Нет вестей с небес

О, судьба моя, ненасытная! Сколько лет уже меня мучаешь! © Sphinx «Судьба»

Малый обман приводил к большим последствиям. Всегда достаточно малого… Вот и началось смещение орбит. И миры рушились. Темное и липкое чувство зарождалось в сердце Джейс, от него хотелось сжать зубы или же выхватить мачете, который тоже забрал один из воинов, и всадить лезвие прямо в сердце высокомерной дуре. Да! Именно дуре! В конце концов, в чем состояла ее заслуга? Сидела в своем храме. Джейс же за последние пару суток сделала то, что многим не светило совершить за всю жизнь: повела за собой людей, которые сумели победить врага, воодушевившись ее призывом. Но, видимо, Цитра отвечала за сохранность племени в течение более долгого времени. Духовная ее власть распространялась дальше, верили ей больше, верили в ее магическую силу. Только никакая магия не помогала против обычного огнестрельного оружия. — Как вы узнали, кто я? — горько усмехнулась Джейс, поглядывая на людей с автоматами. Они могли убить ее в любой миг за этот намеренный обман, который победоносно раскрыла жрица. И снова слушать эти слова унижения, что она не воин, и не женщина. Было так противно. Она просто хотела спасти друзей, даже не себя, о себе она давно уже не думала. Она не спасла. — По запаху, — усмехнулась Цитра, тем самым подчеркивая лишний раз, что ничего другого от женщины в Джейс не содержится. — Ваас сказал так же, — фыркнула негромко собеседница. — Ваас? — расширились на миг глаза Цитры. — Да. Я сбежала из плена, — мрачно продолжала Джейс, уже с нескрываемой ненавистью глядя на жрицу. Снова ее заставляли вспоминать самое начало ее кошмара наяву, что страшнее мук грешников в аду. Чем она заслужила ад? Цитра тем временем изменилась в лице. Еще минуту назад на нем отмечались обнадеживающие нотки сомнений, ныне отражались только тревога и недоверие, а затем последовала горькая усмешка, точно говорила себе: — Значит, он снова затеял игру. — Игру? — глядела недоверчиво Джейс. Насчет игры она и сама давно догадывалась. Иначе его истязания с возможностью выбраться и называть не приходилось. Игра хищника с добычей. Изощренная, мерзкая. И вот ныне девушка снова ощущала себя в одной из ловушек, пусть не его. Но ловушек. И, что еще хуже, ее не восприняли здесь как полноценную личность, говорили, как с убогой, тем самым стремясь унизить. Видимо, для племени женщина с оружием в руках и правда являлась чем-то в корне невероятно неправильным, тем более женщина, которая посмела претендовать на милость «татау». — Да, игру, кровавую бойню. Ты — чудовище, потому что он выбрал тебя, теперь ты будешь приносить одни несчастья. К тому же ты попрала священные татау воина, — торопливо заговорила Цитра, а потом властно вытянула руку. — Денис! Уберите ее. Она не может стать членом племени ракьят. Никогда! И несколько охранников по приказанию Дениса подхватили Джейс под руки, потащили к выходу, а она упиралась, загребая ногами, извиваясь, точно змея, словно каждое их прикосновение отзывалось ожогами от раскаленной лавы. — Оставьте мне хотя бы оружие! — непроизвольно в голос завыла Джейс. — Я должна вызволить своих друзей! Неужели вы так же жестоки, как пираты?! Только ей удалось хоть чего-то добиться, как вновь ее сбрасывали на самое дно, намереваясь отобрать даже то, что досталось неимоверным трудом, тяжелой кровавой ценой принесения в жертву части себя. Лишить того, что являлось на этом острове залогом выживания. И все опять из-за него, из-за Вааса. Хотя, конечно, и из-за ее обмана. Но кто же просил этого глупого Дениса наносить на ее руку татау! Она не просила ничего, самую малость. Крик ее, пронзительный, почти девчачий крик отчаяния, взвивался до самого неба, казалось, ветви древа обязаны содрогнуться, листва осыпаться. Крик в пустоту, крик издалека. Тогда из-за спины донесся голос Цитры, сухой, беспощадный: — Ладно, мы не пираты. Отдайте ей оружие. И пусть чудовище уходит, не чините ей препятствий, но и не оставляйте в деревне. Тогда Джейс перестала сопротивляться, но ее фактически выпихнули взашей из дверей храма, протащив вдоль туннеля. Она даже не видела, кто это, дюжие молодцы или, как сначала показалось, добрый Дени. К счастью, мачете и винтовку с патронами ей отдали, вернее, швырнули следом за ней. Тяжелые ворота, грохнув каменными слоями, затворились. И стало тихо, слишком тихо. Только беспокойно мысли метались в голове, мысли путались: «Почему они называют меня чудовищем?! Какой Великан?! Ч***ва сучка! Моя ровесница, а ведет себя, как королева мира. Ничем не лучше Вааса, но у него хотя бы есть реальная власть, реальные пушки, а это — ряженные бомжи с автоматами. Могу поспорить, что племя Ракьят еще сто лет назад вымерло. Колонизаторы редко щадят местные племена. Все не так просто. Цитра? Так вот о чем твердила старуха. Тогда что сложно было с предательством? Предательством кого… Что скрывалось за бредом всех этих психов? Или Ваас тоже меня предупреждал? .. Но он же враг!» — задыхалась от гнева Джейс, бессильно упав возле затворившихся ворот храма. Все снова рухнуло. Стоило только что-то хоть немного выстроить. И вот все снова рушилось. А джунгли все перешептывались тысячами голосов, шелестела трава, щебетали птицы, вздыхали скрипом ветви деревьев. «Если жизнь вдруг кажется сказкой, то, скорее всего, скоро революция и вам отрубят голову на гильотине», — криво усмехнулась девушка. Она-то смела на что-то надеяться! Она-то посмела довериться каким-то людям! Каждый раз это повторение бессмысленных действий. Каждый раз это проклятое наивное доверие. И вскоре горящий след от пощечин судьбы. И снова слушать эти слова унижения, как там, в клетке. Что же в них так невыносимо оказывалось похожим? Джейс пару минут в прострации сидела на траве, потом с каким-то будничным выражением лица проворно подобрала винтовку и нож. Поднялась. Хотела подойти к джипу, но ее уже не пускали те двое, молодой и старый воины, как будто им слов не требовалось, чтобы понять произошедшее, хотя им явно ни о чем не рассказывали. Они молчали, только в глазах их читался такой упрек, такое недоверие… Джейс глянула на них то ли с укором, то ли с насмешкой. За что их винить? Жрица сказала, жрицу послушали. Нарушила какие-то многовековые традиции — расплачивайся, даже если незаслуженно. Девушка повесила винтовку на плечо, встала поодаль от джипа. Ее не намеревались убивать, но и помогать не собирались. Она вспомнила, как это называется — изгнание. Она стала изгоем, «извергом», которого, по сути, обрекали на долгую мучительную гибель вне племени. Но она не хотела гибнуть. Назло этой жрице, которая возомнила, что она намного правильнее и чище, чем проклятый предатель Ваас. Предатель… Вот и Джейс в племени сейчас обещали называть не иначе, как предателем. Хотя кого она, по сути, предала. Все решила Цитра, она здесь служила мерилом всех идеалов и стремлений. Она и, наверное, ее предшественницы. «Сжечь! Сжечь ведьму… Ведьма… Ведьма…». Так всегда кричала толпа? Не так? Безумие… Безумие везде. Безумие — это Новый год, наша работа… Ведь мы понятия не имеем, зачем мы все это делаем, для кого и что хорошего это принесет миру, но упорно просыпаемся каждое утро, заставляем себя с подобострастием и боязнью начинать рабочий день. Или перед праздниками бегать с ошалелыми глазами за подарками, чтобы потом вручить их с пожеланиями, которые априори кажутся несбыточными. Это все безумие. Повторение действий. Да, Ваас. Я видела все это раньше, чем ты говорил. И меня пугает, что я слишком хорошо стала понимать твои слова. Впрочем, никакие умные слова не дают права убивать. Это безумие, но никакое безумие не оправдывает твоей жестокости». Глаза Джейс яростно сверкнули. Она не желала понимать врага. Не желала понимать эту самодовольную жрицу. Девушка нервно кашлянула, проводя по растрепанным волосам. Ее все еще трясло после такого приема. Она радовалась, что ее хотя бы не принесли в жертву местным богам, если они, конечно, требовали жертв. А то цивилизованным людям все кажется, что если отличается от их религии толерантности, так непременно требует человеческих жертв, а жертвовали духам предков здесь разве только первые плоды для обильного урожая, да, может быть, птиц, куриц. Но ведь предателей уничтожают без суда и следствия не во имя жертвы, а так, чтобы не коптили небо черной душой. Только как, оказывается, легко здесь объявляли предателем.