"Я предупреждал!"

Паше ничуть не нравилась та обстановка, которая царила вокруг него. Допросный кабинет КГБшника слишком сильно напрягал парня. Две плотных двери на входе, явно для шумоизоляции, стол, кресло с какими-то ремнями, неприятно стягивающими руки, полное отсутствие окон и отвратительно-коричневые тона. Мерзость. Ну и на кой черт его сюда привели? Он ведь ясно дал понять, что не заговорит ни при каких условиях. Пусть хоть пальцы ломают. Хотя… нет, в таком случае, наверное, заговорит, да вот только кто ему поверит? Объяснить скептической, советской, коммунистической личности то, что Паша и его товарищи из далекого будущего, по мнению Вершинина, не представлялось возможным. - Никого не впускать. Меня тут нет, ясно? – раздался тошнотворно-знакомый голос, и в помещение зашел тот самый служака, допрашивающий его полчаса назад, закрывая за собой дверь и внимательно вслушиваясь в то, как поворачивается ключ в замочной скважине с обратной стороны. В животе слегка похолодело, но Паша и виду не подал, держа голову гордо и ровно, с прищуром наблюдая за каждым движением мужчины, который скинул такой же коричневый, как и стены в кабинете, пиджак, закатывая рукава своей рубашки, делая это быстро и нервно. - Волнуетесь, капитан? – ухмыльнулся Вершинин, окидывая Сергея презрительным взглядом. - Ты бы лучше сам поволновался, так как повод есть. – Зло ответил Костенко, упирая руки в стол, широко расставив их и глядя прямо в глаза Павла, который чуть склонил голову вбок, показывая полное пренебрежение и несерьезность в своем отношении к КГБшнику. - И какой же? – парень натянул ремни, которыми были скованны его руки, чертыхнувшись про себя – затянуто на славу. - К примеру, то, что допрашивать я тебя буду долго и с пристрастием. Пока не услышу от тебя те сведения, которые так мне нужны. – Капитан тоже щурился. Зрительный поединок затянулся. - Поспешу Вас расстроить – подобными сведениями я не обладаю. Да и обладай я ими, Вы все равно не выведали бы ничего. Прискорбно, не так ли? – хочешь вывести оппонента – общайся с ним так же, как и он с тобой. - О-о, весьма. – Мужчина оценивающе покивал головой, обходя стол и приближаясь к Павлу, наклоняясь прямо к его лицу, заставляя Вершинина поморщиться и откинуть голову назад – теперь вторжение в его личное пространство всяких сомнительных мужиков воспринималось Пашей совершенно по-иному. – Ну, давай, Павел Андреевич… Расскажи мне – что за предметы нашли у вас, что вы тут делаете? Откуда вы такие взялись, черт возьми?! – капитан мог сорваться в любой момент – это прослеживалось по всему. По гневно раздутым ноздрям, по напрягшимся жилам на шее, по выступающим скулам, ходящим туда-сюда. Он нервничал даже больше Паши. - Вот Вы сейчас психуете, а очень зря. Поберегите нервные клетки, капитан. Они Вам еще пригодятся. – Вершинин ухмылялся до тех пор, пока напряженную тишину камеры не прервал звонкий, громкий звук хлесткой пощечины, заставляющей миллионера плотно сжать с зубы и отвернуть голову в сторону, напрягаясь и моля небеса о том, чтобы те дали ему сил не выплеснуть всю свою ярость прямо сейчас. Не нужно вдаваться в крайности – он это знает. И пусть унижение от пощечины не знает границ – он стерпит, вернув голову в прежнее положение, касаясь кончиком языка небольшой ранки на рассеченной губе, слизывая каплю крови – у Сергея неплохо поставлен удар. - И что? Что дальше-то? Пытать будете? – в голосе Павла проскользнула ирония, а Костенко, кажется, взбесился еще больше, хватая Вершинина за волосы, оттягивая голову назад. Дыхание перехватило – когда его хватали так в прошлый раз – ничем хорошим это не закончилось. Сердце пропустило пару ударов от того, что КГБшник снова оказался непозволительно-близко, буквально дыша ему в лицо. Отвратительное ощущение. - Если только вынудишь. – Прошипел тот, снова щуря глаза, становясь похожим на рептилию, которая упорно отслеживала все передвижения будущей жертвы. - Да что вы говорите… А как же там… ну, декларация прав человека и гражданина России? Ох, простите, я запамятовал – Россия – это утопическое государство, существующее лишь в моем воображении. – Паша откровенно издевался, закусывая губу и тряхнув головой, пытаясь вывернуться из болезненной хватки крепких пальцев, чувствуя, как паника начинает разгораться внутри Вершинина всего от пары маленьких искорок. - Слушай сюда, щенок… - голос раздался около самого уха, а Сергей оказался так близко, что хотелось попросту выть – да какого черта каждый второй за последнее время считает своим долгом нарушить его личное пространство? – Либо ты прекращаешь ерничать и рассказываешь мне все, как есть, либо я прибегаю к крайним мерам. - К каким же? – Паша медленно, но верно уходил от вынужденной близости, ощущая волны панически-позорных мурашек по всему телу. Он и до этого-то не любил, когда его трогали, а после того раза все ощущения будто бы помножились, заставляя парня буквально дуреть от безвыходности ситуации. - Вряд ли они тебе понравятся, мальчик. – Костенко снова оказался слишком близко, и Вершинин нервно сглотнул, выдавая себя с головой и медленно и шумно дыша через нос. Сергей не был дураком – он сразу подметил слабость парня, и теперь пользовался ею вовсю, не отодвигаясь ни на сантиметр, не давая Паше ни отвернуться, ни отстраниться, цепко держа того за светлую щетку волос. – Не любишь вторжения в личное пространство, пионер? – насмешливый голос заставлял барабанные перепонки вибрировать, а сам Вершинин уже был на грани срыва, скрипя зубами и учащая дыхание, внушая самому себе, что в этот раз все закончится благополучно. Им бы только время потянуть, а потом они прыгнут во времени и снова окажутся в старой, доброй Припяти, пропитанной радиацией и духом опасности. - А Вы любите, капитан? – Паша пересилил себя и резко повернулся в сторону Костенко, оказываясь лицом к лицу с мужчиной, непроизвольно-нервно дергая щекой, снова чуть приподнимая голову – так он показывал свое пренебрежение. «Вы – никто, и я ясно даю вам это понять». - Мне больше нравится, когда мои требования выполняют с первого раза, так что я не советую меня вынуждать. – Сергей ухмыльнулся, но глаза его оставались такими же серьезными и злыми. В этот момент Паше отчетливо показалось – этот кадр пойдет на многое, лишь бы выведать нужную информацию. Но что он ему скажет? Лишь больше разозлит, толкая на необдуманные действия. - Если хочется, чтобы требования выполняли – найдите себе кого-нибудь попослушнее и радуйтесь жизни. Как вариант, м? – Павел старался держать собственное лицо, но внутри у него бушевал настоящий ураган, заставляя внутренности стягиваться в ледяной, тугой клубок. Страх? Навряд ли. Скорее – здоровый инстинкт самосохранения. - Нет, не пойдет. Знаешь, почему? А потому что больше, чем безоговорочное выполнение моих требований, я люблю ломать непослушных. Выдавливать из них информацию. По капле. По слову. И никто мне в этом не помеха. – Капитан протянул вторую руку, сжимая пальцами скулы Вершинина, заставляя его дернуть головой, в очередной попытке отстраниться. Да вот только некуда было отстраняться – позади лишь спинка жесткого кресла. В этот раз Паша ничего не ответил. Говорить было нечего. Он понял – он снова влип. Ну и на кой черт ему такая приметная внешность? Неужели, он выглядит НАСТОЛЬКО смазливо, что теперь каждый третий мужик интересовался им, как объектом вымещения своих нетрадиционных эмоций. - Молчишь? Ну, молчи. Скоро заговоришь. – Убеждающий голос Сергея заставил Павла нервно облизать сухие губы. Пусть взгляд его оставался таким же твердым и стальным – вся мимика говорила об обратном. Он нервничал. Ему не нравилось такое чрезмерное внимание к своей персоне, особенно в те моменты, когда дыхание КГБшника попадало на его лицо. Слишком близко, слишком нагло, слишком… А вот это уже точно перебор! Костенко, воспользовавшись моментом, надавил на челюстные замки Паши, заставляя того открыть рот, и быстро вставил промеж его коренных зубов большой палец, отводя щеку до предела, закидывая его голову и заставляя парня морщиться, учитывая то, что именно эта сторона рта была повреждена от сильного удара Сергея. - У меня не так много времени, как ты думаешь, парень. Так что давай на чистоту – ты говоришь мне все и по порядку, а я, так уж и быть, изложу в деле, что ты сотрудничал добровольно. Может, и не расстреляют. Паша молчал. Даже глаз не прикрывал. Не кивал, не стонал, да и дышал через раз, чувствуя, как во рту начинает стремительно скапливаться слюна. Сглотнуть возможности не было, так как палец меж его зубов мешал миллионеру сомкнуть челюсть. Гадство. - Тишина… - Костенко покачал головой, вдавливая палец в разы сильнее, заставляя Пашу зажмуриться и тихо застонать, откинув голову назад в попытке избежать этого неприятного действия. Еще немного – и он точно подавится. Вдруг послышался щелчок, и губ Вершинина коснулось что-то холодное и твердое, проникая в ротовую полость, оставляя на языке отвратительный металлический привкус. Пистолет? Точно. Даже запах ружейной смазки ощущается. Пришлось открыть глаза, исподлобья уставившись на КГБшника, который уже убрал большой палец, сменив его пистолетным дулом, проталкивая его как можно глубже. К горлу подкатила тошнота, а из уголка губ вырвалась тонкая нить слюны, перемешанной с кровью. Каким же ничтожеством он себя сейчас ощущает. «Убери. Засунь его себе в задницу, застрелись сам, только убери эту дрянь…» - вертелось в голове у Паши, пока он сидел на одном месте, замерев и уставившись на Сергея. - Я могу надавить на спусковой крючок. Это так просто… - угрозы, угрозы… пустые угрозы не пугают. Лишь бесят. - Ппрбйте. – мямлит Паша, с готовностью подаваясь вперед, заставляя пистолет войти едва ли не по самую рукоять, ощущая режущий приступ рвоты, заставляющий глаза слезиться. И снова служака дал по тормозам, зависая на несколько мгновений, все же решив не делать опрометчивых поступков и не лишать отдел такого редкого и ценного задержанного. Что же, хоть одна небольшая победа. КГБшник резко отстранился, вытаскивая пистолет и делая шаг назад, убирая оружие в кобуру. Пафос... Дешевый пафос. Павел облегченно выдохнул и сглотнул скопившуюся слюну, стараясь не начать кашлять. Однако Вершинин рано расслабился. Он не думал, что Костенко опустится банального допроса с пристрастием, несколько раз с силой двинув Вершинину кулаком по лицу, нанося не столько повреждения, сколько острую и слепящую боль. Знал, куда бьет, ублюдок. Теперь во рту скопилась кровь, и Паша сплюнул ее в сторону, заляпав одну из отвратительно-коричневых стен алыми пятнами, получив за это удар в живот, сгибаясь пополам и кашляя. Ну – это уже совсем скучно и предсказуемо. - Капитан, Ваши методы уже давно ни на кого не действуют. – Негромко проговорил Вершинин, садясь в прежнее положение и мотая головой, откидывая от себя наваждение. - Очаровательно. – Сергей потер кулак пальцами, и сощурился. Он явно думал над тем, что ему сделать дальше. Пауза затягивалась, и Паше стало не по себе. Однажды, такая пауза уже была в его жизни. Закончилась она плачевно. Но, надеясь на сознательность и высокие моральные принципы жителя советского союза, Вершинин откинул от себя недостойные мысли. Все же перед ним – капитан КГБ. Человек серьезный и явно опасающийся замарать свою добродетель. Только вот слишком уж долго он думает. Будто колеблется. «Быть, или не быть» - СССРовская трактовка… Хотелось громко сказать: «Да не молчи ты, тварь! Скажи хоть что-нибудь! Или, сделай, херли стоять на одном месте?!», но Паша молчал. Молчал точно так же, как и Костенко, который оценивающе пробегался по Вершинину внимательным взглядом, цепляясь за каждую мелочь, будто лезвие, готовое в любой момент сорваться и поранить нежную кожу. Это раздражало, заставляло хмуриться и недовольно сопеть, но все злопыхательства Вершинина были прерваны всего парой действий капитана – тот живенько шагнул вперед, решив для себя что-то, после чего схватил Пашу за воротник куртки и резко дернул вниз, заставляя молнию разъехаться. - Не нравится, когда тебя трогают? Будем действовать от противного. Я предупреждал. – Мужчина явно сам был не рад подобному, но все равно не останавливался, дергая пуговицы на теплой кофте Паши, оголяя худощавое тело. Вот тут-то парню действительно поплохело. Перед глазами все закружилось, а сам он вцепился пальцами в подлокотники кресла, вжимаясь в спинку и плотно зажмуриваясь, морщась и стараясь не проронить ни звука протеста, чувствуя грубые, холодные руки на своей груди, изгибаясь в попытке уйти от омерзительного прикосновения. Только не это. Только не снова. - Не трогай меня, тварь… - цедит Павел сквозь плотно сжатые зубы, не осмеливаясь сейчас смотреть на капитана. Он уверен – от его взгляда станет еще хуже. - Вопросы повторять не буду. Сам все знаешь. – Стальной голос не внушал надежды, и Вершинин лишь подавился очередным вдохом, когда чужие пальцы коснулись ребер – такое ощущение, что он какая-то машина для исполнения желаний любых свихнувшихся психопатов. Но он же не такой, так какого черта это происходит снова? Какого черта посторонние ладони так настойчиво проходятся по плоскому животу и груди, заставляя парня дергаться, словно от ожогов, зубовным скрежетом оповещая КГБшника, что тот действует в правильном направлении. - Я не могу сказать. Это сложно. Все равно не поверите. – Выдохнул Паша, в очередной раз уходя в сторону, широко распахивая глаза, услышав лязг пряжки собственного ремня. – Какого… Не имеете права. Я жалобу напишу. За превышение полномочий. Ясно? Вас снимут, уволят, посадят. – Лучшая защита – нападение, поэтому Вершинин нападал, как мог, тщетно унимая дрожь во всем теле, заглушая возрастающую панику фальшивой бравадой. - Я не требую многого. Лишь информацию. Как с ней разобраться – я решу сам. – Недовольный голос Сергея теперь был лишен прежнего саркастично-любезного тона. Самому мужчине ни капли не нравилось то, что он делает. Хотя… если это было бы правдой – разве он не остановился бы? Кто их знает. Припизднутые КГБшники. - Да не могу я..! – Павел зашуганно дернулся, когда вжикнула молния его ширинки, и резко притянул к себе колени, закрываясь от навязчивого капитана, с особым усердием выполняющего собственную работу. – Это тайна государственная! Я в ЦРУ работаю. – Что он нес? Уже было неважно. Он не мог еще раз позволить сотворить с собой такое. За последнее время это явно перебор. И где он так провинился? - Ах, в ЦРУ… - чужие пальцы сжались на промежности, и Паша хрипло зарычал, резко выкидывая вперед правую ногу и с силой ударяя мужчину куда придется. Попал в бедро. Прямо с размаха. Наверное – больно. - Ах ты, погань… - зашипел Костенко, потирая ушибленное место и кривясь, протягивая вперед руку и резко дергая ремни, сковывающие запястья Павла. Поначалу миллионер думал, что тот решил затянуть хват, но когда почувствовал свободу – обрадовался и вскочил на ноги, желая обогнуть капитана по радиальной дуге, рванув к двери. Не тут-то было… - Давай, нападай. Покажи мне, что ты умеешь. – Мужчина усмехнулся, глядя на юношу, который неподдельно растерялся, осматривая своего дознавателя, будучи не в силах предпринять ни одного логически-последовательного действия. - Вы что, совсем псих? – это прозвучало так обреченно, что и сам Сергей удивленно вскинул брови, разминая пальцы обеих рук. - Разве это я утверждаю, что я гражданин несуществующего государства? - прозвучало весьма правдоподобно, поэтому Паша лишь пожал плечами, покивав головой, а после резко дернул в сторону двери, надеясь хотя бы стукнуть пару раз – может, и откроют. Совершенно естественно, что далеко он не убежал. КГБшник оказался на редкость прытким и юрким мужиком, в два счета перехватившим Вершинина за запястье, делая рывок назад, выламывая его руку до боли в суставах, закручивая ее за спину и с размаха припечатывая миллионера лицом в стол, сгибая в три погибели. Да, положение явно не благоволило… - Ты все равно ничего не добьешься. – Нервно усмехнулся Паша, дернувшись на всякий случай, жмурясь от неудобства всего положения и рыча от бессилия. - Я делаю последнее предупреждение. – Голос капитана звенел от ярости, но Вершинин не собирался сдаваться просто так. - А я не буду повторять, словно попугай. - Твое право. – Пара движений, и рваные джинсы Паши уже сваливаются на пол вместе с бельем. Вот теперь его охватывает настоящий страх. Таков, какой он есть. Первобытный и скользкий, сжимающий сердце безжалостной ладонью, заставляющий колени подгибаться и трястись мелкой дрожью. - О, я вижу, что попал точно в цель. – В голосе просквозила насмешка, а миллионер, подстегнутый адреналином, рванулся вперед, почти освободившись, лишь немного мешкая, отвлекшись на боль в заломанной руке. Этого мгновения Костенко хватило для того, чтобы вернуть парня в прежнее положение и припечатать обратно в столешницу. Звук расстегиваемой молнии на советских брюках резанул по нервам, будто огромный, ржавый тесак, заставляя Павла зажмуриться и уткнуться лбом в стол, прекрасно понимая, что за этим может последовать. Только боль… и ничего больше. И она не заставила себя ждать. Но в этот раз она была в разы сильнее, чем тогда, на грязном сидении охотничьей машины. Ослепляющая, обжигающая, ненормальная боль, изгибающая тело и выворачивающая нутро наизнанку. В этот раз Паша не стеснялся орать – он просто не мог глушить крики, вырывающиеся наружу. Из глаз брызнули слезы, снова, опять… Губы накрыла жесткая и властная рука, заставляя парня заткнуться и мычать в шершавую ладонь, пачкая ее кровью и слюной. Этому капитану самому не противно? - Я предупреждал. - Добавлял масла в огонь Костенко, толкаясь медленно и с большой амплитудой. Ему не нужно было как таковое получение удовольствия. Он преследовал другие цели. – Я ведь тебя предупреждал. Каждый толчок выламывал тело Паши, прогибая его спину до хруста позвонков, глушил все трезвые мысли в голове, надламывал его характер, разрушал устоявшиеся стереотипы. Психиатр теперь точно не помешает. Хотелось поддаться, рассказать все, что Павел знал и не знал, во всем сознаться, приписать себе акт международного терроризма, торговлю тяжелыми наркотиками и чреду серийных убийств – лишь бы все прекратилось, но больше Вершинин не мог говорить связно. Он мог лишь ронять отдельные фразы, не в силах сложить их в последовательную цепочку. Благо хоть руку ото рта убрали – наверное, вспомнили про шумоизоляционные двери. - Ты пожалеешь… - короткие ногти с силой чертят по лакированной поверхности стола, оставляя длинные полосы. – Зря стараешься. – Очередной стон вылетает наружу, сопровождаемый пошлым шлепком. – Все равно не поймешь. – Губы жадно хватают кажущийся раскаленным, воздух. – Хватит. – Что-то надтрескивается внутри, и Вершинин опадает на стол, лишь судорожно дергаясь в ответ на каждое движение, больше не сопротивляясь. – Пожалуйста… я скажу. – Ледяная волна стыда проходит по всему организму, и Павел жмурится от отвращения к самому себе, ощущая, как слезы подкатывают с новой силой. Да хватит рыдать, телка… Толчки резко прекращаются, и КГБшник с недовольным вздохом отстраняется, отпуская Пашу, который попросту сползает на пол, держась за край стола и едва балансируя на грани сознания. Слишком много для одного человека. Определенно. - Эй, парень… давай, вставай. – Сквозь темное марево и пространственный вакуум до Вершинина долетает все тот же требовательный голос. Быть может, сейчас он стал чуточку более взволнованным. Миллионера с силой подняли на ноги и даже одели, толкнув обратно на сидение, надавав отрезвляющих оплеух, заставляя смотреть на мир уже более осмысленно. – Ну, говори. Я жду. – Лицо Сергея забавно плыло перед глазами, и Паша не мог не усмехнуться, опуская веки и начиная повествование: - Вся суть в том, что мы – из будущего. Из далекого будущего. Сегодня ночью на Чернобыльской станции произойдет взрыв. Рванет четвертый энергоблок, и вокруг образуется многокилометровая зона отчуждения. Мы – из Москвы. Когда я перемещался сюда с помощью того прибора, что вы нашли в наших вещах – был 2014 год. Я не знаю, как так вышло, но, кажется, что территория отчуждения - это что-то типа временной аномалии. Поэтому мы здесь. И мы всеми силами пытаемся предотвратить аварию. На этом все. – Паша театрально развел руками, окончательно придя в себя, и не без удовольствия отмечая на лице Костенко праведное удивление. - Что за чушь ты тут несешь? Я тебя так сильно приложил, что ли? Или ты издеваешься?! – капитан начал беспричинно закипать, но в этот момент в дверь громко и настойчиво постучали. – ЗАНЯТ! – рявкнул Сергей и снова перевел глаза на Пашу, который спокойно и устало хлопал ресницами, ожидая дальнейших действий и чувствуя, как в хлам разорванная задница сейчас горит, словно он сидел на подогретой сковородке. - Товарищ капитан – это срочно! Прибыл доктор Звягинцев! Вы просили его привезти пентотал натрия. – Неуверенный голос за дверью заставил капитана просиять, и тот буквально подлетел к выходу, распахивая створку и кивая конвою в сторону Паши. – Увести. И привести другого. И чем быстрее – тем лучше. А ты, малец, отдохни… ты, видимо, перенервничал. – Слащавый голос мужчины заставил миллионера поморщиться и подняться, отдаваясь в крепкие руки сопровождающих, искренне надеясь, что они не слышали ничего из того, что происходило тут пять минут назад. Проходя мимо Костенко, Паша прищурился, смотря прямо в ликующие глаза. Ничего, мразь – это ненадолго, можешь не радоваться. - Паш, че происходит, какого… э! Руки убрали, а ну.. пустите, блять! – голос Леши отражался от стен камеры, пока конвой совершал рокировку, толкая Вершинина в сторону нар и быстро берясь за Горелова, который тут же начал активно защищаться. - Лех, просто не сопротивляйся и говори, ладно? – у Паши было всего пару секунд, но он успел протянуть руку, проходя мимо Алексея, и коснуться пальцами его запястья, надеясь вселить хоть каплю уверенности. – Еще немного продержаться… Лех, слышишь? Немного! – это было сказано уже в захлопывающуюся стальную дверь. – Немного... – Повторил Паша, заваливаясь на жесткие нары, игнорируя боль и усталость, накрывая лицо ладонями. Мразь. Ублюдок. Паша отомстит. Как – он еще не придумал, но точно отомстит. А пока что оставалось только молиться за Леху и надеяться, что тот никогда не узнает о том, что случилось в той камере. Никогда. А ведь Костенко предупреждал…