Неосторожная

      Когда Нами говорят, что ее душа отдана дьяволу, она смеется в лицо. Из нее самой выйдет чертовка хоть куда, а вот душа ее всецело принадлежит литературе. Трудно выразить словами, с какой нежностью она касается что новых, что ветхих листов, и с какой страстью набирает стопки книг.       Наверное, потому она так сильно любит и Робин. Ведь дитя Охары зачастую делится с ней томиками и рассказывает о редких книгах, которых нет возможности прочитать.       Штурман Мугивар отчетливо помнит, как обкрадывала библиотеки, и отчего-то лишь этот факт, связанный с изданиями, скребет по сердцу.       Нами неуклонно меняется, и порой она замечает лишь сам результат, до дикого удивляясь, как что-то могло пройти мимо ее внимания.       Так она окончательно и бесповоротно принимает, что той девочки-котенка больше нет, и она — настоящая воровка.       Нет больше объяснений и способа оправдаться, почему она, попадая в книжную лавку тянет кисть к полке не затем, чтобы посмотреть книгу. И без того ясно: хочет умыкнуть. Следом приходит чувство собственного возраста. Ей не хочется красть рукописи и мемуары, как впрочем и любую литературу. Данный вид искусства недостоин, в ее глазах и разуме они слишком велики, и пальцы жжет от соприкосновения с переплетом.       Она перебирает белли в руках, проворно считает и, в конце концов, вручает их ему в руки.       — Нэ? И почему ты не можешь сходить и купить?       Луффи смотрит на нее вот уже не меньше семи минут. Штурман злится, хоть и не старается показать этого. Монки Ди не понимает мотивов, когда надо быть скрытным и делать что-либо, не имея яркой идеи. Нами отсчитывает, глубоко вдыхает и пересиливает собственное нежелание бередить неприятные душевные ощущения.       — Я могу не удержаться и украсть, а книги стоят того, чтобы отдавать за них деньги.       Нами понимает, что Луффи странным образом всегда определяет искренность поступков и нечистоту мотивов. Потому решила говорить правду. Все равно, хоть шутя, хоть играючи, уличит.       И признается.       — Меня ловили за руку, но ни слова не говорили. Каждый человек, живущий в Кокояси, знал ценность книгам. Они прекрасны, Луффи, даже ты должен оценить их значимость. Мне кажется, если я украду их, потеряю нечто важное. А это малоприятно.       — Да понял я. Я думал, ты скажешь, какие именно тебе купить. Вон уже сколько жду, пока ты выговоришься.       И улыбается, зная, что теперь ей легче жить без этого груза. Желания ворчать на капитана не было. Девушка тоже непроизвольно радуется и ничего не может поделать. Считает глупым и, смеясь над собственной противоречивостью, тянет уголки губ все шире.