       – Сдох, да не совсем. Но я не за этим решился отравиться видом твоей мерзкой рожи. Предупреждаю в первый и последний раз: не вздумай разбить Энди сердце. Завязывай со всем этим дерьмом. Харэ блядствовать. Он… Черт, да ты молиться на него должен! Понял меня?       У Дэна была еще одна способность, которую развить в себе удавалось далеко не каждому Высшему. Он умел запугивать. Пролезать в голову не только Средним, но и людям и, нажимая на незримые рычаги, вызывать страх, близкий к паническому ужасу. Решив, что кашу маслом не испортишь, он ухватил Руса за грудки и, притянув к себе, резко окунул в болото вязкого страха.       – Понял? – повторил он свой вопрос.       – Да-да, – болванчиком закивал Руслан.       И все, вроде бы, устаканилось. Кочетов перестал укладывать в свою койку всех, кто не был прибит, и стал уделять Энди куда больше времени. Радовало это последнего или нет, сказать было сложно, но выглядеть Андрей стал получше. Хотя, возможно, причиной была ставшая регулярной половая жизнь.       А через пару месяцев Руслан снова слетел с катушек. Ситуация повторилась, и неделю Дэну казалось, что он никак не может отмыть руки. А еще в голову упорно лезли мысли о том, что гордый Энди, узнай он о том, что происходит, по головке бы его не погладил.       Когда Рус сорвался в третий раз, Дэн уже не психовал. Он без стука вошел в незапертую дверь и спокойно спросил:       – Чего тебе не хватает? Вы ведь любите друг друга, так нахрена все это?       – Любим? – изумленно проговорил Кочетов и заржал. – Ну ты и дебил… Что там за промывку мозгов устраивают во время этой вашей эволюции? Какая, нахрен, любовь? Мы просто трахаемся, Воронцов. Тра-ха-ем-ся! Точнее, – парень глумливо ухмыльнулся, – я трахаю твоего ненаглядного, обожаемого Энди, а он извивается подо мной и умоляет не быть таким грубым, а потом бегает по городу в поисках заживляющей мази.       Даже понимание того, что Руслан пьян, не помогало Дэну унять бушующую внутри него ярость. Да и не настолько тот нажрался, чтобы пороть бред, скорее алкоголь просто развязал ему язык, и эти грязные недостойные мысли о том, кого Дэн готов был возвести на пьедестал, начисто стирали все мысли о возможном помиловании.       – И знаешь, о чем я подумал? – не унимался лишившийся последних крупиц инстинкта самосохранения Руслан. – Ты теперь, пожалуй, будешь моим рабом. Будешь слушаться меня, делать все, что я прикажу. Будешь ползать в ногах и лизать пол, по которому я прошел. Потому что иначе, – парень прошел вперед и, начисто игнорируя бешеный взгляд и сжатые кулаки Дэна, ухватил его за подбородок, глядя в глаза, – я Энди уничтожу. Разрежу на маленькие кусочки и скормлю толпе твоих кровожадных дружков. А теперь скидывай-ка ты свои брендовые джинсики и становись-ка раком – давно хотел тебя выдрать, напыщенный ты ублюдок. И без глупостей, – жестко припечатал он, направляя внушительный ствол холодно блеснувшего револьвера Дэну в голову.       А вот потом Руслан растерялся, потому что улыбка, засверкавшая на будто отбеленных зубах, скользнувшая в очаровательные ямочки на щеках, расцветившая мутные голубые глаза, была до одури пугающей. Потому что не было в словах Руслана ничего, что могло бы ее вызвать, а значит, причиной тому было что-то в голове Дэна.       А было там решение, окончательное и бесповоротное. Потому что такая тварь как Кочетов не имела права не то что быть рядом с Энди, она даже думать о нем не могла.       Есть Руслана Дэн не планировал. Но пули, ударившие в живот, стерли остатки человечности, выпуская на волю дремавшего зверя. Очухавшийся Дэн посмотрел на кровавое месиво, оставшееся от старого недруга, и сплюнул горчащую слюну. Оставлять все как есть было опасно. Энди мог и нагрянуть к любовнику, хотя чаще всего просто ждал появления Руслана у себя, а разбираться с депрессирующим парнем Дэну не хотелось совершенно. Поэтому он отчистил все что только можно, а остальное безжалостно выбросил, уповая на то, что Энди, вздумай он все-таки прийти, вряд ли детально вспомнит обстановку Руса. Ошметки тела были безжалостно выброшены из окна толпе довольно завывших Низших, которые толпились под окнами всех жилых квартир. И на этом с Русланом Кочетовым в его жизни было покончено.       А потом потянулись дни скорой подготовки и наполненного ожиданием наблюдения за Энди. Да, сомнения в том, что именно Дэн окажется для него Якорем, были, но они не могли погасить разрывающего изнутри чувства. Денис чуть не опоздал, когда Андрей ухитрился прозевать двух мутировавших Низших, да еще и позволил им загнать себя в ловушку двора-колодца. Успел в последний момент, быстро проломил Низшим черепа и отволок их в соседний проулок. Дэн вернулся как раз к тому моменту, когда Энди отважился выйти. Зрелище перепуганного рыжика, нерешительно оглядывающегося вокруг, было невероятно умилительным, и Денис окончательно уверился, что затягивать больше не может. У него просто не осталось на это сил. Подготовка была закончена в тот же вечер, так что на следующий день Дэн, подыхая от счастья, смотрел на своего персонального бога, который скрупулезно расставлял ловушки на какое-то мелкое зверье.       – Что, Энди, мяска захотелось?