Нет вестей с небес

Джейс все еще не могла пошевелиться, не представляя, куда ей теперь вообще стоит шевелиться. Ни единое движение не имело смысла. Воин-одиночка — это легенда, сказка. Она-то уже знала, что вести войну в одиночку, да еще войну с самим главарем, никак не удастся. Она глядела прямо перед собой. Глядела на парней возле джипа, которые намеренно отворачивались от нее, точно школьники при травле слабака класса. Да, она не оправдала их ожидания, да, она не родилась воином, да, она не проснулась первый раз, когда Дени наносил эти проклятые татау, которые хотелось теперь содрать вместе с кожей. С кожей, прямо как кожу с груди Оливера… С мясом… Чтобы из мышц стекала кровь, из каждого разодранного капилляра. И да, самая ее большая вина — она попалась Ваасу и не позволила себе сгинуть без следа. Внезапно ворота снова раздвинулись. Сколько прошло времени… Время не поддавалось счету, руки снова опускались. Дейзи… Лиза… Доступ к ноутбукам на аванпостах вообще теперь не представлялся возможным. И что делать? Куда стремиться? Но не умирать же, как горький пьяница-бродяга, у входа! А со ступенек храма медленно сошел с опущенной головой Дени. Очевидно, он ощущал себя виноватым и за несчастья Джейс и, главное, за несоблюдение священных традиций перед Цитрой. Он и сам, вероятно, не понимал, как в нескладной мускулистой девушке признал худощавого парня, посчитав, что тот вполне сумеет стать воином ракьят. Джейс неуверенно подошла к Дени, понимая, что он вправе теперь вообще делать вид, что ее не существует. Так нелепо, жестоко, незаслуженно. Предать и правда не могут только враги… Но смысл их не-предательства? Ведь они враги. Снова замаячило в сознании лицо Вааса, даже вспомнила запах его табака. И ныне он, этот образ, отчаянно смеялся. Сбывалось все, о чем он предупреждал. Будто он видел больше Цитры, но только он являлся врагом. А Цитра формировала идеалы тех простых и покладистых парней возле джипа. Вот так и выходило, что люди хорошие там жили, простые, добрые достаточно, а вела их высокомерная и властолюбивая дура. Снова все заходилось от негодования и отвращения. Но все-таки Джейс подбежала к Денису, который сначала и вправду делал вид, что не замечает ее, а потом, уже возле джипа, все-таки обернулся. Тогда девушка умоляюще посмотрела на него, ему она верила: — Дени… Куда мне теперь идти? Почему меня называют чудовищем? Денис пытался спрятать глаза. Пожалуй, он не был зол, но Цитра велела с ней, предвестником несчастий, лишний раз не говорить, но все-таки темнокожий воин объяснил: — Так сказала Цитра. Дитя Великана обречено стать Великаном. Мы вовремя не увидели, что Ваас — это Великан. И вот северный остров, на котором спасались ракьяты от Хойта, стал таким же адом, как южный. Джейс видела, как ему тоже больно все это вспоминать. Вероятно, племя пережило больше потерь, чем они, случайные горе-мореплаватели, которым не сиделось у себя на родине, где тихо и безопасно. Племя же просто жило, а его все притесняли и притесняли, не давали просто жить. А когда не дают просто жить человеку, рано или поздно приходится браться за оружие. И тогда живущие в безопасности начинают обвинять снова почему-то его, а не себя, не колонизаторов, не пиратов, которые торговали наркотиками, снабжая ими "цивилизованных"… А Денис бы с радостью помог Джейс, она видела, как грустно мерцают его глаза из-за прозрачных стекол очков. Вот только над его существом довлела власть Цитры, делая его жалким, обрывая наполовину его природную силу необходимостью следовать ее идеалам. Тем идеалам, которые позволяли беспощадно выкинуть в джунгли одинокую странницу. — Но я-то тут при чем? Какое еще Дитя Великана? — бессильно взмолилась сорвавшимся голосом Джейс, окончательно запутываясь в произошедшем. — В тебе живет чудовище. Ты либо преодолеешь его, либо оно преодолеет тебя. Если Цитра позволила отдать тебе оружие, это произойдёт в борьбе с твоим врагом. Правда, я не знаю, как это возможно. Мы ведем борьбу уже много лет, но добраться до Вааса никому еще не удавалось, — угрюмо и растерянно отвечал Дени, все лучше понимая, что и правда отправляет на верную гибель человека, который помог им освободить причал и два аванпоста. Может, именно это воззвание к здравому рассудку позволило ему дать последний совет. Негромко, точно стыдясь своей мягкотелости перед товарищами, он произнес, уже садясь за руль: — Удачи. Возможно, тебе помогут в Бедтауне. Будь осторожна, там полно киллеров Хойта. Но там же есть наш союзник. Может, он не испугается того зла, которое стелется за тобой. Найди парня по имени Герк, он странный, но, может, сумеет чем-нибудь тебе помочь… Прощай. Джейс едва не расплакалась от последних слов Дени, не позволила себе, только носом шмыгнула. Но столько в Дени содержалось искреннего желания ей помочь и сущей невозможности это сделать. И все из-за Цитры. Дени вел в бой ракьят, Дени оборонял аванпосты. Дени следил за порядком в деревне. И Дени… оставался всегда незаметным, потому что настоящим лидером все считали Цитру. «Прощай». Она простила, она не умела ненавидеть, особенно, если речь шла только о ней, а не о ее друзьях. Простила бы всех. Даже Вааса, если бы речь не шла о Райли и Оливере. Простила бы. Всех, кроме Цитры. Еще не понимая до конца почему, Джейс ощутила невероятную ненависть к этой женщине. Впрочем, только на миг. На пустой гнев времени не было. Развернула верную старую карту. Бедтаун находился на северо-востоке от храма, что вплотную прилегал к южному побережью северного острова. Далеко, очень далеко, в неизведанных землях, за роковым островком, далеко за Ржавым Двором. Джейс безнадежно огляделась, еще раз зло обернувшись на закрывшиеся молчаливые двери храма. А вот взобраться бы на высокий холм, который полого начинался возле противоположной стены, да глянуть бы через оптику снайперской винтовки, что там делает Цитра. Выследить бы ее. Оружие-то отдали! Но такая мысль ужаснула, подбросила разрядом электрического тока. Ведь это бы действительно означало предательство ракьят. И то, что предали ее, не означало, что она должна предать. Да и разве предали… бросили. Как паршивую собаку. Но как еще это называется? Это подавленное выражение на лице Дени, извиняющееся, жалкое. Как же он был жалок без Цитры, сам по себе. Но наверняка и Цитра без него была не менее жалкой. И правда, кто она без Дени и своих воинов? Такая же женщина. Только в ее руках обреталась какая-то власть, пусть и призрачная. «Если меня не приняли в племени, придется сражаться отныне не за них, а за себя. Ладно», — решила Джейс, успокаивая себя. В конце концов, немного менялось, особых благ от деревни ей и раньше не случалось. Но все-таки совет насчет Бедтауна обнадеживал, если там и правда жил кто-то несуеверный, не считавший ее чудовищем, возможно, этот кто-то сумел бы ей помочь. И вот странница снова шла, а солнце бежало по небу своим путем. Каждый день рождаясь на заре, умирая на закате, возрождаясь с новым утром. В вечном повторении небессмысленном. Все снова рухнуло. Одно только солнце, одно только небо… Они почему-то всегда держались, не снисходили до людских слабостей, не волновало это их. Люди друг друга тоже не волновали. И Джейс снова шла под палящими лучами. Ноги ее все еще перетягивали ремни шаманского облачения, на шее висел кулон из зеленого хрусталя, почти такой же, как у Вааса. Может, из-за него Цитра так разъярилась? Но нет, не из-за кулона. В ее голове происходило нечто непонятное, настолько непонятное и бесполезное для понимания, что и думать не хотелось. Да и слова все оказывались излишни. Уж если кто-то вбил себе в голову что-то насчет кого-то, то бесполезно опровергать. Это еще стереотипом называется. И в руках власть имущих стереотипы опаснее, чем в руках простого человека. Джейс взобралась наверх, на холм. Сверху храм казался небольшим, состоял из двух или трех дворов, между которыми стояли некоторые сооружения. Там бродила охрана, там жила Цитра. Рассматривать подробно из снайперской винтовки все это не хотелось. Ведь могли посчитать преступником. Но, как отметила про себя Джейс, при наличии должного плана, ей в конечном счете удалось бы выследить жрицу. Снова эта мысль об убийстве… Нет, она не желала предавать тех, кто хоть чем-то помог. В конце концов, ракьят тоже натерпелись. Но так неспокойно жгло в груди обидой, унижением. А вот еще хотелось бы знать, ищут ли на большой земле пропавшую экспедицию. Ведь корабль подавал сигналы, а потом исчез. Но это не имело значения. Ждать кого-то… Нет, с тем же успехом Джейс могла остаться в деревне еще тогда, после побега. Хотя тогда она еще надеялась на изменение. А теперь… После стольких потерь. Она не знала, как еще верить в себя. Но сдаться посреди джунглей, признаться немым непротивлением перед Ваасом, что она жалкая. Доказать Цитре, что она нелепое создание, которое не заслуживает силы татау. Дени сказал «ведут дорогой жизни», значит, пусть ведут! Джейс поднималась все выше на покрытый травой хребет, рассматривала перспективу острова. С высоты он казался таким мелким. Вдали, в дымке, маячил еще один, оттуда тоже поднимался дым, черный дым вражеских аванпостов. Они подавали друг другу дымом какие-то сигналы. Видимо, это и был тот самый южный остров, на котором раньше жили ракьят, а теперь Хойт. Опять это проклятое имя, которое пока не ассоциировалось ни с каким лицом. И над обоими островами поднимались разрозненные столбы дыма, много, слишком много. И главное, теперь это ее вроде не должно было волновать, не должно было волновать и убийство людей. Она же изгнанник, она же чужой. Так и человека из себя можно вовсе изгнать. В душе теснились сомнения, за ответом она обратилась к небу, подняла голову, щурясь на солнце, но оно лишь слепило, а небо молчало. И не было ответа, как справиться с этим мерзким тягучим ощущением в душе. «Когда ты одинок, когда тебя пытаются унизить… Когда тебя предали. Возникает желание мести, желание убивать от боли. И в такую минуту так важно, чтобы оказалась рядом хоть одна живая душа, хоть кто-то… Кто-то, кто скажет: "Все хорошо, ты не одинок"… Но если никого не оказывается рядом, если ты понимаешь, как ты безразличен миру, жажда убийства становится еще больше. С ней нет сил бороться. Она поглощает тебя изнутри. Тебя обвиняют, ты делаешь зло. Все верно. Но из-за чего начинается зло?! Как холодеют руки, как темнота застилает глаза, как поперек горла встает душащая кость обиды… Всем наплевать. Особенно, когда ты уже делаешь зло. Тогда тебя уже ничто не оправдает. Это эгоизм… Ответ на чей-то, быть может, еще больший эгоизм, еще более бессмысленный». Она уходила все дальше от храма, и становилось легче. Разве только все больше болели плечи под тяжестью винтовки. И вновь в лицо ударял, принося ароматы джунглей, ветер неизвестности. Шла ли она на погибель? Или не обманул ее Дени? Не знала уже, кому верить, но шла. Если в этом Бедтауне и правда размещались киллеры Хойта, то там же могли обретаться и какие-то ценные сведения о местоположении Дейзи и Лизы. Но на ближайшие пару дней вставал вопрос о транспорте, потому что идти пешком такое расстояние не представлялось возможным, особенно среди аванпостов. Впрочем, как между ними проехать на машине незамеченным, тоже еще предстояло обдумать. Но обещала себе: все преодолеет, все перетерпит. И Джейс знала, что найдет машину или что-нибудь пригодное для перемещения. Лишь бы только не кончались слишком скоро патроны. На самый худой конец, оставался не самый плохой мачете с разбитой рукоятью. И девушка уже научилась им убивать. Слишком хорошо узнала, что значит убивать. Кто-то умер в ней, необратимо умер. И она разучилась бояться убийств. За свою жизнь она давно не переживала, ведь чрезмерное волнение за сохранность своей жизни на войне чревато предательством. Да только не о том шла речь. Но не страшило ее, что не узнает ни могилы, ни погребения, если вдруг пропадет безвестно в джунглях. А уж на высшем суде, что ей предъявят, и подавно не думала. Хорошо думать о своих грехах, раскладывать их по полочкам, когда все ясно, жизнь привычна. А что считать грехом здесь? Здесь, где вместо сосен только пальмы росли… И она просто шла.