Индефикс Кентона

Эти вечно куда-то бегущие люди. Они бегут туда. Бегут сюда. Они перемещаются из стороны в сторону, как бесконечно двигающаяся секундная стрелка. Тик-так. Тик-так. Они маячат перед моими глазами как назойливый рой мух, пока я сижу на стуле, мирно дожидаясь своего приглашения. Смотрю на худую, четко ассоциирующуюся с гладильной доской женщину, чьи рыжие, с едва заметными проблесками седины волосы уложены в идеальный пучок. Он настолько ровный и идеальный (наверняка забрызганный лаком), что пряди волос будто бы изготовлены из тонких полос бересты. Как хотелось бы поднести к ним горящую спичку… В её руках какие-то документы. Тонкие морщинистые пальцы постоянно перелистывают страницы. Лист за листом. Затем смена папок. И вновь лист за листом. Чересчур сосредоточенный взгляд временами щурится, тем самым выдавая её дальнозоркость. Чем старше люди, тем хуже их зрение. Но, увы, у этой дамочки зрение – не единственный недостаток. Она занята документами, а люди продолжают носиться по своим заботам. Ощущение будто я изгой, единственный безмятежно сидящий в центре людского кипиша, совершенно никому ненужный. Я сижу так уже около двадцати минут. Иногда ловлю презрительные взгляды мимо проходящих людей в белых халатах, а иногда чувствую себя невидимкой, когда чем-то загруженный человек не удосуживается даже заметить меня. Они быстро проходят мимо. Слева направо. Справа налево. И так бесконечно... Как взмывающее вверх-вниз йо-йо. А я всё продолжаю сидеть. И, кажется, этому нет завершения. Но только перед «гладильной доской» открывается дверь с белой табличкой «Др. Коул Диас», как её блеклый взгляд устремляется прямо на меня. В тот же миг тонкие губы раскрываются, что-то быстро выговаривая. Они открываются и закрываются, а затем и вовсе растягиваются в широкой улыбке, отчего эта женщина напоминает мне робота, в голове которого стоит чип, отвечающий за функцию «пригласить гостя в кабинет и улыбнуться». Всё это выработано уже до автоматизма. Самопроизвольная деятельность, от которой меня подташнивает. Я отодвигаю языком жвачку, пряча её за щеку, и лениво стягиваю наушники. Сначала один. Потом второй. Происходящие в данный момент события меня не особо впечатляют, но отказаться от посещения доктора Диаса изначально было невозможно. - Проходи, Джейден. Доктор освободился, - вновь повторяет она, думая, что я ничего не понял из раннее ею воспроизводимого. Доктор освободился. Доктор освободился. Доктор освободился, мать его. Её слова эхом повторяются в моих ушах, пока я приближаюсь к указанному пункту. Нет, я не боюсь, не волнуюсь и даже не нервничаю. Мне вроде бы насрать на всё, но идти туда абсолютно нет желания. Стараясь не выказывать своего недовольства, я натягиваю что-то на подобии вежливой улыбки, которая, судя по её кислому лицу, вышла «так себе». Только переступаю порог кабинета, как слышится тихий щелчок закрывающейся за спиной двери. Вырубаю музыку на плеере и поднимаю взгляд. Широкий темный стол из массива дерева, который уж точно никогда не выйдет из моды, обтянутая светлой кожей софа и огромное окно с человеческий рост. Именно это и представляет рабочее место доктора Диаса, сидящего в офисном кресле с высокой спинкой. Вместо ожидаемого врачебного халата он одет в угольно-серый костюм и белую рубашку, поверх которой повязан черный галстук. Скорее он смахивает на предпринимателя, чем на специалиста, копающегося в душевных проблемах. - Джейден Форк, - произносит мужчина, словно бы пробуя моё имя на вкус, и быстро оглядывает меня с ног до головы. Я ожидаю от него абсолютно любой реакции, но его лицо по-прежнему расслаблено. Доктор профессионал своего дела, что тут говорить. Единственный кто должен испытывать эмоции в данный момент - это только я. - Да. Это именно я, - тихо проговариваю я, хотя и знаю, что он не спрашивал меня, а скорее утверждал. Будем считать это своеобразным приветствием. - Проходите, садитесь вот сюда, - он указывает на софу, а потом устремляет взгляд в свои записи. Я уверенно прохожу и сажусь. Располагаюсь так, как сидел бы на диване перед телевизором в гостиной. Осматриваю стол доктора, пока он что-то быстро печатает в своем ноутбуке: стопки книг и разных папок, упаковка файлов и зеленый стакан для ручек, карандашей и ножа для бумаги. Рядом лежит ещё не открытый скотч. На углу стола стоит маятник. Говорят, что он успокаивает нервы, но мне кажется, меня бы он только взбесил. За маятником я замечаю рамку с фотографией, но она повернута ко мне обратной стороной, не позволяя видеть, кто на ней представлен. Должно ли это меня волновать? Спустя несколько минут доктор закрывает ноутбук и наконец-таки одаривает меня задумчивым взором. Но это не то пропитанное заинтересованностью внимание, а скорее спокойный и сдержанный взгляд, когда ты смотришь на давно знакомого человека, успевшего тебе даже поднадоесть. Я же настороженно рассматриваю мужчину в ответ, ожидая от него хоть какой-то реакции касаемо моей яркой внешности. Сегодня я специально надел безрукавку, чтобы он видел мои яркие рукава из татуировок. Пришел в больницу в драных джинсах и с растрепанными волосами. Не стал даже бриться этим утром и не притронулся к одеколону. Я хотел сделать всё, чтобы эта встреча была последней, но видно не судьба… Я уже знаю, что приду сюда снова. - Расскажите о своей проблеме, Джейден, - как и положено, по закону жанра, интересуется мистер Диас. Мои проблемы… Он спросил про мои проблемы? Говорит так, будто бы у самого никаких проблем никогда не бывало! Всегда удивлялся врачам, как они держатся рядом с больными людьми. Словно у гастроэнтеролога никогда не болит желудок, а хирург не страдает от сколиоза. Хотите сказать все они сидят на строгой диете, употребляя только компот и злаки? Полная чушь. А что на счет психологов и психиатров, док? Я уверен, что в их личной жизни творится бедлам. Но пусть даже рушится семья, сгорает дом или убегает любимый пес, многие из них ведут себя вполне так дружелюбно, а кто-то, как и мистер Диас, предположим, изображают уверенность в себе. Так, будто бы всё у них разложено по полкам и больше никак. А на самом деле кто их знает? Может ещё вчерашней ночью они закапывали полуживое тело в землю, поджигали заправку или измывались над чьим-то телом, получая невероятное удовольствие от мольбы и криков жертвы. - Несколькими годами раньше я бы ещё мог назвать вам её, но сейчас у меня всё просто зашибенно, - тихо произношу я, не мигая, глядя в глаза доктора. - Тем не менее, что-то привело вас сюда, - пытается положить зачатки длинного разговора он. - Как будто вы не знаете, Мистер Диас, - хмыкаю я, бросая быстрый взгляд в окно, за которым пролетает крупная птица. – Моя мать записала меня на прием. - Так почему она это сделала? – мужчина складывает руки на стол и сплетает пальцы. Черт, не делай вид, будто не она в прошлую среду плакалась тебе! - Она узнала, что я сплю с мужчиной и, похоже, окончательно помешалась, решив, что её ненаглядный сынок гей, - нехотя поясняю я. Любой другой рядом сидящий человек наверняка поморщился бы и отодвинулся подальше, но доктор сидит неподвижно и, по-видимому, его это ни капли не шокирует. - Но вы так не считаете? - Что я гей? – выдыхаю я, старательно сдерживая смех. - Да, - едва заметно кивает он. - Я сказал с мужчиной, а не с мужчинами, - медленно пояснил я, следя за реакцией Диаса, но он внимательно наблюдает за мной и только. – Раньше я думал, что дело именно в принадлежности пола, но проведя ряд экспериментов, убедился в обратном. Девушки по-прежнему привлекают меня, но секс с ними не доставляет мне такого удовольствия как с ним. – Я ожидаю от доктора вопросов, но он задумчиво молчит. Тогда я продолжаю: - Я не считаю свои предпочтения проблемой, поверьте. В отличие от моей матери, которая билась в истерике и типа посадила меня на домашний арест. - Я обреченно качаю головой. - Вы единственный ребенок в семье? - Да, но поверьте, она бы точно убила меня или выперла из дома, узнав, чем именно я занимался с тем человеком. Мистер Диас подтягивает сцепленные пальцы к губам и в его глазах всё-таки разгорается огонек любопытства. Или похоти? А может это азарт? Он словно бы посылает мне мысленный сигнал: «Что же вы такого делаете? И насколько всё абсурдно? Ну-ка, ну-ка!» - Я пытался заменить его партнершей, но таких как он, похоже, единицы во всем мире. А может… и вовсе больше нет, - не позволяя ему открыть рта, добавляю я, опуская голову и следя за доктором исподлобья. Нужно его окончательно добить. - Чем же он особенный для вас? Возможно ли, что дело в его внешности? Я качаю головой и бесшумно смеюсь, прерывисто выдыхая воздух. Доктор-весельчак, мать вашу. - Нет. Я и вовсе не разбираюсь в мужской красоте. Хотя… - я поднимаю взгляд к белому потолку и вспоминаю Кентона. – Да. Хотя сейчас могу признать его привлекательность. Он оифгенный. - Значит, он привлек вас не внешностью? - Конечно, нет. Всё началось с денег. Они были мне нужны больше чем он. - Для чего? - Для многих потребностей. Я хотел купить и мотоцикл, и навороченный телефон, поэтому согласился провести с ним ночь за пятьсот баксов. И знаете, чем всё обернулось в итоге? – Я смотрю в глубокие глаза доктора и мысленно глумлюсь. - А закончилось тем, что четыре дня назад я плакал в его постели, почти теряя сознание, но продолжая умолять делать мне больно. Слышали бы вы, как я орал, когда, перед тем как кончить, он вывернул мне за спину руки так, что заболело всё тело, - я едко улыбаюсь, пытаясь понять, что же Диас испытывает в данный момент. Но он как камень, расколоть который возможно едва ли. - Расскажите мне всё в деталях, - серьезно просит он, прочистив горло. - С самого начала? – насмешливо спрашиваю я. – Да и оно вам нужно? - Да, пожалуйста, - вполне серьезно просит он. - Вообще-то вы первый, кому я расскажу об этом, - предупреждаю я доктора, как бы намекая о неразглашении данной истории, и в ответ получаю молчание. Молчание, означающее согласие. Интересно, со всеми пациентами он так сдержано ведет беседы, почти не задавая вопросов и не копаясь в их тараканах? Или просто я особенный? Может это его фишка, чтобы люди сами начинали выговариваться? В общем, черт его знает… - Я познакомился с Кентоном, когда мне только исполнилось семнадцать… Вообще чего хотят семнадцатилетние подростки? Всякую хрень, если честно! И чем опаснее и заметнее эта самая хрень, тем она круче. Всякие трюки на велосипедах, скейтах и роликах. Именно в таком возрасте загорается мечта прыгнуть с парашюта, сделать татуировку, заняться оргией и попробовать наркотики. Да, в число желающих вышеперечисленного входил и я. «Тот» я был общительный, глупый и безбашенный. Мне хотелось всего и сразу, поэтому деньги встали на первое место в списке моих потребностей. Затем шел секс, выброс адреналина, достигший любыми путями, и прочие нужды. Каждый урок я сидел с умным видом и думал о том, где и как достать пару сотен баксов на тату или выпивку, не зная, чего же мне хочется больше. Деньги. Деньги и ещё раз деньги. Учитель пишет на доске химические реакции, толкует что-то про обратимость и химическое равновесие, а в моей голове шуршит счетчик банкнот. Мне плевать на эти тупые задачи, объясните мне, как заполучить эти чертовы зеленые бумажки, которых никогда не хватает! Нет, я вовсе не был беден. Моя семья имела даже очень неплохой доход, оставляя мне хорошие суммы на карманные расходы, но мои потребности были слишком велики, чтобы умудряться копить. Я тратил выделенные на месяц доллары меньше чем за неделю, а потом брал мелочь с кошелька ничего не подозревающей матери, чтобы заплатить за проезд на автобусе и пачку мятной жвачки. В том году я сделал тату втайне от родителей. В стиле биомеханики на моем левом плече красовался механизм, отвечающий за подвижность руки, в некоторых местах обросший мышцами. И глядя на это произведение искусства, обошедшегося мне около двух сотен зеленых, я грезил мечтою забиться полностью, не оставив и живого места на теле. Это и было самой настоящей тату-манией, срочно требующей больше денег. Я даже забил на ремонт своей старой машины, которую угробил, влетев в почтовый ящик в позапрошлую субботу. Так, тихо стуча пальцами по учебнику, я уже подумывал о том, чтобы ограбить кого-нибудь. Моя нога нервно подергивалась под партой, заставляя стул скрипеть. И этот едва слышный скрип почему-то доставлял мне удовольствие. Родители редко орали и наказывали меня. Однако они ограничивали мою свободу, предпочитая, чтобы больше времени я прожигал дома. Особенно мать. Она всегда тряслась надо мной, стряхивая пылинки, что вскоре начало надоедать. Ей просто необходимо было знать с кем и где я провожу своё время, поэтому приходилось постоянно знакомить её со своими подружками, чему она безумно радовалась, каждый раз говоря, какой я у неё дамский угодник и явно не подозревая, что этого самого «дамского угодника» пару лет назад соблазнила двадцатипятилетняя извращенка. Не знаю, наверное, внушительную роль в моей жизни играло смазливое лицо, на которое велись все. Но всегда ли хорошо иметь привлекательную внешность? Об этом я задумался стоя на набережной глубокой ночью. Это была пятница. Под прикрытием «я останусь ночевать у Майка» я свалил из дома и проторчал до трех ночи в переулке с парнями. Мы пили пиво, в машине гудела музыка, но когда присоединились девчонки и намечалось самое пикантное, как назло приехали копы и разогнали всех. Мне ни в коем случае нельзя было попадаться. Думаю, это был выброс адреналина. Столь быстро и далеко я еще никогда не бегал. Таким образом, я и оказался на той самой набережной в три часа ночи. В полном одиночестве, с разряженным телефоном и двумя смятыми баксами в кармане. Чтобы дойти до дома от проклятой реки, мне требовалось как минимум часа два. А с учетом бессилия это время умножалось ещё на два. Однако я не унывал. Было даже немного смешно, что всё так великолепно началось и дерьмово закончилось. И впервые я оказался в таком не менее поганом положении. Мне не хотелось шастать по городу в ночное время и нарваться на еще большие неприятности, скрасив неудавшийся вечер окончательно, поэтому я решил стоять и смотреть на реку до рассвета, опершись руками на бетонную плиту. Всю романтику скрашивали огни ночного города, особенно огромная городская библиотека, углы которой освещала зеленая подсветка. Скорее всего, именно из-за осознания того, что около этого цивильного и скучного здания никогда никого нет, а малолетних бандюганов оно отпугивает как святая вода вампиров, я и остановился неподалеку от него.Спать не хотелось совершенно, особенно, когда ожидаешь неприятностей в любую секунду. Да и вообще, тишина города меня напрягала невыразимо. Слишком непривычно смотреть на пустые мосты и тротуары, пусть даже каждую дорогу освещают фонари. - Город спит, - шепчу себе под нос я. – Или умер. Да. Все вымерли, определенно. Зато я стою здесь как долбаеб и жду приключений. Захотелось покурить, хотя я никогда не курил. Ну, может, самую малость и очень редко. Девушкам нравилось это, ведь некурящие нынче в моде. - М-да, дерьмо случается, - сам себе говорю я, пытаясь хоть как-то развлечься и возможно выглядя как полный придурок, который от нехер делать, стоит посреди ночи на набережной и ведет беседы сам с собой. Может так даже лучше, ведь прохожий маньяк подумает «Вот тронутый!» и пройдет мимо. И к величайшему совпадению до меня доносится щелчок. На улице слишком тихо, чтобы умудриться не услышать этого звука. Я оборачиваюсь и вижу на углу библиотеки, расположенной в десяти метрах от меня, высокого парня в черном пиджаке и светлых брюках. Он стоит прямо под фонарем и дымит сигаретой. Только не говорите мне, что он вышел из давно закрытой библиотеки… Впрочем, оно лучше, чем, если бы он шел, например, от кладбища или морга. Но какой идиот будет сидеть ночью в подобном месте? Её даже охранять не надо, потому что хлипкие книги нахрен никому не нужны. Я решительно направляюсь в его сторону и чем ближе подхожу, тем больше убеждаюсь, что он вроде как безобиден. Одет очень даже прилично, если только десяти минутами раньше не ограбил магазин одежды. - Угостишь сигаретой? – серьезно спрашиваю я, останавливаясь рядом. Он оборачивается и с какой-то иронией смотрит на меня. Наверное, обдумав причины «какого черта подросток делает посреди ночи на улице, да еще и в одиночестве», протягивает мне пачку, позволяя выудить одну. Затем, так же, без лишних слов, дает огоньку. Я киваю в знак благодарности, отхожу на пару шагов и теперь мы оба молчим и курим. Проходит минута. Я поглядываю на наручные часы и прилежно одетого парня. Он бросает подозрительный взгляд на меня. Проходит ещё какое-то время, но мы продолжаем коситься друг на друга и присматриваться. Мне впервые нечего сказать человеку, когда требует того ситуация. - Может, тебя подвести? – всё-таки разрывает гнетущую тишину его приятный голос, и я мысленно облегченно вздыхаю. Поворачиваюсь к нему и одаряю топорной улыбкой, что получается непроизвольно. - Нет, спасибо. Я, как бы, никуда не тороплюсь. Он едва ли щурится, и я понимаю, что такой тяжелый взгляд не особо подходит к его немного детскому лицу. Широкие прямые брови парня создают иллюзию добряка, но задним местом чувствую, что это совсем не так. - Мне дома можно появиться, только после девяти, - добавляю я. – Родители думают, что я ночую у друга. Мы тусили компанией неподалеку от госпиталя, но нас разогнали копы. Я еле вырвался и бежал до самого моста. – И какого чёрта я это говорю? У чувака словно дар выманивать информацию, ничего при этом не делая. - М-м, - задумчиво кивает головой он и бросает сигарету на асфальт, наступая на нее носком ботинка. – Весело нынче отдыхает молодежь, - парень говорит так, будто сам давно вышел из этого возраста. – Даже когда был студентом, развлекался скучновато. Я прикидываю его возраст и прочерчиваю рамки от двадцати трех до тридцати максимум. - Ты выпускник? - Давно как, - сдержанно отвечает он. К двадцати трем прибавляем три или пять. - А что делаешь ты здесь? – меняю тему я, не особо желая оставаться одним разоблаченным. - Я был в библиотеке, - от неожиданности я роняю сигарету и поэтому сжимаю пальцы в кулак. Он версификатор? - Какого черта делать в библиотеке ночью? – хмыкаю я, не сдерживая насмешки. - Возможно, читать? - слабо улыбается в ответ он, но даже через эту дружелюбную улыбку, чувствуется полнейшая невозмутимость. Парень держится слишком высоко и уверенно, словно бы уже давно устоялся в жизни, но перед этим ещё и прошел военную подготовку, что теперь видит рядом с собой тупого разбалованного подростка. Хренов любитель поэзии… - Как ты проник туда? – если он скажет, что сломал замок и отключил охранную систему, взломав код через компьютерные установки, то я его боготворю. - Мне дали разрешение, - не особо отзывчиво поясняет он. - Ясно, - замолкаю от его тона я. И вновь наступает тишина, которую прерывает чей-то крик по ту сторону реки. Мы смотрим туда и видим толпу веселых людей, а затем вновь переглядываемся. - Хочешь провести со мной ночь? – вдруг спрашивает он. Я теряюсь. - Звучит немного иначе. Будто ты хочешь трахнуться со мной, а не приютить на время, - в шутку говорю я, но парень в ответ цинично приподнимает широкие брови. Короткая завивающаяся прядка темных волос падает на его лоб. - Так и есть, - спокойно отвечает он. И, мать твою ж, настолько спокойно, как будто это вполне естественно! - Ты п… прости, гей? – напрямую спрашиваю я. - Я похож на гея? – с вызовом интересуется он, как будто я его оскорбил без причины. - Нет. Не знаю. А чёрт его знает? Я в этом не разбираюсь, - нервно ухмыляюсь я, отчего-то уж слишком стремно себя чувствуя. – Тогда нахрена ты предлагаешь это? Я его побаиваюсь. А в особенности меня настораживает его расслабленный и невозмутимый вид. Интересно, людей бы он резал с таким же умиротворенным лицом? - Просто захотелось, - пожимает плечами парень, внимательно следя за мной. - У тебя не было такого опыта? - А что, похоже?! - Вроде нет. - Нет, у меня не было ТАКОГО опыта, - уверенно заявляю я, как что-то внутри щелкает: «А может…? М? Интересно же?» Да, ну, пошёл ты! Мне и так неплохо живется! - Тогда могу заплатить, - предлагает он именно то, что заинтересовывает меня не на шутку. Смотрит прямо в воду, как говорится. - Сколько? – тут же интересуюсь я. Ну, так, чисто из любопытства. Не собираюсь же я этого делать. Бред какой-то, честно. - Три сотни, - недолго думая, дает мне цену парень. И это хорошая цена для шлюхи! Но, вот одно «но» присутствует - я не проститутка. Мой мозг требует этих денег, не жалея задницы, поэтому я делаю всё, чтобы превратить эту сделку в неосуществимую. - Да, ладно? - я недовольно поджимаю губы. – Хотя бы пятьсот. За первый раз. - Хорошо, - тут же соглашается он, и я впадаю в ступор. – Но тогда если я ещё и плачу за номер в отеле, то буду делать это как захочу, по рукам? Мои ладони потеют, хотя на улице и прохладно. Какого черта я считаю подобное жертвоприношение справедливым? Я готов отдать себя этому ублюдку за пятьсот баксов?! Да. Готов. Ведь вместо того, чтобы ждать рождества, я смогу сделать рукав уже завтра днем. - «Как захочу» - это что конкретно? – осторожно интересуюсь я. - Ничего сверхествественного. Просто у меня свои предпочтения в сексе, как и у тебя, наверное. Хочу, чтобы было по-моему. - Садо-мазо? – нервозно смеюсь я, представляя, как этот чувак хлыщет меня кнутом, а я ору через кляп. – Любишь кожаные хреновины? - Нет, не люблю, - качает головой он, вновь закуривая. – Не придумывай. - Тогда что? - Без нежностей, проще говоря, - выдыхая белый дым, выкладывает он. - Я тоже не любитель соплей. Особенно между… парнями. - Я не буду настаивать. – Именно эти слова подбивают меня ещё больше ответить «да». - Так ты хочешь этого или нет? – хмыкаю я. - Если бы не хотел, то не предлагал бы, - оскаливается он, обнажая ровные белые зубы. – Но если ты будешь сопротивляться, я всё равно не остановлюсь. Пойдет? - А вдруг ты меня убьешь? – с подозрением предполагаю я. Парень даже не удивляется, а просто смотрит на меня как на недоразвитого. - Я не увлекаюсь настолько… - А снимать видео не будешь? – тут же задаю очередной вопрос я. - Мне это не нужно, - вздыхает он. Пошло оно всё, я готов пострадать несколько часов ради этих денег! Ведь никто не узнает, в конце концов… - Деньги вперед, - тяну ладонь я, и парень лениво достает из кармана пиджака свернутые купюры, затем отсчитывает пять бумажек и кладет в мою ладонь. Я чувствую его холодные пальцы, свидетельствовавшие о том, что он вероятно очень даже не хотел получать отказа. Толкаю деньги в джинсы, и в голове мелькает скверная идея дать по газам. Быстро ли он бегает? - Идем, - направляется в сторону стоянки он. Но почему-то я иду вслед за незнакомцем. Мне не страшно и я не волнуюсь, но когда мы садимся в его черный Ауди, что-то внутри ёкает. Холодок пробегает по спине, но мысль о том, что чертовы пять сотен у меня на руках, успокаивает. Мы приезжаем в «Грацию» - самый ближний к набережной отель. Не самый лучший, но и дырой не назовешь. - Как тебя зовут? – спрашиваю я, прежде чем он ставит на сигнализацию машину. - К чему это, если мы больше не увидимся? – холодно бросает вопрос-ответ парень. И он прав. Мне незачем его знать. Стоит уже забыть, как он выглядит и начать размышлять, на что слить деньги. Всё меняется, когда мы оказываемся внутри. В первую очередь меня настораживают взгляды девушки с ресепшена, а потом бесстыдный оценивающий взгляд моего «партнера» в лифте. Мы заходим в номер, и я осматриваюсь: двухместная кровать, завешанное желтым тюлем окно, узкий шкаф купе с зеркалом, стол с телевизором и две тумбочки. Ничего особенного. Вполне типичный номер со слегка потрепанной мебелью, но не совсем типичная ситуация. Партнер подходит к кровати и проверяет упругость матраса, давя на него ладонями. - Может мне тебя хоть как-то называть? – пытаюсь разрядить ситуацию я, продолжая стоять на входе. Честно говоря, я просто хочу тянуть время. - Кентон, - вдруг говорит мне он, но моего имени не спрашивает, и сам я его не озвучиваю. Возможно так даже и лучше. Стянув туфли, Кентон оглядывается на меня и отдает приказ: - Выруби свет. Это звучит настолько жестко, что я тут же подчиняюсь. Человека будто подменили. Он встает и стягивает пиджак, бросая его на телевизор. Я же продолжаю мяться на месте, глядя на его четко вырисованный портрет на фоне окна. Когда он снимает футболку, его идеально уложенные волнистые волосы встают дыбом, но, почему-то, это ничуть не забавно. - Долго ты ещё будешь стоять там, а? – недовольно спрашивает он и по моему телу пробегают мурашки. Я не хочу этого делать с ним, но и хочу. Мысли разрывают меня на две части, и я не знаю, куда мне деваться. Я был куда увереннее, когда представлял этот процесс на набережной. Высвобождаю ноги из кед и медленно подхожу к кровати. Кентон уже в одних боксерах. Он складывает руки на груди, и я чувствую его пристальный взгляд. - Так, - обреченно вздыхаю я, пытаясь взять себя в руки. – Одежда… да… Быстро стягиваю свою толстовку вместе с майкой и смотрю на покрытую мурашками кожу. Чувствую как прохладно в комнате, но не прерываю процесс раздевания. И только мой ремень высвобождается из джинс, как парень приближается ко мне. - Ну-ка, дай сюда, - он выхватывает ремень и растягивает его, словно бы проверяя прочность. Я избавляюсь от джинс и с непониманием смотрю на него. - Зачем тебе мой ремень? Один факт срочной надобности ремня уже нервирует. - Повернись, - он вцепляется пальцами в мое плечо и заставляет повернуться к нему спиной. Затем перекидывает руки с ремнем через мою голову и притягивает ближе к себе, после чего я ощущаю его дыхание на затылке. Парень наклоняется и касается носом моей шеи. Проводит губами по плечу и, похоже, улыбается. Не скажу, что его веселье расслабляет. Я немного успокаиваюсь, но не теряю бдительности. Пытаюсь смириться, повторяя самому себе «Да пошло оно всё». Закрываю глаза, но тут же широко открываю их, когда ремень стягивает мое тело, прижимая руки к торсу. - Какого, мать твою, хрена?! – вскрикиваю я, не в силах пошевелить руками. – Ты сказал, что не увлекаешься подобным дерьмом! Парень хватает меня за затылок и толкает на кровать. Я больно ударяюсь носом о матрас и морщусь. - Блять! – кряхчу я, когда он усаживается на мою спину. Кентон сжимает пальцами мой подбородок и задирает голову так, что я вижу потолок. Шея неприятно ноет, ничего не говоря уже о связанных руках. - Я не буду бить тебя или что-то в этом роде. Я сказал правду. Просто не люблю прелюдии, они занимают много времени, а нам лучше закончить быстро, не так ли? - холодно проговаривает он, пока я напугано пялюсь в стену. Его слова «сказал правду» ни черта не успокаивают. Но до апогея мой животный страх доходит, когда он стягивает с меня трусы. - Ты…! – сквозь зубы шиплю я, не представляя дальнейших действий. – Отпусти меня! Я брыкаюсь, жалея о своём гребанном безрассудстве. Но парень игнорирует меня. - Останавливайся! – хриплю я и дергаю ногами. Его пальцы отпускают мой подбородок, но тут же сжимают горло, вынуждая в страхе затихнуть. Хоть бы этот сукин сын не заставил меня увидеть небеса! - Заткнись, - недовольно приказывает мне Кентон и все внутри холодеет. Чувствую его пальцы на ягодицах и начинаю дрожать. - Нет, я передума…! – он прерывает мой крик, вжимая мое лицо в подушку. Но, даже не смотря на нехватку воздуха, лишь ощутив как чужие пальцы проникают в мой зад, я начинаю орать. Ну и нахуя я на это подписался?! - Отпусти! Ублюдок! Черт! – я кричу как могу, но подушка заглушает льющиеся из меня ярость и отчаяние. Мне не больно. Нет. Но это просто унизительно. И мерзко. - Я сказал, захлопни пасть! – рычит он, и его пальцы резко проникают глубже, всё-таки причиняя дискомфорт. – Расслабься и будет легче. Напрягаюсь изо всех сил, пока чертов насильник не отпускает мою голову и не надавливает коленом на мою поясницу с такой силой, что я выгибаюсь как дуга и жадно глотаю воздух ртом. Тогда каким-то чудным образом его пальцы входят еще глубже, доставляя весьма неприятные ощущения. Ясное дело, чем сильнее я паникую, тем становится больнее. Но разве возможно в такой ситуации расслабиться? Сжимаю похолодевшие пальцы в кулаки и часто дышу сквозь плотно сжатые зубы. Вскоре он наклоняется и несильно кусает меня за предплечье, заставляя вздрагивать. Из-за этого на глаза наворачиваются слезы. Он больной. Определенно. Психопат. Через какое-то время он вытаскивает из меня пальцы и ложится сверху. Проводит ладонями по моей спине. - Попроси остановиться, - шепчет он, тем самым давая мне надежду на спасение. - Пожалуйста, хватит, - тут же подаю голос я. – Сними ремень. – Почему-то именно начав молить его, я чувствую невероятную жалость к себе. - Умоляй, - с насмешкой приказывает Кентон, болезненно щупая моё тело горячими пальцами. Он издевается… Чёрт. - Не делай этого, блять! – появляется желание заплакать, но я терплю. - Тебе так страшно? - Да! – в ужасе сознаюсь я. Лучше бы я пошёл домой. - Тогда будет больно, - предупреждает он и мои глаза расширяются от ужаса и невообразимой боли. Я не знаю, как ему это удается через все мои сопротивления, но парень всё-таки входит в меня. Во время этого мучительного процесса я вспоминаю все самые яркие моменты своей жизни, будто перед смертью. А может это и есть смерть? Самая ничтожная и низкая смерть… Я жмурюсь, стискиваю зубы, но со временем привыкаю к инородному предмету. Кажется, моё тяжелое дыхание слышат соседи за стенами. Кентон тоже дышит часто. «От этого уже никуда не убежать. Поэтому лучше смирись» - слышу тихий голос, но не могу разобрать, кто это говорит - этот ублюдок или мой внутренний голос? Впрочем, неважно. Пути назад всё равно нет. Когда он начинает двигаться, то я невольно издаю тихий болезненный стон. Я заставляю себя обмякнуть окончательно, когда понимаю, что боль постепенно утихает или я просто к ней привыкаю. Так, наверное, и становятся мазохистами – пробуют всё, что придет в голову? Я пытаюсь думать о чем угодно, чтобы отвлечься, но получается у меня забыться только тогда, когда последующий толчок вынуждает содрогаться моё тело. Я глотаю воздух ртом, не понимая, что собственно побудило во мне столько приятных ощущений. И лишь подобное повторяется, как я кусаю уголок подушки, не в силах сопротивляться этому. Что это? Удовольствие? Откуда, мать вашу? Нервный смешок сам собой выходит из моего рта, когда я, связанный и почти обездвиженный пытаюсь построиться под такт Кентона. Это странно, но при этом я пытаюсь двигаться с ним в такт, и когда у меня это выходит, то я полностью отдаюсь этим ощущениям.