Нет вестей с небес

И некуда лететь, нас нигде не ждут… © Пилот «Нет вестей с небес»

Все замерло. Уже умерла? Но где же тогда Райли? Если и умерла, то не иначе рядом с ним. И с отцом. И все хорошо. Просторная светлая комната, они с братом снова дети. Хотелось вернуться в то время, почти стершееся из памяти, застыть там, прорасти корнями. Превращенными снами. Там, где нет боли, зла, предательства. Преда… Предала. Она предала. Не спасла. Но все же… Кого она обманывала? Сбежал он. Но даже после смерти не смела себе признаться, как больно ей от этой свежей раны на душе. Все-таки мозги в ее голове еще жили, жили, потому что все понимала. Понимала все, но убивала в себе эти мысли. Ведь часто названное предательством им не является. После смерти? Что-то не так. Никакой светлой комнаты. Запах глины, земли, крики орлов. Колючки лиан. Что-то не то. Неужели жива? Или нет? Мертва? Так казалось в очередной раз, вот только на том свете явно не может болеть нога. Все давили на самое больное место. Мир так часто норовит ударить по старой ране, как будто надеясь высечь искры из глаз, чтоб сухой тростник подпалить, мыслящий тростник. Джейс открыла глаза и не поняла, где очутилась: висела между землей и небом, как будто и впрямь полетела. Вверху вовсю сияло полуденное солнце, жаркое, прямо в зените. И едва-едва его обрамляли легким лебяжьим пером облака. А внизу. Нет, вниз она зря посмотрела. Вроде никогда не боялась высоты, но после таких потрясений желудок ее слипся, сжался, да вывернулся желчью за неимением пищи. Прямо в эту бездну. Стало немного легче, пропал тяжелый обруч вокруг головы. И ничего… — Старт? Финиш… Выбор… Это жизнь, — пробормотала она, глядя снова наверх. Падать в небо не страшно, так что лучше смотреть наверх. Она боялась пошевелиться, не зная пока что, как держится, слегка раскачиваясь над пропастью. Потом поняла, что ее плотно оплетают лианы, множество лиан, точно цепи схватили ее в свои шершавые объятия. И они же спасли от неминуемой гибели, точно оказалась в гнезде. И как расценивать такое везение? Не знак ли? Впрочем, возможно, она до сих пор не желала дальше жить. Вот только образ врага, настоящего врага, убийцы брата напитывал ядовитыми соками жажды мести, а вместе с ней и жажды не жить, а выжить. Одна рука оказалась свободна, ею Джейс уверенно схватилась за лиану. Говорить о том, как боль отзывалась по всему телу от каждого движения будет излишне. Она не знала, на сколько времени хватит еще ее сил, но обреталась уже далеко за гранью предельной усталости. — Я выживу, выживу! — твердо хрипела она, зло повторяя. — Ваас! Ты еще пожалеешь, что отпустил жалкую пленницу! Джейс почти смеялась, зло смеялась, осознавая, как внутри у нее, в сердце, все покрывается почти броней, мысли становятся резкими и преувеличенно ясными. Страх за свою жизнь покинул ее, зато она вспомнила, что в когтях пиратов остались друзья Райли. Брат… Проклятый Ваас! Как он посмел! Убийство? Она боялась убийств? Уже нет. Потому что страшно убивать людей, а это — голодные беспощадные тени. Теперь любой ценой. Но что любой ценой? И она уверенно освободила вторую руку от плена лиан, впрочем, оказалось, что за ноги держит плотный наткнувшийся клубок, подобный клубку змей, населенный своими крошечными обителями, муравьями, жуками. Тогда она отпустила одну руку, повисла почти вниз головой, точно гимнастка в цирке, замершая под куполом без страховки. Попыталась пошевелить ногами, опасаясь, что лианы, вальяжно нависшие над пропастью, могут не выдержать. Впрочем, сочные стебли плотно вгрызлись между камней, уходя куда-то за край обрыва, видимо, оплетая там деревья праздничной мишурой. У природы каждый день праздник, ведь каждый день может оказаться последним. Это человек любит все ждать и ждать чего-то. Ждать, терпеть, откладывать свою радость, консервировать свою жизнь. Все ждали какого-то счастья после этого путешествия. Само собой, все побаивались идти на неизвестный остров, но думали — вот сейчас перетерпеть, перебояться, а потом будет счастье. А было бы потом или нет… Уже не узнать. Впрочем, нет. Если ей не светило счастье без Райли, если даже с местью она не избавилась бы от чувства вины, это не значило, что Дейзи, Оливер и Лиза не переживут это путешествие. И бросать их Джейс теперь не намеревалась. Девушка пыталась поднять голову, потому что бестолковое висение вниз головой в ее состоянии становилось просто невыносимым. Схватилась плотнее за шершавый зеленый канат с редкими листьями, подтянулась, но поняла, что рискует только растянуть связки щиколоток, за которые ее и держала петлей лиана. — Отлично… Хорошо… И куда дальше? — иронично хрипела Джейс, потому что звук собственного голоса в какой-то мере ее успокаивал. — Ничего, выберемся, выберемся. Вот только для разговора с собой всегда нужен и адресат. Адресат нашелся подходящий: — Ваас! Я еще отомщу! Отомщу! Злость разливалась вдоль ключиц, где-то под грудиной, злость, негодование, досада. Жгущее нечто, точно перцем на рану. Но злостью жгучей лианы не пережечь. Однако она вдруг вспомнила — первое убийство. Нет, не то, что убийство, это даже не отзывалось в памяти, пугало скорее не убийство, а то, как спокойно восприняла свой новый статус убийцы. Не лишение жизни, а орудие… Нож! Нож-то у нее остался! Пистолет они забрали, она сама бросила. Может, слишком быстро сдалась? Надо было открыть огонь из джунглей, сначала снять главаря, точно мишень на трассе, выбить. Но не сумела, не успела. Все из-за Райли, из-за того, что сбежал. Если бы их настигли в джунглях, ее бы рука не дрогнула, а так… Когда выстрел во врага означал выстрел в брата. Пришлось сдаваться. Еще говорят об инстинкте самосохранения. Нет у человека инстинктов. Разве побежит животное обратно в клетку? Нож. Она ведь могла убить главаря, зарезать этим ножом, спрятанным в сапоге. Совершенно забыла, что с ножом бежала. Но поздно сожалеть. Все совершилось, как совершилось. Бестолково, туманно. Ужасно. Если ей казалось тогда, в клетке, что жизнь рухнула, то сейчас она оказалась под спудом этих обломков. И медленно загибаться от удушья в западне не собиралась. Она не могла простить себе. Все не могла простить. Теперь еще и то, что не сумела прыгнуть вслед за братом в клокочущую пучину с обрыва. С ножом она бы сумела перерезать его веревку. Но Ваас оказался сильнее. И не хватило мига, чтобы увернуться от его удара. Мига всегда на что-то не хватает. Не хватает единственного движения, единственного слова. А потом — годы сожалений. Боль, жажда, кровоточащая рана на бедре — ничего, неважно, все застилал гнев. Джейс извернулась куницей, держась одной рукой за лиану, другой добираясь до левого сапога. И, наконец, нащупала верную рукоять пиратского кривого ножа. Нож так себе. Черная рукоять с шурупами, зазубрины на лезвии. Окровавленном лезвии. Джейс старалась не думать, что это она, по ее вине. И все-таки подступала тошнота от воспоминания, как это лезвие вонзалось в живот врага, разворачивая ткани и органы, точно разделывая кусок говядины. Но через миг вспоминала — это был враг. И становилось все равно. Еще вставало в памяти лицо Райли, изуродованное гематомами, с рассеченными бровями, заплывшими от побоев щелями глаз. Ей еще как-то повезло. Вероятно, на ее подбородке только остался след от апперкота. Ваас ведь мог и сильнее приложить, но ему показалось это скучным. Да, намного веселее скинуть с холма, отправить по следу головорезов, то ли так веселясь, то ли испытывая волю удачи. Кто его знает. Но Джейс не собиралась прощать врага только за то, что ей посчастливилось теперь уцелеть. Себя не жалко, если бы дело касалось только ее, она бы и простила. Но он убил брата. Он забрал друзей. Если бы касалось только ее… И снова становилось больно. Райли. Брат. Маленький брат. Но эта боль больше не обессиливала, не давила, а напротив, помогала все увереннее перепиливать методичными движениями ножа сочный стебель. И как будто извинялась перед этой лианой: приходилось уничтожать то, что спасло. Впрочем, у лианы мотив был не более гуманистический, чем у Вааса. Всего лишь воля удачи. Или же… Знак неба? Тогда уж точно с какой-то целью. Наконец лиана поддалась. Свобода! Джейс повисла над пропастью, но ступни уверенно уперлись в камень скалы. И девушка полезла наверх. Повезло же ей с тренированным телом. Тем страшнее становилось за Лизу. Дейзи хоть плаваньем занималась, может, ей бы тоже удалось как-то сбежать. А куда могли деться Лиза и Оливер? Джейс старалась не думать, какая участь могла постигнуть этих троих. Не думать, что с ними сейчас могли делать. Уж точно не представлять Вааса и его пиратов, унижающих Дейзи или Лизу. Да, кто знает, может, и Оливера… Но гадкие мысли все ж проникали в голову, пока Джейс упрямо лезла наверх. Наконец схватилась за уступ, из последних сил подтянулась. Тогда из раны на бедре хлынула новая порция крови. Может, и не смертельно, но и без того избитые ноги начинали коченеть. Джейс рванула рукав своей водолазки. Не просто же так любимая одежда всегда выручала. Отец подарил сто лет назад. Там, в другой жизни на большой земле. Вот и помогала. Ткань рукава скоро поддалась, девушка скрутила ее в жгут, перетянула рану поверх штанов, а сама приговаривала зло: — Ну что, Ваас?! Думал, я сгину в джунглях? Встала, ощущая, как жгут не позволяет ране кровоточить, огляделась — вроде бы оказалась на некой горной тропе. И что еще оставалось делать? Только идти. Если есть тропа, то надо идти. — Вон как, Ваас… Джунгли помогают мне, — все еще говорила в никуда Джейс, но невольно обращалась к своему злейшему врагу. Вот он, настоящий враг — убийца брата. Это враг. А не придуманный для устрашения враг народа, враг государства — игра чужих интересов. Вот он враг — главарь банды пиратов Ваас. Мир упрощался и сужался до размеров острова. И цели тоже упрощались, все становилось предельно понятным и архаически пугающим. Хватаясь за камни, Джейс медленно продвигалась по краю пропасти. — Ничего, выберемся. Выберемся, — говорила девушка, чтобы не сойти с ума, чтобы не забыть случайно: она — человек. — Райли… Где бы ты ни был, надеюсь, что на небе — прости меня. Прости, но я не выживу без мести за тебя… Джейс шла все дальше, видела с горы долину, джунгли. И среди зарослей там, внизу, вдруг мелькнула черная тень зверя, прекрасного грациозного зверя. Тогда Джейс поняла: это был тот самый… Черный леопард. Он и впрямь существовал на острове. Свободолюбивый опасный хищник. — Выберемся… Да, выберемся, — шептала она, бредя по пыльной дороге, в которую превратилась вскоре горная тропа. Она только надеялась, что в зарослях не окажется пиратов. Стремление к цели и любовь к жизни — великие вещи, но все же есть разумный предел человеческим силам, и рано или поздно наступает их лимит, валит с ног, опрокидывает. Она уже не могла глядеть по сторонам, не могла прислушиваться к шорохам в кустах, надеясь, что ее все еще считают мертвой. Только успела заметить: остров не такая уж дыра на карте, остров-то обитаем. Вдоль грунтовой раскатанной дороги даже торчали остатки железных заграждений, а возле обочины валялся пластиковый мусор. Кто мог населять этот остров? И когда? Все несло отпечаток разрушенности, медленного исчезновения. Джейс ощутимо знобило, от палящего жара это ощущение становилось еще более невыносимым. Каждый следующий шаг мог стать последним, она рисковала в любой миг так и упасть в пыль, забывая об опасности, о мести. Обо всем. Вне всего. И только два образа отрезвляли, вырывали из бездны тотального ничто: Райли. Маленький брат. Убитый брат. И второй проклятый образ. Враг — Ваас. Этот взгляд одержимого. Эти суетливые движения обкуренного. И тот миг, когда эти образы соединялись воспоминанием об обрыве, о падении брата с глыбой на ногах. И тогда Джейс сквозь озноб и измученность вновь решительно сжимала кулаки. И не падала. Всего один день, всего сутки — она научилась ненавидеть, так ненавидеть, что и не приснилось бы. Любые угрозы, любые унижения она бы стерпела, если бы это касалось только ее. Не так уж страшно. Но брат. Нет, нельзя было останавливаться, пусть она даже не знала, куда идти. Шаг за шагом по пыльной дороге. Внезапно услышала грохот машины. Кто-то несся по дороге. Джейс сошла с грунтовки и притаилась за деревом. Предчувствия ее не подвели — вслед за шумом показался ржавый облупленный внедорожник, подскакивающий на ухабах. И не требовалось особых усилий, чтобы разглядеть людей с автоматами. Пираты в красных майках. Такой же, как у Вааса. Этот цвет. Отвратительный цвет, точно их одежду пропитала кровь всех невинных жертв. Джейс вжала голову в плечи, но сама почти сливалась с травой в тени раскидистого дерева. Вжалась, слилась с джунглями. Только видела, как вдоль коры по стволу наверх продвигается узкая колонна красных муравьев или жуков. Насекомые упрямо шли размеренным строем наверх, а чуть выше собирались в бурое пятно, которое казалось сучком или отсветом. Но стоило только тронуть — разбегалось, расползалось, колыхаясь, словно море. Человек — древо и море. И в тот страшный миг Джейс ощущала себя беспомощнее букашки. Что она могла сделать против машины с пиратами? Но джип пронесся мимо, гул угас вдали. С трудом Джейс удалось подняться снова на ноги, так хотелось остаться там, прильнуть к земле, застыть, но девушка вышла из своего укрытия. Остановка в этом непомерно тяжелом пути сейчас означала только одно — исчезновение. Прильнуть к земле и прорасти травой, как память сквозь гранит. А Райли не осталось ни памятников, ни плит. И место, где был погребен под спудом волн… Утес забыт. Уж не сумела бы вернуться, а ведь казалось, что навечно в сознании высекся тот миг. Но только лишь блуждала по незнакомым дорогам, которые терялись среди каменистых холмов. А по главным она опасалась идти после встречи с джипом. Вот только снова до ушей ее донеслись выстрелы. Оказалась возле устья пересохшего ручья, вернее, устье стелилось в низине, а она, шатаясь, взобралась на возвышение. С высоты ее не могли заметить: надежно укрывали валуны. И она увидела, как на песчаном теле пересохшего водоема разворачивается противостояние пиратов (людей в красном) и кого-то еще. Тоже вооруженных, смуглых, босоногих. Джейс не могла здраво мыслить, не могла подобрать нужных слов, она просто глядела. Глядела на перестрелку издалека. Она не знала, кто те смуглые люди, но невольно пожелала им победы. Кем бы ни были — против пиратов. А это уже почти союзники. Наверное. Хотелось верить, что хоть где-то они есть. И пираты несли потери, скрывались за машиной. Очевидно, встретились на дороге два внедорожника противоборствующих сторон. И так завязался бой. Пиратов оставалось пятеро, босоногих воинов — трое. Плохой расклад, тяжелый. Значит, точно не враги. Враги ведь налетают, точно коршуны, терзают добычу, словно неугомонная стая проклятых волков, чей вой оглашает морок полнолуния. Но на острове только вой бешеных собак заставлял озираться. Собаки вечно выли, хоть днем, хоть ночью. Собаки… Вот еще одни враги. Ведь именно из-за них Райли ломанулся обратно в лагерь. Как же ей не хватило сил его удержать! Джейс понимала, что не знает, как дальше жить, если придется вот так каждый день прокручивать в голове подробности этой страшной ночи. Этого проклятого утра. Каждый день, каждый миг. А в устье песок окрасился багрянцем. Кровь так похожа на краску. По телевизору не отличить и вовсе, ведь так преуспел человек в обманах. Вот только краска не пахнет человечьим телом, из которого исходят соки жизни, краска не дымится паром, когда наносится удар. Джейс представила, как будет дымиться кровь врага, когда она нанесет удар, представила, как исказится самодовольное лицо с вытаращенными глазами. Конечно, она представила Вааса. Миг его смерти. И поразилась себе, когда ощутила кривую усмешку, исказившую ее обычно спокойное или виноватое лицо. Какая отвратительная усмешка. А до того мига дальше, чем до Луны. Перестрелка внизу угасала. На этот раз победили пираты, обирали убитых, не различая своих и чужих. Из врагов уцелело трое. Закончив с обыском трупов, они захватили обе машины и укатили в неизвестном направлении, не заботясь о погребении тел, как будто не задумываясь, чем опасны для них же на такой жаре разлагающиеся трупы. И Джейс видела, как лежат в разных позах, точно на какой-то картине, трое босоногих воинов и несколько пиратов, точно все они затеяли какой-то странный танец на горизонтальной оси. А с вертикальной спускались уже орлы-падальщики. И за спиной Джейс раздалось радостное жадное гавканье диких собак. Трое пробежали мимо, радуясь добыче. Одна тварь обратила внимание на Джейс, зарычала, кинулась в кусты. Девушка только ахнула от ужаса, когда отвратительная ободранная дворняга набросилась на нее, попыталась вцепиться в шею. Джейс схватила рычащую тварь за горло обоими руками, не обращая внимания на когти лап, которыми тварь пыталась придавить ее. На лицо стекала собачья слюна, в нескольких сантиметрах от носа и глаз маячили щелкающие жадные челюсти. Джейс собрала последние силы, рванулась вперед, издавая практически звериный рык, рык льва, которого рвут жадные шакалы. Удар коленом по животу тварюги, кулаком между глаз. А затем хватило мига, чтобы выхватить нож, собака снова набросилась, но напоролась на острое жало клинка, которое вонзилось раз, другой, третий… До тех пор, пока зверь не упал, издав последний сдавленный визг. Джейс с трудом сбросила с себя тяжелую тушу, которая тут же почти скрылась в высокой траве. Другие собаки не замечали, пировали, рвали плоть людей. Смотреть на это не было сил. Вот так еще говорили, будто собака — друг человека. А стоило только завезти на остров собак, так сбежавшая их часть дичала, возвращалась к истокам и знать не желала никаких людей, не намереваясь плясать за косточку, когда вокруг носилось множество бесхозной дичи. Точно, как пираты. Может, каждый из них тоже когда-то был человеком. Наверное, был. Все-таки не зверьми рождены. Зверем становятся. Впрочем, человеком тоже. И Джейс не представляла, кем вынуждает стать ее этот проклятый остров. Но это и не волновало, волновала одна единственная цель, цель длиною в бесконечный миг — снова встать и продолжать движение. Всего лишь встать, оторвать свое тело от земли, вырваться из пут травы, из автономного мира случайных шорохов и насекомых. А в груди все горело огнем. И снова эти два образа. Враг и брат. Собаки. Джейс снова заметила кривую ухмылку на лице, совершенно несвойственную ей ухмылку: — Собаки. Вот и совершилась часть мести! И с этими словами ей наконец удалось вновь подняться, изогнувшись, точно мост над пропастью. Резко вдохнула, точно вынырнув из омута, точно воздух являлся разреженным, точно оказалась на высоте стратосферы. Почему ей всегда приходилось идти одной к цели? Не волей судьбы, а своими силами. Близкие поддерживали, отец всегда поддерживал, но научил никогда не ждать, что прилетит волшебный помощник в критический момент. А с момента смерти отца, она осознала, что не только помощник не прилетит, но и руку никто не протянет. Как тяжко становилось подниматься снова в бой с самой собой, со зноем солнца, с холодом жары. Райли погиб. Ей не требовалась рука, чтобы подняться. Она могла бы вскочить и без ног, если бы попросил протянуть ему руку, если бы потребовалась помощь. Но он погиб. И только мысли о его друзьях позволяли не сломаться. Да, спасение друзей являлось для нее теперь служением памяти брата, попыткой оправдаться перед ним, хоть и знала, что никогда не оправдается. Убеждала себя, что это она ради друзей, только ради них. Да какая разница, каковы мотивы, если человек намерен спасти и помочь? Вот только намерения слабо согласовывались с реальностью. Чем дальше она шла, тем больше это ощущала. Направления, ровно, как и места, куда вообще занесло, она не знала. Только на холме маячило что-то вроде дома. На высоком холме. Джейс рассеяно поглядела туда из-под руки, чтобы солнце не так слепило сощуренные глаза. Беленый домик… Странно он выглядел для этих мест. Джейс опасалась, что там мог оказаться штаб врагов, но чего-то не хватало над этим одиноким домом, чего-то, что последнее время отпугивало. И очень скоро она поняла: красных флагов. Везде, в лагере, возле него, были развешаны алые тряпицы. Флагом то безобразие едва ли называлось. Уж точно ничего общего со знаменем коммунистов не имело. К счастью для коммунистов… А дом стоял и стоял на холме, совершенно белый. Только развевались над ним многочисленные причудливые флюгера. Джейс поднималась по отлогому склону, как будто не замечая, что с другой стороны горы проложена вообще-то дорога. Но она уже поняла, что остров, возможно, некогда вполне цивилизованный остров, контролируется пиратами, так что любая дорога рисковала навести на встречу с ними, погаными. Так люди все ж, иль звери? Может, с первым зверством человек и становился чудовищем? Тогда кем являлся главарь? Из всех пиратов он один еще как-то напоминал человека, потому что говорил, словно человек. Но и из всех же пиратов он казался наибольшим чудовищем, зверем. И что означали его кровавые потехи с бегом пленников через джунгли? Измышлял ли кто-то большие зверства. Ох, измышляли чудовища. Много умели измышлять того, что в головах у людей не укладывалось. В сознании встала нечетким больным отблеском картина Дали «Измышления чудовищ», на ней эти чудовища подозрительно напоминали очертаниями людей… Джейс добралась, наконец, до вершины холма. Но поняла, что это был ее предел. Вот так глупо упасть здесь? Здесь? Невесть где… Только в груди все горело, руки и ноги немели, голова невыносимо кружилась. Нет, везде только белое и зеленое. Никаких красных флагов. «Будь, что будет. Если выжила над пропастью не без цели», — только подумала девушка, медленно опускаясь на неровный грунт возле порога дома, только в последнем всплеске сознания запечатлелось яркое панорамное витражное окно на первом этаже.