Заклятие луны

      Раздраженная я слетела по лестнице из библиотеки и, не замедляя шага, направилась прочь от этой проклятой академии. «Я рад, что ты со мной» – подобных слов от Тота я не слышала никогда. Обычно он ворчал, ругался, вечно читал нотации и постоянно был мной недоволен. Поэтому после его неожиданного признания, я до сих пор не могу взять себя в руки.       Есть такие люди, им проще, когда их не принимают, недолюбливают и сторонятся. Им это привычно, и я отношусь именно к этой категории. Если кто-то ненавидит тебя, легче реагировать, ты закрываешься в себе, выстраиваешь вокруг прочную крепость из холода и отчужденности, прячешься в ней, носа не высовывая, и тем самым словно снимаешь с себя ответственность за чужие чувства. Если тебя не любят, то, как следствие, не привяжутся, не разобьют об тебя свою душу и не причинят боли ни себе, ни тебе.       Однажды, когда во время путешествия мы забрели в крошечное поселение и, пробыв там несколько дней, собрались уходить, меня остановил один из монахов местного храма и сказал, что не стоит закрывать свою душу, ведь тогда даже маленький лучик света не сможет проникнуть в нее и твой мир поглотит тьма. Однако он как-то позабыл объяснить, что именно нужно сделать, чтобы перестать бояться открыться другому, если тот, кому ты готов был посвятить душу и любовь, разломал твою жизнь и перевернул все привычные устои и течение времени.       Ох, как все запутано. Еще и Тот за старое взялся.       Форму я, конечно же, надевать не собираюсь, но некое ее подобие создам. В платье тоже довольно неудобно, да и нынешняя прическа тяжелая, так что голова к вечеру начинает болеть. Нужно что-то более простое. Зайду в лавку Гермеса, она, кажется, еще работает, и там, думаю, что-нибудь себе подберу. Только вот дядя этим явно удовлетворен не будет, со своей привычкой, чтобы его беспрекословно слушались и не вносили в процесс никакой инициативы. Ребятам я могу только посочувствовать. В особенности Юи. Я уже привыкла к странностям дяди, а скромную девушку, вроде нее, повадки Тота могут испугать и шокировать. К тому же никогда не разберешь, правду он говорит или шутит. Даже мне это удается с трудом, а уж ей…       Я уже далеко отошла от академии, когда услышала приглушенные разговоры за деревьями и пышными кустами поодаль от меня. Раздвинув листву, я пригнулась и поискала взглядом источник голосов, но никого не было видно, однако уже через несколько мгновений на тропинке показался весь какой-то зачуханный Аполлон, а за ним и остальные в не лучшей форме, такие же побитые, тихие и грязные. Да, видимо, поездка у них явно не задалась. Что-то подобное я и ожидала, но думала, Аполлон, как сын Зевса, создавшего этот сад, прекрасно понимает, куда ведет других богов, но очевидно, я ошибалась. Что ж, хорошо, что они все вернулись и вернулись относительно невредимыми.       Когда ребята скрылись за деревьями, а их тихие голоса растворились в звуках леса, я выдохнула и, поднявшись на ноги, направилась дальше. Не хочу пока возвращаться в академию: волнение еще не отпустило меня, и потому нужно немного пройтись, чтобы успокоиться, привести мысли и пробудившиеся воспоминания в порядок, а после уже отправляться в комнату. Я спустилась вниз по тропинке, откуда пришли ребята, и вскоре оказалась на пляже. Солнце уже скрылось за горизонтом, и казалось, мир замер, только слышен тихий шум волн, омывающих берег; стало немного прохладно, и я поежилась. Обычно я жила в достаточно жарких местах, где большую часть года стоит лето, поэтому подобная погода мне непривычна.       Кажется, Зевс снова играет, и сейчас наступила осень. В самом деле, как ребенок. Я часто бывала в его обители вместе с Тотом, когда он в очередной раз являлся к Главному с отчетами, и нас постоянно ждали проказы Зевса. Но трюк с погодой, пожалуй, один из самых его любых, за исключением смены облика. Что ж, мне стоит вернуться в академию, пока этому умнику не пришло в голову наколдовать зиму.       Когда я добралась до общежития, уже совсем стемнело и в комнате стояла привычная тишина. Люблю оставаться в помещениях, когда гаснет свет и расходятся их обитатели. Особенно это прекрасно в величественных храмах и просторных залах дворцов. Вселенная погружается в сумерки, окружая тебя бархатной тишиной, возникает ощущение волшебства и таинственности, нечто такого, что находится за привычными рамками, и ты стал случайным свидетелем этого чуда.       Не став включать свет, я прошла к окну и, отодвинув плотные шторы, выглянула на улицу, но тут же дернулась в сторону: на подоконнике в комнате напротив сидел Хрингхорни, задумчиво смотря на дорожку между общежитиями. Сейчас на его лице нет безмятежной улыбки, которая всегда играет на губах во время занятий, а взгляд погружен вглубь себя; думаю, он меня не заметил, поэтому прислонившись к стене, так, чтобы он не смог меня увидеть, я продолжила рассматривать его.       У Бальдера красивые черты лица и мягкая улыбка. Меня не покидает ощущение, что он скрывает в себе тоску и боль, но это никогда не отражается в его поведении или интонации, только прячется в глазах пугающей пустотой где-то чуть повыше зрачка и выходит наружу, когда он остается один на один со своими мыслями. Как сейчас. Меня всегда привлекали мужчины, похожие на Бальдера, в них чувствуется загадка, и возможно, он мог бы стать для меня кем-то важным, но только в прошлой жизни. До того, как из меня сделали Богиню лицемерия и лжи. А теперь в моих симпатиях и чувствах нет смысла, их все равно посчитают обманом.       – На кого ты смотришь? – я отвернулась от окна, пытаясь в сумраке увидеть Терезу. Поняв это, она приблизилась, остановившись в полоске лунного света, и подняла взгляд, глядя за окно. – Он тебе нравится?       – Нет, – просто ответила я. – Тебе показалось. Ты ведь во всем любовь видишь.       – Разве это плохо? – пожала плечами Тереза.       – С какой стороны посмотреть. Ты ведь создаешь таким подходом много иллюзий и ненароком можешь дать кому-то ложную надежду, которая разбившись, – что, безусловно, неминуемо, – изранит душу человека. А такие раны никогда не заживают. Выпьешь со мной чаю?       Тереза кивнула, задумавшись над моими словами, а я, усмехнувшись, направилась на кухню, которую от комнаты ничего не отделало, разве что кроме обеденного стола и пары горшков с рослыми кустами. За эти дни я уже привыкла к своей консьержке. Давно со мной так легко не общались. Впервые я действительно близко подружилась, прибыв на родину дяди, с его верным помощником Анубисом. И пусть я довольно плохо понимаю его наречье, нам это не мешало общаться и устраивать каверзы Тоту. Так что Тереза стала мне в какой-то степени другом.       Поставив чайник, я достала кружки и протянула руку к дверце буфета, где хранился сахар, но едва коснувшись холодного металла, одернула руку, почувствовав острую боль. Ладонь защипало, и я ощутила теплую кровь, стекающую по запястью. Услышав мое шипение, Тереза запрыгнула на стол:       – Что случилось?       – Я порезалась. Прикажи завтра заменить их и скажи, пожалуйста, чьей идеей было установить сюда мебель с острыми шипами в качестве ручек?       – Это, – она замялась, – так получилось. Прости, я недоглядела.       – Ничего страшного, – выдохнула. – Переживу. Принеси бинты.       Тереза кивнула и бегом скрылась за дверью, а я опустилась на кровать и провела кончиками пальцев по порезу. После того, что случилось, я должна была приобрести страх крови, но тогда почему же я ничего не чувствую? Возможно, долгие годы размыли краски в моих воспоминаниях, и в душе осталось ощущение, что все это было не со мной. Я часто слышала, как многие люди мечтают о вечной жизни, но они не понимают, что вместе со временем они получают груз воспоминаний, груз, порой, оказывающийся неподъемным.       Вспыхнул свет, и вернувшаяся Тереза запрыгнула на кровать, взяла мою ладонь в свои тряпичные руки, придирчиво осматривая порез. Покачав головой, она проворчала и достала из принесенного с собой свертка небольшую деревянную баночку. Кое-как сняв крышку, она опустила руку в темно-зеленую мазь и нанесла ее на порез. Я ощутила, как вязкая масса приникает в рану, и руку охватило жжение, отчего я зажмурилась, но уже через несколько мгновений боль ушла, а кожи коснулась приятная прохлада, кровь остановилась.       – Спасибо, Тереза.       – Это волшебная мазь. Ее рецепту меня научила еще мама.       – Мама?       – Конечно. Я ведь не всегда была куклой. Когда-то я жила в мире людей, очень давно. И моя мама была травницей, она помогала жителям деревни, в которой мы жили, и однажды ей даже довелось лечить самого правителя. Она многому меня научила. Вскоре и я стала травницей, после смерти оказалась в мире духов, а недавно меня призвал Зевс и вселил в тело куклы.       – И ты не жалеешь?       – Нет. Ведь это еще одно увлекательное приключение. К тому же, – Тереза хитро прищурилась и наклонилась ко мне, – если бы я не оказалась здесь, мы бы с тобой никогда не встретились. И я скажу тебе, что мне было бы жаль, коли все так бы и произошло, Мерисса.

***

      Тот нервно постукивает по парте, обводя студентов колким взглядом, словно это наша вина, что остальные боги куда-то делись. Кроме Цукито, безусловно. Этот, как я уже заметила, отличается ошеломляющим упрямством, а может и просто тупостью, что часто граничит одно с другим. Но лекции он записывает поразительно упорно. Он действительно считает, что ему это пригодится? Наконец, раздраженно вздохнув, он повернулся в доске, начав рисовать очередные схемы и формулы. А когда он закончил, в класс ввалились остальные боги, за исключением Локи и Тора, наших извечных прогульщиков.       Впрочем, я погорячилась: они не ввалились, а едва вползли в аудиторию. Что же с ними такого произошло на острове, что они такие потрепанные даже после ночи отдыха? Аполлон бросил на Тота жалобный взгляд, пробормотав слова извинения за опоздания, и рухнул на стул. Бодрее всех выглядел Дионис, причиной чему, вероятно, послужила уже осушенная и даже не одна, а как минимум тройка бутылей вина. За время пребывания с ними, я уже неплохо изучила привычки и черты каждого.       Такеру бросил на меня свой фирменный взгляд и сел за парту, протестующе сложив руки на груди. Вот ведь бандит мелкий, и кто только его воспитанием занимался? Тот хлопнул указкой по доске, и мне пришлось отвести взгляд от насупившегося юного бога, и сделать вид, что полностью погружена в объясняемый дядей материал. К счастью, продлилось это недолго, и вскоре Тот объявил перерыв, а сам скрылся в коридоре. Нервы, видимо, успокаивать пошел. Неудивительно, с такими-то подопечными тяжеловато удержать рассудок.       Только за ним закрылись двери, Аполлон шумно выдохнул и, простонав, растянулся на парте. Даже жалко его как-то. Хотя сам, конечно, виноват: нечего было тащиться в такое место, не соизволив хотя бы немного ознакомиться с местной географией и населяющими мир существами. Бальдер откинулся на спинку стула и, прикрыв глаза, растер ладонью шею и слабо поморщился.       – Никуда больше не поеду, – пробормотал Аполлон, водя пальцем по парте.       – Что, потрепал вас Симаа? – не удержалась я.       – Симаа? – приподнялся он, заинтересованно глядя на меня. – Это существо…       – Конечно. Это живой остров, придурки. С заходом солнца он пробуждается и…       – И? – с придыханием прошептал Агана Белеа.       – И начинает охоту, – хищно протянула я. – Вы бы хоть справочник почитали.       – Какой справочник?       – Который есть в библиотеке. В нем описан этот сад, в который нас поместили. Вы не знали? Серьезно? Ну, вы даете, не ожидала, – усмехнулась. – И что, вас там отметелили? Боги проиграли дереву. Кому скажи, не поверят.       Такеру было огрызнулся, но его одернул Бальдер, а позеленевший Аполлон отвернулся к окну. Да уж, цветоводом ему не быть с такой реакцией. Двери в аудиторию распахнулись, и вошел Тот, направляясь к кафедре. Повернувшись к доске спиной, он окинул нас внимательным взглядом и остановился на нас с Бальдером, у которого от столь пристального внимания куратора начал дергаться глаз.       – Что ж, – вздохнул дядя. – Я кое о чем забыл. В вашем классе нет старосты. И так как никто из вас, олухов, не способен справиться с этим в одиночку, я назначу на эту должность двоих. А чтобы ко мне никаких претензий не было, выбирать мы будем посредством жребия. Вот здесь, – он указал на тканевый мешок с вышивкой, который принес с собой, – цветные пластины. Те, кто вытащат красные, и будут старостами.       Он сейчас что, пошутил?       Интересно, он и духов будет приобщать к этому или страшная участь постигнет только нас? Тот пустил мешок по рядам, и все по очереди доставали аккуратные небольшие пластины разных цветов. Я сидела, скрестив пальцы, и как мантру повторяла «только не красная». Вот Дионис достал фиолетовую пластину и протянул мешок Бальдеру. Когда тот вытащил алую, я не удержалась от язвительного смешка и, наклонившись к нему, запустила руку в мешок, извлекая пластину. Раскрыв ладонь, я простонала и почти сползла под парту.       Красная.       – Что ж, – нахмурился Тот. – Раз мы определились, объясню ваши обязанности.       – Дядя, – сдержанно начала я, – тебе не кажется, что ты переигрываешь?       – А ты, замечу, крайне несерьезно относишься к тому, что здесь происходит. Ты даже не записана ни в один клуб, что еще больше отнимает у всех шансы вернуться домой. Поэтому помолчи, пожалуйста, Мерисса. Ты не в том положении, чтобы артачиться и пытаться избежать судьбы.       – И под судьбой ты, безусловно, подразумеваешь обязанности старосты?       – Если ты не понимаешь, то нет смысла объяснять.       – Тот!       – Что ты разоряешься? – раздраженно прервал он. – Это не я выбрал тебя старостой, ты сама вытащила пластину, так что успокойся и слушай. Вы должны контролировать процесс обучения ваших однокурсников, и начните с того, что приведите мне на занятия Тора и Локи. Так же вы должны организовать несколько совместных мероприятий для вас десятерых и отдельно для всех студентов. Что это будет – дело ваше. И отдельно ты, Мерисса. Я требую, чтобы уже сегодня вечером ты сообщила мне, в каком клубе ты будешь. Бесспорно, из тех, что уже есть.       Я отвернулась, понимая, что спорить с ним бессмысленно, а Тот вернулся к материалу занятия. Бальдер шепотом позвал меня, но я сделала вид, что полностью увлечена разглядыванием таблиц на стене и не слышу его. Тот загоняет меня в угол. Не думаю, что он устроил это специально, разве возможно подстроить, чтобы именно я вытащила эту проклятую красную пластину? Однако он делает все, чтобы вывести меня на взаимодействие с остальными. Разве он не понимает… Не понимает, что думают обо мне остальные? Или считает, что упорством можно всего добиться?       Глупец.       Когда занятие закончилось, я спешно собрала вещи и покинула аудиторию одна из первых, желая скорее слиться с толпой бродящих по коридорам студентов, но стоило свернуть за угол, как меня кто-то окликнул. Я обернулась, с удивлением глядя на приближающегося Диониса. Он широко улыбнулся и помахал рукой:       – Привет.       – Что такое? – я насторожено отступила. – Что-нибудь случилось?       – Я просто хотел пригласить тебя в свой клуб, – добродушно засмеялся он. – Там как раз не хватает участников. Или ты хотела пойти куда-то в другое место?       – Нет, – пробормотала я, пытаясь понять, что им движет. – Хорошо.       – Так ты согласна?       – Да, – пожала плечами. – Только я давно не занималась цветами.       – Ничего, я тебе все объясню.       Он подмигнул и, помахивая рукой, направился обратно к аудитории. Проведя ладонью по лицу, вздохнула и двинулась в сторону лестницы, думая над предложением греческого бога. Что ж это не самый худший вариант: Дионис кажется уравновешенным и рассудительным. А с его пристрастием я знакома прекрасно, спасибо Анубису, только все же надеюсь, Дионис не выкидывает никаких финтов, а то мне уже приходилось бегать по крышам за пьяным Анубисом и повторять подобные подвиги у меня нет ни малейшего желания.       Спустившись на улицу, я обернулась, глядя на окна академии, где мелькали спешащие по своим делам студенты. Кто знает, может быть не такая уж и плохая идея, постараться стать чуточку ближе к ним.