***
Женя встречает каждый день как последний. Он частенько просыпается не в своей постели, с удивлением оглядывая потолок чужой спальни или гостиной, а затем и её хозяйку — он не всегда помнит, как и когда они познакомились, а не только как оказался в этом месте. Но Женя не из тех, кто унывает и корит себя понапрасну: раз так получилось, значит, было нужно. Он фаталист, верит, что у судьбы на него свои планы. Так зачем же ей тогда мешать? Удивительно, но он почти всегда получает кофе и завтрак от своих ночных подруг, ну или хотя бы кофе, что тоже неплохо, учитывая, что Женя не может жить, если с утра не выпьет чашечку бодрящего эспрессо. Если позволяет время, он едет домой и с удовольствием принимает душ и меняет одежду на свежую, если нет — едет в офис и там уже принимает душ и меняет одежду. В общем-то, весь процесс доведён до автоматизма, и в этом Женя тоже видит нечто приятное и надёжное. Если же утро застаёт его дома, то он всегда один, — Женя не приводит девушек к себе домой, — он подолгу потягивается в постели, затем неторопливо принимает душ, с улыбкой готовит вкусный и очень вредный завтрак, поедает его, глядя в окно со своего двадцатого этажа на суетящихся внизу людей, переписывается с приятелями в общем чате в What'sApp и жмурится от удовольствия, разгрызая зажаренную полоску бекона или смакуя кусок торта, оставшегося со вчера, а уходя, оставляет записку домработнице с пожеланиями блюд на ужин. Иногда ему кажется, что этого всё равно мало и было бы лучше, если бы всю эту утреннюю приятную канитель он мог разделить с кем-то еще. Но такие мысли быстро уходят: раз не получается, значит, не время. Женя же фаталист. Конечно, он не думает, что авария, в которую он попадает с самого утра из-за подрезавшего его парнишки, — фатальность. Некоторые вещи происходят потому, что ты не проявляешь достаточно внимания. Но это и не так страшно, в конце концов, планёрку проведёт зам, а на деловой ужин он точно успеет. Женя вздыхает, слушая торопливые объяснения парнишки, а потом звонит знакомому инспектору ДПС.***
В ресторане непривычно сумрачно и прохладно, и Женя поводит плечами, чувствуя себя неуютно. Она не любит, когда Борис Львович вытаскивает её с собой на деловые встречи: слишком много разговоров по пустякам, а она может говорить раскованно только о числах — о постороннем говорить уже разучилась — в конце концов именно это её работа. Во время ужина она копошится в отчётах и бизнес-плане, пытается как можно реже поднимать голову и отвечает только в крайнем случае. Наверное, Борису Львовичу потом будет стыдно за неё, но и в этом есть резон: он перестанет брать её с собой — благая цель иногда требует суровых мер. В очередной раз аккуратно подняв глаза, она внезапно наталкивается на заинтересованный и чуть насмешливый взгляд контрагента Бориса Львовича — Женя не запомнила его имени, ей оно без надобности. Он еле заметно улыбается ей, не развязно, не провокационно — так, как улыбаются детям, показавшимся из-под стола и растерянным из-за того, что они на кого-то натолкнулись, — а затем подмигивает, так же почти незаметно, и возвращается к разговору, будто ничего не было. А Женя еще несколько минут задумчиво смотрит на его профиль, изучая прямой нос, изящные бровные дуги, «модную» трёхдневную щетину, которую скорее всего поддерживают в идеальном состоянии специалисты в новомодном барбершопе. Она не понимает, почему не может отвести взгляда, снова и снова возвращаясь к его лицу. В какой-то момент он снова ловит её взгляд и в этот раз улыбается уже по-настоящему.***
Женя с интересом поглядывает на финансового аналитика контрагента. Довольно молодая, интересная женщина, которая даже ни разу на него не взглянула — закрывается от постороннего общения, прячется за отчётами и прочими бумажками, которые он изучил не хуже неё, — а такого в принципе не бывает. Он привык, что на него смотрят все женщины, пусть и недолго. Задавшись целью обратить на себя её внимание, он негласно делегирует разговор заму, а сам следит за ней. Впервые перехватив её взгляд, он видит растерянность на её лице, а затем улыбается, желая подбодрить. Такое происходит крайне редко, для него самого это очень странно, потому Женя вновь вливается в беседу, но чувствует её редкие взгляды — не голодные, не зовущие, но изучающие, — и это тоже кажется необычным. Он не заводит интрижки на работе, привык отделять бизнес от личного, но эта женщина интригует, и, в следующий раз поймав её взгляд, Женя улыбается по-настоящему, понимая, что не уйдёт из ресторана без неё, даже если вечер закончится у её подъезда — ему кажется, что она из тех, кто стоит до конца, а он так давно не осаждал крепости. Она внезапно кратко улыбается в ответ и откладывает в сторону все бумаги. И Женя мысленно улыбается: ему кажется, что это знак.***
После ужина Борис Львович весело подмигивает Жене в ответ на отказ подвезти до дома — никаких поползновений, он давно и совершенно счастливо женат на своей Любушке, но жалко девочку, ведь долго будет добираться до своей «хрущёвки». С предупреждающей улыбкой он смотрит и на своего контрагента, и тот понимает: кивает и пожимает плечами, мол, взрослые люди, Борис Львович, разберёмся сами. Женя замирает в пальто у самого выхода и ищет глазами своего молчаливого визави. Тот разговаривает со своим замом, но вот поднимает голову, видимо, почувствовав, что она смотрит, и подмигивает, а затем хлопает того по плечу и идёт к ней. Жене хочется спросить у неё кучу вещей, пригласить в другой ресторан, бар, кофейню, в кино, наконец, — отвести её на фильм ужасов, чтобы испуганно вздрагивала (ему кажется, она не будет кричать) и сжимала его руку, а потом, забывшись, пряталась, прижавшись носом к его плечу. Но он смотрит на неё, замершую в паре метров от него, и у него вырывается: — Давай погуляем? Погода, и правда, хороша, удивительно ясная для ноября, чуть холодная и прекрасная, а он не гулял с кем-то просто так уже, кажется, тысячу лет. И она внезапно кивает, легкомысленно передёрнув плечами, мол, гулять так гулять. — Прости, я прослушала, как тебя зовут, когда ты представлялся, — признаётся она спустя десять минут прогулки и пару оговорённых тем. Женя улыбается, хитро смотрит, а потом заявляет: — Как и тебя. Женя удивлённо взирает на него, а потом начинает хихикать, как маленькая. Женя так близко, что видит мелкие морщинки вокруг её глаз, видит, как чуть подрагивает при смехе кончик её носа, и его переполняет давно забытая нежность — вот так внезапно, к совсем незнакомой ему женщине, которая ему никто и, возможно, так и останется никем. После они бродят по переливающемуся огнями гирлянд и витрин городу, шутят, смеются, изредка заходят в кофейни за горячим шоколадом и обжигающим кофе, любуются красотами города, обсуждают творчество Блока (внезапно!) и революцию в компьютерной сфере, начатую Гейтсом и продолжающуюся по сей день, новый фильм Соррентино и последний альбом The Beatles, угасающий интерес к исконно русской культуре и любимые детские книги. Они говорят обо всём, и это ново для обоих. Женя уже и забыл, каково это — говорить о чём угодно, когда собеседник тут же подхватывает любую тему, особенно, если этот собеседник красивая женщина. Женя давно отвыкла говорить с кем-то о чём-то помимо работы или домашних дел, как бывает, когда она созванивается с матерью или сестрой, живущими в другом городе, и такое понимание и буквально договаривание друг за другом мыслей видится ей чем-то вроде магии. Они чувствуют, что это может оказаться чем-то большим, чем знакомством на одну ночь и даже на одну неделю. Женя заинтригован и очарован, он не смеет даже взять её за руку: кажется, что она тут же уйдёт, а ему так хочется продлить этот разговор еще чуть-чуть — до бесконечности. Женя удивлена и напугана: сложно принять то, что ты уже давно не ждёшь, она чувствует его взгляды и тепло даже через слои их пальто, но это скорее настораживает, она внезапно осознаёт, что не может расслабиться. Незаметно, совсем без задней мысли, Женя приводит её к своему дому. И сам понимает это, только когда проходит мимо своего же подъезда. Он никогда не водит девушек к себе, не выносит чужого присутствия в квартире, но Женя почему-то «чужой» не ощущается. — А ты знаешь, Жень, я тут живу, — растерянно тянет он, неуверенно глядя ей в глаза. Она ниже его на полголовы — и это кажется идеальным. Ему хочется сделать еще шаг, обнять её за плечи и поцеловать — эта мысль вертится в голове уже около часа, и ему всё сложнее её усмирять. Женя оглядывает элитную многоэтажку и непонимающе смотрит на него. — И что это значит? — наконец спрашивает она. Нет, конечно, она понимает, к чему всё идёт, но ей важно услышать его вариант. — То, что тебе будет угодно, — Женя склоняет голову набок и, узнав время, изучает хмурую складку между её бровями. — Уже довольно поздно. Мы можем подняться ко мне, выпить кофе или чай, поужинать или перекусить. Не буду кривить душой и говорить, что против секса на первом свидании, — обаятельно хмыкает и улыбается он, и Женя не может сдержать ответной улыбки, — но это не первая необходимость, я умею держать себя в руках. Или же я могу сейчас вызвать тебе такси и отвезти тебя домой, обещаю в такси не приставать. Выбирать тебе, Жень. Он выглядит искренним и растерянным, словно привык совсем к другому. И Женя примерно представляет к чему именно. Но Женя не кажется сейчас лжецом, и ей хочется верить. Она делает шаг вперёд и кладёт ладонь ему на грудь. Он тут же обнимает её за плечи и, помедлив секунду, целует, мягко касаясь губ губами. Это давно забытое, утерянное вместе с юностью ощущение поцелуев на улице кружит голову. И всё понятно и просто: в шумном мегаполисе, где все спешат и живут своей жизнью, им посчастливилось остановиться и увидеть друг друга. Вот тот самый знак, фатум, которого так ждал Женя, которого, пожалуй, ждала и Женя. Они медленно двигаются к его подъезду, не разрывая поцелуя. Кажется, ответ Жени ясен. Но, когда Женя внезапно звенит ключом, она дёргается и отрицательно качает головой. — Я не зайду, — говорит она, тихо, но твёрдо. И Женя тут же напрягается, не понимая причины. — Я сделал что-то не так? — Но как можно сделать что-то не так, целуя женщину в ноябре на улице? Женя качает головой. — Нет, всё прекрасно. Но я поеду домой. Он молча изучает её лицо больше минуты, и она покорно стоит, по-прежнему в его объятиях, но сама уже отстранённая и почти неживая. — Я вызову такси. — Не нужно, я доеду на метро, еще открыто. Она смотрит на него, и в глазах у неё страх. Это отрезвляет, и Женя размыкает руки, выпуская её на свободу. Сейчас Женя кажется ему диковинной птицей, которая никак не может оказаться в клетке его рук. — Уже поздно, я провожу тебя. — Не стоит. Я справлюсь сама. — Женя качает головой, чувствуя себя неловко под его растерянным виноватым взглядом — он явно винит себя в том, что она уходит. — Это был прекрасный вечер, спасибо, — вымученно улыбается она, уже заранее кляня себя за то, что делает. — Видимо, недостаточно прекрасный, — грустно ухмыляется Женя и засовывает руки в карманы пальто, чтобы не схватить её за руку. Он совершенно не понимает её мотивов, и от этого ему не по себе. — Не бери на свой счёт, — качает головой Женя и делает шаг назад. — Можно я тебе позвоню? — спрашивает он, не зная, как еще её можно задержать. Но она улыбается и отвечает: — Нет, прости. Доброй ночи, Женя. Развернувшись, она быстрым шагом идёт прочь от него, желая и боясь того, что он пойдёт за ней. Но он не идёт. Уже спускаясь в метро, Женя думает о том, что опять разрушила всё своими руками, как и много лет назад, как и десяток раз после. Но глупый страх, сидящий внутри, и дурное неуместное нежелание менять даже малую часть так опостылевшей жизни намного сильнее. Она закрывает глаза, проходя через турникет, и пытается забыть лицо Жени — ей почти удаётся. Видимо, у неё просто такая судьба. Замерев у подъезда, Женя долго, пока позволяют фонари, смотрит ей вслед, а потом ударяет по двери кулаком, не понимая глухой обиды и тяжести, что накрыла его изнутри. Распахнув пальто, он пару минут глубоко дышит, затягиваясь холодным воздухом, а потом вновь достаёт ключ и прикладывает «пятачок» к замку домофона. Видимо, просто показалось — не судьба.