Без названия

      Худощавое тело стояло посередине дороги. По волосам скатывались капли дождя, проникая в ткань ночнушки. Облипая кости, она становилась прозрачнее и прозрачнее от струй, сочащихся по жидким волосам. Вокруг темнота, и только резкие фары выделяют выпуклости на теле. Тощие ноги безжизненно двигались вдоль трассы, цепляясь о камни, бугры, все неровности обочины; и краснели у щиколоток от стертой кожи. Сигналы и сирены, переполняли голову, и с каждым шагом становилось все сложнее делать следующий. Глаза стремились бежать вперед тела, отражая искры несущихся машин, точки высоких фонарей. Они безжизненно смыкались, и возвращались обратно только для того, чтобы сделать еще один вдох, который помог бы передвинуть ноги. Силы покидали, и в продолжение движения тело опускалось ниже, пока пальцы рук не коснулись земли. Дождь размывал землю, из за этого было ощущение, будто тело утопает в этой густой тине. С надеждой на спасение нужно было цепляться ногтями о не столь отдаленный асфальт, оставляя кусочки кожи, будто бы на терке грунта. Глаза сомкнулись, и наступила гробовая тишина в сознании. Ни мыслей, ни чувств, все осталось позади этого шума и тяжести. Ничто не тревожило тело кроме тихого сердцебиения. Ничто не приходило в голову, она оказалась пуста, на миг. Это чувство облегчения, когда ты не материален и ничто не влияет на твое следующее действие, поскольку тебя нет для других, и для самого себя, физически не существуешь. Это полет в пространстве, которого тоже, возможно нет, но душе легко. И ты словно воздух, впитываешься в каждую частичку этой пустоты и вновь оживаешь… Глаза открылись, и душа вернулась в тело, но было уже совсем по-другому. Белый свет резал глаза, зрачки сужались, и вскоре мозг восстановил мутные пятна в единую картину. Вокруг белый цвет, свет, которые настолько превращали все в невероятное смятение, будто никогда и не знал, что есть такие светлые места. Взгляд охватывал все небольшие окрестности комнаты, атак же красные и темные пятна, которые, скорее всего, были кровь из пакета и мониторы с показателями о состоянии тела. Рука потянулась, и ее движение приостановила прозрачная трубка, торчащая из выпуклой вены. Иголка вышла из руки, когда я поднялась, чтобы все прояснить. Стоя посередине было проще составить панораму. Из иглы собиралась в каплю, а затем падала кровь, и все это сопровождал писк мониторов; но когда все было снято с тела, издался сплошной, протяжный писк. Писк смерти. Видимо была ночь, когда все это произошло, потому что в коридоре не было очередей, людей, врачей. Где то вдали играло радио, или сериал, которые усыпляли охранника, мимо которого можно было, как оказалось, легко пройти. Было странным оказаться на улице в одной больничной робе, а ведь где-то еще нужно было переночевать. Это тяжелое чувство, когда ты оказываешься на волоске от смерти, а потом понимаешь, что лучше бы умер, потому что смерть - спасение, нежели иное, когда бабочки летают в желудке, и в затылок дует осенний ветер.       Было тяжело снова идти босиком, но уже хотя бы по асфальту. Тело дрожало от истощения и холода, покрывалось мурашками, и порой отдавало в голову. Как то быстро пролетело время, и силуэт уже стоял напротив какого то дома. Палец коснулся звонка, и раздался сигнал. Через пару минут дверь открыл обычный парень, который увидев, сразу подхватил меня под руки, потому что уже было сложно находиться в сознании, и отнес в дом, захлопнув ногою дверь. И вскоре тело уже нежилось на мягком диване. Голова падала на подушку, а онемевшие конечности отнимались, как же было тепло. Парень принес горячего чаю и теплой одежды. Уже невозможно припомнить что было, только то, что проснулась я на мягкой кровати в многослойном тряпье, которое спасло ночью.       В комнате было тихо. И опустив ноги в густую капну пушистого ковра, я заметила зеркало, в котором было отражение. Подойдя ближе, стало понятным, что оно было моим. Сняв все свитера, в зеркале оказался скелет. Бледная кожа обтягивала ребра, уходила вглубь, из которой возвращалась в бедра. Они выглядели как две скалы, а в середине поляна. На бедра, а затем и ноги. Руку можно было обхватить окружностью указательного и большого пальца, в принципе, как и местами ногу. Пальцы по своему напоминали палочки, которыми ели суши, в продолжение которых росли длинные ногти. Темные волосы свисали, подчеркивая ярко выраженную челюсть, скулы и ключицы. Глаза сверкали грустью и отчаяньем. Между кончиками волос виднелась красивая грудь, но из за общей картины она была не заметна. Длинные, худые пальцы ног утопали в высоте коврового покрова. Колени были разбиты, на спине и шее видны мелкие красные полосы. На самом деле даже мне порой страшно смотреть на свое тело… В эту долгую секунду раздумий внедрился хозяин дома. Увидев всю эту картину, он был шокирован, а я не знала, что мне делать, поэтому просто стыдливо опустив глаза, подошла к кровати и села к нему спиной. Было стыдно не за то, что он увидел меня обнаженной, а за то, какая я. Ведь не каждому по нраву смерти - подобные девушки. Через пару секунд дверь со скрипом закрылась. Я встала с кровати и одела его джинсы, кофту и свитер.       На первом этаже уже летали облака запахов. По ним я дошла до кухни и увидела множество еды на столе, и он стоял рядом, взмахом руки приглашая за стол. Из всего предложенного я выпила чаю и съела пару бутербродов. Желудок заболел, я не могла больше есть. После длительного пребывания в голодовке он не привык даже к малому объему еды. Было ощущение, что меня сейчас стошнит, но пришлось подавить это столь знакомое желание. Парень не задавал вопросов, наверное, подумал, что я немая. Он просто сидел и наблюдал за тем, как я пыталась употребить хоть часть им приготовленного завтрака. Не смотря на то, что съела я лишь малую часть, успела дать понять, что мне приятно, и я уважаю его труд. После застолья я молча пошла к входной двери, и чтоб я опять не ушла босиком, обогнав меня, он сунул мне в руки пару мужских кроссовок.       Я люблю осень, но погода все равно была для меня холодной и противной. Конечно, с таким телосложением всегда холодно, как колоску в поле. Я не знаю, сколько было времени, наверное, раннее утро, потому что туман застилал горизонт. Мне как всегда некуда было пойти, поэтому я и пошла в никуда. Перед тем как я вышла из дому, парень успел сунуть мне какую-то сумку под плечо. Я остановилась, чтобы посмотреть ее содержимое, и тут мимо меня прошел первый утренний прохожий. Он выглядел по строгому: костюм, плащ, шляпа и газета - все как положено для солидного мужчины. А в сумке, как, оказалось, был еще небольшой запас еды, шапка, которая сейчас была очень кстати и обрывок листика с надписью « Андрей». Собрав волосы в пучок, придерживая его, натянула шапку и пошла дальше, но в другую сторону от вчерашней больницы. Нужно было подумать об очередном ночлеге и о том, как провести этот день. Я была впервые в этом городе, поэтому нужно было хотя бы осмотреть пару кварталов.       Медленно двигаясь вперед, я замечала, какие хмурые и странные люди здесь живут. Даже на детских лицах я не видела счастья, может, потому что они шли в детские сады, или потому что еще не до конца проснулись. Все однообразно печальны. По обеим сторонам тянулись дома, магазины, еще что-то, на что я не обращала внимания. Пошарив по карманам, я нашла деньги и плеер. Ради интереса воткнула в уши наушники, и заиграла музыка. Мне был не по нраву его вкус, а может не то настроение. Я зашла в магазин и попросила сигарет с зажигалкой. Женщины окинули меня странным взглядом. Конечно, тощий парень с ногтями и женским голосом. Мне все-таки отдали мой заказ, и в этот момент мне пришла в голову мысль, что нужно будет купить женской одежды. Закинув покупку в карман, пошла дальше. Обойдя два квартала, я исчерпала свои планы на сегодняшний день. Где-то мимо я проходила парк, и от безделья направилась туда, чтобы скоротать время. Села на лавочку, поджав колени почти в позе лотоса; прикурила тонкую сигарету. Вокруг не было ни души, не считая тех жаворонков, подписавших договор, о прогулках покупая собаку. Уйму деревьев вокруг, между собой соединявшихся кронами. Шуршание листьев, как шепот; и сереющий пепел сигареты создавали своеобразную гармонию для моей души. Не хотелось на долго задерживаться в таком состоянии, потому что именно в подобные моменты всплывали картины из прошлого, которые не особо радуют здравый смысл. Раньше в моем кармане всегда лежало что-то острое, для подобных моментов. Я чувствую себя лучше, когда приходится думать о физической боли, чем моральной; но только не в тех случаях, когда гудит желудок. После доброго утреннего приема я не чувствую тех бабочек внутри и меня это радует.       Чтобы день не прошел зря, я решила посидеть и попрошайничать денег у прохожих, ведь того что было в кармане не хватит на долго. Пришлось снова перелезть на холодный асфальт, и для большей правдоподобности я закинула куртку за мусорный бак и, распустив небрежно волосы, окунула руку в лужу; немного подпортив физиономию и руки грязью. За пол дня мне что-то накидали, но этого было даже меньше чем в кармане. Один раз пришлось пересесть на другую улицу, потому что были попытки знакомства у более низких слоев общества. Хотя в данный момент я тоже отношусь к их группе. Был уже вечер, и нужно было куда-то идти, и я выбрала бар неподалеку. Зайдя во внутрь, снова учуяла запахи еды и ароматы дыма сигарет. И ничего странного в том, что сигареты на данный момент для меня были лучшей едой; потому что дозы углерода, белка и жиров мне хватило еще утром. Мой желудок уже не мог растягиваться как прежде, теперь не я, а он мне говорит, когда нужно еще подкрепиться. Сняв шапку и осмотревшись, я увидела, что большую часть бара занимали девушки, и мне стало спокойнее от того, что хоть здесь не будет мужчин с больной фантазией. За всю ночь ко мне раз десять подходили официанты и спрашивали, что я хочу заказать, но ведь бесполезно отвечать, все равно подходят. В баре было уютно, потому что стояли не стулья, а мягкие кресла; и так как он был круглосуточным, я осталась. Умывшись, я попыталась заснуть, но было сложно из за шума, хоть он и шел в одной тональности, как гул. В полудреме прошла вся ночь.       И снова, в очередной раз, когда глаза открылись, я увидела пустоту и за окном туман. Мне пора. Я села на первый попавшийся автобус и доехала до конечной. Он привез меня к заброшенному рынку. И мне вспомнилось, что в моем кармане нет ничего острого. Я осталась покурить у дороги.       По небу плыли тучи, и скорее всего, пойдет дождь, нужно искать ночлег. Угрюмые лица продолжали проходить мимо изо дня в день. И дети по-прежнему были несчастны, в чем причина их печали? Наверное, осень смущала всех своей переменчивой погодой. То находили тучи, но снова возвращалось солнце, а каждое утро начиналось с тумана. На темном асфальте проходили рельсы, по которым медленно ползли трамваи. Люди ждали их и ругались с огромными сумками в руках. Сигарета закончилась, и фильтр уже начинал обжигать мои пальцы. Сделав последнюю, самую крепкую затяжку я кинула ее в водосток, засунув руки в карманы, направилась к рынку. Походя по рядам, я не видела ничего, что могло бы удовлетворить мое желание боли. Пришлось обойти все, чтобы, наконец, прийти к лавке с холодным оружием. По дешевке я купила метательный нож и опасную бритву. (!)Мужчина как будто понимал мое состояние, и отдал все почти задаром. Заодно я узнала, нет ли нигде поблизости рощи или леса. Он указал мне нужный автобус и, придя на остановку, я нашла его. Снова доехав до конечной я попала, куда и хотела.       То место было в километрах двадцати от города. Выйдя на остановке, я осмотрелась. С одной стороны было желтое поле, а с другой красные деревья. Будто каркаде с пшеничным печеньем. Сначала я направилась в поле. Под ногами было много ям подземных жителей. Вокруг действительно росла пшеница. Земля сырая, и кроссовки немного уходили вглубь. Я не хотела надолго задерживаться здесь; было красиво, но мне по душе лес, где можно было бы скрыться, и может даже найти ночлег. Снова перейдя автобусную дорогу, направилась уже к небольшому лесу. Здесь было гораздо красивее. Земля не такая сырая; кроны деревьев переплетались, и сквозь них было сложнее пройти каплям. Под ногами шуршала листва, а поднимая голову вверх можно было наблюдать местами разных птиц. Внизу все было усеяно золотом с яблочной краснинкой и рыжикой, будто шерстью лисы. Несмотря на холод, лес был достаточно живым. Отовсюду раздавались звуки природы. В глубине этого всего мира было озеро. Обнаружив такую находку, я обрадовалась, поскольку оно только украшало весь осенний облик. Я села на камне у озерного склона и закурила. Здесь как мне показалось было не так холодно как снаружи, или просто тело уже привыкло к холоду, что просто отрицало мысли о погоде. Очередной бычок я потушила о камень и положила рядом.       Я не могла оторвать взгляда и мыслей от воды. Они снова начали управлять моими действиями, но на этот момент я знала, что в кармане есть противоядие. Наказание, за все поступки, которые привели меня к такому состоянию. Я стянула свитер, затем кофту и джинсы. Ноги будто выскользнув из кроссовок, наступили с хрустом на листья. Тело покрылось мурашками, и кости задрожали. Длинные, худые пальцы скользили по телу, стягивая белье. Ногти цеплялись о сухожилия, кости и пересекали вены, оставляя красные следы на чувствительной коже. Оставшись обнаженной, я опустилась, достав опасную бритву и нож из кармана штанов. Немного поразмыслив, кинула бритву на одежду и направилась к воде. Я ошибалась, тело не привыкло к холоду, а, наоборот, к теплу, согревшись под слоями одежды. Шагая, не сильно задирая ноги по листьям, а наоборот, даже проводя и загребая грязь, двигалась к воде. Пальцы ног чернели, а между ними застревали мелкие листочки. Распущенные волосы легко тревожились не сильным ветром. Сжимая в руке нож сильнее от холода, приводила вены в движение. Они итак выпирали, но от сжатия мышцы больше сокращались и вены заполняли руки. Мелкими, неуверенными шажками двигалось тело. И вот уже пальцы ног погружались в ледяную воду и ощущали камни под собой. Зубы стучали, а тело тряслось, будто ветка на ветру. С каждым шагом было все сложнее. Ноги сводило, и можно было вполне не выйти из воды, если идти дальше. Зайдя по грудь, я уже и забыла, зачем это делала. Но, к сожалению, нож в руке напомнил. Кончики волос касались глади воды, расходясь в бока на торчащих лопатках. Я смотрела вперед, вглубь между деревьями на берегу, держа его двумя руками и острием к себе. От дрожания рук кончик лезвия вырисовывал на ребрах что-то не понятное.       В мыслях я давно умерла, и совсем не понимаю, что еще позволяет мне жить физически. Я оказалась в не знакомом городе, даже не помня, как и почему. Только последняя картина всплывала перед глазами – больно, холодно, мокро. Свет в глаза и утрата сил, все. Так хотелось загнать нож глубоко под ребра, я этого заслуживаю. Под влиянием рук он упирался, стягивая в одной точке кожу, и казалось, что должен уже по идее проткнуть ее, но что-то ему препятствовало. Было страшно, когда он оказался на уровне трахеи. Я не знала, что мне лучше проткнуть, чтобы больше не мучиться. Мысли заволакивали глаза, в миг все просто почернело. Я чувствовала, что ноги онемели и были готовы отсоединиться от бедер. Набравшись злости сполна, рука резко опустилась к бедру, задев кончиком лезвия грудь и пупок; нож рассек плоть. Алые разводы придали красок прозрачной, как стекло воде; раздался сильный, громкий крик, и потекли слезы. В один момент стало так страшно от мысли, что нога действительно отнимется; порезом я решила привести мышцы в работу, во избежание потери. Было так больно, что рука за малым не разжалась, чтобы выронить объект пыток. Со слезами в глазах я быстро начала двигаться к берегу. Было почти не возможно наступать. Порез не глубокий, но казалось, будто ноги лишилась. Просто повезло, что нога была онемевшей, и боль не на столько реальна, как на живую бы резала; ведь иначе я бы так и рухнула заживо.. Порвав кофту, перевязала рану. Сложила все свои причиндалы по карманам, оделась и как можно быстрее взяла курс на остановку. К счастью автобус подошел быстро, и я уже ехала в город.