***
Люсьен старался взять себя в руки. Он немного отвлекся, когда поднимал «Пастырь» в воздух, но все равно не мог выкинуть из головы мысль, что четверка старых знакомых может… знать, о чем он думает. И что он чувствует. Нет, джедаи не читают мысли. Но они хорошо реагируют на эмоции, а Люсьен испытывал столько всего разом, что даже его учитель, не слишком требовательный к исполнению медитативных техник, не одобрил бы. Этот «Первый круг» легко поймет, когда он будет растерян, расстроен или сбит с толку. Люсьен стиснул пальцы на штурвале. «Пастырь» чуть тряхнуло, когда он покидал атмосферу. Нельзя позволять им чувствовать эту слабость. Стоило вспомнить о матери — и Ксамар тут же полез с непрошеным сочувствием… Червяк недобитый. Он всегда пытался напроситься на взаимопонимание. В детстве, когда Люсьен проводил с учениками матери больше времени, Ксамар казался ему самым слабым из всех. Даже Ку'анилия — благодаря природной связи с Силой — иногда могла оказаться быстрее… Но Ксамар слишком много размышлял — и слишком мало делал, зато каждому жаждал заглянуть в душу. И еще он никогда не поддерживал активные игры, мелкие шалости и все то, что Люсьену казалось забавным. А теперь он вырос и стал надеждой Завета, но по-прежнему лезет со своим миролюбием ко всем подряд. Люсьен фыркнул. Нет, пусть засунут сочувствие себе в задницу. Он поднял защитное стекло, щелкнул пальцем по рычажку, включая автопилот, и растянулся в кресле. «Пастырь» — пассажирская яхта, принадлежавшая концерну Дреев — следовала заложенному маршруту, ориентируясь на последние сводки о движении в планетарной системе, но Люсьену не хотелось терять контроль. Он следил за движущимися в стороне монструозными транспортниками и грузовыми баржами — даже с такого расстояния они казались огромными. Они лениво ползли в сторону Корусанта, а «Пастырь» — стремительно удалялся. Вскоре до выхода из системы осталось меньше получаса. Люсьен понял, что волнуется. Хаазин настаивал, что это задание сложнее, чем кажется. Что для Люсьена это такое же испытание, как для провидцев. Но если Фелн, Раана и остальные знали, что делать, то он — не имел представления. — Привет, — раздалось за спиной. — Это ты, — Люсьен узнал Ку'анилию по голосу и закатил глаза. — Все хорошо? — она подошла и положила руку на спинку второго кресла. — Да, отлично. Скоро можно будет уходить в гиперпрыжок, — он поймал себя на том, что чуть не впился зубами в нижнюю губу. — Ты уже выполнял задания один? Отдельно от учителя? — Да, — не то чтобы совсем один… Но все-таки, по сравнению с запертыми в поместье Дреев детишками, он был настоящим оперативником. — Это хорошо. Среди нас никто, кроме Фелна, не… — она замялась. — Не принимал самостоятельных решений? Ку'анилия, конечно, попыталась обратить все в шутку: — Вроде того. Но с вами двумя — не так страшно. — Вы же можете представить, что вас ждет, или что-то вроде того, — пожал плечами Люсьен. — Сесть там, взяться за руки, что вы обычно делаете? — Нам больше не нужно браться… — Ку'анилия заметила, как он напрягся, и не стала вдаваться в подробности. — Мы пытались. Ты вчера не пришел, и… — С чего я должен был к вам приходить? — перебил Люсьен. Весь вечер он провел один, в своей старой комнате, огромной и будто бы совершенно нежилой. Он думал пойти к Ку'анилии и остальным, потому что знал, где они, скорее всего, ошиваются, но так и не двинулся с места до утра. — Знаешь, Ксамар высказал предположение, что ты… знаешь больше нас. Об этом путешествии. Люсьен хмыкнул в ответ. — Ничего я не знаю! Это просто испытание. Для вас одно, для меня другое. Я вообще удивлен, что мы приступили к этому только сейчас. Ку'анилия присела напротив и сцепила руки в замок. — Мы все думаем, что это очень важное путешествие. Но когда мы пытаемся сосредоточиться на мыслях о Красной Королеве, мы… ничего не чувствуем. Ничего особенного. — Но мама хочет, чтобы вы туда слетали. — Значит, это важно. И мы можем чего-то не знать… — Думаешь, я что-то могу знать? Вы, по крайней мере, торчите рядом с ней. Я учусь в Храме, — Люсьен пожал плечами. — Там никто слыхом ни слыхивал про Завет! Все думают, что мама просто готовит провидцев для Ордена. Что она сумасшедшая, повредилась умом после войны с Экзаром Куном и не желает видеть и слышать джедаев. Но она готова обучать рыцарей, обладающих провидческим даром. Поставлять их в Орден. Ну и отлично, они готовы потерпеть то, что она носу не кажет из поместья и заочно шлет их к ситхам на рога, — Люсьен наблюдал за тем, как двигаются губы Ку'анилии. Сначала она поджала их. Потом уголки опустились, она явно огорчилась тому, как он говорит об этом. Не тому, что он говорит — это было ей, скорее всего, ясно и так. Но его пренебрежение причиняло ей боль. Она любила Кринду. А Кринда любила ее всяко сильнее, чем родного сына! — Тебе, наверное, непросто быть там. В Храме. Где никто не знает… — …я отлично чувствую себя в Храме. По крайней мере, меня обучает не падаван-неудачник, а настоящий джедай! — Я чувствую, что ты стал сильнее, — мягко согласилась она. — К счастью для вас, — кивнул он. Они посидели молча. Ку'анилия так тихо дышала, что он вообще едва ее слышал. В Силе он чувствовал ее спокойное, чуть мерцающее сияние. Но вообще-то она пришла сюда тоже его пожалеть. — Что ты знаешь о Завете? — вдруг спросил он. Ку'анилия вздохнула. Хотя среди учеников Кринды было много миралук, Ку'анилия росла с детьми других рас и переняла от них привычку отворачиваться, как будто отводить взгляд. И вот сейчас она повернула голову. — Только то, что мы должны скрывать его существование от Ордена, потому что Совет джедаев не верит в серьезность угрозы… — Вас назвали Первым кругом, а вы даже не знаете, что будете делать? — Все, что мы должны делать, это быть хорошими провидцами, разве нет? — судя по движению ткани, она нахмурилась. — Завет создан, чтобы не позволить ситхам вернуться. Нам — и тебе, — зачем-то добавила она, — доверили это знать, но… — Но ты тоже не знаешь, как именно Завет, кучка пророков в моем поместье, будут бороться с угрозой, в которую больше никто не верит. — Коротко говоря, да, — согласилась она. — Ну, у нас есть ты, верно? Люсьен прищурился, сомневаясь, есть ли причина взрываться. Но Ку'анилия улыбалась. С чего-то она взяла в привычку носить капюшон повсюду, что дома, что здесь, на борту. Капюшон прятал ее короткие темные волосы, так забавно торчащие в разные стороны, и она казалась какой-то… грустной. Утопающие в тени черты лица слегка размывались, плотная мягкая повязка прочерчивала еще одну темную полосу ровно на середине носа. Оставались губы. Все ее эмоции читались только по ним. — Да, — он ткнул себя пальцем в грудь, — и очень странно, что я один. — Я не думаю, что ты один, Люсьен, — Ку'анилия поднялась. — Я пойду… — Да ты не мешаешь, — быстро сказал он. — Меня зовут, — смущенно пробормотала она и выскочила из рубки. Люсьен расслабился в кресле и закинул ноги на приборную панель. Ну, конечно, ее зовут. Как он-то не почувствовал!***
«Пастырь» был слишком роскошным кораблем для пятерых учеников. Но так как четверо из них были воспитанники Кринды Дрей, а еще один — сыном главы всего концерна, он вовсе не казался им особенным. Кое-кто даже предпочел бы, чтобы корабль был побольше. Центральное помещение Первый круг немедленно занял для своих важных провидческих нужд. Две небольших каюты поделили предсказуемо. Ку'анилия и Раана заняли одну, и, скорее всего, там не происходило ничего из ряда вон выходящего. Во второй царило напряженное молчание: Фелн и Люсьен пытались поделить территорию, которую невозможно было делить. Просто нечего: койки, шкафчики — и только. Фелн не заговаривал с ним. Он делал вид, что мальчишка, которого отрядили «защищать» Первый круг, — пустое место. В Люсьене не просто нет нужды — Люсьена не существует. Можно было сколько угодно стискивать кулаки, лучшим рецептом было, наконец, врезать фиорину под дых и напомнить, что дикарская власть осталась в далеком прошлом, а навыки, приобретенные в драках на Одрине, ничего не стоят против боевых умений джедая. Но начинать драку на борту «Пастыря» было опасно, и Люсьену оставалось ждать приземления. Ксамар избегал его, однако сочувственный взгляд ярко-голубых глаз то и дело можно было поймать, когда они случайно оказывались наедине. Сочувствие! От этого хлюпика! Хуже была только болтовня Рааны. Так она прятала злость, разбуженную намеком на ее тяжелые сны. Она старалась искренне — забивала неприятное чувство пересказом дурацких воспоминаний о прошлом. О прошлом, когда они были детьми, и когда она была готова поддержать его очередное опасное начинание. Залезть на крышу особняка, исследовать мир за оградой, поиграть с нечувствительными к Силе посетителями поместья, тихонько выдернув что-нибудь из-под носа. Люсьен не хотел ничего вспоминать. Он вырос из этого! Он — джедай и воин! А Раана кричит во сне, как маленькая. Только Ку'анилия была искренней. Она не заигрывала и не сочилась непрошеной жалостью, и она принимала его роль в экспедиции на Красную Королеву. Но он не мог отвечать тем же. Она была с ними. С теми, кто украл у него мать. Люсьен ощущал себя неловко: в круглом зале с низким потолком, перед голотерминалом связи Первый круг устраивал посиделки, на которые его никто не приглашал. Даже не думал об этом. Что-то они пытались рассмотреть в будущем, увидеть или узнать, и Люсьен был просто бесполезен. Хаазин предлагает ему всю жизнь сидеть в сторонке рядом с четверкой великих провидцев и ковырять в носу? Люсьен сам словно видел будущее: оскорбительное и мучительно скучное. Ради Завета.***
Гиперпространство, хаотичный бешеный круговорот звезд, — зрелище однообразное. У Люсьена быстро начинали болеть глаза, но в рубку больше никто не заходил, и здесь он словно оставался один. Ему хотелось отработать серию-другую боевых приемов, чтобы отвлечься, но зал был занят, а в любом другом месте он рисковал повредить что-нибудь. Так что оставалось ждать, пока провидцев утомят очередные посиделки. В надежде, что они уже закончили, Люсьен покинул кресло и спустился к голопроектору. Раана, Ку'анилия и Фелн стояли в стороне, но что бы они ни обсуждали, их разговор стих, когда вошел Люсьен. Девушки обернулись к нему, а вот Фелн сделал вид, что ничего не произошло. Люсьен прошел мимо — пусть шепчутся о своих провидческих глюках дальше — и раздраженно ударил Силой по отпирающему механизму. Дверь скользнула в паз, и он шагнул в каюту. Ксамар сидел в дальнем углу, у приоткрытого стенного шкафчика, и его тонкие пальцы стучали по экрану датапада. Он был поглощен своим делом настолько, что даже не заметил Люсьена. Для провидца это просто фатальная ошибка, злорадно подумал тот. — Что это у тебя? Дверь закрылась за ним с шорохом, и Ксамар поднял голову. Люсьен увидел короткую вспышку паники в его глазах и с интересом шагнул ближе. — Ничего! — сказал Ксамар быстро, нашаривая пальцем кнопку выключения. Чего можно бояться, когда речь идет о каком-то датападе? Люсьен прошел к своему шкафчику, провожаемый пристальным взглядом кила, и отвернулся. Волнение растекалось по воздуху, но дышать мешало только Ксамару. Он с нетерпением ждал, когда снова останется один, но Люсьена все задерживали у шкафчика невероятно важные дела. Подозрительность кила угасла. Он потянулся к дверце, очевидно, чтобы спрятать свои секреты обратно, и в этот миг Люсьен Силой потянул датапад на себя. Ксамар ахнул и вцепился в край, но пальцы соскользнули. Люсьен мог бы стянуть с дороги движущийся кар, если бы захотел, что уж говорить о куске пластика, нашпигованном электросхемами. — Нет! — жалко воскликнул Ксамар. — Отдай, Люсссьен! — Посмотрим! — Люсьен поднял руку с датападом, отступая к двери. Ксамар двинулся на него, определенно больше охваченный паникой, чем разозлившийся. Удар Силы в грудь отбросил его назад, выигрывая Люсьену время, чтобы спокойно включить экран датапада. — И ты не смотришь, но во сне улыбку посвящаешь мне… Что? — читать вслух он начал раньше, чем задумался, что это вообще за текст, и был готов, наверное, к какой угодно форме личных записей, кроме стихотворной. — Люсссьен, пожалуйссста! — Ксамар вскочил на ноги. Опасность заставила его двигаться куда ловчее обычного. — Ты не должен! Это мое! — У джедаев не бывает собственности! — засмеялся будущий глава концерна Дреев. Паника Ксамара заставила его сердце заколотиться сильнее. Этот вечер куда интереснее предыдущего! А он-то думал, что путь до Красной Королевы превратится в ужасную пытку. — Так-так, что там дальше?.. — Люсьен показательно медленно опустил взгляд к экрану. — А ну отдай! — кил наконец-то кинулся на него. Тонкие отростки на лице вздыбились, глаза загорелись, но Люсьен без проблем отклонился от неловкой попытки ударить в лицо. Он перехватил руку провидца и скрутил, заставляя упасть на колени. — Я тоже будто вижу сон, я в нем безудержно… — Люсьен засмеялся. — Серьезно, Ксамар?! — Ублюдок! — выплюнул кил, сгибая спину. — Стихи! Наш маленький глист влюблен, да? В кого? — Люсссьен! — Твое сопротивление вполне тянет на эпитет «жалкое»! — Люсьен отпустил руку, но стоило Ксамару двинуться — снова отшвырнул его в сторону. Тот смешно всплеснул ногами и ударился спиной о койку. — Включи в следующий опус!.. — Ты не имеешь права! — взвизгнул Ксамар. Его глазки сейчас полыхали бессильным гневом. Совсем не по-джедайски, ничего не скажешь! Люсьен сделал небольшой шаг в сторону, прижав свободную руку к панели на косяке. — Ла-ла-ла… любви, звездный мир вокруг горит… — он оскалился, подкидывая датапад в руке. — Это по кому ты так страдаешь, зеленый? Вариантов не так много! — Это образ, придурок! Еще немного, и три тормоза снаружи наконец-то заподозрят неладное в этой шумихе. Интересно, понравится ли это Ксамару? — Самое время для признаний, герой! Она оценит, как думаешь? Кто из двух твоих сестричек по видениям?.. Намек на Ку'анилию и Раану пробудил в Ксамаре зародыша берсерка. Маленького, на две головы ниже Люсьена, щуплого, но разъяренного до крайности. — Отдай! — заорал он и кинулся на Люсьена снова, растопырив пальцы. Он хотел вырвать датапад, но по инерции вылетел во вдруг открывшуюся дверь и упал прямо к ногам Фелна. Фиорин сохранил равновесие и уставился на Люсьена, стоявшего на пороге с датападом в руке. — Какого ситха? — буркнул он. Ку'анилия присела на корточки рядом с Ксамаром: — Все в порядке? Люсьен медленно растянул губы в улыбке, глядя в глаза Ксамару. Кил сжался на полу, потирая ушибленный локоть, и, не отрываясь, смотрел на Люсьена. Его взгляд выражал уже не столько злость — удивительно, что Ксамар вообще оказался на нее способным — сколько умолял молчать. Что если прислониться сейчас к косяку, театрально вскинуть руку и процитировать из стихотворного дневника кила еще парочку рифмованных строчек? Фелн не оценит поэзию ни в каком виде, а вот Раане дай повод, она будет припоминать это Ксамару до конца дней. И засмеет, точно засмеет. Даже провидцем быть не надо, чтобы заметить, как эта маленькая хищница с миленьким круглым личиком сейчас напряглась и внимательно смотрит, как дело пойдет дальше. Ей интересно, что случилось между Ксамаром и Люсьеном, и она вряд ли примет сторону пострадавшего только потому, что он пострадал. То ли дело Ку'анилия. Будет возмущаться и сердито кривить губы. Возможно, хмуриться под тканью, скрывающей темные провалы глазниц, затянутые тонкой прозрачной мембраной. Но не вмешается — она не умеет вмешиваться. Ксамар едва заметно качнул головой. У Люсьена перехватило дыхание от короткой перспективы устроить небольшой вечер поэзии с разоблачением. Точно кто-то из двоих: Ку или Раана? Наверняка Ку. Милая, добрая, пассивная — не то, что Раана. Ей палец в рот не клади, и на роль дамы сердца она не очень годится. Люсьен открыл рот, вдыхая перед тем, как ответить Фелну, и у Ксамара глаза едва из орбит не вылезли. — Ничего, — сказал он, небрежно пожимая плечами, и помахал выключенным датападом. — Зашел вот за книгой. Не знаю, что вы четверо видите, но если все будете потом на меня бросаться — все и получите, недоучки. Ксамар выдохнул с таким облегчением, что Люсьен даже пожалел об упущенном шансе устроить ему жаркий вечер. — Тебе еще лет десять стоило в Ордене на цепи посидеть, — процедил Фелн. — Что случилось? — услышал Люсьен, проходя мимо Ксамара в сторону рубки. Кил провожал его взглядом — ох, пусть только эта сопля не окажется достаточно благодарной! — Я… просто… — врал Ксамар на ходу, тихо и неуверенно. — Так… получилось, простите. Люсьен не виноват. Раана недоверчиво фыркнула. Окончания разговора Люсьен не услышал — он уже взбежал вверх по лестнице. Датапад грел руку, а мысли о загнанном в угол Ксамаре — сердце.***
— Люсссьен, — тихо и неуверенно донеслось снизу. Фелн храпел, он всегда храпел, иногда так сильно, что тонкие усики взлетали и шлепались ему на морду. — Я сплю достаточно чутко, чтобы ты не мог меня тихонько придушить, — ответил Люсьен, свешиваясь. — Верни мне его… — от Ксамара в темноте видно было одни блестящие глаза. Кил не знал, где Люсьен припрятал датапад, но наверняка уже обшарил весь «Пастырь» — и отчаялся настолько, чтобы приползти с жалобной просьбой. — Я подумаю, — Люсьен не пытался скрыть наслаждение. — Пожалуйссста, это не сссмешно… — А я не смеюсь, — отрезал он. — Верну. Может быть. Или расскажу всем остальным, я еще не решил. — Что ты хочешь? — тихо спросил Ксамар. — Что я должен сссделать? — Ничего, — хмыкнул Люсьен, выпрямляясь и растягиваясь на койке. Потолок тоже тонул в темноте. В воздухе висело невысказанное «сссволочь». Вместе с невысказанным «пожалуйссста, пожалуйссста». Люсьен закрыл глаза: почему бы нет? Зачем что-то требовать, когда можно просто — держать. Как там сказал Хаазин? Сжимать так крепко, чтобы никто не мог забрать.***
Горячая фильтрованная вода хлестала со всех сторон, наполняя узкую душевую кабину паром. Время и литраж строго ограничены, но Ку'анилия страдала без воды, словно была кваррианкой, а не миралукой, и Люсьен только что уступил половину своего срока. Спрятанная глубоко внутри корабля, душевая издавала такой шум, что заглушала все прочие звуки. Только гипердрайв, пожалуй, шумел громче, но каюты все равно звукоизолированы. Пожалуй, если перекрыть все отсеки, то в рубке можно будет даже спать, когда остальные моются… Ксамар воспользовался моментом, пока Люсьен отсутствует, и вертелся в кресле пилота. Люсьен это знал, но сейчас это его даже устраивало. Фелн и Раана повздорили с утра, и теперь оба переживали. Причем оба — одинаково неумело. Время перед прибытием на Красную Королеву провидцы собирались провести в какой-то очень глобальной медитации, которая должна была подсказать им место, куда предстоит посадить «Пастырь». То, что Раана с Фелном не поделили остатки обеда, шло во вред гармонии в Первом круге, и, возможно, это им следовало бы сполоснуться. Только холодной водой. Но они предпочитали сидеть по углам и дуться. Люсьен сидел напротив душевой, чуть в стороне — на случай, если Ку'анилия заденет запотевшее стекло и за потоком воды все равно заметит его. Чтобы не казаться ярким белым пятном, он даже бросил накидку в каюте, оставшись в одной темной майке и брюках. И это было ужасно глупо. Глупо думать, что цвет его одежды имеет какое-то значение для того, кто видит сквозь Силу — без цветов. Кто слышит любую жизнь. Но Люсьен лишь старался действовать так, как это было привычней: не просто вести себя тихо — но спрятать себя в Силе, как во время засады. Этому учил мастер Файсинд — смешно, что Люсьену привили умение притуплять и без того не самые свои сильные чувства… Он слушал воду. Ее движение по трубам прямо над головой. То, как она стучит о мягкую прорезиненную внутреннюю поверхность душевой. Как с бульканьем собирается в глубине, за стенами, для очистки. Эта вода не имела никакого вкуса и запаха, она даже не казалась водой. Первый круг вместе с Рукой плескались в одном тазике, и этот тазик всегда оказывался чистым. Он смотрел за тенью внутри душевой. Плотное ребристое стекло не давало увидеть ничего, кроме силуэта, размытого, растянутого в ширину, совершенно не похожего на Ку'анилию. Даже контраст между темными волосами и бледной кожей смазался из-за пара. Только сложенная на откидном столике лиловая одежда говорила о том, что это правда она. Люсьен следил за движением светлого пятна внутри, не шевелясь. Он хотел бы слиться с серой стеной, чтобы остаться, когда она выйдет. Под хламидой, которую она на себя напяливала, ничего не видно: ни ее рук, тонких, со светлыми короткими ногтями, ни родинок, ни темных губ. Да он не отказался бы увидеть и больше.***
В детстве все было как-то проще. Подбегаешь — быстро, чтобы никакое дурацкое предвидение не помогло увернуться — дергаешь за капюшон или за хвостик ткани, торчащий из узла на затылке. Она сердится, краснеет, подхватывает слетающую повязку. Иногда удается ее вырвать — и тогда она кричит, что Люсьен дурак, что ей неприятно, даже всхлипывает. Закрывает ладошками лицо. «Почему ты стесняешься?» — спрашивает Люсьен. Подходит, крепко сжимая повязку, садится напротив. «Я не стесняюсь! Отдай!» «Дай посмотреть. Дашь посмотреть, верну! Вот, держи!» — кусочком ткани он щекочет ей тыльную сторону ладони. Ку'анилия поднимает голову, крепко берется за повязку и накручивает на палец — чтобы не обманул и не выдернул ненароком. «Почему ты стесняешься? — повторяет Люсьен. Тонкие темные мембраны, затянувшие глазные впадины, вызывают у него страх. И Люсьен изо всех сил подавляет его, чтобы Ку'анилия не почувствовала. — У всех миралук ведь такие глаза!» «Я расту не со своим народом, — говорит она тихо. — У всех остальных есть… есть…» Люсьену становится неловко, что он снова ее расстроил, но она слишком интересная, слишком необычная… и ему важно видеть ее такой. Очень важно. «Я тоже немножко миралука», — так же тихо говорит он. Миралуки не видят так, как видят миллионы других видов. Они смотрят через Силу, и мир для них — совсем иной, он состоит не из цветов, не из света и теней, но… но какой он? Люсьен — тоже немножко миралука. Но с точки зрения любого представителя этого вида он действительно слепой. «Что ты видишь?» — спрашивает он. «Грубиян! — сердится она и тянет повязку на себя. — Отдай! Ты обещал!» И Люсьену уже не неловко, а снова досадно. Но он отпускает, потому что… потому что завтра можно подловить ее снова.***
О том, что отведенное время закончилось, сообщил низкий и гулкий сигнал, едва слышный за шумом воды. Люсьен вздрогнул, выпрямился и вылетел прочь раньше, чем душ отключится и пар спадет. Если она и знает, что он подсматривал, то, по крайней мере, не сердится. Он ведь просто сидел рядом, да? Это не плохо. Они плавали в одном бассейне еще два года назад, почему он вообще думает, что она будет сердиться? Хотя забавно было бы, выскочи она на него с мокрым полотенцем наперевес… Люсьен налетел на что-то — и что-то подставило ему подножку и радостно поддало Силой. От неожиданности он даже не дал сдачи — только сохранил равновесие, чтобы не разбиться бесславно об пол в день прибытия на Красную Королеву. — За Ку подсматривал? — оскалилась Раана, упираясь кулаками в бока. — Ты сдурела? — огрызнулся Люсьен. Белые пятна на темно-красном лице придавали ей еще более агрессивный вид. Она даже не пыталась сделать вид, что сбила его случайно. Короткий взгляд в сторону душевой, потом — на упирающегося рукой в стену Люсьена. — Как думаешь, ваши дети были бы такие же слепые, как ты? Насмешливый тон словно резал по живому. Так же, как и суть вопроса. Люсьен медленно перенес вес на левую ногу, чтобы прыгнуть и расквасить Раане нос прямо сейчас. Маленькая вредная сучка! — Моя мать — полукровка! — заорал он, едва сдерживаясь. — Ее ты тоже оскорбляешь? — Ты — не твоя мать! — возмущенно воскликнула Раана. — Ты просто говнюк! Дверь душевой хлопнула громче, чем ей полагалось, и они оба обернулись. — Раана, Люсьен. Не надо. Босыми ногами Ку'анилия переступала по прохладной палубе, полотенце лежало через плечо. Она завязывала узел на затылке, так же наклоняя голову, как и два года назад. Два года — очень мало. Они не изменились. Никто не изменился, кроме него. Раана потупилась, но промолчала. Люсьен видел, что, отвернувшись от подруги, она зло уставилась в угол. — Почему вы все не хотите понять? — спросила Ку'анилия грустно. Платье на ней потемнело от воды — она выскочила мирить их раньше, чем успела вытереться. — Нам ведь нужно работать вместе. — Какая же ты дура, — выдохнула Раана, развернулась на пятках и ушла, попытавшись отвесить Люсьену еще одного тумака. Рука у нее была тяжелая, как и Сила, которая в этой руке могла причинить немало вреда. Но Люсьен перехватил удар, вцепившись в предплечье. — Еще раз, и я… Он разжал пальцы, а через мгновение уже остался с Ку'анилией один на один. Миралука подошла, и Люсьен очень старался на нее не смотреть. — Мы никогда не были друзьями, — она положила ладонь ему на плечо. Люсьен напрягся — этот жест оказался пострашнее удара, — но мы же выросли вместе. Мы хотя бы можем не бояться тебя, Люсьен? — Вы можете меня не бояться, — эхом откликнулся он. — Хорошо. Потому что я не хочу этого. — Только не проси меня быть с ними душкой, — проворчал он, раздражаясь на нее. На запах мыла, на мягкую кожу на плече, на то, что она не сердится. Разве он не подсматривал за ней в душе, а? — У меня волосы запутались, — пожаловалась вдруг Ку'анилия. — Торопилась к вам, не высушила. Больно теперь. Люсьен показательно громко, вымученно вздохнул и подвинулся на шаг, оказываясь у нее за спиной: — Давай, что тут у тебя. У нее короткие темные волосы. У нее родинки сзади на шее. Аккуратные, круглые ушные раковины и дурацкая вера в то, что все решается миром. Как же бесит!***
Красная Королева была перед ними. Люсьен уже отключил автопилот и теперь заходил на орбиту. Раньше за спиной всегда был кто-то более опытный, но Люсьен совершал не так много ошибок, чтобы сейчас бояться. Хаазин почему-то был уверен, что его бывший ученик может обращаться со штурвалом — хотя, когда сам он был падаваном, таким вещам их не особенно-то учили. Люсьен не стал его разубеждать, и только сейчас в замешательстве считал секунды перед выбором, что нажать следующим. Провидцы решали, куда ему приземлиться. Они распространяли такое волнение вокруг себя, что оно передалось даже Люсьену. Вот напророчат какую-нибудь безводную пустыню! Или дикие джунгли! Для посадки нужно ровное место, не слишком сырое, и чтобы живности поменьше. И выбор лучше было бы доверить бортовому компьютеру, а не четырем недоджедаям! Люсьен рассматривал планету, подавшись вперед в кресле. Ее окутывали красные облака, которых дома на голограмме не было видно. Под ними проглядывал океан, и Люсьен задумался, что происходит с ним, когда планета входит в беспокойную фазу. Он представил себе сначала штормы, волны высотой с резиденцию корпорации Дреев. Потом — толстую ледяную корку, ломающуюся и срастающуюся снова в причудливые и острые блестящие гребни. Но, вроде как, в ближайшие дни тут будет настоящий курорт. Люсьен просканировал пространство над планетой, но ничего, кроме спутника, не передавало опознавательных сигналов. Еще минут семь ушло, чтобы проверить и перепроверить траектории — если «Пастырь» столкнется со станцией связи, Завету придется подыскивать себе новых лучших провидцев. Когда с технической стороной было покончено, Люсьен перевел дух и пообещал себе, что с того момента, как он станет полноправным главой концерна, его корабль всегда будет вести профессиональный пилот. Мелочей, которые могли испортить прибытие, было множество, все они даже не умещались толком в голове. Но Красная Королева встретила «Пастырь» дружелюбно, по крайней мере, на орбите. Откинувшись на спинку кресла, Люсьен уставился на ровную полосу, делящую планету надвое. Темная сторона и Светлая. Сердце снова забилось чаще: его задание, его первая самостоятельная миссия. Не как падавана, а как… больше, чем джедая. Завет неподконтролен Ордену, Завет неизвестен Ордену, и семнадцатилетний юноша, еще получающий порой нагоняй от учителя, выходя за пределы Храма становится куда важнее и значимей… Тут у Люсьена зачесался кончик носа, и он поморщился. Первый круг медитировал, но, кажется, впервые за последние дни — и много лет до этого момента — Люсьен не раздражался при мысли об этом. Пусть они выбирают, штурвал-то все равно у него в руках. Нетерпение жгло его, и Люсьен, наконец, не выдержал. Он одним прыжком перескочил через ступеньки и остановился. Четверка парила в воздухе, в нескольких сантиметрах от палубы. Едва заметное глазу, но ощутимое в Силе светлое сияние окутывало их, и они казались такими спокойными, радостными, что Люсьен не смог помешать им. Он никогда бы себе не признался, но у него просто не поднялась бы рука. Прислонившись к стене, он смотрел то на расслабленную, опустившую плечи Раану, совершенно преобразившуюся, то на Фелна — здоровяк, которого Люсьен едва мог бы обхватить, в умиротворенном состоянии выглядел не так уж и грозно. Стоять и любоваться ими пришлось еще минут двадцать, и легкая эйфория у Люсьена прошла. Он нетерпеливо стучал пальцами по сгибу локтя, а когда провидцы, наконец, совершили мягкую посадку, торопливо и громко спросил: — Ну что, куда высаживаемся? Они так забавно моргали, возвращаясь в реальный мир, словно спали и только что проснулись. — Сила не выдала точных координат, — усмехнулась Раана. — Но мы видели… — Мы видели ссстарую поссстройку… — подхватил Ксамар. — Остатки крепости, — встрял Фелн. — Тоннели… барельефы… — Невысокий лес, деревья с толстыми короткими стволами… — добавила Ку'анилия. — Где-то в горах. — Сссейчас там сссолнечно. — И… — Ай, заткнитесь все! — Люсьен поднял обе руки. Замечательно. Чудесно, они увидели место своей мечты, но ему-то что делать? Он не может посадить «Пастырь» в эту «крепость с тоннелями посреди леса», просто нажав одну кнопку. — Ксамар, будешь за навигатора. Кил несколько секунд смотрел на него, потом резво поднялся с пола, не желая упускать шанс поучаствовать в приземлении. Он был так бодр, словно ему не требовалось даже разминки после длительного пребывания в одной позе. Чтобы Люсьен по утрам так вскакивал! — У вас тело не затекает, когда вы по три часа так сидите? — Что? — удивленно переспросил Ксамар. — Ну, спина там, руки, — неуверенно пояснил Люсьен. — Я страшно устаю обычно. — Паршиво медитируешь, значит, — язвительно заметил Фелн. — А, ну да, ты ж гуру сидения на заднице, — скривился Люсьен и обернулся к Ксамару. — Давай уже высадимся, наконец. Тот с готовностью кивнул.