Нет вестей с небес

Красная, красная кровь — Через час уже просто земля, Через два на ней цветы и трава, Через три она снова жива. © Кино «Звезда по имени Солнце»

. Внезапно джунгли сотряс гул от разрыва гранаты, девушка инстинктивно пригнулась, но, на ее счастье, все осколки впились в противоположную часть дома. На ее счастье, но не на счастье воинов ракьят… Стало слишком тихо… Или это она оглохла? Но тогда бы не слышала крики перепуганных птиц, хаотично полосовавших небо подсвеченным силуэтами. Джейс выглянула с другой стороны дома, той, которая была ближе к причалу. Прижимаясь к стене, прошла до провала двери лачуги, беспокойно направила винтовку влево-вправо, входя в жилище, не видя четко с яркого света, но там никого не оказалось. Тогда девушка выглянула, вжимая голову в плечи, из одного-единственного, узкого окна. На песке поодаль стоял с оскалом превосходства один-единственный пират. Враг тяжело дышал, из ушей его сочилась кровь. Но он самоуверенно держал пистолет, глядя сверху вниз, очевидно, подражая главарю, Ваасу. Он намеревался добить контрольным в голову одного из ракьят. Выходило, что вражеский отряд победил. Резанула боль своей беспомощности. Там, на вышке, казалось, увидела как раз вовремя, там казалось, что взгляд почти с неба поможет ей поддержать огнем союзников, поразив всех врагов, поочередно, словно мишени на трассе. А теперь враг стоял над последним воином ракьят и хотел его зверски добить. Вот уж чего не могла допустить Джейс. Остался один. Так не оставайся же вообще никто! Пират хотел добить. Но за ним следил призрак, за ним следил снайпер. И страшны призраки тем, кто не видит их, но не страшно, когда ты сам призрак. Добить пират не успел, захлебнувшись собственной кровью, вовремя не рассмотрев тень в окне темной лачуги, ослепленный своей гордыней превосходства над поверженным. Осознать, кто его достал, тоже вряд ли успел, потому что Джейс со злости не побоялась прицелиться второй раз прямо в голову. Не спас его бронежилет — ценная редкость этих мест. И снова человек в прицеле не казался человеком, с близкого расстояния дух смерти не обдавал тем ужасом, когда пол-лица разлетается в клочья от пули, когда практически стекают мышцы и зубы, скорее напоминая кровавый фарш, нежели то, что раньше выражало эмоции человека. Труп врага, нелепо подкосившись, упал, точно марионетка с отрезанными нитками. Джейс подбежала к тому, кого враг намеревался застрелить. Но парень к тому времени уже умер… Не удалось своим выстрелом сохранить его ускользавшую через рану на груди жизнь. Осколок от гранаты добился своего. За что всегда так? За что успевала убить, но не успевала спасти? Что это за судьба такая? Девушка только на миг подняла в немом вопросе голову к небесам, но они снова молчали, только плыли облаками. Губы ее дрогнули. Много людей. И они выглядели почти как живые, перепачканные кровью, пылью и грязью, а те, что были убиты гранатой, хранили черные следы. И при первом взгляде на них сознание мирного человека, скорее, спрашивало себя: что это? Сажа? Что за странные царапины? Но в следующую секунду приходило шокирующее осознание: от них и случилась смерть, от этих осколков. И чем меньше находилось слов для описания в первую секунду, тем страшнее — до шока, до кашля — оказывалось осознание во вторую. Почему кто-то хотел жить и богатеть за счет убийства людей? Проклятый белый порошок, проклятые идиоты, которые его потребляли по всему миру. Везде, где росло «сырье», была разруха, беззаконие, разрушенные судьбы… Так происходит всегда, когда кому-то взбредает в голову обогатиться. Если бы еще некоторых не покрывал закон мирового господства. Хойт хотя бы считался акулой теневого бизнеса, а кто-то действовал аналогично и в открытую, неся «праведный меч справедливости». Мерзость… Джейс никогда не думала, что окажется в эпицентре конфликта, никогда не представляла, что вид убитых вблизи в первый миг немногим страшнее, чем через экран телевизора, но слишком скоро этот экран трескался, рассыпался. И то, что кажется далеким, легко может оказаться нестерпимо близким. Никто не знает, когда и как. И что только остается? Просить небеса не посылать испытания не по силам, просить уберечь тех, кто дорог. И тошно стало от себя: на вершине вышки ни разу не попросила за Дейзи и Лизу. Да и о небесах этих все реже вспоминала. Но какое это имело значение? Девушка озиралась вдоль песочной косы, опасаясь прибытия новых врагов. Пляжем называть эти места язык не поворачивался, пляж — это что-то такое, созданное для отдыха, окультуренное. А здесь хоть и катался на ветру перевернутым белым пятном пляжный зонт, уже много лет не знали покоя. Ни сна, ни отдыха измученным душам. И каждое затишье предрекало начало бури, и не происходило остановки страшных жерновов. И оказывались все они, все эти люди, вписаны в историю битвы, что не занесут ни в один учебник истории, а если занесут, то искаженно, случайно, одной строчкой. Никто здесь не намеревался вести счет потерь, все закрыли глаза на остров. Удобно закрывать глаза на смерть, удобно не видеть ничего, кроме своей уютной норки, коробочки, не замечать, как страдают те, кто не заслужил. Но те, кто в эпицентре, никогда не думают, на страницах каких книг окажутся их имена. Они просто хотят жить, пережить, дотянуть хотя бы до следующего рассвета, затем до полудня, до вечера, пережить ночь. Продержаться, не утонуть и ближнего не утопить, иначе станешь врагом. И жгло руки оружие: она, чужая изначально, посмела убить однажды своих, вынужденно и пусть не своими руками, но это было слишком легко. Она помнила свой ненормальный смех и ненавидела себя, считая, что не имеет права просить у неба помощи себе из-за всего, что совершила. Больше здесь помощи просить оказывалось не у кого. И вот снова бродила по песчаной косе, не веря, что она — это она, что она здесь, что снова убивала. До этого она все больше убегала, все больше пряталась, а теперь снова вступила в противостояние вместе с ракьят, но не успела, не спасла. Снова только похоронить. Шесть крепких молодых парней. Вчера еще, нет, еще утром, наверное, переговаривались, курили, собирали оружие, надеялись вернуться живыми в деревню, к семьям, к родным, к друзьям. Подвергая себя смертельной опасности, все равно надеялись. Бродя по лезвию, нет смысла думать, что это лезвие, пройти бы только вдоль да вернуться. Но не каждому далеко суждено. И трупы врагов не вызывали эмоций, тоже молодые парни, но отринувшие все нормы и законы, вторгшиеся на законную землю племени, поддерживающие геноцид. А не хотело племя выстраиваться колонной и идти на дно общей могилы, расчищая пространство для корыстных интересов Хойта, сопротивлялись и даже жили, воспитывая и тренируя новых воинов. И солнце каждый вечер, проваливаясь за западный горизонт, вскидывало наутро золотую корону над восточным. И для племени наставал новый день. Но не для этих шестерых парней. Джейс ощущала, что вокруг нее только смерть, несмотря на все ее усилия, попытки, стремления. Во рту плескался соленый привкус слез, но расширенные глаза смотрели пристально, озлобленно. Руки дрожали от гнева, и сердце заходилось в немом восклицании своего бессилия, полыхавшего яростью, обращенной к врагам: «Как посмели! Как посмели вы, сволочи!» Только снова оставалось лишь похоронить, зарыть в этот влажный песок или сжечь на ритуальном костре. Она не знала, как принято у ракьят, среди которых прочно со времен колонизаторов укрепилось двоеверие. И сами они не знали, к каким богам обращались в молитвах. Но, к каким бы ни обращались, на них не роптали. Странно… Столько пережив. Может, видели не только смерть, видели и продолжение жизни, верили, что не все потеряно. А Джейс не верила, отчего руки опускались, взгляд мерк, даже для гнева скорбное бессилие не оставляло места. Только за спиной плескались волны и солнце медленно падало к западу за холм Доктора Э, будто там и обитал черный змей Апоп, оплетший Мидгардстормом мир. Но что до мифических чудовищ, когда стояла одинокая странница, опустив винтовку на сырой песок в окружении шести посеченных осколками тел людей, что не так давно начали жизненный путь, слишком короткий. И не удавалось понять все величие и необходимость смерти, потому что в душе все кислотно разъедало от горечи. За то, что, может, могла бы спасти хоть кого-то, если б не лежала в объятиях зеленой паутины маскировочной сетки, если бы не вспоминала пустые картины прошлого. И косу огласил бы бессильный разъяренный рык, возглас, что неминуемо рвался наружу, отчего кулаки и зубы все крепче сжимались ненавистью ко всему, что породило такой страшный порядок вещей, когда ради денег можно стереть с лица земли целый народ. Но неожиданно послышались булькающие звуки хрипа. Девушка встрепенулась, обернувшись: на испещренном красными пятнами песке у кромки воды, на отмели, лежал ракьят, тоже молодой парень с татуировками на лице, как у всех воинов. И он был еще жив. Джейс подбежала к нему, пытаясь понять, где рана, насколько опасна, осознавая, что вышла с аванпоста без аптечки. Ничего с собой не взяла, кроме винтовки. Спасибо на том, что ее взяла, а не пошла умирать в джунглях. Хотя хотелось. Теперь это ощущение сменилось всепоглощающей тревогой. Особенно, когда воин заговорил, сплевывая кровь: — Ох… Ты тот самый… Джей… Джесси… Кх… Добей… Так больно! — Нет, нет! Я тебя вытащу. Вытащу! — воскликнула девушка, приподнимая раненого за плечи, относя от края воды, которая похищает еще больше драгоценной крови. А в голове пронеслись сотни панических мыслей: «Так, что делать? До доков близко, но там нет врача. Доктор Э! Но до него в гору… Я не успею… Надо остановить кровь!» Парень глядел помутненными от боли глазами, вопрошающе, как будто надеялся прочитать на лице снайпера ответ, сколько ему осталось жить. Ку-ку… Ку-Ку… Скажи, кукушка, сколько жить… Пелена испуга заволакивала взгляд девушки, руки Джейс задрожали сильнее, чем от самой страшной паники. Она боялась не успеть, совершить роковую ошибку при оказании помощи и транспортировке. Сквозная рана на левом боку, много крови. Но больше ничего девушка не могла сказать, смертельная или не смертельная, сколько у нее оставался лимит времени — понятия не имела. Доки Валсы… Кажется, они были ближе, чем дом Доктора. Да, естественно, ближе! Дом хоть и маячил близко, но торчал на холме за забитым сломанными лодками заливом. Что делать? Куда бежать? Все зависело от нее… Жизнь человека. А иного нет ценнее.