Нет вестей с небес

Судьба моя — Возвращение начал. © Йовин «Судьба моя»

. Снова наступало подобие затишья. Даже внизу, у холма, все реже слышались выстрелы. Но кто контролировал территорию, узнавать не стремились. Дом с белеными стенами казался последним укрытием. Долгие часы тянулись бесконечно только для духа, для восстановления тела их оказывало недостаточно. Об этом каждый раз напоминали волдыри на коже Джейс, об этом же говорила мертвенная бледность на юном лице Лизы. Синяки и три ряда складок под глазами, впалые щеки, бледные губы — не определить ни возраста, ни происхождения. Но так они выглядели все, за исключением Герка. Но присутствие укротителя почти не замечалось. Все внимание было приковано теперь к Лизе, которая, как только спал жар, перестала метаться по кровати. Но ее сковала неподвижность и нехорошая отстраненность. Она ни о чем не спрашивала, ничего не просила. И от одного взгляда на девушку на глаза Дейзи нередко наворачивались слезы, а Джейс нервно и ожесточенно сжимала зубы. Лиза почти не двигалась. Вдоль исхудавшего тела вытягивались руки, похожие на две трости, обтянутые изжелта-бледной кожей. Порой девушка сцепляла кисти на груди. И от того только ужаснее делался ее вид, напоминая всеми очертаниями мертвую невесту с мрачных картин символистов, прекрасную, но безумную Офелию, особенно, когда серо-зеленые глаза девушки недвижимо застывали, обнаружив некую точку на потолке, отчего Джейс тоже порой невольно могла устремить свой взгляд в том направлении, будто они обе искали там ответ, а натыкались на потолок. Но обе ничего не искали, хуже всего удавалось как раз мыслить, искать ответы и объяснения. Усталость отключала совесть, ненависть за причиненные страдания не позволяла теням убитых врагов посещать дом на горе. Живых неприятелей ждали со дня на день. Они словно сидели в осаде, хотя отряды преследователей больше не появлялись. Но каждый миг буквально звенел от тревожного ожидания неизбежности, неопределенности. Все прекрасно понимали, что необходимо выбираться, но на этот счет еще не возникало никаких соображений. И трое путешественников немо перемещались вдоль обширного дома, изредка обмениваясь репликами у постели Лизы, напоминавшей восковую фигуру. — Может, переждем тут? — смел кто-то обронить несмелую фразу с разной интонацией. — А чего ждать? Победы ракьят? Ну, и сколько еще ждать? — отвечал второй недовольно. — Надо что-то делать, — обычно вторил третий, но остальные двое его извечно осаживали: — Ну, а что? Есть предложения? И так они менялись ролями, точно актеры авангардных постановок, и только обсуждать состояние Лизы не решались. Вроде девушка и шла на поправку телесно, но точно черный шаман похитил ее душу, а Дейзи и Герку хватило сил только тело вытащить. Вскоре оказалось, что несчастную немного оживляют голоса Дейзи и Джейс. Последняя вечерами, когда не выпадала ее очередь стоять на часах, садилась на пол возле металлической кровати и долго монотонно читала вслух стихи Китса. Она не очень разбиралась в поэзии, да и стихи его не отличались позитивностью, зато Лиза словно слушала, хотя едва ли понимала. Но чтение помогало избегать разговоров. Джейс будто засыпала наяву на какое-то время (настоящий сон не нес успокоения), поглядывая украдкой на лицо больной, чтобы не утомлять ее. Но Лиза слушала и слушала, только в кротких глазах читался надрыв, точно треснул покров душевного спокойствия, равновесия, понимания мира. И из черных расширенных зрачков сквозила бездна. Но потоки стихотворных фраз не позволяли сорваться, вероятно, замедляя вихрь страшных воспоминаний. И так прошел не один вечер. А точное количество дней сосчитать не удавалось: у дока календарь лежал только двадцатилетней давности. Время на острове текло по своим законам, старило молодых, тянулось и замедлялось, когда заблагорассудится. И в какой-то момент Джейс осознала, что легко забывает, сколько ей лет. А на свое имя она откликалась тоже как на что-то постороннее. И один раз, сменяя Герка на часах возле дома, вдруг сама чуть не впала в ступор в прихожей, повторив мысленно раз пять: «Это я! Это я!». И это осознание, что она — это она, несло невероятный шок, граничащий с началом разводнения восприятия себя из реальности и себя из представлений о себе. Будто дом Эрнхардта пропитался ненормальностью так же, как Бедтаун. Но ничто не позволяло отклоняться от расписания: она выходила наружу, вглядывалась в ночную темноту, вслушивалась в тишину. Внизу, в долине, горели одиночные костры у лачуг местных жителей, разбросанных по холмам. Возле дома доктора квакали громко в небольшом пруду лягушки. Именно из этого пруда брал начало водопад, река, тянущаяся каскадами вдоль холма, отчего тропинка местами прерывалась, приходилось искать мост, пробираясь по кромке отлогой части склона. В часы ночного бдения Джейс вздрагивала от любого шороха ветра; больше всего ее неизменно тревожили витражные стеклышки, которые от малейшего веяния приходили в движение, подрагивая в облупленной раме. От их дребезжания терялись другие, возможно, более важные звуки. А весь дом спал, и только часовой мог предупредить об опасности. Никто не знал, чего ждать от пиратов, какой подлый план мог сочинить Ваас. Но и будить измученных людей от своей мнимой тревоги никто не давал права. И порой ночь напролет она себя мучила сомнениями: обоснованный это страх, реальна угроза или нет? По сто раз с опаской огибала дом, слыша только, как в траве громко возятся крупные термиты, да где-то внизу рычат леопарды, которых водилось много на юго-западе полуострова, отделенного от прочей земли длинным соленым заливом с несколькими мелкими островками. И в этом полном одиночестве на девушку все чаще накатывали волны дикой тоски. Встреча с Лизой пробуждала новую волну воспоминаний из дома. Вот какой-то праздник… Вроде бы сцена из детства. Наверняка из детства. Отец, мама. Разноцветные воздушные шары с гелием, много детей, не меньше десяти. Много друзей. И куда их потом раскидало течением жизни? Светлые обои… Накрытый стол с большим тортом. Да, несомненно, — это День Рождения Райли, первый «круглый» юбилей, десять лет. Вот и он. Забавный, улыбающийся. И пара молочных зубов уже выпала, а коренные еще их не сменили. Помнится, они даже соревновались с братом, у кого быстрее все станут коренными. Будто могли как-то повлиять на беспрестанный бег времени и законы природы. В детстве кажется, что мир изменчив, и если чего-то сильно-пресильно пожелать, поверить в себя, то оно непременно сбудется. Не обращают внимания только на зубы мудрости, если они не болят, потому что вырастают в том возрасте, когда начинаешь сомневаться, так уж ли меняется этот мир. Джейс, не заметив, «помудрела» как раз в тот год, когда умер отец. Смерть… повсюду… Девушка точно пробудилась, резко вдохнув прохладный ночной воздух, пересыщенный влагой и ароматами, чужой воздух опасного жаркого острова. А на миг показалось, что перенеслась в тот светлый веселый день из детства, но слишком обожгло более позднее воспоминание. Да, все это была ее жизнь, она не осталась за пределами острова, и все они не являлись реинкарнациями себя в более низшей касте за неправедную жизнь. Они являлись самими собой, в старых телах, но уже иные. Джейс на всякий случай в который раз обошла дом, просматривая каждый метр холма через прицел. Темнота смешивалась с лучами бледной ясной луны. Но только шумно возились термиты, и неизменно стрекотали цикады. Существовало поверье, что если эти кузнечики беспрестанно трещат, то чужих поблизости нет. В случае опасности они замолкают. Гомон ночных звуков нес мир и гармонию, измученному разуму безоценочно мнилось, что, может, уже закончилось противостояние. Может, уже везде тихо и безопасно. Иллюзия рассыпалась трухой гербария от далекого шума новых выстрелов, прорезавших симфонию природных голосов возле дальних холмов за рекой, где-то между «Доков Валсы» и радиовышкой, которую пока не удалось отбить и перенастроить. Судя по всему, за нее все это время и шел бой. А сколько времени… Самые крупные волдыри на руках еще не лопнули, значит, не так уж много. Да на спине Лизы все еще находились большие пластыри. Все боялись, что ранки снова начнут гноиться, но вроде бы обошлось, правда, девушка была крайне истощена. Лиза… Но все-таки, кто такая Лиза? Джейс поймала себя на мысли, что совершенно не знает девушку своего брата. Они познакомились с Райли на какой-то дискотеке, куда он пошел с Оливером. Потом разговорились, достаточно скоро Лиза переехала к нему. Но подробностей Джейс не знала, так как к тому времени уже пыталась поступать в другом городе, и, поняв, что бесполезно, осталась там, снимая крошечную квартирку. Она крайне плохо помнила тот период своей жизни, не помнила, сколько сменила случайных подработок, все застилала вина за то, что уехала от брата после смерти отца. Это казалось побегом. В старом зоопарке каждый угол напоминал о прошлом, том счастливом и светлом прошлом, где она еще мечтала изменить мир. Райли, напротив, не мог расстаться с вещами отца, он делал вид, что не переживает, но только старшая сестра знала, как тяжело ему. Но она почему-то… сбежала. Уехала, надеясь начать новую жизнь, с чистого листа, а не на обломках старой. Брат остался. Джейс возненавидела вскоре себя за этот малодушный побег, вероятно, она слишком замкнулась на себе, на своем горе, на своей травме. Все дошло до того, что психологи склонялись к тому, что ей необходим курс антидепрессантов. Она отказывалась, сколько могла. Может, потому и согласилась на эту поездку, зная, что, в конце концов, там, на большой земле, сойдет с ума от бессмысленности своей жизни. Антидепрессантом для Райли вовремя стала Лиза, появилась в его жизни, точно яркое солнце. Хотя сама она жаждала вырваться от пьющего отца, найти того, кто бы совершенно отличался от него. Наверное, поэтому девушка недолюбливала Оливера, зная по своему опыту, как страшно и невыносимо жить рядом с человеком, чей разум изъязвлен наркотиками и алкоголем. Она не могла допустить, чтобы Райли стал таким, как ее отец. У брата появилась защита, поддержка. Джейс на тот момент успокоилась, видя в скромной девушке в некотором роде замену себя, сломанной, раздавленной. О том, какое будущее ждет ее, она тогда не думала, планируя скорее не жить, а коротать свой земной срок, как придется. К тому же Лизу сразу приняли в компании друзей Райли, особенно она понравилась Дейзи. Ее приняли, точно нового члена в большое племя со всеми ритуалами и почестями. Разве только сама девушка не очень шла на контакт, точно замкнутая на своем возлюбленном. Даже когда удавалось собраться всем вместе, она сидела рядом с Райли, не отходя от него и говоря по большей части исключительно с ним, не рассказывая о себе, не считая необходимым узнавать всех остальных. Из-за этого и казалось сестре, что так и не узнала девушку: ни вкусов, ни интересов, ни планов — это все, наверное, знал Райли. А Лизе хватало одного, единственного. Сам Райли тоже не отличался болтливостью, после смерти отца в особенности. И к Лизе привязался не меньше, чем она к нему. С какого-то времени их считали единым целым, даже не разделяя на отдельных людей. Не существовало в повседневной беседе «он» и «она», существовали «они», «мы»: «они поехали в магазин», » они говорили со мной о том-то и том-то», «они решали проблемы». И о такой всепоглощающей любви многим приходится только мечтать… Джейс не завидовала, но все-таки сожалела, что на ее долю никогда не выпадет ничего подобного. Но как жестоко шутит жизнь…