To the end

Если бы не резкая остановка автобуса, то барабанщик уже не смог бы бороться с одолевающим его сном. Выглянув в проход, он попытался понять, что послужило причиной такого неожиданного торможения. Через секунду в автобус, низко опустив голову, вошла девушка. По характерной форме Татсуя понял, что она является ученицей старшей школы. В полумраке, царившем в автобусе, разглядеть что-либо еще было невозможно, поэтому больше мужчина узнать ничего не смог. Девушка тем временем села на самое первое сидение у выхода и уставилась в окно. Автобус снова поехал, но теперь Татсуя уже не хотел спать. Мужчину одолевало любопытство: что школьница может делать в таком районе поздним вечером? Однако время шло, картина за окном совсем не менялось, и интерес барабанщика стал угасать. Мало ли, какие могли случиться обстоятельства. Его это волновать не должно, ведь у него полно и своих нерешаемых проблем. Вернувшись к своим мыслям, Татсуя почти забыл про девочку в школьной форме, когда автобус остановился вновь. На этот раз в салон, покачиваясь при каждом шаге, ввалился пьяный мужчина в помятой рубашке. Неслушающимися пальцами он достал из кармана замусоленную купюру и сунул ее водителю, после чего направился к сидениям. Школьница тут же вскочила со своего места и, обведя весь салон глазами, поспешно подсела к Татсуе. Барабанщик покосился на свою неожиданную спутницу, что теперь освещали яркие уличные огни. Видимо, она относилась к той категории девушек, что он так опасливо избегал в школьное время - волосы выкрашены в золотистый цвет, как это сейчас модно у подростков, однако у корней уже начал просвечивать природный черный. Черты лица школьницы Татсуя разглядеть не смог из-за слишком яркого, пожалуй, даже вызывающего макияжа. На улице стояла изнуряющая жара, но мешковатая кофта девушки была застегнута на все пуговицы, хотя короткая юбка в клеточку едва прикрывала бледные, почти белые и чуть полноватые бедра. Возможно, школьницу можно было бы назвать красивой, если бы не ее попугайский макияж и выражение лица – отсутствующие, жалкое, несчастное и, наверное, немного высокомерное. Все это вызывало в Татсуе противоречивые чувства: с одной стороны мужчина понимал, что терпеть не может подобных девушек, но с другой - что-то заставляло его снова и снова бросать косые взгляды на свою спутницу. Барабанщику казалось, что он просто обязан поговорить с ней. - Прости, - голос Татсуи утонул в грохоте колес. – Я хотел… Девушка даже не повернулась в его сторону, и только тогда музыкант заметил тонкие белые проводки наушников, затерявшиеся за ее волосами. Школьница устроила пестрый рюкзак с целой кучей разноцветных брелков рядом с сумкой мужчины и, плотно сжав колени со сползшими чулками, покачивала головой в такт неслышимой для остальных музыке. Поняв, что так ответа он не дождется, Татсуя осторожно тронул спутницу за локоть. Девушка вздрогнула и, вынув наушники, подняла на него безразличные карие глаза, в которых отражались стремительно проносящиеся за окном огни. - Здесь очень жарко, - почему-то шепотом заговорил Татсуя. – Может быть, откроем окно? Школьница несколько раз хлопнула глазами с густо накрашенными ресницами и растерянно посмотрела на барабанщика, словно не понимая, что он от нее хочет. Татсуя уже решил, что ему придется повторить свой вопрос, когда девушка неожиданно кивнула, и ее рука с чересчур длинными ногтями, обклеенными переливающимися стразами, потянулась к окну. На секунду рукав кофты задрался, и Татсуя смог увидеть медицинские бинты на запястье своей спутницы. В следующий момент окно опустилось вниз, и в салон автобуса ворвался прохладный ночной ветер, тут же растрепавший волосы барабанщика. Татсуя заправил выбившуюся из прически прядь за ухо и, заметив, что возвращать наушники на прежнее место девушка не стала, решил, что тонкая ниточка доверия между ними все-таки установилась. - Что с рукой? – тихо спросил мужчина, поворачиваясь к школьнице. Девушка кинула на него быстрый взгляд, а затем поспешно натянула рукава растянутой кофты так, что видны стали только кончики длинных розовых ногтей. В салон ворвался очередной порыв ветра, и Татсуя почувствовал легкий запах мужского одеколона, исходящий от той, что сейчас сидела рядом с ним. Молчание затягивалось, и барабанщик решил, что ошибся, и ответа он от своей спутницы не дождется. За окном все также проносились пылающие сотнями огней небоскребы, и казалось, что в этом полупустом автобусе времени не существует вовсе. - Хотела вскрыться из-за одного человека, - девушка произнесла это с открытым вызовом, словно заранее предупреждая Татсую, что ей наплевать на его будущие насмешки и осуждения. Но музыкант и не собирался насмехаться или, тем более, осуждать школьницу. Ему хватило той тоскливой искры, что всего на секунду проскочила в ее затуманенных глазах и тут же исчезла, как неоглашенный крик о помощи. - Может, расскажешь? – Татсуя поерзал на неудобном сидении, а затем добавил. – Если, конечно, хочешь. Девушка с сомнением посмотрела на барабанщика, будто бы спрашивая: «Почему я должна тебе что-то говорить?» Пальцы школьницы против ее воли легли на бинты, скрытые от посторонних глаз вытянутыми рукавами школьной кофты. Татсуя снова начал думать, что его спутница больше не заговорит, но опять ошибся. - Человек, которого я люблю… - довольно низкий голос девушки неожиданно скакнул вверх, и она тут же замолчала, словно сомневаясь, стоит ли ей продолжать. – Он музыкант. Вокалист в одной группе. Все музыканты – скотины. - Правда? Школьница кивнула и снова опустила голову, продолжая потирать запястье. Татсуя повернулся к окну и принялся терпеливо ждать, когда его спутница соберется с силами, чтобы заговорить вновь. Интересно, что сейчас делает Йо-ка? Наверняка курит где-нибудь в гримерке с очередными друзьями из знакомой группы. Татсуя был больше, чем уверен, что вокалист уже и не думал о нем, забыв о том, что случилось всего меньше часа тому назад. - Он спит с кем попало, - девушка, сидящая рядом с барабанщиком, подняла голову и грустно улыбнулась, словно насмехаясь над собой же. – С мужчинами, с девочками – со всеми. Постоянно берет у меня деньги и не возвращает. Звонит в три часа ночи и очень злится, если я не приезжаю. Школьница пыталась говорить безразлично, не демонстрируя никаких эмоций, будто бы то, о чем она рассказывает, не очень-то ее и касается, но дрожащий голос выдавал девушку с головой. Поняв это, она стала говорить все тише и тише, а последние слова и вовсе произнесла потерянным шепотом, что тут же растворился в очередном порыве ветра, ворвавшегося в салон. Татсуя растерянно посмотрел на свою спутницу и поежился. Ее лицо напоминало застывшую маску, готовую вот-вот распасться на кусочки. - Когда ты виделась с ним в последний раз? – барабанщик чувствовал себя каким-то ненастоящим рядом с этой странной девушкой, а потому спросил первое, что пришло ему в голову. - Я только еду от него, - школьница снова улыбнулась своей жутковатой, наигранной улыбкой и поправила сползшие чулки. – У него сегодня концерт, он просил меня приехать. Трахнул прямо в гримерке, а потом сказал убираться прочь. Татсуя выглянул в окно, но ничего интересного там не обнаружил. Мужчине хотелось как-то успокоить свою спутницу, ведь он чувствовал, что она готова разреветься прямо здесь, на жестком автобусном сидении. Но, обернувшись к девушке, барабанщик увидел только стеклянные карие глаза, смотрящие в одну точку. - А он… - Татсуя сомневался, что ему следует задавать следующий вопрос, но, чуть замявшись, все-таки продолжил. – Он видел твою руку? Школьница удивленно посмотрела на музыканта, словно не понимая, что он имеет в виду, а затем перевела взгляд на свое запястье. - Он сказал, что мне идет. С бинтами я выгляжу более привлекательно, - девушка замялась, а потом махнула рукой с тяжелым вздохом. - Я вообще делаю все только ради него. Или вы думаете, я выгляжу так по своей воле? Татсуя закрыл глаза. Больше всего на свете ему сейчас хотелось оказаться в своей постели. Или в студии. Или на улице. Где угодно, но только бы подальше от этой несчастной девушки. По-настоящему несчастной. Она улыбалась, наигранно смеялась, но он, Татсуя, чувствовал, что за каждым жеманным жестом скрывается неподдельное отчаяние. Неожиданно бледная, почти прозрачная ладонь с длинными острыми ногтями легла на колено барабанщика. Мужчина резко открыл глаза и повернулся к своей спутнице, застывшей, словно статуя. - Я так больше не могу, - голос девушки снова скакнул вверх. – Мне кажется, что мой мир искривлен и сломан, а я сама – никому ненужная кукла. Еще немного, и я совсем сломаюсь. Татсуя неловко погладил школьницу по холодной руке. Мужчине показалось, что слова, что девушка только что произнесла, она прокручивала в своей голове не один десяток раз, и этой ночью они, наконец, вырвались наружу. - Ты не должна скрывать все это от других, - Татсуя попытался разглядеть хоть что-нибудь за этим дурацким пестрым макияжем. – Поговори с друзьями или одноклассниками. Я уверен… Девушка резко выдернула ладонь из-под руки барабанщика и встала со своего места. Повертев головой, она шарахнулась в конец салона, но затем, словно вспомнив о чем-то, махнула рукой и снова вернулась на прежнее сидение. Закрыв лицо, школьница рассмеялась, а затем повернулась к Татсуе. - Вы, взрослые, такие забавные, - в голосе невольной спутницы барабанщика снова послышался нескрываемый вызов. – У вас все так просто. А если у меня нет друзей? Если я ненавижу людей, что учатся со мной в одном классе? Если меня тошнит от этих безвольных идиотов, у которых нет даже цели в жизни? - А родители? - Родители? – неожиданно миролюбиво переспросила девушка, а затем даже улыбнулась. – Мне их очень жаль. - Что? – Татсуя непонимающе покосился на школьницу. – Почему? - Они мечтали, чтобы их дочь успешно окончила школу, выскочила замуж за какого-нибудь богатого американца и до конца своих дней коротала время в убогой семье, что всегда ужинает вместе и по вечерам смотрит дурацкие телешоу. А она вместо этого постоянно сбегает из дома и едет в Токио к музыканту, которому, кажется, совсем плевать на нее. - Сбегает из дома? – ошарашенно переспросил барабанщик. - Я из Йокагамы. Татсуя обреченно покачал головой. И почему он столкнулся с этой странной девушкой именно сегодня? Барабанщик попытался вспомнить, сколько времени нужно, чтобы доехать от Токио до Йокагамы. Кажется, всего полчаса, не больше. Татсуя понимал, что прямо сейчас должен сдать школьницу в полицию, чтобы те вернули ее родителям, ведь он, взрослый и разумный мужчина, должен осознавать, во что может вылиться такой ночной побег в Токио. - О чем ты только думала? – Татсуя так удивился своему назидательному тону, что, когда автобус подскочил на очередной кочке, больно ударился об спинку сидения. - Я предполагала, что останусь у него до утра, - тихо прошелестела девушка, в очередной раз опуская глаза. – А все так сложилось… Так что, сейчас доеду до следующей остановки и пересяду на другой автобус, идущий в Йокогаму. Наверное, мама меня убьет. - Слушай, сколько тебе лет? – устало поинтересовался барабанщик. - Пятнадцать. Татсуя вздохнул и придвинулся к окну, подставляя лицо прохладному ветру. Он уже давно, почти с самого начала их странной ночной беседы в полутемном автобусе, догадался, что зацепило его в этой необычной школьнице. Стоило девушке только подсесть к музыканту, как тот понял, что они похожи. Потерянные, запутавшиеся, не знающие, чего ожидать от завтрашнего дня, - они зависели от других людей. Людей, которым, кажется, было совсем наплевать на них. - Знаете, я, правда, больше не могу, - неожиданно школьница прильнула к Татсуе и спрятала лицо в его коленях. – Я его ненавижу. Из-за него у меня нет ни друзей, ни семьи. Из-за него я пропускаю уроки, изо дня в день катаясь в Токио ради короткой встречи. Из-за него мне приходится выглядеть, как последней шлюхе. Ненавижу! В глаза ударил яркий, желто-оранжевый свет фонаря, и Татсуя почувствовал, что автобус начинает тормозить. Времени осталось совсем мало, поэтому барабанщик одним жестким движением встряхнул свою спутницу за плечи. Девушка вздрогнула и подняла на него жирно обведенные черным карандашом глаза, в уголках которых уже скопились прозрачные слезы. - Почему бы тебе просто не уйти? – Татсуя сжимал плечи девушки слишком жестко, но это уже не имело значения; он понимал, что ему срочно нужно услышать ответ на свой вопрос, пока его спутница не выскользнула из автобуса бледной тенью. – Брось его и больше никогда не вспоминай! Автобус затормозил на остановке, где стояло еще с десяток различных машин и маршруток. С улицы донеслись оживленные голоса людей и громкий лай какой-то бродячей собаки. В салон ударил ярко-оранжевый свет фонаря, стоявшего прямо напротив окна, где сейчас сидел барабанщик со своей спутницей. От резкой остановки девушка подалась вперед и безвольно повисла в руках Татсуи. Подняв на него свои стеклянные глаза, она несколько раз моргнула, словно видела мужчину впервые, а затем освободилась от его хватки и поспешно встала. - Потому, что, кроме него, мне никто не нужен, - школьница отчетливо произнесла эту фразу и, одернув короткую юбку, схватила свой рюкзак, после чего быстро направилась к выходу из автобуса. Через секунду она уже оказалась на улице, где тут же, нагло распихивая столпившийся народ, направилась к нужной маршрутке. Татсуя ожидал, что она вот-вот обернется, еще раз посмотрит на него своими потерянными глазами, но девушка упрямо шла вперед, и ничего в спокойной походке не выдавало того, что под растянутыми рукавами модной кофты скрываются уродливые шрамы. Барабанщик запоздало пожалел, что не успел спросить имя музыканта, из-за которого так страдала его бывшая спутница, но теперь думать о чем-либо было слишком поздно. Автобус тронулся, унося Татсую от остановки, на которую он, возможно, больше никогда не попадет, и от человека, которого он, скорее всего, больше никогда не увидит. Но теперь мужчина окончательно убедился в том, что эта встреча не была случайной, и остаточный аромат мужского одеколона, все еще витавший где-то совсем рядом, свистящим шепотом повторял последнюю фразу ушедшей девушки. - Эй, Йо-ка, - Татсуя выглянул в окно и заметил, что улицы приобретают знакомые очертания, а значит, скоро впереди появится и его остановка. – А мне нужен кто-нибудь, кроме тебя?