***
О Чонгуке успешно забывают или успешно притворяются, что не помнят. На самом деле, Чимину стыдно за то, что он смел прятаться под столом, а потом так лицемерно благодарить. Гук не обязан был его спасать. Странно, конечно, что он оказался неподалеку: возможно, забрав заказ, отдал его кому-нибудь из знакомых, необязательно же те вещи принадлежали ему, а потом решил прогуляться пешком. Правда, прошло приблизительно полчаса между уходом Чонгука и Чимина из магазина. Тайна остается открытой. Странности делают Чимина озадаченным и задумчивым, он перестает смеяться и куда-то выпадает из реальности, не пишет на лекциях, вяло отвечает Тэхёну на поцелуи, почти не отвечает Хосоку, но у последнего таки решается спросить совета. - Хосок хён… - Да-да? – Хоуп не имеет ничего против сидящего на коленях Чимы. – У вас с Тэ что-то стряслось? - Это так заметно, да? – он обнимает Хосока, чувствуя себя в его руках всегда прощенным, и рассказывает историю той ночи. Немало удивленный, Хоуп часто моргает, пытается утешить Чимина, вдруг натыкается на его губы и совершенно случайно оказывается втянут в долгий томительный поцелуй. Чимина невозможно не желать, он по-детски стонет, по-мальчишечьи выгибается и валит хёна на кровать. Там, где обычно двое. Они снова занимают место Тэхёна, но не ждут его внезапно, располагают временем и возбужденными телами. И пока Тэ где-то занят, Хосок изучает тело Чимина с надлежащей внимательностью. Раз он способен даровать людям ощущение счастья и тишины, он будет делать это сколько угодно раз. Он ведет губами по шее Чимы, осторожно гладит его бока, грудь, спускается к вздымающейся колючей ширинке бриджей и наперед слышит бесстыже-умилительное ругательство. - О, накажи меня, накажи, хён, - продолжает ныть Чим, отвечая ласкам Хосока и упираясь головкой члена ему в глотку. Ему невероятно хочется острого, больного, безумного. Он знает, чего желать. Поэтому спустя несколько минут заставляет Хоупа вытащить из ящика наручники и приковать его к изголовью кровати. Наручники серебристо-синие, с мехом, смотрятся весьма гармонично. Такой Чимин, развязный и скованный, хрипящий по-блядски и ударяющий вызывающим взглядом, достает Хосока изнутри, из-под пелены воспитания, морали и чести. Хосоку нечего противопоставить животным инстинктам, лекции и сентенции тут не помогут. Чимин елозит вертлявой задницей по простыни, дергается и стонет. Как будто может кончить так – без единого прикосновения. Но Хоуп не успевает придвинуться ближе, как позади раздается властный и холодный голос Тэхёна, добивающий мурашками. - Я сам его накажу. Ты присоединишься, Хоупи. Оспаривать Хосок не вправе. Чима прижимает колени к груди, подтягивается выше и трепетно смотрит нависшему сверху Тэхёну в глаза. Там столько льда, проплывающего над вопросом: «Как ты смеешь быть таким, Пак Чимин?». Но Пак Чимин кусает губы и тихо мычит, когда Тэ, грубо прихватив его за волосы, срывает поцелуй и насильно раздвигает ему ножки. Бестолковый зов о помощи замер в груди, но так и не пригодился: Тэхён не стал наказывать так, как мог бы. Он довел рьяный поцелуй до нежного и сбавил обороты, украдкой взглянул на наручники, затем на Хосока. - Ты вниз или я? – спрашивает он, а Хосок только хлопает глазами, явно недоумевая. – Ладно, я. Тэхён быстро стягивает одежду и просит Хоупа достать все необходимое для того, чтобы уютно разложить Чиму, член которого уже поблескивает проступившей капелькой смазки, ему неймется. Тэ надевает презерватив и ловко забирается под Чимина, крепко хватает его за бедра, чтобы приподнять и дать возможность Хосоку разработать расслабленную и жаждущую приключений мышцу. - О да, - выдыхает Чимин, чувствует себя как никогда беспутной шлюхой, которой вот-то вставят целых два. Хоуп осторожничает, действует по наитию, старается не торопиться, но вот он встречается с дурманом взгляда Тэхёна, и уже не может остановиться. Когда Чим достаточно растрахан пальцами, Хосок видит, как Тэхён входит в него, а миниатюрное тельце выгибается, напряженным рисуя мышцы от тяги наручников. Чим почти задыхается, когда Тэ в нем целиком, но самое поразительное - впереди. Хоуп прощупывает место пальцами, но там его слишком мало. - Я не смогу, - говорит он. Тэхён сердито выдыхает: «Сможешь, в меня же смог». - Давай, Хосок, давай… - просит Чимин. Он смог бы принять и троих, если бы взял у Юнги травки и провел день с пробкой в заднице. – Иначе я… Доверяй, но проверяй. Хосок вставил пальцы еще раз и только затем вошел. Стало невыносимо больно и тесно. Тэхён прикусил Чиме изгиб шеи из-за диких ощущений от трущегося о собственный член Хосока. Их действительно двое внутри, внутри счастливого, немного заплаканного и подневольного Чимина. У того искры из глаз, блаженно-сумасшедшая улыбка и сто тысяч оттенков чувств, пылающих от макушки до пят. О, как ему хорошо, как ему хочется, чтобы это запомнилось надолго! Хосок несет ответственность за то, что делает. Он склоняется, прижимаясь к Чимину, но целует не его, а Тэхёна, тот мурлычет в поцелуй и от жара двух тел совершенно точно предчувствует, что скоро кончит. Попеременно раздаривая поцелуи то Чиме, то Тэ, Хоуп окончательно решает для себя одну важную вещь: ему нравится так. Он владеет сразу обоими, а потом читает по глазам Тэхёна, что Чимина пора освободить. Да, у того уже замлели руки, но из-за пожара внизу и пронизывающей зад боли он не обращает на это внимания. Возможно, он не хотел, чтобы что-то менялось, ему доставляет несказанное удовольствие быть проводником между влюбленными и быть влюбленным в них самих. Так все острее и правильнее, обретает нужную форму. Чимина недолго мучают, ставят раком, Тэхён пристраивается сзади и шлепает его несколько весомых раз по сочным половинкам. Чим раболепно лепечет что-то, но тут же затыкается, напоровшись губами на член Хоупа. Разделяй и властвуй. Тэ ускоряет темп, Хоуп тоже не отстает. Чимин компактен настолько, что двоим, им владеющим, легко дотянуться друг для друга для обмена впечатлениями. Они целуются где-то там над головой, влажно и громко, но Чим мало что слышит, потому как его жарят сзади и спереди, начинает подташнивать и страшно вытягивает каждый оголенный нерв. Он сам – сосредоточие разных пошлых звуков, но они не волнуют так, как единение двоих сквозь него одного. В комнате как будто невидимый камин: ужасно душно. Но это огонь, отдаваемый телами. Чим стоит на коленках на полу и ласкает ртом член справа и слева, а Тэхён и Хоуп смотрят на него сверху вниз, как на провинившегося. В конце концов, он сам просил. Чиме легонько хлопают по рукам, затем он прикрывает щенячьи глаза и его парни придерживая друг друга за плечи, кончают ему на лицо. Липкое, вязкое, брызгает каплями над бровями, попадает на веки и щеки, а затем вымазывается о губы. Чим послушно глотает доставшиеся остатки с каждой стороны, сущие капельки. Он мог бы больше. Он способный, талантливый. И, наверное, ему пора что-то показать своим любимым людям.***
Пусть Чим и доволен, но не встает с постели и не идет на пары, Тэхён ему позволил, Хосок оставил рядом с тумбочкой бутылку воды и нужные таблетки, пообещал прибежать в обед и принести покушать. Чимину скучно и даже не побалуешься с собой – все болит и по телу мелкие синяки, особенно на боках и у разбитой поясницы. Он пишет сообщение Юнги, так, от нечего делать. Шуга, заспанный, еще не успевший обдолбаться, заваливается около полудня и сипло интересуется, какого хрена его будят с утра пораньше. - Хён, у меня к тебе просьба. У тебя же руки из нужного места растут? Юнги округлил глаза и, откашлявшись, уселся на краешек кровати. Он не озвучил, что первым делом подумал о фистинге. Не до конца проснулся. - Допустим, из правильного. Чего тебе надо? И Чимин рассказывает, что именно ему нужно позарез где-нибудь спустя недельки две, когда он вернется в надлежащее бодрое состояние и полностью восстановится. Шуга выходит из комнаты «тройничка», как он ее называет, чуть обалдевшим и растерянным. Однако, эту часть истории Чимина знает пока только он. - Надо срочно покурить. Срочно, - бормочет Шуга, воображая себе уже столько интересного и заманчивого, что в паху становится тесно. Поежившись, Шуга сворачивает к лестнице и там, на площадке, сталкивается с парнем, довольно высоким и крепко сложенным, никогда прежде тут не сновавшим. Юнги мгновенно оценивает его параметры, внешность и получает везде по десятке баллов, поднимает заискивающий взгляд и тут же свирепеет, потому что в чужих глазах сплошное недовольство и равнодушие. - Извини, если задел, - извиняется незнакомец, и Юнги молча провожает его взглядом. – Не, вот тут явно минус десять. - Что? – оборачивается парень с пятой ступеньки сверху и смотрит на Юнги вежливо-непонимающе. - Ничего-ничего, - машет рукой Юнги и улыбается. - Задница у тебя на минус десять баллов, говорю, а ноги нихуевые такие. Как и ты в целом. - Э… - приличный молодой человек завис, как и полагается. - Я, пожалуй, пойду. И он уходит как можно скорее, как от проклятья. На самом деле, он еще не в курсе, что так оно и есть.