Ашикаби-(полу)ангел

      В день вылета Сахаси Таками с сопровождающими её лицами. Три часа пополудни       Человек, известный как Рихард Гайст (не только же Хиге Идзуми он представлялся этим именем, подобное было бы в высшей степени неразумно), сидел за своим письменным столом и рассматривал рисунки, выполненные им же от руки. К сожалению, они уступали качеством даже эскизам мало-мальски опытных художников. А «Рихард Гайст» не был художником. К тому же... К тому же рисунок всё равно не имел никакой практической пользы. Слишком быстро Хига спрятал фотографию, что лежала у того на столе.       Там, вообще-то, вышла забавная история... Сперва Гайст (будем называть его так, поскольку другого имени нам никто не предложит), как обычно, зашёл к своему единственному агенту-ашикаби, чтобы получить данные, которые только ашикаби и мог бы собрать, потратив для этого минимум усилий... Разумеется, это не означало, что другие агенты были бесполезны. Именно благодаря тем сведениям вообще удалось узнать, что Хига потерял троих секирей. Так что пришёл Гайст подготовленным.       — Соболезную, Хига-сан, — вежливо поклонился Гайст. — Я слышал, что у вас тяжёлая потеря.       — А, да, — вздохнул Хига. — Спасибо. Действительно, я понёс потери и теперь надо думать, чем бы их восполнить. Свободные секирей ещё есть, вроде бы, но их не так-то легко изловить. Вам хорошо, — посмотрел он на Гайста, — вы, если вам нужны дополнительные силы, не ограничены выбором среди ста восьми личностей.       — Зачем бы нам понадобились какие-то силы, Хига-сан? — улыбнулся Гайст. — Мы — всего лишь скромное учебное заведение, профиль которого — история.       — И то верно, — согласился Хига. — Ну что же, не будем затягивать, если, конечно, вы бы не хотели что-нибудь обсудить?       — Пожалуй, нет, но спасибо за предложение, — ответил Гайст и поклонился.       — Тогда держите, — сказал Хига и протянул ему папку.       А под той лежала фотография.       Гайст мельком бросил на ту взгляд. Разобрать, что там, он не мог, по крайней мере, не в деталях, а Хига и не дал ему на это шанса, как бы случайно закрыв снимок рукой.       Но вот общие моменты Гайст уловил. На снимке синеволосая и рыжая девушка несли мешок... И, пожалуй всё. Снимок был далеко, Гайст не сразу обратил на него внимание, да ещё лежал-то снимок по отношению к нему вверх ногами. Он лишь отчётливо заметил синие и рыжие волосы, да мешок риса, который (относительно Гайста) был под головами обеих девушек.       Левитировала его одна из них, что ли? Или просто несла на вытянутых руках?       Он не счёл это ничем особенно удивительным, ведь даже если мешок и левитировали, то секирей всякие фокусы откалывают постоянно, а значит, подобное в порядке вещей... Но почему же Хига закрыл снимок рукой? Возможно ли, что он действительно сделал так случайно? Может ли быть так, что он специально оставил там фотографию, чтобы Гайст обратил на неё внимание? Если так, почему не дал рассмотреть? И к чему вообще такие ухищрения?       Так или иначе, а Хига добился того, что Гайст всерьёз заинтересовался причинами, по которым снимок закрыли рукой.       Он не стал бы прятать обычную секирей. И это не была одна из секирей самого Хиги, у его секирей просто не было голубых волос.       Лично Гайст никогда не взаимодействовал с секирей, кроме тех, что принадлежали Хиге. Для этого он был слишком приметен. Европейская внешность, слишком хороший японский, при этом — лёгкий акцент, что выдаёт в нём человека, воспитанного не в Японии... Да на него на улицах не оборачиваются только потому, что это невежливо, да и иностранцев вообще тут хватает. Но стоит ему обратить на что-то внимание...       Поэтому он не знал точно, кому может принадлежать секирей с таким цветом. Его задачей было анализировать психопортреты для поиска аномалии среди секирей. Для его начальников аномалия являлась чем-то чрезвычайно важным. У аномалии было даже имя — Л-л... Л-лат... Нет. Имени не было. Гайсту посоветовали забыть его, кроме как тогда, когда он отчитывается, и потому Л-э-л... то есть... в общем, она для него была аномалией. И это не фигура речи, сейчас Гайст искренне считал, что никакой «Л-кого-то» нет и не было, зато есть аномалия.       Девушек на снимке было две. Одна из них имела неестественный цвет волос. Вероятно, секирей. Вторая — выглядела более стандартно, по крайней мере, такой цвет волос встречался в жизни. Хотя и не у японцев. Так что она может быть другой секирей, или же... или же ашикаби: тоже европейкой или просто крашеной. Крашеной может быть и синеволосая.       В любом случае, одна из них секирей, или же секирей — обе они. А Хига — быстро закрыл снимок рукой, стоило тому оказаться на виду.       Что же тут может быть нестандартного?       Подсознание твердило: то, что мешок левитирует не секирей, а ашикаби.       Это... Это и само по себе было достойно внимания. Гайст знал, что среди ашикаби есть те, кто обладает кое-какими сверхспособностями. Мелкими, не оказывающими решающего значения. Телекинез к мелким способностям отнести нельзя. Если такую ашикаби лишить секирей, МБИ перестанет за неё вступаться, и тогда её будет несложно похитить, с тем, чтобы изучить.       Да, ашикаби со сверхспособностями заслуживала внимания. Но... Но это могла быть и не просто ашикаби. Это могла быть аномалия.       Что? Аномалия, которую он должен искать, но с которой не имеет права взаимодействовать, — секирей? А кто сказал, что она и не прячется среди секирей? А даже если и не среди них: аномалия — это аномалия. И не важно, среди кого она прячется.       В этом рассуждении был лишь один недостаток. Хига не знал, что «Мардук» ищет аномалию, а значит, у него не имелось причин скрывать её.       Но это означало лишь то, что полученную информацию придётся обработать. Может быть, Хига и пытался скрыть что-то иное, может, он вообще не пытался ничего скрыть, но если есть шанс, что обнаружена Она — аномалия, то шансом нужно воспользоваться. В худшем случае это окажется очередной условный тупик («условный» — потому что кандидатуры хотя и отсеивались, но не списывались со счетов совершенно; всегда могло оказаться, что аномалия просто заморочила всем головы).       Значит, что?       А то и значит, что в настоящее время Гайст сидел за письменным столом и рассматривал свои рисунки. Корявые до безобразия. И помнил он фото плохо.       Но это его не обескураживало. Во-первых, он дал задачу собрать информацию о всех синеволосых и рыжеволосых секирей, ашикаби и прочих. На это уйдёт не так уж и мало времени, но, с другой стороны, времени уйдёт и не очень много. Вряд ли дольше нескольких дней.       Во-вторых, Гайст ещё мог улучшить качество рисунков, облегчив идентификацию тех девушек. Это было особенно нужно, если ему лишь показалось, что они выглядят именно так, или если они замаскировались, надев парики, или если Хига зачем-то подретушировал фото — а он, если подумать, мог бы: чтобы сбить со следа! (Действительно, в этом контексте становилось предельно ясным, почему он дал заметить фотографию. Впрочем, с тем же успехом он мог и не ретушировать фото, рассчитывая, что его примут за таковое.) Ведь, в принципе, Гайст мог бы хорошо нарисовать мельком увиденное, и нарисовать в деталях. Но для этого ему пришлось бы вернуться в Европу.       Ведь Гайст, несмотря на груз прожитых лет, так и не овладел самогипнозом в должной мере.       Пора ли сообщать обо всём господину Лоренцу? Может быть, лучше связаться с доктором Акаги? Хотя, что она понимает? Молодёжь...       Нет. В случае сделанных прорывов Гайст вполне имел право самостоятельно принимать важные решения... С другой стороны, за злоупотребление полномочиями можно дорого заплатить.       — Герр Гайст? — вошёл в комнату слуга. Гайст совершенно не собирался отказываться от прислуги, поддаваясь таким образом современным веяниям моды. — Вам письмо от герра Лоренца.       — Спасибо, Иоганн, можешь быть свободен, — кивнул Гайст.       «Письмо» было распечатано на принтере в этом же доме, но вообще это не имело большого значения.       Достав итальянское издание «Il romanzo di Cipollino» 1951-го года с вырванными и переклеенными страницами, которое он использовал для написания шифровок герру Лоренцу и чтения шифровок от него же, Гайст погрузился в работу.       Через минут двадцать привычного труда он разогнул спину и довольно улыбнулся. Похоже, не придётся брать тяжесть решения на свои плечи.       Гайста вызывали в Лондон сегодня же. Билеты на рейс — для него и для Иоганна — ему забронировали.       До отлёта оставалось ещё пять часов. Вполне хватит, чтобы собраться.       Всё к лучшему. Судьба и аномалия благоволят Гайсту.

***

      Ночь после прибытия в Лондон       Таками блаженно растянулась на мягкой кровати: легла она сравнительно поздно (хотя по лондонскому времени — в самый раз), и ей страшно хотелось отдохнуть. Здесь, в этой гостинице, была очень приличная обстановка, тут словно царил уют. Недаром Таками заняла «министерский» этаж — а точнее даже два этажа.       В комнате рядом с её собственной поселились Карасуба и Мусуби.       Право же, Карасуба Таками чрезвычайно удивила. Та, конечно, и раньше видела, как Чёрная Секирей ведёт себя при Мусуби, но одно дело видеть это иногда и с чужих слов слушать, а другое — наблюдать самолично на протяжении целых часов. Уж во время полёта у Таками было время налюбоваться на это необычайное зрелище. Зачем, интересно, Чёрной Секирей так себя вести? Чего она хочет этим добиться?       А хочет ли? Если вспомнить, то условием Карасубы было сделать Мусуби чуть сильнее. Таками думала, что это для того, чтобы Мусуби стала для Чёрной интересным оппонентом... Но вот фотоаппарат в эту теорию не вписался. А Таками-то голову ломала, зачем тот вдруг понадобился Карасубе. А оно-то вон как оказалось. Подарок. Кто бы мог подумать?       Впрочем, не важно. Лишь бы Чёрная могла исполнять свои обязанности, а главное — контролировать Мусуби, чтобы та тоже с ними справлялась. Тем не менее, Таками надеялась, что попытки захвата не будет и обеим секирей не придётся блеснуть своими способностями, пусть это и будет означать, что она зря их возила с собой. С неё-то точно не убудет, не свои кровные тратила, а Минака пусть утрётся. (Хотя если уж рассуждать в таком ключе, возможно, стоило взять с собой как можно больше секирей? Впрочем, вряд ли бы этот павлин такое позволил.) И потом, больше всего Таками опасалась именно захвата, а секирей точно ему бы помешали. Лишь бы саму её не угробили заодно. А вообще Таками предпочла бы вообще не прилетать в Лондон, пока не завершится план Секирей.       Но Минака...       Что же, завтрашний день — это хотя бы ещё не начало собственно конференции; людям дают отдохнуть, что весьма предупредительно со стороны организаторов. Таками была искренне благодарна им за это. Кроме того, такая отсрочка означала, что у неё будет больше времени на то, чтобы поднять на ноги Карасубу и настроить Мусуби. Всё равно больше нечего делать. Судьбу Танигавы, например, она всё-таки решила: через несколько дней его подготовят к операции, естественно, проведя все необходимые процедуры, ну и, само собой, только в том случае, если к пересадке готов и Минато — её проведут без участия самой Таками. Всё-таки... Всё-таки Минака был прав. Ни к чему тянуть. А Таками ещё успеет насмотреться и поучаствовать, когда у Танигавы вырежут все пригодные для трансплантации органы, таким образом лишив его того единственного, что делало его человеческим существом. Ничего другого, для человека характерного, у него не было.       С мыслями о предстоящем возмездии она и заснула.       Ненадолго.       Часа в два ночи по местному времени поступил звонок.       Таками была очень недовольна тем, что какай-то самоубийца решил её побеспокоить, но на вызов ответила.       — Доброе утро, Таками-кун! — заорал в трубку знакомый голос.       Она зарычала.       — Минака! Ты знаешь, который сейчас час?!       — Конечно, знаю! — бодро ответил тот. — Как же я могу не знать, если сейчас ровно пятнадцать минут одиннадцатого, и я собирался поинтересоваться у тебя, как ты обустраиваешься?       — Какие к лешему пятнадцать минут одиннадцатого?! Сейчас начало третьего! Разницу во времени ты учёл, идиот?       — Но, Таками-кун, ты же только приехала и ещё не могла привыкнуть к новому режиму, — заметил Минака.       — Вот именно! А из-за тебя я теперь буду ходить по Лондону как сонная муха, потому что сейчас не выспалась.       — Ну-ну, не горячись так, — попросил её Минака.       Таками сделала несколько глубоких вдохов.       — Чего ты хотел? — спросила она в лоб.       — Для начала? Я решил поинтересоваться у тебя твоей странной просьбой в адрес Муцу.       — И что с ней не так? — едко спросила Таками.       — Прости меня, если я оскорбляю твои религиозные чувства..       — Какие, нахрен, религиозные чувства?!       — Ну прости-прости, я забыл, что ты не веришь в богов. А зря, ибо наш план приблизит их эру!       — Сверхтехнологии и сверхспособности ещё не означают сверхъестественного!       — А кто-то только что жаловался мне, что вокруг ночь, — снисходительно пожурил её Минака. — А между тем тебе это вести философский спор ничуть не мешает.       — Минака! — тихо зарычала Таками, опасаясь разбудить Мусуби и Карасубу: ведь тогда бы Карасуба не дала заснуть уже ей. Из принципа... Или нет. Но вот проверять это не хотелось, и потому Таками говорила тихо.       — Это я! — назвался он невпопад.       — Чего ты звонишь? Что тебе не нравится в том приказе, что я отдала Муцу?       — Ну давай подумаем... Мне не нравится, что ты отвлекаешь одного из немногих секирей, которые сейчас ещё хоть как-то несут службу в Дисциплинарном Отряде, от настоящих дел. Нет, я, конечно, не имею ничего против того, чтобы он перехватил какаю-нибудь неокрыленную пташку и направил её к своему ашикаби вместо Минато-куна... Но если он будет её караулить возле твоего сына, это никуда не годится. Он же вместо своей работы чёрт знает чем заниматься будет. И потом... Мне не хотелось бы, чтобы кто-то лишался шанса стать ашикаби.       — Минака, ты забываешься! — прошипела Таками.       — А вот и не стукнешь, а вот и стукнешь! — захихикал Минака. — Я тут — а ты там. И ты меня никак не достанешь, а когда достанешь, то уже не захочешь бить!       — Я не позволю, чтобы Минато окрылился с этой Яшимой!       — Во-о-от, ты уже и имя будущей невестки запомнила.       — Минака! — рявкнула Таками. — Если я узнаю, что пока меня не было, Яшима пробралась к Минато и получила от него крылья, я не знаю, что я сделаю!       — Возьмёшь дисрапторное ружьё и лично вырубишь Яшиму, чтобы было сподручнее убить её? — предположил Минака.       — Нет! Я возьму скальпель и кастрирую тебя! И никакие последствия меня уже не остановят, хоть Синто Тейто сжигай, хоть всю Японию.       — Э-э-э... А меня-то за что?!       — За дело, — мрачно сказала Таками. — Потому что если она получит крылья, значит, без тебя точно не обошлось!       — Это что же, если её окрылит тот же Хига, то я буду в этом виноват?! — возмутился Минака.       — Вообще-то да, потому что это ты устроил эту дурацкую игру.       — Мой план не дурацкий.       — Но его устроил ты, и ты же несёшь ответственность за всё, что происходит в его рамках. Но речь не о том. Так вот, если Яшима подберётся к Минато, ты об этом пожалеешь! Так и знай.       — Так бы сразу и сказала, — проворчал Минака. — А то чуть что — и стразу членовредительством угрожаешь.       — Думаешь, я шутила?       — Чт... Что? — еле-еле выдавил Минака. — Ты всерьёз говоришь?       — Это не первый раз будет, — покивала Таками.       — Сердца у тебя нет, Таками-кун. Ты хоть представляешь, как я переживал, когда ты мне отхватила кусочек уха? А теперь-то...       — Вот и попереживай, полезно будет. Тогда я случайно тебя задела, но в следующий раз — случайности не будет. Понял?       — Ну ладно, ладно... Так как там Лондон?       — Сейчас ночь. Какой ещё Лондон?!       — Ах как жалко! — посокрушался Минака. — А я-то как раз хотел дать тебе небольшое поручение.       — Ну? — лениво спросила Таками. — Если это и правда поручение, то не тяни кота за хвост.       — Ты, если помнишь, должна будешь кое с кем договориться. Так вот, я пока не знаю деталей, но, полагаю, твоим собеседником будет достаточно интересный человек. И сам он не из «Гехирн», что интересно, но имеет там знакомых.       — Минака, — устало вздохнула Таками. — Тебе палец покажи — тебе и он покажется очень интересным.       — А что? Ты хоть знаешь, что можно сделать с его помощью? Можно, например, дырку проковырять в стене.       — Пальцем-то?       — Да, согласен, какая угодно стена не подойдёт... Но тот человек, о котором я говорю, интересен тем, что ему лет восемьдесят, как мне удалось выяснить, а может и больше.       — Так? И что? Это ты так намекаешь, что дедушка — из тех, у кого седина в бороду, бес в ребро? И мне нужно подготовится к домогательствам? Так если ему столько, сколько ты сказал, он для этого уже слишком дедушка.       — Ну-у-у... — протянул Минака. — Этому «дедушке», как ты изящно выразилась, Таками-кун, около восьмидесяти лет на самом деле. А вот по документам ему — тридцать шесть.       Таками задумалась, пытаясь понять, в чём подвох.       Минака молчал.       Таками подвоха не нашла и подумала, что спросонья не разобрала слов Минаки       — Повтори-ка?       — У этого человека по документам возраст восемьдесят три года. По другим же документам — тридцать шесть, — серьёзно сказал Минака.       — Как такое вообще может быть? — удивлённо переспросила Таками. — И ты вообще в своих словах уверен?       Она села в кровати и опустила ноги на пол, нащупывая тапочки. Ей точно хотелось убедиться, что она не спит, что ей ничего не пригрезилось, и потому она не могла и дальше лежать       — Уверен. Видишь ли, то, что ему восемьдесят с лишком лет — тщательно скрывается. А той его личности, которой тридцать шесть... Там, конечно, есть какая-то история платежей, какие-то документы, но если копнуть поглубже, документами не ограничиваясь, а разыскивая свидетелей, то окажется, что такого человека не было никогда. Кстати, тот, кому восемьдесят три года — официально умер.       — Как раз когда появился тот, кому тридцать шесть? — блеснула Таками       — Ну что ты! Раньше! Намного раньше! Причём, тот, кому восемьдесят три, уже два раза «умирал», а сам — живее всех живых. А может быть, он ещё старше! Что думаешь обо всём этом?       — Они могут продлевать жизнь... Но как?.. И... получается, что они умеют это очень давно? — догадалась Таками.       — Да, даже раньше, чем мы нашли корабль Секирей. Даже до нашего с тобой рождения.       — Ни хрена себе, — присвистнула Таками. — Стой, а почему ты говоришь об этом по телефону?! Прослушают же!       — Я бы не стал волноваться об этом, Таками-кун. Единственная, кто мог бы нас прослушать, — это Мацу-тян, поскольку это она разработала протоколы, которые я использую, а если нас подслушает она — я не вижу в этом никакой проблемы... Мацу-тян, привет!!!       Таками машинально отдёрнула телефон от уха.       — Минака! — рявкнула она. — Она нас слушает?!       — Вряд ли, — спокойно ответил тот. — Но, как я и сказал, никакого вреда в этом нет, даже если и слушает. Думаю, можно полагаться на то, что она решит молчать, так, Мацу?       — Минака, у меня складывается впечатление, что она нас именно что слушает, и ты в курсе! — Таками встала.       — Кто знает, Таками-кун, кто знает... Впрочем... Я-то точно знаю! — довольно воскликнул он.       — Ну ладно, дело твоё, — буркнула Таками, лихорадочно стараясь припомнить, не сказала ли она что-нибудь крамольного, чего не стоило бы доводить до сведения Мии. И Мацу.       — Вот именно что моё, — решительно сказал Минака. — Так вот, как ты сама понимаешь, такие технологии с потолка не берутся.       — Да, — осторожно ответила Таками, не решаясь говорить ничего такого, что могло дать Мацу знать о слишком многом.       — Я провёл кое-какое исследование, и выяснил, что это не природный феномен: такой вариант тоже был возможен. Однако по фотографиям я сумел вычислить ещё одного долгожителя. Имя — неизвестно. Но ему больше ста семидесяти лет.       — Ста семидесяти? — удивилась Таками.       — В пятидесятых годах девятнадцатого века у европейцев было модно делать фотографии. Так вот, на некоторых из них я видел то же лицо, что и в современных снимках этой таинственной личности.       — Потомок, — предположила Таками.       — Может быть, но точно такое лицо есть на снимке начала двадцатого века. Так что, Таками-кун, существует целая организация, чьи члены отличаются долголетием. И организация эта, моя дорогая, — Таками даже не дёрнулась в ответ на такие слова, — очень интересуется нами, планом Секирей. Особенно в последнее время. Видимо, поэтому нас и пригласили.       — Минака... Во что ты меня втравил?       — Ну что ты, разве я тебя втравил? С тобой две секирей, неужели же я рискнул бы их потерей вне рамок плана? Это никуда не годится, Таками-кун, я не мог бы так поступить.       — Ясно... Но что им нужно от нас?       — Я думаю, что дзинки.       — Что? — выдохнула она.       — А чему ты удивляешься, Таками-кун? Где ещё можно было бы получить такие технологии, которых нет даже у нас? Где, кроме как на корабле секирей?       — Но ты забыл, — ядовито сказала Таками, — что мы нашли корабль только в тысяча девятьсот... корабль... один корабль... — не договорила она.       — Именно, именно, моя дорогая Таками-кун! Кораблей секирей было ровно восемь. Корабль Мии — один. Корабль Идзанами мы тоже потом нашли, но от него за столько лет не осталось ничего. Мы только потому его обнаружили, что знали, что искать.       — Дзинки... — пробормотала она. — Но откуда они о них знают? Если они так их ценят, почему мы смогли их собрать, а не они?       — Может быть, они и не и знают, что они у нас... ну и у тебя, Мацу-тян.       Таками опомнилась.       — Минака! Это секретно настолько, что я даже представить не могу! Хватит уже играться! Если Мацу нас слушает или может подслушать, какого хрена ты говоришь мне это только сейчас, в этом проклятом всеми богами туманном городе?       — Ну, положим, последний фрагмент мозаики (о том, кого ты, вероятно, встретишь, и какими качествами он отличается), я и сам узнал всего несколько часов назад. Всё же я лишь человек, и хотя я знаю всё, я не могу узнавать этого мгновенно. Например, на то, чтобы выяснить, во что ты сейчас одета, если ты мне не скажешь этого сама у меня уйдёт... ну пусть минут десять. Если учитывать и бельё — то часа два, может быть три. Если будешь бдительной и осторожной — то сутки.       — Ты-ы-ы-ы! — неверяще выдохнула Таками, краснея — но не от смущения, а от ярости.       — Ты в Лондоне, а я в Синто Тейто! Не достанешь, не достанешь! — пропел Минака.       Женщина только вздохнула, закатив глаза.       — Ладно. Но мне не верится, что они о них только недавно узнали.       — Может быть, они о них знали всегда, но знали лишь о них, а так-то — не представляли, что это. Мы-то о дзинки так много только потому разузнали, что у нас изначально один был. Да и Мия рассказала. Так что мы знали что искать. А вот без таких подсказок... Если ты помнишь, Таками-кун, нигде нам не встречалось описания дзинки, а если его не было на корабле Мии, почему оно должно быть на других кораблях?       — Думаю, об этом можно и в другой раз поговорить. Ты мог бы и не предупреждать меня об этом человеке.       — Да. Так вот. Если он к тебе приблизится, про секирей он так сразу не заговорит, в этом я уверен. Не могу предполагать, как именно он к ним перейдёт, скорее всего, издалека и через несколько дней. Ты ему подыгрывай, но сама не подавай виду, что знаешь, что он знает, чем мы заняты.       — Это и так понятно.       — Нет, Таками-кун, «и так» ты ушла бы в глухую несознанку да так, что и я бы засомневался, существуют ли секирей.       — Ну... Не могу отрицать, — усмехнулась Таками.       — В общем, держи глаза открытыми, а ушки — на макушке. Сегодня я пришлю тебе пакет с инструкциями. Договорились?       — Ладно, — ответила Таками, которая уже окончательно проснулась.       — Тогда пока.       И он повесил трубку.