Рысёнок

Автора занесло...

Леотрин Сосед заскочил в комнату, распространяя вокруг себя запах книжной пыли, схватил мыльные принадлежности и ушел. Я только и успел ему кивнуть. Я ни разу за эту неделю не видел, чтобы он сидел в комнате. Занимался он в библиотеке, убегая туда сразу после занятий. Возвращался зачастую глубоко за полночь, пробирался на свою кровать, стараясь не разбудить меня. А утром я вставал значительно позже него, мои лекции начинались на час позже. Меня разобрало любопытство. Он продолжал привлекать меня, как пчелу - экзотический цветок. Я тоже собрал свои вещи и, выждав немного, пошел в душ. В раздевалке я заметил аккуратно сложенные вещи рысёнка, в душевой слышался шум воды и витал пар. Быстро раздевшись я скользнул туда. Ташарин стоял в крайней кабинке и намыливал волосы. Светлая кожа, казалось, светилась сквозь пар и водные струи. Тонкокостный, еще немного угловатый, и тощий - все кости пересчитать можно. Вот рысь откинул голову, смывая пену с волос. И начал мурлыкать какую-то песенку, сначала просто мелодию, потом и слова. Голос был чарующе глубоким, затягивающим в бездну спокойствия. Так, наверно, звучали песни сирен, заманивающих моряков на рифы. Я дарю тебе букеты Алых слез из моего запястья. Я хочу найти ответы На вопрос о том, что значит счастье. Я к этому времени подошел к парню вплотную. И чуть не вскрикнул, когда до меня дошел смысл его пения. А он продолжал: Я – в горячей воде. И вены Не болят, только кровь струится. Белым кафелем давят стены. Жаль, что времени нет проститься…* Я не выдержал... Сграбастал его в объятия, сжал так, что у самого в глазах затанцевали звездочки. Малыш от неожиданности погрузил лицо в воду. Закашлялся, начал вырываться. Я тут же отпустил его. Какие он слова, оказывается, знает... И кулаки у него острые. - Идиот! Я из-за тебя чуть не захлебнулся! Какого фига ты подкрадываешься, козлятина?!? Рысь был в ярости, а я не мог даже ничего ему ответить. Только то, что испугался за него, меня испугал смысл песни. Самому стало смешно... Я действительно идиот. Единственное, чем я мог объяснить свой поступок, - это что в моей семье никто в душе не пел. - Ташарин, прекрати, хватит, я... ай! ну хватит, больно же! Признаю свою ошибку! - Тут я еще и поскользнулся, плюхнувшись на холодную плитку пола. - Лежачего не бьют! - Ага, его пинают! - Ташарин легонько пнул меня в плечо и отступил под воду, продолжив смывать с себя пену. - Какого Неба ты меня схватил? Я остался сидеть на полу, любуясь тонким силуэтом рысёнка, только подогрев магией плитку, чтобы чего-нибудь не отморозить. - Я испугался. Ты такую странную песню пел... - Какую? - Из клубов пара вынырнула его голова. - Кстати, если пришел мыться, чего не моешься? А если подсматривать - уже всё видел, брысь отсюда. - Я на венах испугался... - Я поднялся и залез в соседнюю кабинку, пустил почти холодную воду. Оказывается, я возбудился... - А... у меня песни иногда из памяти всплывают, так что не обращай внимание, я всё равно ничего не помню про своё прошлое. Спину потрёшь, коль скоро ты здесь остался? Иногда я удивляюсь ему. Только что был готов убить, а теперь спокойно поворачивается спиной, убирая мокрые волосы вперёд. Я перебрался к нему и начал аккуратно водить мочалкой по его позвоночнику. Лёгкий аромат луговых цветов кружил голову. Схлынувшее было возбуждение накатило с новой силой. И когда Ташарин шагнул под воду, смывая с себя пену, я не смог бороться с собой. Я шагнул следом и нежно прижал его спиной к своей груди, вжался носом в мокрые волосы на затылке. Рысь было вздрогнул под моими прикосновениями, но быстро расслабился, когда я начал покрывать лёгкими поцелуями его плечи, спину, провел рукой по впалому животу. Я старался себя сдержать и не перейти черты, за которой уже не будет возврата. - Малыш, позволь... - Он напрягся. - позволь быть рядом с тобой. Я не буду ничего делать против твоей воли, клянусь. - Тогда... - его голос срывается. - Тогда отпусти меня. Пожалуйста. Я... я не готов ещё к продолжению... Ташарин дрожит, я чувствую, что у него подкашиваются ноги. Он возбужден... но он попросил отпустить его... Опускаю руку ниже и кладу руку ему на член. - Позволь я помогу тебе с этим. - И он кивает. Легко глажу подушечками пальцев его восставшую плоть. Дрожь усиливается, прокатываясь волнами. А потом он аккуратно развернулся ко мне лицом и положил пальцы на моё возбуждение. И осторожно толкнулся мне в руку, прося не останавливаться. Я продолжил движение, доводя его до пика, а тонкие пальцы Ташарина исследовали меня. Вскоре он с тихим стоном излился мне в руку, а я последовал за ним от одного вида его раскрасневшегося лица и чувства нежности. Что же ты со мной делаешь, малыш? Я подхватил рысёнка на руки и, не слушая его протестов, что он сам может идти, завернул в полотенце. В раздевалке всё ещё никого не было, и я усадил его на скамейку. Вытер его, вытерся сам и позволил ему одеться. Укладывались спать мы в молчании, нам обоим было, о чем подумать. - Рин... - Таш. Зови меня Таш. - Хорошо, Таш. Спокойной ночи. - Спокойной... И комната погрузилась в тишину. ______________ * Otto Dix "Любимый немец"