Неосторожная

      Перед кораблем, рассекающим бессердечные гребни волн Гранд Лайн златовласой гривой льва, предстает проблема: мало того, что нужно пересечь бурный пролив, так и сине-белые флаги флота колышут небо.       Власть Акаину ослабла, решается вопрос, достойный ли он адмирал. И в свете этих событий Гарп вновь взбирается на борт, которому отдал душу, и дышит приносящим определенную боль соленым воздухом. Кажется, кристаллы царапают ему легкие, а он лишь сильнее вдыхает.       И именно он предстает перед Мугиварами. В шутку велит подчиненным пульнуть ядром.       Железная тяга сокращает разделяющие его и корабль Санни Го мили, приземляется на деревянную поверхность возле травы, укрывающей корни мандаринов. Усопп дребезжит от страха, горланит, раздирая язык до мякоти, а зоркий глаз Зоро подмечает: фальшивка.       — Стой, — говорит он канониру, и точным ударом катаны рассекает шар, из него вываливается записка, которую он подает проходящей Нико.       — Нас ждут в гости, — улыбаясь, произносит она.       Луффи переполняет истинная радость, а фальшивой от него, кажется, и не увидишь. Трап скрепляет их корабли.       Нами чувствует неладное. Что-то не дает ей быть одинаково счастливой с Монки.       На сердце скребут кошки, девушка усмехается, не зря ее самой так прозвали. И ступает вслед за командой, хотя так и хочется остановиться в любой момент, прикрыться тем, что надо стеречь Санни, но ноги продолжают шаг.       Семейство Монки воссоединяется шумно, алкоголь льется рекой. Нами не лезет в эпицентр, садится рядом с пьющим первее всех Зоро, прикрывшим глаза. Он млеет от таких событий, в словах его рычание удовольствия, когда он произносит тост за капитана. Рядом примостилась Робин на сплетенном из ладоней Ля Флёр кресле и, глядя так понимающе, мастерит такой же для подруги.       Нами неспокойно даже после несчетно выпитых кружек эля.       Спирт не будоражит кровь, не сглаживает натянутые нервы и не дает расслабить грудь, стойкую и чуть не бездыханную от напряжения, точно тетива.       День норовит закончиться. Штурман наблюдает за темнеющим небом. Ей не хочется отдыхать и веселиться.       Луффи не отходит далеко от деда, все говорит с ним, и голос его, в отличие от почти не пьянеющей Нами, выдает, что алкоголь взял верх над разумом.       — Я же вас мальчишками помню, — говорит Гарп, — жаль, не взял вас под опеку. Вырасти вы не у разбойницы, а у служителей закона, Эйс был бы жив. Я ведь обещание Роджеру дал, и перед смертью смотрел на то, как поблекли яркие веснушки Эйса, понимал, что ничего не могу. Тогда бы лучше сам загремел в Импел Даун, но отпустил его. Тяжело...       — На твоем сердце камень, — произносит Луффи твердо, несмотря на опьянение. — А в моем — пусто. Меня на ноги поставили, привели в порядок, но не могу отпустить гада Акаину. Пусть даже его под зад выгонят из дозорных, не прощу.       Нами впервые отвлекается и видит, что обычные угольки Монки становятся темнее ночи. Глаза его то ли от обиды, то ли от эля, наливаются кровью. Ей больно смотреть на него, но она не решается подойти, оборачивается на Робин в лице поддержки, а ее простыл след, как и части накам. Но с ними все в порядке, раз сила Фрукта все еще поддерживается в форме кресла.       Вновь обращает внимание на семью Монки. Гарп будто не слышит внука, и все говорит о своих ошибках:       — Из-за меня ты и с Шанксом связался. Грязный черт. Вокруг тебя рыжие, сгубившие вас троих. Бездушные они, понимаешь?       И только порвавшаяся к капитану Нами останавливается. Шаг ее замирает. Пятка так и застывает в воздухе, а носок предательски дрожит, заставляя половицы скрипеть.       Луффи оборачивается и резко начинает сверлить взором Гарпа. Мужчина хватается слишком сильно за соломенную шляпу.       — И даже от короля шляпу отдал... Мальчишка!..       — Шанкс ради меня потерял руку, никак не душу! — надрывает он голос, злость сочится в нем. — И моя накама лучше многих.       Из камбуза раскрывается дверь, выглядывает начесанная в афро голова Сенгоку.       — Да что вы развели склоки, чертовы носители инициала? — он хохочет, изменившийся от общения с Гарпом. Пьет пиво и держит за пазухой пакетик снеков.       По румяным щекам Нами катятся слезы.       — Рыжий — это всего лишь пигмент, не обремененный ничем больше! — крикнула, переполненная эмоциями девушка. — Лучше бы вы позаботились о состоянии Луффи. Ему больно, а Вы о себе заботились, не то сделали, видишь ли. Он вырос прекрасным человеком!       Сенгоку утаскивает Гарпа в каюту. Большинство дозорных лежат на палубе, вдзрыг пьяные. Им не до этого. И только Нами с толикой тоски смотрит на Луффи.       — Он не со зла, — непривычно тихо произносит Монки Ди, сгребая пятерней провалившуюся солому.       — Это все алкоголь, — поддакивает Нами и позволяет своему капитану положить ее голову ему на плечо.       — Глупости это все про рыжих, — хохочет он, найдя в себе силы, слово исток их бескрайний. — Может, черт черный, как я? Получается, я без души?       — Если уж душа есть у живого скелета, почему ее не должно быть у тебя? — впервые за встречу с Гарпом она позволяет себе расслабиться и улыбается.       Видел бы кто, как эти двое обнимаются и как Нами не хочется отстраняться от Луффи. Понимал ли он в тот момент сказанных слов? Ведь камень свалился с ее сердца, она не ожидала, что Луффи примет удар на себя. Даже если всегда так делал, она не перестает удивляться.