Ворох листьев

"Сколько живут люди? Некоторые умирают, не прожив и дня. Иные умудряются дотянуть до сотни лет. Бессмертие. Не очень приятное слово, не так ли? Как тянущаяся, расплавленная резина. Нехорошее слово. Укутывает тебя в золотую парчу, сотканную из нитей скуки и праздности. Горькое слово. Безжалостно стирает в пыль близких тебе людей. Загадочное слово. Не позволяет постигнуть его сути до конца. Вечность пуста и скучна. Ищущие вечной жизни – дураки. Первая сотня лет проходит легко, свободно, особенно если ты могущественен. Ты с головой бросаешься в пучину удовольствий, развлечений, пробуешь всё подряд, о чём раньше даже не смел мечтать... Затем в течение тысячи лет ты вынужден напрягаться, чтобы суметь найти что-нибудь новое, чем можно заняться. С каждым днём ты осознаёшь, что не понимаешь, для чего живёшь. В чём цель твоего существования? После десятой тысячи наступает апатия. Тебе абсолютно не интересно, что происходит в мире людей, как они живут, да и живут ли вообще. Ты сотнями лет просто лежишь, забившись в уголок, утопая в воспоминаниях. В памяти всплывает то время, когда нужно было непосильным трудом добывать себе еду, содержать больную мать и брата-наркомана, когда ты не мог понять, почему так несовершенен этот мир, почему нельзя лишь силой мысли создать простой кусок хлеба. Но всё забывается. Детали ускользают, словно вода сквозь пальцы, и теряются в ало-синей бездне безумного одиночества. Ты уже не можешь представить лицо родной матери. Вместе с тем ты помнишь, что хоронили её в картонном гробу почти нагую (одежду пришлось заложить, чтобы обеспечить хоть какое-нибудь погребение). Ты забыл название города, в котором родился. При этом в память чётко врезаются запахи газет и кислой капусты, что квасили соседи снизу. Это страшно. Ты в ужасе просыпаешься, выбираешься вон, к людям. И не узнаешь их. Не узнаешь место, где ты родился, жил, а точнее выживал. И не потому, что забыл. — Ты пришёл в этот мир, чтобы править камнями и сталью, прахом и пеплом. Уходи. Мы уничтожим себя и без твоей помощи, — сказала мне, тогда ещё маленькому ребёнку, старая слепая цыганка. О, как я тогда испугался её цепких пальцев, злого голоса и пустого, мёртвого взгляда. И как я испугался сейчас. "...Камнями и сталью, прахом и пеплом..." А ничего больше мне и не осталось. Нет ни трупов, ни крови — куда там, высохло за столько-то времени да истлело. Поросло бурыми ростками растений-уродцев. Не было таких тогда. А сейчас только они и есть. Бурые, непонятные, искривлённые стебельки, слабо тянущиеся к затянутым багровыми тучами небесам. На стеблях этих нет листьев, лишь мерзкие нарывы, сочащиеся прозрачным соком. Я ведь точно помню: где-то здесь протекала река, а вдали, за горизонтом, виднелось море. Сейчас не осталось даже песка. Да, прошли тысячелетия, и... Горько всё это. Камни. О, их много. Но это не те старые, поросшие мхом валуны, на которых так приятно поваляться в жаркий день. Это ломаные и острые осколки, из которых торчат стеклянные трубки и ржавчина. Здесь вообще много стекла и какой-то тонкой и прозрачной бумаги, рассыпающейся от прикосновения. Город? Люди научились строить дома из стекла? Странно. Хотя мне некого осуждать. Земля безжизненна. Я слышу её стоны. А ведь раньше это было тихое дыхание, которому вторили бесчисленные голоса духов земли. Задумчивые дриады перешёптывались с ветрами. Пели колыбельные пустынники, и им вторили духи пещер. Мудро вздыхали духи гор и рудников. Тихо, еле слышно, бродили по лугам наяны. Даже не нужно спрашивать, что с ними стало. Огонь затих. Недовольно рокочет где-то в глубинах земли. Непокорный, он не стал служить человеку и сумел сохранил себя. Но лишь в недрах. Сверху бушевал не огонь, а напалм, не имеющий никакого представления о хороших манерах и сжигающий всё на своем пути. Огонь — символ возрождения. Но как возродиться, если даже пепел сожжён? Воды нет. Нет ни этих славных ручейков, звенящих в тишине, словно колокольчики, ни этих огромных и непоколебимых океанов. Нет ни холодных, но прекрасных ледников, ни вязких болот. Нет даже беззаботных духов росы. Ничего нет. Ветер... Ветер мертв. Окончательно и бесповоротно отравлен самим собой. Воздух умер и разложился, оставив после себя лишь кислотную вонь, сладковатый запах гниющего мяса, горечь дыма и смрад горелого железа. Как? КАК? Как люди смогли уничтожить даже то, о чем не знали? Или уже знали? А что, если это была война как раз против природы? Что ж, победителей не судят. За неимением таковых. Некогда я мог уничтожить этот мир одним лишь желанием и перенестись в другой. Люди справились и без меня. Вот только интересно: уничтожить мою лежку не дала магия или просто я слишком хорошо выбрал место? И что остается мне? Тому, кто может все. Возродить этот мир из сожженного пепла? Можно. Но ведь спустя тысячелетия история повторится, и на этот раз очнуться я могу на осколке от планеты. Мда. Не вдохновляющие перспективы. Может..? А впрочем... *** Кто же знал? Я - выдумка. Страшные слова. Даже немного жуткие. Знать, что ты лишь чья-то фантазия. Чей-то больной бред. Как оказалось, иные миры - не выдумка. Вернее, как раз таки и выдумка. Придумывая свои мечты, снимая фильмы, рисуя картины и сочиняя книги, люди из начального мира создают миллионы, нет, даже квинтиллионы миров, разных и похожих. Даже от одной книги могут родиться тысячи миров. Человеческая фантазия безгранична и многогранна. Там, где один увидит точку, иной разглядит вселенную, третий не углядит ничего. И все эти миры так или иначе берут начало в одном. В мире, где нет магии, где нет духов и призраков, где властвует Жадность и Гнев и тихонько разрастается Мечта. Я не мог колдовать в этом мире, не мог создавать вещи, читать мысли, телепортироваться. Мое тело внезапно стало очень даже смертным — и порезанный о книжную страницу палец неприятно ныл. Здесь я был бессилен. И вот, я сижу "дома", на обломках моего мира, и читаю. Читаю принесенные из того мира книги. Яркие, сочные. Тонкие белые страницы, на которых типографской краской описаны жизни, эпохи и события. Даже как-то не верится, что они все врата в другие, незнакомые и непонятные мне миры. Хотя почему непонятные? Вот они, на руках, знания о мире, его правила и история, вся его подноготная. Бери и изучай. А потом вдыхай жизнь в уже созданный чьей-то фантазией мир. Да и вдыхать-то ничего не надо. А вот книга про меня. Типа всесильного бога. По этой книге я должен был собрать едва ли не непобедимую армию, а потом, видимо, в приступе безумия (по-другому такую резкую перемену не объяснишь), уничтожить сначала армию, потом людей, мир, а после пафосно совершить суицид на фоне алой луны. Что за бред? Да, теперь понятно, почему мне удалось найти ЭТО лишь в рукописном варианте, и то в интернете, в этой всемирной помойке. Но почему моя история не пошла по написанному пути? Ответ приходит сам собой. В отличии от написанной, моя история не была написана, она была придумана на основе рукописи. Именно автор МОЕЙ истории наделил меня МОЕЙ силой. Я, в отличии от "оригинала", более разумен и стабилен. И мой создатель наделил меня, как это странно бы не звучало, большим всесилием. Я знаю, что меня придумали. Я знаю, кто меня придумал, где и как. Но зачем? Для чего? Моя история не была додумана: ее автор умер. Тогда почему я не исчез, как то, о чем забывают, во что перестают верить? Или, быть может, я был создан именно тем, кто не исчезнет никогда? Но ведь это не оригинальная идея? Значит ли это то, что где-то существуют и другие такие, как я? В ответ приходит понимание. Я — единственный. Мой создатель сделал невозможное: сумел каким-то образом сделать меня олицетворением всех богов. Теперь, когда кто-либо вспоминает любое божество, будь то Бог христианский или иудейский, да хоть сам сатана, я являюсь его олицетворением. В любом мире, где существует лишь намек на религию, где существует хотя бы слово "бог", я буду иметь силу! Меня не забудут! Никогда! И я буду всесилен и вечен!.. Черт! Вечен... Ну да. Покой нам только снится. Вечность, вечность, вечность... Проклятое слово, проклятое время, проклятая жизнь. Что я там говорил о ритуальном суициде на фоне красной луны? Может, это не такая уж и плохая идея... Интересно, если я захочу, я смогу... покончить жизнь самоубийством? Гы. И как? Перерезать вены костью хомяка? Или надышаться испарений крови честного чиновника? Быть может просто сброситься вниз с трехногой табуретки? Нет, лучше наглотаться щелочных батареек и поцеловать в засос крысу. Так. Спокойно. Дыши глубже. Ты еще не совсем сошел с ума. Да, долгое одиночество вкупе со всесилием еще никого до добра не доводили, тем более подростка, подкошенного смертью матери. Смертью матери. А когда это было? Сколько времени прошло с того момента? Тысячелетия? Миллионы, миллиарды лет? Эоны? Или только миг? "Есть только миг, между прошлым и будущим. Именно он называется жизнь..." Но я ведь не живу, не существую. Я — ошибка, глупая человеческая мечта, нелепо воплотившаяся в реальность. Меня следует стереть с полотна жизни. Стереть, пока мои краски не растеклись по полотну и не замазали другие жизни. Стереть, безжалостно провести по мне тряпкой с растворителем, содрав кожу, слой мышц, обелив кости скелета, лихо улыбающийся череп. Подождать, покуда все восстановится, и повторить процедуру. А растворитель, наверное, перед тем сожжением, приятно охладит горячую от наступающего безумия кожу и... Безумия. Я безумен? Да. Почему? Недостаток общения длиной в тысячи лет. И что нужно делать? Искать собеседника..." *** - Значит, так и началась ваша история? Вы хотите поговорить об этом ещё? - Ложь снял с переносицы очки и устало потёр виски Разговор напрягал. И это мягко сказано. Гордыня, замкнутый от всех, и, как казалось, запертый на сотни замков и нерушимый Творец, просто полусидел на троне и изливал свою душу. - А... - тут Ложь немного замялся, и со скрытой надеждой спросил: - Кто из нас был первым? Не то чтобы ему очень хотелось знать ответ, но тайна, любопытно выглядывающая из-за ширмы неизвестности, манила пуще амброзии. Хотя и обжигала давящим шлейфом риска и опасности. Лжи нравился подобный коктейль, и не рискнуть для него, значило не попытаться сорвать куш при практически девяноста девяти процентах удачного исхода дела. - Гелль. Ты её не знал, - отмахнулся, прикрывая глаза, Творец, - Она выдержала не больше трёх эонов. Не зазнавайся. То, что ты помнишь практически все эпохи Грехов, не значит, что ты был одним из первых моих спутников. Нет, дорогой мой, как там тебя... Ты не входишь даже в первую сотню... Ложь сглотнул. Опасно. Очень опасно. Словно над его головой зависло лезвие гильотины: одно движение - и от него не останется даже воспоминаний, будто его и не существовало вовсе. А значит, с этого момента - беспрекословное подчинение, безукоризненная вежливость, чёткость, точность и честность ответов. И всё же он осмелился: - Тальм, Милорд. - Плевать. Сколько раз ты умирал... Тальм? Страшный вопрос. Ложь никогда не совался на передовую, предпочитая пудрить мозги, внушив, что его нет, и лишь после наносить удар. Или не наносить, уж как карта ляжет. Многие за всё время существования умудрялись нарваться на перерождение до сотни раз, и в конце, сходя с ума, сами бросались под мечи, пули, взрывы, печатный пресс. Бывали прецеденты. Многие, но не он. - Пять раз, Милорд. - А сколько эпох ты помнишь? - Три, Милорд. А почему вы спрашиваете? - Да так. Задумался. Не стоит ли мне сменить Ложь, а? Опасно, опасно, опасно, опасно! Гильотина стала не просто железной, но алмазной, а сумасшедший палач, того и гляди, отпустит из неверных пальцев верёвку, засмотревшись на мимопроходящую путану. Мрак! Чёртово воображение. Тонкий слой лунного света отделяет его от полного и неизбежного провала. - Прошу прощения. - Забудь. Это приказ. Немедленно. Так мне будет спокойнее. Приказ. Не исполнить подобный нельзя. В случае невыполнения обезумевшее от боли тело само возьмёт контроль в свои руки и сотрёт не только воспоминание о, как казалось, мирной беседе, но и личность... Боль в висках всё нарастала, но всё ещё оставалась в пределах терпимого, и он успел кинуть взгляд на того, кого называл Творцом. Бледная рука слегка раздражённым движением поставила стакан с водой на подлокотник трона. Спина Гордыни чуть наклонилась вперёд и стали заметны корни трона - белые, уродливые и достаточно толстые сосуды, выходящие из спинки величавого кресла и впивающиеся в спину Творца под футболкой. Терпеть становилось невозможно... *** - Вы меня звали? - Нет, прости. Ты свободен. Что произошло? Ведь точно же что-то было. Он зол? Нет. Немного раздражён. Пожалуй, мне следует убраться куда подальше. - Всего хорошего Иногда некоторые вещи нужно не знать. И не узнавать. Ложь не помнил, что там произошло. И не хочет даже пытаться вспоминать. Ему не впервой вскрывать собственные замки на чужом или своём разуме… Но, пожалуй, будет лучше, если тайна в этот раз останется тайной. Знать все тайны, шепотки, слухи, грязные делишки и тёмные мысли - его работа, но в этот раз он остановится. И хотя ему не давали приказ не пытаться вспомнить о произошедшем... Так будет безопаснее.