Нет вестей с небес

В прошлом остались золотые года. Прощай моё солнце, прощай навсегда. Серебряных нитей сплетается сеть, Моей птице-душе из неё не взлететь. © Otto Dix «Прошлое»

. Минуло два дня бесконечного замешательства, в котором вязли слова, как колеса в весенней грязи. Было слишком тихо. Для городского жителя, даже для сельского. Не тихо, пожалуй — глухо. Особенно по ночам. Вдоль дорог крайне редко проносились единичные машины, над головой крайне редко пролегали белесые колеи от двигателей самолетов. И эта глухота нарушалась только тревожными хлопками выстрелов. Дом на холме казался тюрьмой, пороховой бочкой. Они все ждали и ждали кого-то. Герк становился с каждым днем все более нетерпеливым, точно ревновал, что все внимание сосредоточенно теперь на какой-то девчонке, что Дейзи не отходит от нее ни на миг. Всем трем женщинам требовалась помощь, поддержка, но Лиза, очевидно, этого не понимала, находя себя самым несчастным существом во Вселенной. По крайней мере, недовольство Герка мотивировалось таким объяснением. Доктор Э. как будто вообще не замечал, что в доме находится еще кто-то, помимо светловолосых Джейс и Дейзи. И к последней он проникся робким живейшим интересом, все пытаясь найти сходство со старой фотографией, которую периодически извлекал из кармана грязного халата. Женщину это не смущало, она, как могла, обращала в общую пользу такое отношение к себе, радуясь, что может безвозмездно просить у дока все необходимое для Лизы. А девушка ничего не требовала, только казалось, что после известия о гибели жениха стало ей хуже, чем в самом жестоком плену, где еще существовала призрачная надежда на встречу. Теперь никакой надежды не стало, точно захлопнули ее тяжелой монолитной крышкой ящика Пандоры. Джейс своими словами и захлопнула, все беды будто она выпустила… Во всем она виновата. Прошло два дня, для Лизы словно и минуты не минуло, для Джейс тянулась сущая вечность. «Поговори со мной, скажи что-нибудь! Пожалуйста, дай понять, как ты теперь ко мне относишься после всего… этого. Обвиняй! Просто не молчи! Я не знаю, как себя вести теперь… Лиза… Да, я никогда не смогу заменить тебе Райли, его никто не заменит. Но я хочу помочь! Лиза!» — но все эти слова оставались только в голове Джейс, изъязвляя измученную душу новыми рубцами. Вот уже два дня прошло, два тщетных дня в попытках хоть как-то адаптировать подругу к новым условиям, которые для нее, очевидно, казались невыносимыми. Вряд ли ее так шокировал дом доктора, вряд ли так на нее повлиял мучительно долгий плен. Сразила ее новость. До этого она проявляла выдержку, как могла, даже в бреду, цеплялась за реальность, ценила поддержку подруг. Теперь в ней периодически, кроме апатии, возникала еще и неприятная озлобленность, все чаще граничащая с обвинениями. Джейс обещала, что станет для девушки чем-то вроде старшей сестры, но у Лизы на то оказался свой взгляд, молчаливый и пугающий. В не вполне четком ее сознании что-то происходило, намереваясь созреть в решение, оценку произошедшего. Ныне помимо неопределенности их общего положения мучила непредсказуемость этой грядущей оценки. Джейс надеялась, что их общая невосполнимая потеря поможет им объединиться. Теперь как никогда она желала выбраться как можно скорее с острова, между тем понимая, что для этого пока нет никаких условий. Перемещения низко летающих самолетов и приближающихся кораблей контролировали пираты, ловя таким образом «живой товар», исходящие на большую землю сигналы глушила «тарелка» Хойта, пропуская только то, что было необходимо наркобарону… Джейс уже не мыслила об убийстве врагов, о мести за брата. Все ее помыслы сосредоточились на обеспечении спасения подруг. И в этом деле она себя снова ощущала преступно беспомощной. Да и во всем, особенно том, что касалось Лизы. Видимо, проживание в другом городе не позволяло узнать девушку, в этом отношении даже Дейзи, которая успела больше с ней пообщаться, лучше находила с ней общий язык в сложившейся ситуации. Джейс же просто подходила, смотрела на восковое юное лицо с глазами, которые точно не замечали вошедшую, и от этого опустошенного взгляда ничего не удавалось сказать. Не оправдать себя, не найти причину, с чего бы Лизе говорить с девушкой, которая не уберегла ее жениха и даже не попыталась в ту ночь отыскать ее саму в пиратском лагере, еще до того, как ее бросили в дальний угол, где было «душно и грязно». Вот с такого же пустого взгляда, замутненного, не прекращавшимися даже во сне слезами, началось и утро третьего дня. Рядом возле кровати колдовала с тарелкой Дейзи, пытаясь уговорить Лизу: — Надо хоть немного поесть, солнышко мое. — Зачем, — шептала девушка, мотая головой, отворачиваясь, втягивая губы, чтобы снова не зарыдать, но ей это слабо удавалось. — Ну, надо дальше жить, отсюда выбраться надо! — не знала, как уговаривать ее, Дейзи. — Отвяжись от меня! — махнула озлобленно рукой заплаканная Лиза. — Что вы мне все… Джейс стояла рядом, но все слова точно застревали у нее в горле, как комья земли, будто ее закапывали заживо, хоронили в самый глубокий и темный подвал. — Джейс! Не уходи! — слышалось на лестнице, когда окликала ее Дейзи. — Я в дозор, сменю Герка, — рассеяно врала девушка. Нет, она действительно по времени должна была сменить часового, но на самом деле она просто хотела сбежать. Теперь у них стало две точки наблюдения, две страшные границы: окрестности дома и спальня, где пребывала Лиза. — Я ничего не могу, — слышался хриплый шепот Лизы. — Ну, солнце мое, успокойся. Мы выберемся! Все будет хорошо! Мы волнуемся за тебя, мы тебя вытащили! Самое страшное позади! — уговаривала ее Дейзи. — Я ничего не могу без него! Меня нигде больше нет! — уже кричала Лиза. «Почему я смогла? Неужели меньше любила Райли?» — думала устало Джейс, не замечая, какой ужас сквозит в ее расширившихся зрачках. Она ведь и не подумала о смерти. Вернее, нет — сразу после гибели брата подумала, лежала возле обрыва, точно уже умерла. Но потом, когда Ваас начал стрелять, что-то заставило ее бежать, вперед, через джунгли, к пропасти, даже с раненой ногой. Может, она слишком не привыкла быть зависимой от кого-либо, вечная одиночка. Может, наоборот, подумала только о себе, обрадовавшись, что повисла на лианах, что спаслась от разъяренных диких псов, варанов. Да и вообще от сотни других опасностей. Кто же она все-таки? Эгоист? Чудовище? Эгоист, от того, что не пожелала умереть вместе с братом? Поведение безутешной Лизы наталкивало на мысли, что Джейс все это время как-то неверно реагировала на потери, что ей пришлось пережить. Между тем Герк возвращался, входя в дом, передавая винтовку Джейс, вскоре из спальни донесся его гулкий не очень довольный голос: — Да оставь ты ее! Ну, честное слово, бабы! Чем больше успокаиваешь ее, тем она больше… Лиза, тебе сколько, двадцать? Больше? Что, больше? Эй, ну, посмотри ты на меня! Я в двадцать уже так не плакал. Я вообще никогда не плакал. Слушай, ну, все умирают. У меня родители вот… были когда-то… Пацифисты. А теперь их нет. Ну, вот видишь, живу же! — Герк, уйди, ты ее нервируешь! — донеслось недовольное восклицание Дейзи. — А ты с ней слишком церемонишься, — пробурчал обиженно мужчина, спускаясь. Джейс вышла из дома, ощущая, как нервный кашель подступает к горлу. И не от страха внешних опасностей. Теперь она больше всего боялась за Лизу, совершенно сбитая с толку. Нет, надо было промолчать, соврать, что Райли где-то на острове. А потом, когда появился бы шанс на спасение, когда Лизу окружили бы психологи и, может быть, родственники, пришлось бы сообщить это страшное известие. Но только Джейс не могла соврать Словами – да, а вот всем своим видом - нет, всякая ложь немедля раскрылась бы выражением лица. Да и какой шанс на спасение? Джейс только обходила снова вокруг холма, она уже успела выучить наизусть, где находятся все подступы к жилищу. Их оказалось не так уж много. Всего два, как и было обнаружено раньше. Путь по пологой части холма казался более безопасным, чем протоптанная «официальная» тропка, уходящая наверх от грунтовой дороги. Ближе к полудню появилась Дейзи, она теперь тоже молчала, хмурилась. Джейс просто смотрела на нее с минуту, догадываясь примерно, о чем пойдет речь. — Я не знаю, как ей помочь, — выдохнула Дейзи, устало садясь на ступени крыльца, обхватывая колени руками. — Мы все в ловушке… Может, она это лучше нас понимает? А мы все на что-то надеемся, надеемся… Что что-то изменится… — Быть может, это безумие, — проговорила Джейс, а перед глазами от этого уже почти табуированного слова отчетливо встал образ главаря. И обращалась девушка скорее не к подруге, а к нему, ведя своего рода ментальную борьбу на уровне подсознания, продолжая: — Но я верю, что рано или поздно все изменится. Образ Вааса растаял, нырнув, точно крокодил, куда-то обратно в подсознание, но словно ощущала его приближение, как грядущую бурю, огненный смерч разъяренных ифритов. — Тогда попробуй поговорить с ней, — зло осадила ее Дейзи, на что Джейс только робко отозвалась: — Она меня не слушает. Меня теперь как будто не существует. Дейзи развела руками, измученно продолжая:  — Трехлетние дети себя смышленей ведут. Райли… Райли… Об Оливере и не вспомнила… Не знаю, что с ней делать… Злость усталой измученной женщины казалась вполне обоснованной. Но все-таки неприятно делалось от ее резких замечаний. Нечто скользкое и вязкое прилипало к коже, точно сочась потом сквозь поры, колыхаясь желтоватой водицей в волдырях. Дейзи помотала головой: — Устала я, Джейс. — И все-таки… Не оставляй ее одну. Я боюсь. Давай… Подождем, — неуверенно и как всегда тихо отвечала девушка, умоляюще глядя на подругу. — Будто у нас есть выбор, — отмахнулась Дейзи, поднимаясь обратно наверх. Джейс снова трясло. Ее буквально истязали картины из прошлого, даже прошлого после смерти отца, когда были живы Оливер и Райли, когда Лиза и Дейзи могли еще улыбаться. Не важно, что стало с ней самой, неудавшейся спортсменкой, но хотя бы друзья были в норме, пусть вовсе и не ее друзья. С ней что-то не так, если у нее и друзей не оказалось. Вернее, когда-то ее окружали друзья по интересам, тренеры, даже конкуренты. Все они поддерживали, кто-то верой в победу, кто-то через соперничество. Выходит, настоящей-то дружбы не пришлось испытать, такой, когда веришь в помощь в любой ситуации. А ей стоило только выпасть из обоймы, так все куда-то подевались, одна только Дейзи и осталась, и то потому, что близко общалась с Райли и вообще всей их семьей. Заслуги Джейс здесь не содержалось. Дефективный патрон, который не заслуживает места в обойме. В чем дефект — никто не скажет, но, наверное, в чем-то есть. И все же в этом прошлом оставалось место радости. А здесь только сплошное безумие. Ваас… Его проклятый образ повсюду! Черные брови Джейс упрямо сжались складками над переносицей. Нет, она не могла позволить захватить свои мысли идеям какого-то безумца. Но в том тоже обреталась ловушка: вовсе он не какой-то и такой ли уж безумец, если видел, что постигает всех на этом проклятом клочке суши. Но он же и способствовал распространению этого зла. Хойт… Ненависть. Джейс догадывалась, что без гибели главной причины никому из них не выбраться с острова. Вот кого следовало убить. Но как? И снова это мерзкое бессилие. Ни единого просвета, ни единой идеи. Глобально мыслить легко, а первый шаг вечно сделать некуда, даже пропасти не находится, везде сплошная стена. И прошлое не вернуть. Вот тебе настоящее, будь добр существовать на обломках. Лиза не хотела, цеплялась за прошлое, не верила, что все настолько плачевно. Но все не плачевно, все еще хуже… Настолько, что и плакать невозможно от злобы. И те, кто с оружием в руках, редко плачут. Вместо слез — патроны, вместо стенаний — возглас выстрела. Так Джейс мстила за Оливера при захвате «Ржавого двора», так она мстила за себя, когда убила ракьят. От изгнания хотелось бы зарыдать, потому что по своим нельзя стрелять. А они хоть и изгнали, все равно своими оставались, хотя бы часть из них. Кому только за Райли отомстила? Ваас все еще разгуливал по северному острову, точно огненный смерч, точно смертоносный джинн. Но все же, как так вышло, что прошлое безвозвратно рухнуло? Да, они снова оказались втроем, и да, никто не застрахован от гибели. Но что-то необратимо сломалось, рухнуло вавилонской башней. Райли? Он пошел на остров, чтобы не убили животных в зоопарке, он боялся за свою Лизу… А Ваас еще смел называть его предателем! Но все не могла убедить себя Джейс, что отвага, а не паника предавали ему скорости в ту ночь. Так хотелось верить в ошибку своего восприятия. Но что бы это уже изменило? Ближе к полудню Джейс сменила Дейзи, ушедшую в дозор. И ей даже удалось молча и без уговоров накормить Лизу тем, что водилось у доктора, который, в отличие от большинства жителей, не бедствовал. Джейс не уговаривала. Она вообще не могла теперь говорить с Лизой, но как будто немо приказывала подчиниться, будто пробудилась в ней снова другая Джейс, которая умела убеждать без слов, за которой пошли ракьят тогда. Может, та, которую назвала чудовищем Цитра. Но кто такая Цитра? И какой жрице понравилось бы узнать, что помимо нее завелся воодушевляющий лидер? Может, она испугалась? Как Лиза, которая теперь прятала взгляд. — Лиза? — надеялась начать диалог Джейс. — Что Лиза? — вдруг совершенно осознанно твердым голосом спросила девушка, но слишком озлобленно. — Лиза! Лиза! Что вы ко мне привязались? Нельзя оставить в покое?! — Ладно. Я просто… — начала Джейс, ощущая, как та, волевая, в ней угасает угольком под проливным дождем. И снова ей на смену возвращается неуверенная и молчаливая. — Что ты просто? Ну, что? — требовала разъяснений Лиза, не позволяя говорить, резко сжимая запястье подруги, отчего становилось ясно, что силы к ней потихоньку возвращаются. Но не нашлось в ее разбитом сердце радости за тех, кто спаслись, лишь уныние и отчаяние за того, кто погиб. Вот только обвиняла она, возможно, незаслуженно, не тех людей. Джейс вскоре снова ушла, уступая место Дейзи, безотчетно боясь за Лизу. Уже не за то, что ее похитят, унесут неведомо как через окно. Девушка находилась в таком состоянии, что могла намеренно навредить себе, будто не хватило ей всех выстраданных испытаний. Но вред себе — тоже способ заглушить невыносимую душевную боль. И как ее излечить от этой скорби, не ведал никто. Она шла страною сумерек, где солнце не взойдет уже никогда, слишком яркое полуденное солнце ее прошлого.