Там, где дни туманны и кратки, прирожденный враг мира — привязанность.
(от части — Пушкин)
С окончания войны прошло два года. Два долгих однообразных года. Коноха, как и другие деревни потеряла немало отличных шиноби и потерпела большие потери. Впрочем, несмотря на довольно длительную войну и восстановление Листа все были рады, что этот ад закончился. Хотя, о чем это я… Шиноби, чьи родственники погибли, не смогли принять эту утрату и день за днем, потихонечку, в одиночестве сходят с ума. Можно сказать, что и я вхожу в их число. В число людей с психическими отклонениями. Только пожалуй, выражается это у меня иначе… Как и предполагалось, Наруто вернул Саске в Коноху. Конечно же не без малых усилий, но ему это удалось. Этот строптивый Учиха, в конечном итоге понял, что рядом есть человек, способный разделить его боль. Когда я об этом узнала, не было ни радости, ни горечи, никаких эмоций, чувств, вообще ничего. Было лишь состояние умиротворенности. Два дорогих душе человека были рядом и этого вполне достаточно. Через два дня, после возвращения ребят в деревню я оказалась в больнице, естественно как ниндзя медик. Война не обходится без смертей, без страшных картин и криков, которые теперь каждую ночь преследуют, перетягивая горло жестким канатом воспоминаний. Из-за гибели госпожи Цунаде на меня легла двойная обязанность. Проходя по коридору, трудно было не заметить некое непонимание и раздраженность других медиков. Все крутились, бегали, суетились, словно стая обеспокоенных белок в колесе. Эта атмосфера и непрекращаемые стоны больных вызывали неприятные ощущения. Казалось, будто от всего этого вот-вот взорвется голова… Моральная давка гораздо хуже физической боли. Кто-то подбегает, дает на смотр какие-то бумажки со словами «Подпишите, Сакура-сан». Где-то, сквозь толпу к больным пытаются протиснуться родные, громко и недовольно ругаясь на всю больницу. Так и хочется закрыть уши и уйти. Уйти от этих стонов, криков, суматохи… Вырваться из кипящего котла, но…для меня это невозможно. Дойдя до своего кабинета и приказав секретарю принести кофе, списки погибших и тяжело раненных, я зашла в помещение и на свою маленькую радость смогла сесть. Ноги нещадно гудели, а руки, от усталости, тряслись. Тишина…сейчас для меня это очень дорогое удовольствие. Посмотрев на две толстые папки, недавно принесенные, лежавшие на столе, я вздохнула. Несмотря на то, что моя работа лечить людей, желательно до полного выздоровления, всем своим друзьям я явно, за период войны помочь не смогла. Времени категорически не хватало тогда, а сейчас и подавно. Я не видела большинства друзей, не было возможности. Кто-то оплакивал близких, кто-то просто не попадался на глаза… Еще не пришло время, чтобы праздновать, сейчас период траура. Дрожащими руками я открыла первую папку. Просмотрев списки погибших, не могла не обратить внимания на имена своих, уже покойных друзей… Ли, Генма, Шино, Чоджи… Всматриваясь в каждую буковку, мне становилось все хуже и хуже. Судорожно перелистывая страницы, я надеялась не найти там одно единственное имя… Пролистав всю тетрадь и перепроверив, я убедилась в том, что она жива… Посмотрев на другую папку, у меня перехватило дыхание… Возможно она не умерла, но… Схватив вторую тетрадь, я начала пролистывать страницы: «Я… Я… Мне нужна буква Я!!!» Открывая нужную страницу и всматриваясь в буквы, на мои глаза наворачиваются слезы… Выронив все из рук, оглушая помещение глухим стуком я, вскочив со стула и не обращая внимание на крики секретаря побежала в другой конец больницы. «Я должна убедиться, что диагноз правильный. Что эти чертовы медики не ошиблись с именем. Может это кто-то другой и в тетради опечатка! Да! Я в этом уверена!» — в сознании что-то щелкает и я понимаю, что очень не красиво думаю. Остановившись перед нужной дверью, остолбенела. Заходить было до жути страшно. Что если это не ошибка и там, на больничной койке… Повернув ручку и войдя в палату с закрытыми глазами, я выдохнула, более менее успокоилась и взглянула на кровать. Мои доводы и надежды разлетелись белыми перьями по разным уголкам света. В чистой белой палате со множеством аппаратов, которые поддерживают жизненные функции человека, лежал один единственный человек, к которому и тянулись все проводочки. Мои глаза медленно опустились вниз. Было не то, что горечно, было ужасно осознавать, что именно этого человека ты не уберегла. Подойдя к кровати, я провела рукой по бледной щеке, доводя кончики пальцев до подбородка. Мозг не хотел принимать это за реальность. Еще раз себя ущипнув, осознала что это не сон. Пикающие приборы, красные огоньки и полумертвое тело бывшей подруги. Бывшей только лишь потому, что наши узы крепче, чем дружеские, теперь мы считали друг-друга сестрами. Пожалуй, я не прощу себя. Никогда… Сейчас, хоть война начнись вновь, хоть конец света, мне все равно. Видя ее в таком состоянии, мне хотелось открыть окно и без всяких колебаний сделать шаг вперед, навстречу к ней. Полгода назад, умирая у Ино на руках, Чоджи просил меня защитить ее… Просил следить как за сестрой и оберегать как самое дорогое, что у меня есть. Тогда, он взял с меня слово, что с ней ничего не случится. А теперь я понимаю, что я его подвела… Его и себя… Потерю близкого человека я не переживу. Закрыв глаза руками и сев на пол, начала плакать. За своим судорожным дыханием я еле смогла уловить звуки чужого присутствия. Резко подняв голову и распахнув глаза, в непонимании, рефлекторно начала отползать назад. — Дуб вишневый, неужели ты думала забыть меня? Надо мной возвысилась стройная фигура молодого человека. Кроваво-красные волосы, ничего не выражающее лицо и прикрытые чуть длинной челкой алые глаза. Потрепанная одежда и многочисленные раны говорили о том, что война не обошла его стороной. Алеющая из-за крови одежда доказывала, что он уже не кукла, а обычный смертный. Улыбнувшись своим мыслям, я встала. Храбрость и ярость застелила глаза. Слишком уверенна. Схватив с прикроватной тумбочки ручку, я занесла руку для удара… — Вижу, твоя подружка в полумертвом состоянии, — он хитро сощурил глаза, — ты, я так понимаю не знаешь от чего. Пока я находилась в растерянном состоянии, Акасуна подошел ко мне и отобрал неприметное оружие. — Так уж и быть, заключим с тобой сделку. Шокировано подняв на него затуманенный всевозможными эмоциями взгляд, я замерла. — Что ты с ней сделал? — спросила я охрипшим голосом. — Глупая девчонка, не контролирующая себя и свои эмоции. Во время битвы она одно лишь и повторяла: «Защитить последнего родного человека…» Эти слова вызывают у меня приступ рвоты. Затуманенная лишними эмоциями она пропустила удар, из-за которого и оказалась в столь жалком состоянии. Небольшая рана отравленным кунаем, а сколько выгоды. И блондинку уложил, благодаря тебе, и восстановлюсь… — произнося каждое слово с неистовой истомой, он словно завораживал меня и хотел вогнать в приступ испуга одновременно. — Так у тебя есть противоядие? — Плохой из тебя ниндзя, если сразу не догадалась!.. И не надейся. Даже несмотря на мое состояние, я все равно сильнее тебя и ты это понимаешь. А так как я предполагаю, что вы являетесь родными людьми друг другу, то в обмен на ее жизнь ты сделаешь все, что угодно… — смотря на меня, он ухмыльнулся. — Я хороший медик и смогу сама сделать противоядие. — кажется я стала слишком смелой. Подойдя ближе и схватив меня за подбородок, он посмотрел мне в глаза. — А ты выросла, — надменно заметил Акасуно, — и силенок возможно побольше стало, — сдавливая мой подбородок сильнее, он издевался надо мной, — но ты так и осталась глупой девчонкой! Не будь так самоуверенна. — резко он отпустил меня, — На мое полное выздоровление тебе дается месяц. Столько же дается и твоей подружке. Не успеешь или же не захочешь, в ее смерти будешь виновата ты. — Но как ты… — Если ты считаешь, что ваш с бабкой завершающий удар мог меня убить, то сильно ошибаешься, — оборвал он меня, — почему такая малявка обращается ко мне на «ты»? Схватив меня за руку и насильно подняв с пола, он спросил. — Где ты живешь? — Вы не сможете просто так разгуливать по деревне. Я уверена, что выйдя из палаты, Вы сразу же будете пойманы! — Ты меня недооцениваешь, Сакура. Сказав это, Акасуна обернулся и передо мной стоял не убийца, истреблявший все на своем пути, а молодой парень, по виду на год младше меня, чуть длинные белокурые волосы и с тем же самым ужасающим взглядом ореховые глаза. — Теперь я твой кузен Сорико. Если ты где-то оступишься или сделаешь какую-либо глупость, поверь, о тебе больше никто и никогда не услышит. Испуганными глазами я посмотрела на «своего кузена». Я еще не понимала, что за этим следует…