Иллюзии.

Альтаира не покидало ощущение, что он потерял своё тело и остался неким аморфным существом в жёстких реалиях материального мира, не имеющим собственных чётких границ. Однако сознание чётко говорило одно: он уже не в мыслях Марии. Пристальный взгляд жены, полный негодования, воззрился на ассасина: - Ты забыл, что я защищена магией Грааля? Меня можно ослепить, но не подчинить! - Прости... - заплетающимся языком прошептал Альтаир. Понемногу ощущение реальности возвращалось к нему, и он уже мог пошевелить пальцами. Похоже, Мария бесцеремонно выгнала его из мира своих мыслей. Впрочем, это было справедливо, и сириец чувствовал себя виноватым перед ней. Укоризненный взгляд Марии был невыносим, а потому Альтаир спросил: - Я думал, ты убила своего первого мужа, этого лорда Халлатона... Ты и сама говорила мне, что он был первым, кого ты убила. Так почему же в твоих воспоминаниях ты просто уходишь с Робером в Лондон? Женщина хищно усмехнулась, глядя на своего мужа: - Я не врала тебе. Робер запретил мне убивать Питера, он попросил меня лишь сбежать. Я и сама не хотела зла моему супругу. Однако на рассвете он вошёл в мои покои и сказал, что прекрасно знает, что я собираюсь бежать от него с этим "отвратительным французом". Завязалась ссора, и в порыве гнева я вонзила кинжал ему в глотку. Зрелище, как человеческая кровь просачивается в простыни, было будоражащим и тошнотворным одновременно. Любопытно, что я ни разу в жизни не жалела о его смерти. До сегодняшнего дня... - А что Робер? Мария улыбнулась так горько, что у Альтаира сжалось сердце: - Я ослушалась его... И, хотя я ни разу не жалела о смерти Питера, я чувствовала себя виноватой. Эту вину Робер использовал, чтобы завербовать меня в тамплиеры. - Ты врёшь... - прошептал ассасин, чем разжёг негодование жены в ещё большей степени. - С какой стати мне сейчас врать тебе?! - И всё же ты врёшь. Ты не так воспринимаешь прошлое. Всё было СОВСЕМ не так. Ты сейчас, глядя на прошлое с позиций настоящего, считаешь так. Но РАНЬШЕ всё было иначе. - Альтаир подошёл к Марии и, чуть приподняв её лицо, шепнул: - Я нашёл твой порок, любимая... Я нашёл твоего демона в потоках воспоминаний, что обрушились на меня. Англичанка понимающе улыбнулась: - Последнее мгновение, верно? - Да... Я пережил некоторые эпизоды твоей жизни до самого последнего воспоминания обо мне. А откуда ты знаешь? - Наша память, похоже, сплелась воедино... И я пережила многие твои воспоминания, прочувствовав их до последнего удара сердца... Альтаир восхищённо улыбнулся в ответ: - Прекрасно... Значит, нам будет, о чём поговорить. Последнее, что они увидели друг в друге перед тем, как расстаться, ибо солнце призывало каждого к работе, были расширенные от животного искушения познания своих душ зрачки друг друга. ~~~ В полдень жители Масиафа обычно прятались по домам, у родников или даже в крепости. Солнце буквально плавило пространство, и воздух превращался в расплывчатую пелену, будто весь мир стал огромным костром. Обувь не спасала от жара, который впитала в себя земля, а босоногим беднякам приходилось ещё хуже. Они работали, забывая об осторожности, чтобы иметь возможность прокормить себя и свои семьи, однако зачастую их ноги оказывались страшно обожжены, и ещё долгое время несчастные не могли даже встать. Остальные же знали, что полуденный зной лучше переждать и восполнить потерю времени уже вечером, когда прохладный ветер будет настоящим спасителем. Однако сейчас, в полдень, в это адское время, Альтаир и Мария поднимались на возвышенность. Альтаир, хотя и ощущал пагубное воздействие солнца, переносил его довольно легко, и шаг его был быстрым, дыхание ровным, а смуглая кожа была лучшим защитником от испепеляющей жары. Мария же всячески пыталась не отставать, но с каждым подъёмом ей становилось всё хуже. Обливаясь потом, англичанка бессильно упала на колени, ощущая, как сильно кружится голова и тошнотворно сосёт под ложечкой. Дыхание женщины было прерывистым и частым, ладони, опиравшиеся о землю, нестерпимо жгло, но не было сил, чтобы хоть как-то убрать руки от земли. - Какого чёрта ты повёл меня куда-то в такое время? - почти с ненавистью проговорила Мария, глядя на своего мужа, как на самого главного врага в её жизни. - Потому что только в полдень мой тайный оазис может даровать истинное блаженство, - загадочно улыбнулся ассасин и подошёл к своей жене, взяв ту за руки и прижав к себе. Но Мария лишь злобно оттолкнула его, прорычав: - Да ты жарче, чем это проклятое солнце! Убить меня хочешь? - Я хочу лишь помочь, - сириец отстегнул притороченный к поясу бурдюк, и бывшая тамплиерка с надеждой посмотрела на него, мечтая напиться воды, однако Альтаир поднял гладкий камешек с земли и чуть смочил его водой, протягивая своей спутнице. - Положи камень себе под язычок. Мария недовольно посмотрела на мужа: - Ты определённо издеваешься надо мной, да? Видя мою слабость... Ассасин пристально вглядывался в глаза своей супруги, и та тут же послушно исполнила его приказание. Было что-то посильнее влияния Яблока Эдема в этих глазах цвета расплавленного золота. Достав из сумки небольшой платок, сириец слегка смочил водой и его, с нежной заботливостью проведя им по вискам, под носиком и по чувственным изгибам губ Марии. Женщина судорожно вздохнула, и на неё словно повеяло зимней прохладой, а от мучительной жажды не осталось и следа. На удивлённый взгляд своей жены Альтаир ответил: - Пить много воды в такую жару не нужно. Вполне можно обмануть и солнце, и жажду на некоторое время, чтобы не растрачивать слишком быстро столь драгоценную воду. Мария ненадолго вытащила камешек из рта, грустно вздохнув: - Там, где я жила, воды было столько, что её впору можно было бы возненавидеть... Дожди почти каждый день. Англия утопала в дождях. Воздух всегда наполнен влагой, а жара бывала редко. О, если однажды из-под тяжёлых туч покажется солнце, это было величайшим счастьем. В это время даже могли устроить празднества, ведь яркое и тёплое солнце означало, что стране не грозит голод, а урожаи будут обильными. Альтаир усмехнулся: - А у нас ситуация с точностью до наоборот: мы почти ненавидим солнце и боготворим дожди, которые бы значили, что наши поля не иссохнут. Мария снова положила камешек под язычок, и некоторое время они молча поднимались по горячей песчаной дороге. Подумав, сириец сказал: - Может, потому мы и полюбили друг друга? Солнце было символом жизни для тебя, а дожди - для меня... ~~~ Ветви древнего кипариса мерно покачивались в такт знойному ветру, бросая вызов неприветливому климату. Удивительно, но воздух в тени этого дерева был так мягок и свеж, что казалось, будто бы ты оказался в другой стране, которая радостно приветствовала утомлённых путников и даровала счастье и покой. Запах хвои кипариса был более сладким, нежели терпкий запах ели и сосны, к которому привыкла Мария. Когда же она рассказывала о том, что земля может быть полностью покрыта свежей зелёной травой, Альтаир лишь недоверчиво усмехался. - Помню, Питер Халлатон пришёл ко мне в день моего восемнадцатилетия с нежным букетом дикого вереска, - начала своё повествование англичанка, улыбаясь воспоминаниям. - Вереска? - с любопытством спросил ассасин. - Да, это такие сиреневато-розоватые цветы, маленькие цветочки, но их много и почти по всему стеблю. Как я тогда разочаровалась. Вереск... Его у нас было так много. - А ты хотела получить в дар какой редкий цветок, который сложно достать? - улыбнулся сириец. Мария не отвечала, и некоторое время они молчали, лёжа на расшитом покрывале с мягкой бахромой. Ветер занёс на края покрывала небольшие горстки песка, но в целом бахрома справлялась со сдерживающей всякую грязь обязанностью. Альтаир набрал в ладонь немного песка и растирал его между пальцами, а после высыпал его обратно. Нежное покалывание песчинок, пожалуй, было одним из приятнейших ощущений для ассасина. Глядя на свою жену, сириец мечтательно улыбнулся: ему хотелось бы приоткрыть из-под одежды её ключицы и грудь, а после тоненькой струйкой высыпать тёплый песок на нежную кожу и плавные изгибы возлюбленной. Что ж, возможно, он и сможет воплотить свои фантазии, но пока что об этом не может быть и речи: он сам же позвал её на откровенный разговор о тайнах их душ, открывшихся им благодаря Частице Эдема, а Альтаир знал, что в таких аспектах Мария отвлекаться не любит. - Любая женщина мечтала бы видеть, что её ценят и любят, - тихо ответила англичанка, чуть улыбнувшись. - А для Питера, казалось, я была лишь вереском, коего так много, который растёт на каждом углу, который в любой момент можно заменить новым цветком. - Но ведь ты сама его не любила! - рассмеялся Альтаир. - Почему же он должен был тебя любить? Смущённый, смешанный со злобным бессилием в крахе своих логических доводов, румянец покрыл щёки бывшей тамплиерки, и ассасин залился ещё большим хохотом: - Эгоистичная же Вы женщина, леди Торпе! - Я и тебя не любила! - сказала в сердцах Мария, краснея ещё больше, осознавая собственную глупость. - Конечно, нет. Я вместо цветов просто увёл тебя в плен. Что может быть романтичнее? - А количество моих побегов прямо пропорционально твоему беспокойству, поиску и возвращению меня назад. Как же тут устоять? - Ты просто была, скажем так, моей политической пленницей! Ты была мне нужна, чтобы добраться до Бушара! Мария кокетливо улыбнулась: - Ну конечно... Кстати, а почему я вру? - поинтересовалась как бы невзначай супруга ассасина. Альтаир достал из расшитого мешочка Яблоко Эдема. Англичанка деланно возмущённо фыркнула: - Я так и знала, что ты мне с ним изменяешь! - Так наглядней, - улыбнулся ассасин и коснулся заветного артефакта. Золотые лучи стали приобретать формы силуэтов, мир вокруг подёрнулся полупрозрачной дымкой, изменяя окружающую реальность, но в то же время полностью не перекрывая её. Вокруг высились полупрозрачные иллюзорные каменные стены крепости, поверх кипариса возникла дымка мрачного раскидистого дуба, а серо-жёлтый песок под ними обратился в брусчатку. Золотые цифры возвестили о том, что сейчас шёл 1191 год, а, значит, Марии здесь уже тридцать один. Силуэты приобрели окончательную форму мужчины и женщины, в которых очень просто угадывались Робер де Сабле и Мария. - Леди Торпе, позвольте узнать, кто стал выше меня по званию в Ордене Тамплиеров и отдал Вам приказ, чтобы Вы своевольно оставили нашего короля Ричарда без присмотра?! - Робер был взбешён, но он заставлял себя говорить почтительно с женщиной и сдерживался, как мог. Иллюзорная Мария из прошлого тоже была на грани и готова была сорваться даже на своём Магистре. Она повернулась к нему, полная неподдельной ярости, но, увидев сверкавшие угрожающими льдинками глаза де Сабле, вздрогнула и даже чуть попятилась. Видно было, насколько огромным влиянием пользовался тамплиер у своей своенравной ученицы, и глаза Марии сейчас беспокойно осматривали окружающий мир, будто пытаясь отыскать в нём какую-то подсказку, как выйти из этой ситуации. Англичанка не считала зазорным долгое молчание, тщательно обдумывая каждое своё слово, оценивая возможные последствия. Мария могла бы сказать, что король сам отослал её, но это было бы обманом, а Робер имел свойство перепроверять все полученные от его подчинённых факты. - Мне невыносимо его присутствие! - в сердцах сказала женщина, краем глаза поглядывая на Магистра. - Король Англии, а разговаривает, как самый неотёсанный сквайр! И даже не получивший должного воспитания и образования сквайр ведёт себя приличнее. Как он одевается, как он ест, как общается со слугами - на это невозможно смотреть! А мне обучать его утончённым манерам, следить за ним, чтобы он не сказал лишнего при послах, а после и вовсе пытаться примирить каждого! Я не желаю иметь с этим зверем в человеческой шкуре ничего общего! Вопреки ожиданиям, взгляд де Сабле не смягчился. Строгим голосом он сказал: - Не имеет значения, чего мы хотим или не хотим. Ты, Мария, исполняла свой долг перед человечеством и, что ещё более важно - перед Орденом! И ты подводишь нас! Тамплиерка вся сжалась под этим осуждающим взглядом. Она боялась Робера, но в то же время боготворила его, как своего спасителя от рутины семейной жизни. Однако в глазах Марии сверкал еле заметный хитрый огонёк - она ещё не сдалась. - Если бы Вы были королём, Магистр... - тихим голосом, полным сожаления, сказала леди Торпе. Уловка подействовала. На губах Робера появилась лёгкая улыбка, но и она была полна самодовольства. Кажется, он сам считал, что мог бы править этой страной. Мария тоже заметила, что нашла ключик к сердцу Магистра, а потому, подойдя к нему, продолжила: - Если бы Вы приняли непосредственное участие в крестовом походе, вдохновили бы на это Ричарда, отвоевали бы Святую Землю, Вы были бы самым достойным её правителем... - женщина понимала, что короны Англии де Сабле никогда не видать, но она могла предложить ему абстрактную, но в то же время реальную альтернативу. - Хочешь сказать, что я мог бы стать владыкой Святой Земли? - хриплым от тщеславного возбуждения голосом спросил Робер. Его послушная и хитрая собеседница коснулась ладонью его щеки: - Конечно. Разве есть кто умнее, сильнее и благовоспитаннее Вас? Вы были бы достойны править всем миром... Тихий голос Марии, кажется, околдовывал Робера, точно флейта, заклинающая кобру. - Но мы вряд ли сможем одолеть сарацинов и завоевать их города... - смахнув с себя первичное опьянение, пробормотал Магистр тамплиеров. - И не нужно... Если Вы добьётесь расположения лидеров столь значимых городов, как Акра, Дамаск и Иерусалим, Святая Земля сама покорится Вам, без лишней крови... С Вашими лидерскими качествами стать выше других - совсем не проблема. После этих слов видение исчезло, и Альтаир и Мария снова смотрели на серо-золотистый горный ландшафт Масиафа. Женщина чуть улыбалась, видя себя со стороны, видя себя так, как увидел её собственный муж. - Кто ещё кого использовал? - чуть улыбнулся ассасин, посмотрев на англичанку. - Мой ответ остаётся неизменным, - сказала Мария. - Именно при мне и благодаря моим усилиям, моим планам Робер добился того, что в 1191 году стал Магистром Ордена Тамплиеров. Он действительно мог бы стать и правителем Святой Земли... - Если бы в своих планах ты предусмотрела меня, - на этот раз самодовольно улыбнулся Альтаир, с лёгкой иронией в глазах глядя на свою супругу. - Об ассасинах я даже и не вспоминала, - призналась женщина. - Всю жизнь мы считали вас лишь кучкой помешанных, одурманенных травами и не представляющей реальной угрозы огромной армии крестоносцев. Но, как оказалось, я была самонадеянной. - Но ты сама толкала Робера в объятия власти, Мария... А он сам страстно желал этого. И именно это тебя в нём и привлекало. Как и во мне... - Хочешь сказать, что я подсознательно жажду власти? - Ты - нет. Ты не жаждешь её ни в коей мере. По крайней мере, прямо... - задумчиво сказал Альтаир. - Но ты жаждешь быть подле сильного и могущественного человека. Ощущение силы и властности партнёра сводит тебя с ума. Я видел твои глаза, когда ты смотрела на мои доспехи и когда поняла, что с ними я буду почти что непобедим... Мария грустно и виновато улыбнулась, приложив ладонь к своему сердцу. Неужели она и правда так грешна? - Именно с тобой я стал Повелителем ассасинов. Именно с тобой я начал распространять своё учение и в других странах... Именно при тебе Братство Ассасинов стало межнациональной идеей. Ты воздействуешь на меня точно так же, как на Робера, только, боюсь, ещё сильнее, ведь я обожаю тебя... - Ты... зол на меня за это? - робко спросила Мария, глядя на своего мужа. - Ни в коем случае! Я сам жаждал этого всю свою жизнь. Только не понимал и не знал об этом. Ты же показала мне, чего я на самом деле хочу. Твой демон, любимая, может, и тёмен, но с нашей силой мы добьёмся пусть не мира, но веских шагов к нему. Люди будут понимать благодаря нам, что свободу нельзя отдавать ни в чьи руки, кроме своих собственных. Не все люди, но и их будет достаточно. Наше учение распространится по всему миру, как некогда христианство и ислам, и тамплиеры не смогут противостоять нам в той мере, в какой они противостоят сейчас. - Однако демон есть и у тебя... - загадочно улыбнулась англичанка и тоже коснулась Яблока Эдема. И снова появились золотые силуэты, и снова призрачная дымка закрыла реальность. Вокруг Альтаира и Марии возник богато украшенный дом из белоснежного мрамора, увешанный коврами, обставленный дорогой резной мебелью из ценных пород дерева, повсюду внутри дома были букеты цветов в фарфоровых вазах, в золотых клетках восседали павлины, которые недовольно и резко горланили свои песни. "И почему у такой красивой птицы столь ужасное пение?" - подумала Мария, пока иллюзорный мир продолжал своё самосоздание. Силуэты приобрели вполне реальный вид, и перед наблюдателями предстал двадцатипятилетний Альтаир, изучавший какую-то книгу, сидя за столом, делая себе пометки из неё пером на пергаменте. На стене золотые цифры обозначили 1190 год. Второй же силуэт, как несложно было догадаться, приобрёл облик красавицы Адхи. - Мой господин, - дрожащим голосом сказала женщина и присела перед ним на колени, звякнув многочисленными золотыми украшениями, что обрамляли её роскошные чёрные волосы, изящную шею и нежные смуглые запястья и щиколотки. Альтаир неохотно оторвался от своего занятия, чтобы поприветствовать Адху, и нежным поцелуем коснулся её лба: - Благословляю твой день, моя возлюбленная... Однако Адхе, похоже, на самом деле было не до обмена традиционными любезностями. - Спрячь меня... - судорожно сжав рукав одежды ассасина, попросила она. - Спрятать? От чего? - Ла-Ахад чуть не рассмеялся, глядя на несчастную. - Нам незачем прятаться, я могу одолеть любого, сам Аль-Муалим сказал, что нет более талантливого воина, чем я. Я смогу уберечь тебя от всего. - Мне было видение, мой господин... Меня распят на кресте, как некогда Иисуса... Меня распят тамплиеры во имя своей веры, на деле же насмехаясь над ней! - Это лишь сон или наваждение. Зачем ты придаёшь этому такое значение? - Альтаир взял ладони прекрасной танцовщицы в свои, надеясь тем самым успокоить её. Однако Адха разозлилась ещё больше, но страх не покидал её ни на секунду, и со слезами на глазах она перешла на крик: - Отвези меня в Алеппо сейчас же, и лишь тогда я смогу остаться в живых! Однако Альтаир, уверенный в собственных силах, не внял словам красавицы. Видение сменилось, и ассасин предстал перед своими братьями, сопровождаемый "чёрной жемчужиной Сирии", что вызывала всеобщее восхищение, но ещё большее восхищение вызывал Альтаир, как "хозяин" этого сокровища. Сама же Адха, которая славилась своей жизнерадостностью, сейчас была до крайней степени печальна и за весь вечер не проронила ни слова. Видение вновь сменилось, и Альтаир, находясь на одном из кораблей, посреди сотен трупов, виновником смерти которых стал он сам, смотрел на обезображенное распятое тело своей возлюбленной, не веря в то, что она мертва. Исходясь в рыданиях, убийца клялся отомстить всем, кто был причастен к её гибели, отчаянно понимая, что ему следовало послушать пророческие слова Адхи и спрятать её, а потому главным виновником её смерти Альтаир, даже утоляя жажду крови, считал именно себя. Частица Эдема померкла, и иллюзия прошлого растворилась, уступая место настоящему. Мария взглянула на сирийца - на его лице застыла скорбная маска боли и печали. Они снова долго молчали, и бывшая тамплиерка ждала, когда Альтаир вновь сможет пережить этот ужас в своих собственных мыслях. - Мой демон - самоуверенность? - горько спросил ассасин, боясь даже посмотреть жене в глаза. - Был... - прошептала Мария. - После судьба дала тебе ещё один урок с Маликом и Кадаром, и ты, наконец, его усвоил. - Тогда в чём же моя вина? Почему ты показала мне именно эти сцены моего прошлого?.. - Потому что ты настолько сильно жаждешь быть лучшим, ты настолько сильно желаешь обладать самым лучшим, что тебе куда важнее зачастую, как ты выглядишь в глазах людей, каким могущественным и великолепным они видят тебя. Именно по этой причине ты не послушал Адху, потому что таким образом показал бы, что тобой владеет страх, а самый лучший воин не должен ведать страха. И, хотя ты и говорил, что тебя не интересует, что думают о тебе другие... Это было не так. Ты мог бы отстоять именно своё понимание ситуации перед Аль-Муалимом, например, после того, как погиб Кадар и пострадал Малик. Ты принял наказание Аль-Муалима не потому, что чувствовал себя виновным: чувство вины и глубокое сочувствие пришли к тебе много позже. Ты принял наказание потому, что снова желал прослыть самым лучшим ассасином братства. Имя этому демону - гордыня... Альтаир зажмурился. Как же тяжело осознавать тёмные стороны своей личности. Он бы хотел исправиться, измениться, но чувствовал, что, хотя он и вправду стал лучше, хотя он совершенствуется, от того, что было так или иначе основой его существа, ассасину не суждено избавиться. - Просто... Видишь ли... - начал Альтаир, глядя на Марию. - Боюсь, я не совсем понимал сути любви Адхи. Я знал, что она любит меня сильнее, чем я её. - И что же именно ты не понимал? - Адха любила меня вопреки всему, она любила меня ради самой любви. Эта преданность, где она не искала ничего для себя... Она была бы счастлива находиться рядом со мной, будь я даже последним нищим на земле. А я... Я злился от этого. Мне казалось, что она ничего для меня не хочет, хотя на самом деле отдала мне всё. Человек, столь самоотверженно любящий меня, вызывал у меня раздражение и презрение, и в итоге я чувствовал себя никчёмным неудачником, несмотря на то, что достижений даже к тому времени у меня было немало. - Ты находишь это забавным? - грустно улыбнулась Мария. - Что именно? - Все нации воспевают именно такую любовь, как у Адхи. Любовь, не требующую ничего взамен, отдающую себя без остатка. А именно такая грань любви стала разрушительной. Впрочем, Адха ведь была необычной женщиной, Чашей, Частицей Эдема. Отмеченной богами... Возможно, люди ещё не доросли сознанием до такой любви... - Возможно... - глухо отозвался ассасин. - Но всё же я считаю, что такая любовь больна. Без доли здорового эгоизма отношения кажутся вымышленными, лживыми. Человек, который ничего не хочет от тебя, кажется пустым... И правда "чашей"... Оболочкой без содержания. - Зато наши демоны, кажется, прекрасно спелись, - улыбнулась Мария. - Я жажду быть подле сильной личности, ты сам горделиво хочешь быть самым лучшим и сильным. - И благодаря твоим, пусть даже низким, желаниям, я чувствую себя поистине горячо любимым и люблю тебя саму не меньше, желая того, чтобы ты продолжала видеть меня таким. - Просто во всём нужно чувство меры... Чтобы развеять губительные иллюзии наших демонов...