В бесконечных поисках тебя

      Когда Томасу становилось скучно – он начинал пить. Когда пить надоедало до такой степени, что хотелось больше сдохнуть, чем притрагиваться к заветной бутылке излюбленного мартини, то Томас отправлялся на поиски давно его покинувшего вдохновения.       Обычно, он находил его в борделях, обнимая пышногрудых красоток, пробуждавших в его груди бурю эмоций и быстротечное желание творить. Впрочем, боевой настрой кинуться в омут с чернилами испарялся из жизни Томаса так же быстро, как сами красотки, которые оставляли за собой шлейф из запаха дешевых приторно-сладких духов, тонны эскизов, которые редко когда были доведены до конца, и полный хаос в жизни, в голове и в людях.       Томаса лишь раз в жизни посещала Муза. Именно так, с большой буквы. Именно тогда он сделал под ее чутким руководством свой самый большой шедевр, занимавший первый лист в портфолио. Тогда еще начинающего тату-мастера признали, поставили на уровень с профессионалами, возвысили до небес, откуда он сейчас был на грани вылета. И он, опьяненный радостью, женщинами и собственным великолепием, упустил свою Музу.       Она приходила к нему во сне, что-то вкрадчиво шептала, чего он не мог разобрать, но сами чарующие ноты ее голоса завораживали, заставляли творить. Он чувствовал прикосновения ее ладоней к своей спине, тихие вздохи за плечами и ненавязчивый запах лаванды, преследовавший его и день и ночь.       Она являлась ему только во снах, ускользая из реальности. Но тогда она была живее всех живых. Его Муза.       И теперь, бредя по пустынной улице где-то в спальном районе большого города, поглубже засунув руки в карманы модных, но уже потертых джинс, вдыхая прохладный осенний воздух, Томас думал о том, что вот она – грань. Грань, когда тебе уже не верится, что может быть лучше, а падать есть куда, но этого не очень хочется. Грань, когда великие поэты уходили из жизни, просто потеряв связь с ней, с собственной музой. Грань, которая с каждым днем, с каждым выброшенным листом, с каждой ухмылкой от окружения, становится все ближе.       Женщины уже не прельщали. Мужчины тоже. Алкоголь и наркотики остались в тошнотворном прошлом, от которого было никак не сбежать. Чернила, обрамляющие его тело – только это было спасением. Бить старые шедевры другим людям и чувствовать острие и металлическую прохладу иглы на своей коже. Только эта боль приносила мнимое облегчение.       И сейчас, бредя, словно во сне, по старым странным улицам большого города, ища в глазах бегущих прохожих искры вдохновения и не находя их, Томас думал, как же все так могло обернуться.       Сильный порыв ветра, нагрянувший внезапно и попытавшийся своими холодными пальцами пробраться под легкую ветровку, сбивал с ног, с мыслей. Мелкий, начинающий накрапывать дождь, который больно бил по щекам, раздражал до безумия, поэтому единогласно остатками рассудка и продрогшими конечностями было решено завернуть в ближайшее теплое место. Кафе в этом райончике не наблюдалось. Разве что пара трактиров и пивнух, из которых даже сейчас доносилась громкая музыка и невыносимое зловоние, так что Томаса, привыкшего к элитным клубам, туда не тянуло совершенно. Именно поэтому он толкнул первую попавшуюся дверь.       Мелодичный звон разнесся по помещению. В нос ударил запах свежих цветов, а Томас задохнулся от нахлынувшего девятым валом тепла. По телу прошла приятная судорога, и мышцы ног, не привыкшие к таким долгим прогулкам, приятно заныли, а сердце парня забилось чаще.       — Добрый вечер, чем я могу вам помочь? — спросил звонкий голос откуда-то сбоку и Томас, нелепо дернувшись, повернулся на источник звука. Из-за прилавка выскользнул паренек его возраста, может быть, чуть младше, с взъерошенными волосами, в которых запутались листья цветов. Томас невольно улыбнулся, беззастенчиво рассматривая широко и добродушно улыбавшегося парня, с мазохистским удовольствием ловя легкий испуг в его глазах. — Вам помочь выбрать букет? — уже с большей осторожностью спросил парень, шагнув к брюнету.       — Да, пожалуй, — Томас, наконец, оттаял и вспомнил, как же все-таки разговаривать. Чуть откашлявшись, он продолжил: — Мне бы что-нибудь...вдохновляющее.       Блондинчик на несколько секунд задумался, смешно прикусив губы.       «Как девчонка, ей богу», — пронеслось в голове у Томаса, но он тут же выкинул эту мысль подальше, больше заинтересовавшись тем, что придумает паренек.       Тот, не прекращая терзать губы, метнулся куда-то в сторону и вернулся с тремя веточками белых лилий, с которых капала вода.       — Вот, свежие, только недавно привезли, — улыбнувшись, сказал он, протягивая Томасу букет. Тот поднял бровь, скептически рассматривая цветы, и осторожно принял их из рук продавца.       — Почему именно лилии? Почему не розы или... Я без понятия, как эти хреновины называются, но почему именно эти лопухи?       Блондин громко рассмеялся, ловя удивленный взгляд Томаса и спеша объяснить.       — Еще давно, когда мне в голову прийти не могло, что у меня будет цветочная лавка, — парень с любовью окинул взглядом маленькое помещение, доверху забитое цветами, — одна моя приятельница попросила сходить с ней на кладбище. Перед этим она зашла в цветочный магазин и купила огромную ветку с белыми лилиями. Она говорила, что для нее лилии – символ волшебства, счастливых моментов жизни и истинного счастья, связанного с человеком, который теперь навсегда улыбается с гранитной плиты. И теперь, — блондин перевел взгляд на Томаса, от чего парень вздрогнул, — и мне так кажется, что белые лилии – это волшебство.       Томас обнял букет и прикрыл глаза, вдыхая запах. Накатило странное чувство дежавю. Сердце глухо бухало где-то в районе горла. Он ощутил, как парень аккуратно перехватил лентой три толстых стебля и легко улыбнулся.       — Сколько с меня? — спросил Томас, распахивая глаза и встречаясь взглядом с карими глазами парня. Тот, улыбнувшись, назвал цену.       Уже расплатившись и повернувшись к двери, Томас решился.       — Можно узнать твое имя? — склонив голову на бок и прижав букет к груди, спросил брюнет у копошившегося в цветах парня.       Тот вздрогнул, повернулся и, широко-широко улыбнувшись, ответил:       — Ньют.       Вернувшись к прерванному делу, он выждал еще пару секунд, повернулся к Томасу и добавил:       — Заходи еще как-нибудь. Мне было приятно с тобой пообщаться.       Томас коротко кивнул и вышел на улицу, где в лицо ему ударил холодный воздух. Но даже самая отвратительная погода не могла испортить его настроение и стереть дурацкую улыбку с лица. Он остановился, вздохнул и торопливым шагом направился в сторону дома. В голове бурлила лава идей. Закрывая глаза, он видел лица, рисунки. Казалось, что ближайшую неделю он будет питаться одним духом и кофе, торопливо перенося все, что в голове, на бумагу.

***

      Когда Томас двумя неделями позже подходил к тому же цветочному магазину, он нервничал. Неизвестно отчего в животе будто разлили кислоту, а пальцы сами по себе отстукивали непонятный ритм.       «Не будь как девчонка на первом свидании», — время от времени говорил себе Томас, поправляя повязку на руке, где на коже ярким пятном тлела новая татуировка. Она была сделана буквально сегодня ночью во время разговора со старым приятелем, который, собственно, выслушав историю Томаса, загадочно улыбнулся и с рассветом вытолкал его за дверь, на ходу рассказывая, как быстро доехать до того самого цветочного магазина. Все жалобные стоны Томаса на тему, что его время от времени неплохо было бы еще и кормить, пресекались на корню. Судорожно глотнув воздух и поправив модную, но от этого не менее нелепую шапку на голове, Томас толкнул дверь. Раздалось то самое звучное позвякивание колокольчиков, что висели над порогом. Томас невольно улыбнулся, выискивая глазами знакомого парнишку, ради которого тут и оказался.       Ньют нашелся почти сразу же. Зевая, с чашкой кофе наперевес он вылез из-за какой-то двери и, щурясь от яркого света ламп, судорожно попытался натянуть дежурную улыбку, но вышло это не совсем удачно. Томас, с интересом наблюдавший за ним, хмыкнул.       Ньют, распахнув глаза, открыл уже было рот, чтобы выдать обыденное приветствие, как опознал в раннем госте Томаса и неожиданно широко улыбнулся.       — О, привет, — добродушно, но от этого не менее хрипло сказал он, свободной рукой почесав шею. — Не ожидал тебя увидеть в такую рань. Тебе помочь или на этот раз сам определишься с выбором? — проговорив это, как скороговорку, блондин подавил зевок и заинтересованно уставился на внезапно растерявшегося Томаса.       — Я…вообще-то... — Томас пару раз бестолково хлопнул глазами, после чего взял себя в руки и продолжил более уверено: — Ты в прошлый раз сказал, что не против, чтобы я зашел поболтать, и я тут решил... — парень взглянул на сосредоточенного собеседника, который, видимо, всеми своими силами пытался поймать уплывающее сознание и впихнуть в свой мозг сказанную Томасом информацию.       — То есть, ты сейчас ничего покупать не будешь? — уточнил блондин.       — Вроде, да, — кивнул головой Томас, ощущая неловкость.       — И ты не против просто потрепаться? — Ньют с подозрением взглянул на собеседника, который коротко и смущенно кивнул. — Отлично! — Он мгновенно переменился в лице и взмахнул руками так, что многострадальная кружка с кофе, аромат которого донесся до Томаса, чуть не устроила скорое свидание с полом. — Пошли. — Ньют кивнул на приоткрытую дверь и первым скользнул туда. Томас, немного помешкав, отправился следом.       Пройдя по короткому темному коридору, Томас оказался в едва освещенной комнатке с низким потолком, где невероятно пахло лавандой. На парня нахлынуло странное и нежное чувство, как тогда, когда его Муза была рядом. Брюнет замер, рассматривая комнату.       Комнатка хоть и поражала своими малыми размерами, но была невероятно уютной. В углу стояла незаправленная кровать, над которой висели разнообразные постеры, рисунки, записки, фотографии. На тумбочке, которая стояла рядом, кучей были свалены книги, тетради, нотные партии и цветные карандаши. Чуть поодаль стоял маленький стол, где, к величайшему удивлению Томаса, было кристально чисто. Два мягких кресла с кучей подушек, торшер, от которого, собственно, и исходил рассеянный приглушенный свет. Возле противоположной стены стояла гитара, вся исписанная автографами и обклеенная наклейками. Рядом были любовно сложены диски и раритетные кассеты. Уже было шагнув по направлению к книжным полкам, которые возвышались рядом с маленьким платяным шкафом, брюнет одернул себя, напоминая, что неприлично рыться в чужих вещах, будучи в помещении меньше пяти минут.       Томас вздрогнул, когда открылась соседняя дверь, и через нее просочился (больше это действие назвать никак нельзя было: настолько были плавными движения) Ньют с двумя ароматно пахнущими чашками с чаем и пакетом печений в зубах.       Поставив всю свою ношу на стол, он повернулся к Томасу и, исподлобья смотря на парня, произнес:       — Я забыл спросить, что ты будешь – чай или кофе, поэтому ты вынужден будешь пить чай. — Томас при этом улыбнулся, слыша знакомые требовательные нотки, которые не раз проскальзывали в голосах его постоянных капризных клиентов, которых за последнюю неделю внезапно стало вдвое больше. Наверное, всему виной стали новые эскизы, приводившие в восторг скрупулезных дамочек и бородатых брутальных мужиков. — А еще я до сих пор не знаю как тебя зовут, — прибавил Ньют, плюхнувшись в кресло и жестом приглашая Томаса последовать его примеру.       — Т-томас, — с запинкой ответил брюнет и, взяв в руки одну из двух кружек, присел в кресло, сразу же утопая в мягкости моря подушек. Ньют, заметив перемену на его лице, засмеялся и тоже потянулся за своей кружкой.       Отпив горячий, еще дымящийся напиток, Томас ощутил, как по телу медленно разливается усталость и спокойствие. Вся эта обстановка была настолько уютной, что просто не верилось, что он не во сне.       — Что это за повязка? В прошлый раз, когда ты заходил, ее не было, — первым начал разговор Ньют, указывая на перевязанное запястье Томаса. Тот невольно вздрогнул, вынырнув из своих мыслей и переведя взгляд сначала на повязку, а потом на собеседника. — Самоубийца, что ли? — взгляд Ньюта стал подозрительным, отчего Томас, уловивший суть вопроса, только рассмеялся.       — Это новая татуировка, пару часов назад только закончил бить, — объяснил парень, с удовольствием заметив, как загорелись глаза Ньюта. — Я вообще тату-мастер, так что быть похожим на мумию для меня норма. Я все время что-то дополняю, обновляю или переделываю.       — Ничего себе. — Заинтересованный Ньют подался вперед, отставляя от себя кружку и садясь на краешек кресла. — А можешь ее показать?       Томас понимающе ухмыльнулся и начал резво разматывать бинты, которыми его щедро замотал Минхо сегодня утром. Промучившись с мудреными узлами несколько минут, Томас, наконец, протянул руку через стол. Над ней тут же склонился Ньют, с восхищением разглядывая рисунок, представлявший собой компас, состоящий из мелко написанных разными шрифтами фраз и узоров, замысловато переплетающихся между собой. Блондин восхищенно выдохнул, переводя горящие глаза на гордого Томаса.       — Знаешь, я в последние дни много рисовал. Эта, — брюнет кивнул на свежую, блестевшую под толстым слоем геля, татуировку, — сделана по эскизу, который я нарисовал после того, как побывал у тебя. Людям нравятся мои последние работы, в отличие от предыдущих, и я, — Томас запнулся и глотнул воздуха, — хотел тебя поблагодарить. Твои цветы меня вдохновили, — Томас нелепо улыбнулся, прокручивая сказанное в голове и мысленно ругая себя за излишнюю сентиментальность.       — Это было неожиданно, — после минутного молчания проговорил Ньют, и брюнет заметил, что парень покраснел. — Приятно осознавать, что твоя работа кого-то вдохновляет. — Он шумно выдохнул и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но, видимо, передумал. Томас с укором уставился на парня, как бы намекая: если взялся что-то говорить – доведи дело до конца.       — Да ничего, — отмахнулся Ньют. — Просто я хотел попросить тебя показать все татуировки. — Томас ошарашенно поднял бровь. — И рассказать историю каждой из них.       — Это будет очень долгая история, — рассмеялся Томас и заметил, что его собеседник покраснел еще больше.       — Ничего, время в запасе у нас есть. Все равно часов до пяти вряд ли кто-нибудь появится, — пожал плечами блондин и, хмыкнув, прибавил: — Это только ты можешь припереться в восемь утра, как ни в чем не бывало. Все нормальные люди обычно спят минимум до полудня субботы.       Томас лишь развел руками, выражая всем своим видом что-то типа: «Ну а что я мог поделать, когда один тиран и деспот выставил меня на улицу пинками и даже ботинки кидал из окна. Причем кидал настолько метко, что плечо болит до сих пор».       — Раз тебе так хочется, то добро пожаловать на экскурсию по моему телу... — на этих словах Ньют закашлялся, а Томас задумался. — Нет, это звучит как-то вульгарно. Пусть будет «по моей жизни». Да, так определенно лучше.       Ньют на это только как-то странно улыбнулся и сел удобнее, наблюдая, как Томас стягивает с себя сначала куртку, а потом и футболку, и ехидно заметил:       — Надеюсь, стриптиз входит в стоимость экскурсии.       Брюнет замер с футболкой в руках и окинул Ньюта оценивающим взглядом, после чего не менее ехидно ухмыльнулся в ответ.       — Никак нет, милейший, за стриптиз нужно будет платить отдельно и, — приблизившись к Ньюту, он выдохнул прямо в лицо, — желательно едой. — После чего со смехом отскочил, увернувшись от подушки, кинутой в него покрасневшим до кончиков ушей парнем.       — Рассказывай давай, животное, — пробурчал Ньют, забравшись с ногами в кресло и приготовившись слушать длинный рассказ улыбающегося Томаса.

***

      — А у меня тоже татуировка есть, — как-то вечером сказал Ньют, когда они с Томасом в очередной раз пили чай, сидя дома у блондина. Томас вообще стал заходить намного чаще. Порой каждый день неизменно появлялся возле дома Ньюта, порой пропадал неделями, но после прибегал нагруженный кипой эскизов и радостно размахивал руками, разбрасывая их по всем углам и внимательно слушая критику Ньюта. Томасу нравилось общество блондина, что, похоже, было взаимно. Ньют все чаще пел Томасу свои песни, поначалу стесняясь, все чаще нагружал его работой, если приходила толпа посетителей: подвыпивших мужиков с просьбой продать «что-нибудь этакое, чтобы, когда жена била шипами, морду не царапало». А Томас все чаще ловил вечно ускользающий запах лаванды.       У Томаса останавливалось сердце, когда Ньют оказывался слишком близко. Его била крупная дрожь, если Ньют случайно, а может и специально, касался его руки, бедра, шеи. Когда парень, забывшись или засмотревшись, проводил длинными тонкими прохладными пальцами по витиеватым узорам его татуировок, Томаса лихорадило, сбивалось дыхание, и он просто не мог пошевельнуться.       И теперь, когда Ньют, спустя столько времени оповестил друга о наличии татуировки и на его теле, то Томас лишь поднял бровь, выражая крайнюю степень удивления на лице.       — Прости, что раньше не говорил, просто она для меня...слишком личная, что ли, — смущенно опустив глаза, проговорил Ньют. Томас все также упорно продолжал молчать, сжимая в руках уже еле теплую чашку с ароматным чаем. — Нет, серьезно, просто так получилось.       — А сейчас что изменилось? — Томас не узнал собственного голоса, который оказался взволнованным и хриплым.       — А сейчас, — Ньют поднял голову и столкнулся с внимательно смотревшим на него взглядом карих глаз, — не знаю, мне просто захотелось поделиться этим с тобой.       Томас судорожно и разочарованно выдохнул. Показалось. Это только он такой ненормальный, что мог влюбиться в парня из цветочного магазина. Просто показалось, между ними ничего нет.       — Ты мне ее покажешь? — склонив голову на бок, невольно повторив типичный жест Ньюта, спросил Томас, внимательно изучая выражение лица собеседника. Ньют отвел глаза, прикусил губу и задумался. Спустя пару мгновений Ньют тряхнул волосами и коротко кивнул, поднимаясь из-за стола.       Когда руки блондина скользнули вниз, к пряжке ремня, у Томаса сбилось дыхание. Он с неверием уставился на пальцы блондина, которые шустро расправились с ремнем и уже перебрались к пуговице на потертых джинсах.       Расстегнув и их, Ньют чуть приспустил один край плотной ткани, оттягивая резинку трусов и обнажая выпирающую косточку. Из легких Томаса выбило весь воздух. На бледной, в таком интимном полумраке, коже виднелась черная витиеватая полоска. Не удержавшись и неловко выпрыгнув из кресла, Томас приблизился и присел, почти уткнувшись носом в бедро парня, рассматривая татуировку уже ближе.       «good things come to those who have strong faith»       Глубоко вздохнув, Томас провел кончиками пальцев по надписи, чем вызвал судорожный вздох откуда-то сверху. Подняв глаза, он увидел, как покрасневший Ньют судорожно кусает себя за тыльную сторону ладони.       — Неприятно? — спросил Томас, нарочито медленно и еще более нежно проводя подушечками пальцев по татуировке, мысленно давая себе смачный пендаль.       Ньют содрогнулся всем телом, судорожно всхлипнув.       — Н-нет. — И, выдержав паузу, на выдохе добавил: — Совсем наоборот. Слишком приятно.       Томас ухмыльнулся, всей ладонью цепляясь за бедро блондина и начиная неспешно поглаживать большим пальцем выпирающую косточку, нажимая сильнее в более чувствительных местах.       — Твою мать, Томас, — рвано выдохнул Ньют, перехватив брюнета за запястья и рывком заставив встать. — Твою мать, ты явно нарываешься. — С этими словами он вцепился в плечи парня и притянул к себе, ловя своими губами его губы и впиваясь неуклюжим, но жарким поцелуем. Томас, не теряясь, притянул блондина за талию еще ближе, обхватил тонкий торс своими руками и, вжимая худое тело в себя, перехватил инициативу, языком раздвигая зубы Ньюта, видимо не ожидавшего такой прыти и наглости.       Блондин плавился в объятьях партнера, покорно отдавался и глухо стонал прямо в рот, когда горячие и настырные руки Томаса, пробравшиеся под легкую футболку, проводили по наиболее чувствительным точкам на спине или боках. Ньют вдыхал запах Томаса, от которого кружилась голова, и терял связь с реальностью, не понимая, как он решился на подобный шаг. Безрассудство. Страсть. Вот, что завладело ими двумя, дорвавшимися друг до друга. Томасу не верилось, что это не очередная его фантазия, так навязчиво привязавшаяся к нему в последнее время. Томасу не верилось, что он и вправду сжимает худое тело в своих объятьях.       На краю сознания послышался мелодичный звон, оповещавший о том, что кто-то зашел в цветочный магазин.       Ньют тут же оторвался от губ Томаса и, прикрыв его рот ладонью, вслушался, не послышалось ли ему. Разочарованно вздохнув, когда послышались грузные шаги за стенкой, блондин грозно посмотрел на улыбавшегося Томаса и, коротко поцеловав его в губы, толкнул в сторону кресла и, выпутавшись из жарких объятий, поспешил в сторону двери, на ходу застегивая джинсы и поправляя футболку.       «Тебе все равно это не поможет, — хотелось крикнуть ему в след Томасу, — ведь твои зацелованные губы сдают тебя с потрохами».       Но он сдержался, решив оставить ехидные комментарии при себе.       Томас отчетливо ощутил тот самый запах лаванды, приносящий с собой новые идеи и ассоциирующийся у него только со счастьем. Прикоснувшись пальцами к собственным губам, которые пару минут назад так неистово целовали губы Ньюта, парень улыбнулся.       Все обязательно будет. И он не сошел с ума.