Иллюзии.

- Ну, так что ты хочешь знать? - спросила хранительница Мудрости, подойдя к Альтаиру ближе, чем остальные её соратницы. Вопрос, над которым и вправду стоило бы подумать. Но ассасин думал об этом уже очень давно, а потому не замедлил с ответом: - Мария в ужасе порой просыпается по ночам, потому что видит своего Магистра во сне. Она очень часто говорит мне, что человека, с которым бы ей было так плохо, который был бы столь чудовищен, как Робер, просто не существует. Сложно поверить, что моя жена является моральным мазохистом, а я уверен, что она бы мне не показала то, что привлекало её в Робере и те моменты, когда ей было хорошо с ним. Я хотел бы это увидеть... Поправив свои пышные тёмные локоны, хранительница Женственности коснулась ладонью плеча сирийца: - Альтаир, ты уверен? Робер... Он обладал теми качествами, которыми не обладаешь ты. - Значит, и я обладаю теми качествами, которыми не обладает де Сабле, и, полагаю, они противоположны его качествам, иначе бы она меня не выбрала впоследствии. Хранительница Мудрости рассекла ладонью тёмную дымку, открыв в ней окно в воспоминания, и Альтаир с волнением, но без страха вошёл в него. ~~~ Ассасин оказался около какой-то каменисто-песчаной дороги, а, если ещё точнее, то у деревянного указателя, который гласил, что до графства Лестершир осталось чуть более мили. На песке вырисовались цифры, одна за другой: 1, 1, 8, 2. Значит, сейчас Марии двадцать два, и прошло четыре с половиной года с того момента, как он видел её в последний раз. Небольшие клубы пыли вдалеке говорили Альтаиру о том, что по дороге идут путники, а ещё одно маленькое облачко говорило о том, что за путниками идёт погоня. Не мешкая, сириец поспешил навстречу путникам, среди которых предположительно должна была быть Мария. - Леди Халлатон! Леди Халлатон, прошу Вас, одумайтесь! - кричал старый епископ, тщетно пытающийся догнать молодую пару. "Халлатон?" - удивлённо подумал Альтаир, остановившись на полпути, решив, что неправильно воспринял ситуацию и сейчас идёт к абсолютно неизвестным людям. Однако, присмотревшись, Повелитель ассасинов узнал в высокой и статной фигуре мужчины де Сабле. Девушку он ещё толком не мог разглядеть, но сомнение переросло в уверенность, и потому невидимый для других гость воспоминаний медленно продолжал встречное движение. Еле уловимый блеск и тихий звон металла о камень встревожили тишину: - Торпе! Я - леди Торпе! Отныне и навсегда никакой мужчина не будет иметь власти надо мной! Забудьте о том, что я была его женой, и передайте лорду Халлатону мой пламенный поцелуй, которого он за четыре года совместной жизни так и не смог добиться! - юная Мария издевательски расхохоталась, презренно пнув тот звякнувший кусок металла, который оказался обручальным кольцом. Епископ дрожащими руками поднял священный предмет, символ брачного обряда, и крикнул ей вслед, уже не пытаясь ни вразумить, ни догнать дерзкую беглянку: - Бог отвернулся от тебя, дитя! Ты во власти Сатаны! Ты - воплощённый демон! И в самом деле: любой, кто увидел бы Марию в этот момент, действительно подумал бы, что девушка одержима чем-то тёмным и сверхъестественным. Глаза её бросали вызов всему миру и горели каким-то особым, страстным огнём уверенности в собственной правоте; растрёпанные тёмно-коричневые волосы небрежно прикрывали часть её лица, отчего англичанка казалась зверем, выпущенным на свободу; грудь тяжело вздымалась, и Альтаир отметил, что его будущая жена к двадцати двум годам стала чертовски соблазнительной. Это уже была не милая девушка с хрупкой фигуркой и нежным невинным взглядом, это была девушка, опьянённая своей дерзостью, опьянённая бунтом молодости и собственной непокорностью. Мария приобрела более плавные округлые черты, уверенную твёрдую походку и ту самонадеянную улыбку, которую Альтаир подмечал у своей возлюбленной всякий раз, когда она думала поступать по-своему. - Плевать мне на вашего Бога, если он разрешает женщинам, своим якобы дочерям, продаваться за приданое каким-то мужчинам в угоду родителям! - крикнула юная леди Торпе в ответ, обернувшись в последний раз и стремительным шагом пронесясь мимо Робера. Последний шёл, скрестив руки за спиной, с какой-то гордой улыбкой, видимо, чувствуя своё величие в глазах беглянки и отныне неограниченное влияние на сердце девушки. Альтаир же был куда более проницателен и заметил лёгкую дрожь, пробежавшуюся по телу Марии, а потому поспешил нагнать её и молча шёл рядом, читая в глазах несчастной всё её страхи. - Я не могу плевать на Бога... - очень тихо сказала Мария, которая в глубине души питала искреннюю веру в Него. - Ведь я сейчас чувствую моего ангела рядом со мной, который покинул меня на долгие годы, но сейчас вернулся, когда мне особенно тяжело... Взгляд ассасина смягчился, а сердце радостно подпрыгнуло, когда девушка почувствовала его присутствие, и он уже хотел взять её за руку, как с другой стороны Марии возник де Сабле и опередил Альтаира в его намерении, сам взяв за руку Марию. Леди Торпе благодарно улыбнулась своему новому покровителю, тотчас прильнув в его сторону, но сохраняя достойную дистанцию, отчего они походили на брата с сестрой. Ла-Ахад же замедлил шаг, метая взглядом молнии в сторону своего ныне не просто врага по идеологии, а соперника, пусть он и знал, что так должно случиться и его, только его Мария всегда после будет лишь рядом с ним. Но он не смел вмешиваться... - Уж не наследница ли Вы, не далёкая ли внучка скандинавской богини охоты Скади? Клянусь, я мог бы подумать, что в Вас течёт кровь викингов, Мария. Вы были так отважны, - Робер улыбнулся своей новой попутчице нежнейшей из улыбок, которая была полна такого света и благородства, такой невыразимой чистоты, что в голове Альтаира, достаточно уверенного в себе, впервые поселилась мысль о том, что Магистр тамплиеров действительно был бы достойным мужчиной рядом с ней. Эта мысль кольнула ассасина не хуже удара кинжала. Сириец никогда не мог смотреть на свою жену, как на друга. Даже сейчас, глядя на её невинную, точёную фигуру, Альтаир еле сдерживался, чтобы не коснуться девушки, не притянуть её к себе за талию, не накрыть её аккуратные маленькие губы поцелуем. Мария в настоящем была сейчас для него ещё желаннее и прекраснее, но она прекрасна для него всегда, и даже хранительница Мудрости, которая представляла Марию в старости - и та вызывала целый шквал эмоций и чувств. Альтаир с первой минуты не мог смотреть на Марию иначе, как не просто на свою любовницу, но как жену. Безусловно, они доверяли друг другу все веяния их душ, но всё же тёмная страсть всюду преследовала сирийца, когда он даже просто думал о своей возлюбленной. Робер же смотрел на Марию с поистине ангельской чистотой, и её ответный взгляд сказал ассасину о том, что между ними была столь возвышенная дружба, столь светлые чувства, не омрачённые ничем материальным, плотским, обыденным, что Альтаир невольно отступил на шаг. "Ты никогда не увидишь во мне меня..." - печально говорила порой англичанка своему супругу, когда тот в порыве гнева не желал ничего слушать. И вот уже долгие годы Альтаир так и не мог разгадать её сердце. И сейчас мужчина понял, чем было вызвано это восклицание. Робер действительно видел Марию, одаряя её душу истинной лаской благородного взгляда, которую она впитывала, как хрупкий весенний цветок, вкушающий первые лучи солнца. От душевной тоски ассасин почувствовал настоящую горечь во рту, медленно следуя за двумя возвышенными людьми, быть в обществе которых сириец впервые счёл себя не достойным. "Надеюсь, ты простишь меня, любовь моя, за то, что я не могу смотреть на тебя по-другому, смотреть на тебя так, как Робер", - думал про себя Альтаир, и его сердце наполнялось таким неистовым обожанием к этой девушке, что, пусть даже его собственные чувства к ней имели демоническое происхождение, они были куда сильнее, чем мнимая чистота Робера. Уверившись в собственной правоте, Альтаир поспешил нагнать Марию и, склонившись к её уху, тихим басом сказал: - Остерегайся этого человека... Англичанка резко остановилась, обернувшись в сторону голоса, и с искренним удивлением спросила: - Почему? - Что "почему"? - не менее удивлённо спросил Робер, держа Марию за руку, а та лишь растерянно смотрела то на него, то в противоположную сторону, в пустоту. Смущённая, вспомнив, что она не одна, Мария чуть склонила голову, несколько напуганная этим предупреждением (в конце концов, она вверяла жизнь этому человеку и свою дальнейшую судьбу), она ответила: - Почему именно Скади? Предпочла бы быть Фрейей, богиней любви. - У неё были отменные золотистые волосы, насколько я знаю. А у Вас, пожалуй, сверкающий обсидиан. - сказав это, мужчина задумался, после взяв одну прядку волос двумя большим и указательным пальцами. - Точнее, смесь обсидиана и тигрового глаза. Мария аккуратно вынула свою прядь из цепких пальцев де Сабле, который изучающе смотрел на неё, и отошла от него, всё ещё находясь в смятении от предупреждения своего "ангела". - Что с Вами, леди Торпе? - надо было отдать должное французу, вызывающему доверие одной только улыбкой. - Ведь мы... Нет, Вы... Сделали это! Вы смогли уйти! Вы смогли остаться верной своим собственным принципам, основанным на свободе и храбрости! И теперь Вы со мной, очаровательная спутница, которую я, как представитель братства Храма Соломона, клянусь защищать, пока бьётся моё сердце. - Так Вы тамплиер? - наконец, спустя столько лет, она узнала о своём покровителе нечто важное и интересное, что открыло бы ей глаза на его деятельность. - Да. Наш орден преследует свободу... то есть, преследует идеалы свободы для каждого. Мы верим, что мужчины и женщины равны перед Богом, и благодаря этому убеждению я и мои братья хотели бы построить Новый Мир, где каждый будет свободен и счастлив. Альтаир презрительно хмыкнул, скрестив руки на груди и тихо сказал: - Вот именно, обрати внимание на его оговорку, Мария, - недовольно нахмурился ассасин, надеявшийся, что его не услышат. Но девушка очень даже отчётливо услышала голос, который она не спутает ни с чьим другим: - Ты имеешь в виду "преследует свободу"? - еле слышно шепнула в ответ Мария, глядя в сторону Альтаира, которого, однако, не могла видеть. - Но, по-моему, смысл не меняется... Что в этом плохого? Сжав кулаки, до крови кусая собственные губы, Повелитель ассасинов прилагал колоссальные усилия, чтобы не дать волю собственным эмоциям. Если он собьёт Марию с толку, то она не доверится де Сабле. А если она ему не доверится, то Альтаир никогда не встретит её, и их будущее будет обречено. Казалось бы, это лишь воспоминание, замерший эпизод жизни прошлого, который не изменить. Но что-то подсказывало Ла-Ахаду, что любое вмешательство может иметь огромное влияние на ход истории. Робер же продолжал: - По поручению Великого Магистра, Жерара де Ридфора, я отправился в Англию, дабы заручиться поддержкой Его Величества короля Генриха II, однако Магистр высказал свои соображения по поводу того, что Генрих будет править не дольше 10 лет, а потому нам следовало бы большее внимание обратить на его сына Ричарда, ныне графа де Пуатье (по материнской линии, знаете ли), который, как мы предполагаем и, смею заметить, даже почти уверены, станет английским монархом в будущем. - Но это невозможно! - возразила Мария, недоверчиво поглядывая на Робера. - У Генриха II, да будет Вам известно, есть старший сын, носящий его имя, тоже Генрих. И он, следует сказать, уже является истинным королём. Так что нами правит Генрих III, а не Генрих II, и правит вот уже двенадцать лет. Не знаю, кто Вас информировал о состоянии нашего трона... - Ах, это просто бред, - отмахнулся тамплиер, положив руку на эфес своего меча. - Малютка Генри занят турнирами или тем, что отбивает любовниц у своих братьев, не вполне довольный своей супругой Маргаритой. Никакого политического таланта. Делами королевства всё ещё ведает Генрих II, да и при дворе именно к нему всё ещё обращаются со словами "Ваше Величество". Так что информирован я куда лучше, чем Вы могли бы предположить, миледи. - В любом случае Генрих II уже достаточно стар, а "малютка Генри", как издевательски Вы, сеньор де Сабле, изволили о нём отозваться, молод, да к тому же твёрд и упрям, пусть и не одарён политической мыслью. Он ещё долго будет королём. - В этом я тоже склонен сомневаться, - Робер как-то хищно усмехнулся, но поспешил скрыть эту улыбку от молодой девушки. - Почему же? - Потому что такой расклад событий не подходит нашему Ордену, леди Торпе, только и всего. - И что же Вы намерены делать? - Не подчиняться судьбе, а самим вершить её. Разве Вы, моя милая, не показали себя сегодня с этой стороны? Вы выбрали судьбу, а не подчинились ей. - Да... - Так же и с государствами, Мария, - мягко, с оттенком печали сказал этот благородный хранитель креста. - Если бы государства подчинялись только судьбе, следовали исключительно традициям, то цивилизация давно бы канула в небытие. Иногда, для лучшего и светлого будущего, мы должны сами влиять на судьбу мира, не подчиняясь ей. Разве Вы, освободившись от гнёта замужества с Питером Халлатоном, не стали счастливее? - Пока что я ничего не знаю... Мне лишь страшно. Ибо я не знаю, что будет и куда я иду. - Это естественно. Но, уверяю Вас, Вы станете счастливее и даже ещё прекраснее, чем сейчас. Румянец покрыл бледные щёки англичанки, когда она в подлинном восхищении смотрела на молодого французского воина, который посвятил себя столь высокой и почти божественной миссии. Робер же склонился к ней и коснулся утешительным поцелуем её чела, отчего Мария стала походить на святую, принимающую все жертвы во имя общего блага. Душа девушки стремилась к чему-то возвышенному и рыцарскому, к добру и милосердию, к свободе и равенству, а потому слова де Сабле произвели на неё то успокаивающее впечатление, которое неизменно появляется у тех, кто на что-нибудь бесповоротно решился. - Так что же мы будем делать? - спросила молодая дворянка, которая, сбросив всю свою дерзость, вновь стала кроткой послушницей, готовой следовать за своим новым господином. - Ну, как я уже сказал, у нас есть около десяти лет, чтобы начать менять историю английского королевства, а именно - поближе познакомиться с Ричардом. Я бы хотел стать его учителем по военному искусству, формируя мировоззрение будущего короля и готовя его для нашей миссии. - А в чём заключается миссия тамплиеров? - Истинная - ускорить водворение Нового Мира. Краткосрочная - организовать Третий крестовый поход, отбить Святую Землю у наших давних и кровных врагов - ассасинов. Увы, сил Германии, Австрии и Франции недостаточно. У Англии превосходный флот, которым мы хотели бы воспользоваться при переправе на восток Средиземного моря. Да и лишние солдаты нам никогда не помешают. Ассасины - стая волков, пусть и почти уничтоженная, но до сих пор представляющая опасность. - И Вы полагаете, что именно Ричард возглавит, скажем так, английскую делегацию? - Я очень на это рассчитываю, миледи. - В чём смысл сражения за какой-то несчастный, никчёмный песчаный клочок земли? - Разве Вы не знаете, из-за чего были первые два крестовых похода? - Разумеется, знаю. Из-за распространения христианства в эти невежественные страны, которые исповедуют ислам. Но это глупость. Сражаются-то за Святую Землю, которая, по словам моего отца, не более, чем выжженный песок. - Но что таится за этим выжженным песком? - А Вы думаете, что там есть что-то стоящее? - Орден рассчитывает найти там могущественные артефакты, скрытые в Ковчеге Завета... - Его не существует. Это сказки, - уверенно заявила Мария, подперев бока руками. - Возможно. Но, чтобы сказку опровергнуть, мы для начала должны поискать то, что её подтвердит. - Орден иллюзий... - Возможно... Робер задумался над высказанным сравнением Марии, а та в свою очередь об истинной миссии Ордена Тамплиеров. Идеи казались ей крайне заманчивыми и привлекательными, а неизвестность, хоть и пугала, но в то же время пленяла юную путешественницу. - Мария... - Да, господин де Сабле? - Прошу, зовите меня Робер. Мы ведь друзья с Вами? - тамплиер снова очаровательно улыбнулся, протягивая большую мозолистую руку в знак дружбы. Сражённая обаянием француза, леди Торпе протянула руку в ответ и пожала её, как показалось Альтаиру, со счастливой ответной улыбкой. - Так вот... Сколько примерно от графства Лестершир до Лондона? - Около девяноста миль, я думаю. - Что ж, Мария, готовьтесь к долгой жизни в столице при королевском дворе! - бодро заявил тамплиер, который почти с восторгом ребёнка смотрел на широкую дорогу, на серое бескрайнее небо, открывавшееся перед ними. - Кто ж меня туда пустит? - щёки англичанки вновь заалели, но в этот раз не от смущения, а от стыда. - Я благородных кровей, но опозорила имя своей семьи, обесчестила её своим поступком. Епископ, что гнался за нами, успел аннулировать брак до того, как мой побег стал всеобщей сплетней, а потому имя Халлатонов продолжает быть благородным и уважаемым. А вот Торпе, боюсь, потеряли своё влияние из-за своей непокорной дочери. - Вы стыдитесь своего поступка? - с искренним сочувствием спросил Робер, ведь, в конце концов, именно он повлиял на мировоззрение девушки, которая воспринимала его своим спасителем. - Признаться, да. Мне стыдно перед своей семьёй. Де Сабле добродушно притянул Марию в свои объятия, после сам же отстранил её за плечи и заглянул в её глаза с такой оптимистичной уверенностью, что, даже ничего ещё не сказав, Мария уже была уверена, что всё хорошо. - Знаете, в чём преимущество жителей Британских островов над жителями Франции? - В чём же? - Во Франции очень любят скандалы и считают своим долгом сообщать о них всем и каждому. Это государство интриг и сплетен. У вас же здесь, напротив, государство представляет собой копилку древних тайн, а потому афишировать что-либо обязаны лишь члены королевской семьи. Возможно, в Лестершире Вас и будут именовать как "Мария Торпе, дерзкая беглянка", но ведь король-то об этом знать не будет, а информация из английской учтивости будет всеми скрываться. Эта неприятность с семейством Халлатонов не отразится на Вашем положении при дворе. Поверьте мне. ~~~ Так как всё, что осталось у Марии, был лишь её титул и парочка платьев, то Робер счёл своим долгом самому содержать свою ученицу, которая, несмотря на дворянское происхождение, была достаточно неприхотливой. Тамплиер арендовал скромную дорожную повозку, чтобы не привлекать в пути лишнего внимания, в упряжке которой было две лошади, а на козлах - угрюмый и неразговорчивый возница, который как раз подходил для их цели - добраться до Лондона в десять-двенадцать часов. Леди Торпе была в скромном коричневом льняном платье с воротом по шею, застёгнутом спереди на пуговки более тёмного коричневого оттенка, с серебряной брошкой из бирюзы у воротника. Голова её была непокрытой, и единственное украшение длинных распущенных волос представляла косичка, идущая повыше лба, которая стала отныне своего рода отличительным знаком Марии в будущем. Альтаир хотел было зацепиться сзади повозки, но она оказалась достаточно широкой, чтобы он мог быть незаметным третьим пассажиром. Дав указания вознице, де Сабле помог Марии взобраться в повозку и усадил девушку подле себя. С другой стороны, едва дверца захлопнулась, сел Альтаир. Робер извинился, говоря, что им придётся немного поголодать, пока они не прибудут в Лондон, ибо времени на приобретение еды у них попросту не было. Мария понимающе кивнула, однако Альтаира рассердило такое поведение тамплиера: сам де Сабле был привыкшим к условиям походной жизни, но за девушкой, привыкшей к богатству и удобствам, всё же следовало поухаживать, а не обращаться с ней, как с рядовым солдатом. Они тронулись в путь. Мария казалась очень бледной и сломленной произошедшими событиями, безумно усталой, но всё же крепилась и не смыкала глаз. Ассасин знал, что его жена могла выносить невероятную боль, даже не пикнув, а потому и сейчас англичанка не жаловалась, а держалась очень гордо, подпитывая иссякшую физическую силу духовным огнём. Наконец, спустя несколько часов, Робер всё же заметил изнурённость своей спутницы и предложил вздремнуть на его плече, но, к удовольствию Ла-Ахада, леди Торпе отказалась от его предложения, но согласилась с тем, что ей неплохо было бы поспать. Де Сабле сам был утомлён и, подперев рукой подбородок, мирно дремал. Мария же подвинулась в противоположную сторону и коснулась своей щекой груди Альтаира, который тотчас оберегающе обнял свою будущую возлюбленную. Приоткрыв слипшиеся веки, Робер изумился несколько странной позе девушки, которую она приняла для сна, и учтиво спросил: - Вам удобно? Мария слегка рассмеялась: - Вы не поверите, насколько... - Послушайте, Вы можете вздремнуть на моём плече или даже груди. Я вполне могу назвать Вас своей сестрой, и никто ничего не заподозрит. Это не кажется мне постыдным. - Мне удобно, мсье, я же сказала. - Простите мне мою настойчивость, - прокашлявшись, сказал смущённый Робер. - В таком случае отдыхайте, миледи. Коварная усмешка коснулась губ Альтаира. Пусть Мария и ничего не осознавала, но даже сейчас она выбрала его, а не этого напыщенного тамплиера. Самодовольство сочилось буквально из каждой клеточки сирийца, и он прижал девушку покрепче к себе, отклоняясь под таким углом, чтобы ей было как можно комфортнее. Некоторое время ассасин наблюдал за дремавшим де Сабле, сдвинувшим свою шляпу набок так, что она прикрывала половину его лица, а другую половину оставляла в тени. Горячая одинокая слеза упала на смуглую кожу руки восточного мужчины. Мария, поджимая губы, старалась сдержать слёзы, пытаясь не дать волю всем своим тревогам, что ожидали её в будущем. Полный жалости к этой девушке, которая отказалась от всего, что ей было привычно, ради какого-то непонятного призрачного счастья, обещанного французским воином, которого она толком не знала, Альтаир склонился к несчастной, мягко сказав: - Я с тобой... Путешественница невольно улыбнулась сквозь слёзы, хрипло прошептав: - Я знаю... Я знаю... В скором времени оба путника безмятежно уснули, забывшись в царстве Морфея и отдавшись неведомым мирам, избавляясь от забот в мире земном. Ассасин, верный слуга смерти, сейчас чутко охранял сон девушки, не зная в мире воспоминаний ни голода, ни холода, ни усталости, и впрямь будучи каким-то мистическим созданием. Альтаир заметил, что они проезжали мимо фруктового сада одного из немногочисленных поместий в этих диких краях. Рассчитав примерную скорость повозки, мужчина аккуратно, боясь потревожить, освободился от объятий Марии и с ловкостью воина теней спрыгнул с повозки и стремглав побежал в сторону сада, мимо которого они проезжали. Отстегнув капюшон, сириец набрал в него пригоршню налившихся осенними соками яблок и, посмотрев на дорогу, где повозка становилась всё меньше и меньше, побежал обратно с утроенной силой, но, как мы говорили, в мире воспоминаний он не чувствовал усталости, а потому даже не запыхался и с такой же лёгкостью забрался обратно, начав аккуратно распределять яблоки по сиденьям, дабы возникало впечатление, что они естественным образом упали с деревьев. Руки Повелителя ассасинов горели от ожогов с предметами действительности прошлого, в некоторых местах ладони даже потрескались и кровоточили, но эта боль ничего не стоила по сравнению с его волнением за Марию. Возница резко повернул направо, и яблоки покатились по сидению, задев бедро тамплиера. Робер, вздрогнув, проснулся: - Что? - де Сабле взял спелый фрукт в руки, с оттенком страха разглядывая его, и после легонько толкнул спящую в плечо. - Миледи, проснитесь! Мария так же вздрогнула, разлепив веки и с непониманием озираясь по сторонам, после узнав Робера, спросила: - В чём дело? - Яблоки, миледи! Откуда они взялись? И вправду: по всей повозке были разбросаны яблоки, и леди Торпе насчитала по меньшей мере десяток. Спереди подал голос возница: - Мы проезжали мимо одного сада, а ветер был - жуть. Вот яблочки и принесло ветром, видимо. Осыпались яблоньки-то! - Но почему мы ничего не почувствовали? - спросила Мария. - Почему ни одно яблоко не ударило нас в падении, пока мы спали? - Бог не оставляет нас, своих верных детей, и помогает нам, - в благоговении сказал Робер и, прикрыв глаза и сложив руки перед собой, начал нашёптывать молитву. Англичанка же, весьма проголодавшаяся, не стала терять время и, вытащив платок, протёрла все плоды и протянула один вознице, а другой - своему попутчику, за что тот в благодарность поцеловал руку Марии, приняв её подарок. Леди Торпе вновь чуть покраснела, отвернувшись и сжимая в двух ладонях небольшое яблочко. - Ешь ты, молю тебя, - мягко приказал Альтаир, сделав акцент на местоимении, недовольно нахмурившись, когда француз с громким хрустом надкусил плод, который он припас исключительно для Марии, а та решила добродушно раздать фрукты другим. На этот раз лицо Марии и вовсе стало пунцовым, когда она впервые заметила в голосе своего неведомого защитника нотки раздражения. - С-спасибо... - сказала она. - Да не за что, моя дорогая! - ответил де Сабле, и, если бы он сейчас мог видеть Альтаира, то от него вряд ли бы осталась даже горстка пепла: такой прожигающий и ненавидящий взгляд был у сирийца. - Это же чудо Божие! Но всё же гнев ассасина уступил место тёплому удовлетворению, когда он увидел, что Мария хоть немного, но наелась сладкими дарами природы. Повозка катила к Лондону.