Неосторожная

      Луффи размыкает глаза, и перед ним открывается небо. Лазурное полотно манит своим величием и долгим расстоянием. Он подымает руку к нему, и контур ладони обдает солнечным светом.       Он подымался к небесам, брал кучевые в ладони, переминал, точно сладкую вату, и от одного его смеха искрами облако рассыпалось, исчезая с ветром.       Луффи смотрит на небо, а в глазах грузные, вскипевшие словно в чане слезы, не торопящиеся скатиться по щекам.       Воспоминание о том, как он оказался здесь, давит к прогретой земле.       А еще Луффи чувствует на себе немного насмешливый, но бесконечно добрый и мудрый взгляд Рейли. Монки Ди знает: этот великий мужчина хочет ему помочь, и паренек закрывает глаза, позабыв, зачем он здесь. Но правая рука Роджера не может позволить хранить в себе скопление ядовитых стрел, отравляющих сознание. Рано или поздно они выстрелят, и тогда мальчишка с амбициями будущего короля может пасть. И он выводит его на воспоминание.       — Плаха, — говорит он своим плавным голосом, тон уже налажен за столько лет жизни. Луффи дребезжит, точно оказывается под атакой. Рейли только переводит взгляд. У него самого в голове его верный друг и капитан, смеющийся в лицо судьбе и смерти, шагавших за ними по пятам и сумевшими-таки дотянуться костлявыми пальцами.       — Брат, — ассоциации душат их обоих, сердца одинаково страдают.       — Смерть, — только один от упавших секир стражи, другой — лавы, прошедшей по аорте, и руки, прошедшей насквозь грудной клетки.       И им обоим становится плохо. Только Луффи задыхается в истерике, давится слезами и жует землю от горя, а Рейли затягивается сигаретой. Он свое отгоревал. Нужно и мальчишке выпустить пар. Рыдать и горько взывать к мертвым. Это помогает, пусть и разворачивает наизнанку.       Мужчина степенно вдыхает серебряный дым. Потом подносит сигарету, прикусывает фильтр, делает вдох, и бумага с табаком сгорает. Сгорает и истязающий тело Луффи.       Рейли, как юнцу, хочется беспечно поднять его, отряхнуть, прижать к груди и похлопать добродушно по лопаткам со словами «Ну-ну, будет тебе». Но от этого будет хуже. Слова утешения сковывают тисками и разливают по телу желчь, так, что хочет изрыгать из себя горечь, но она лишь хуже забивается в тебя, а ты ничего не можешь сделать.       Рейли сидит у ног безнадежно лежащего Луффи с широко открытыми глазами. Шок и боль повергли его. Но это пройдет. Это временно.       Луффи приходит в себя не скоро. Небо смешивается с ветвями деревьев, летящими птицами. Плохо.       Ему видится Эйс, что-то говорит Сабо. А потом появляется команда. Что с ними?       — Оссан, — язык едва шевелится и бьется о зубы и небо как в агонии. Но он продолжает говорить, бросает свой первый вызов, и этим дает понять: не сдался. — Ладно со мной медведь ошибся, а что с ребятами? Он бы не лоханулся столько раз подряд.       — Медведь не самое аккуратное животное, Луффи.       Монки Ди вздыхает, широко раздувая грудь. Он слышал об этом от деда, Дадан и братьев. Только человек на стороне Дозора должен быть осторожен. Это понятно, не надо быть гением.       Луффи желает верить, что друзья живы. Он велел им собраться. И против его слова они не пойдут, сама смерть им не помешает.       Луффи помнит, как друзья один за другим исчезали под действием лапы Кумы. Кто знает, специально он их разлучил, считая, что так Мугивары растеряют силы, или действительно ошибся с ним одним?       Луффи помнит, к нему тянет ладонь Нами, а он не успевает вытянуть ее из лап опасности, и других не успел. Но ведь остальные не кричали душераздирающе его имя и не рвались в попытке найти в нем защиту, пытаясь схватить хотя бы за кончики пальцев.       — Плачь, мальчик, не сдерживайся, — мудро повелевает Рейли, склоняет голову с серебряными волосами и улыбается. Жизнь жестока. Нужно давать отпор, и то, что Монки Ди кричит во весь голос, тоже противодействие.