Трое на одного

      Крокодайл никогда не повышал голос без причины. У него хриплая, резкая речь, негромкая, но всякий, кто с ним разговаривает, предпочитает слушать. Перебивать чревато неприятными последствиями. Поэтому, что бы Крокодайл ни говорил, его голос оставался ровным, безэмоциональным, шуршащим, точно песок.       Дофламинго прекрасно знал, что не успел сделать ничего «отвратительного» с точки зрения Крокодайла, более того – он находился в другом конце Гранд Лайн, когда Сэр внезапно сам – сам! – позвонил ему.       — Немедленно убери это, - прошипел разъярённой гадюкой Крокодайл, и голос его опасно колебался от угрожающе-низкого до истерично-высокого. — Твои шутки зашли слишком далеко, Дофламинго.       Не «тупая птица» и даже не «Минго». Полное имя обычно игнорировалось с величественностью короля, а обидные прозвища возникали, словно грибы после дождя. Дофламинго прижал плечом к уху динамик Ден-Ден-Муши, закинул ногу на ногу и достал из кармана блокнот. Там помечались важные дела на неделю вперёд, и шуток для Сэра мужчина найти не сумел. Перевернул листок. А, вот оно где. Только в этом ли причина, если подарок ещё не доставлен, не упакован и наверняка плывёт где-нибудь среди переменчивого моря? Вряд ли, повторимся, Крокодайл не из тех людей, которые повышают голос без причины. И кричат. И ругаются.       — Бесценный мой, скажи, что случилось, и если я виноват, то извинюсь, честное слово, — пальцы на правой руке скрещены, ведь извиняться словами слишком банально. Вину Донкихот обычно заглаживал куда более экстравагантными способами. — Ну-ну, лидеру преступной организации не пристало так выражаться, где твои манеры?       Дофламинго смеялся и улыбался, зная заранее реакцию Крокодайла. Ещё с первой их встречи юный «молодой господин» пытался добиться руки и сердца (в будущем – только сердца, вторую руку было жаль) неприступного юноши, который не реагировал на неуклюжие ухаживания и считал все признания ребёнка глупой шуткой. Тогда Дофламинго не шутил, вопреки прилипшей маске человека-улыбки, и сейчас тоже оставался предельно серьёзен. Чёрт возьми, Крокодайл действительно ничего не делает просто так.       — Там же, где твой здравый смысл, — глухо отрезал Сэр, резко замолчал и пропал на долгие минуты. Дофламинго отложил блокнот и жадно прислушался к тишине, среди которой всё чаще различал знакомые раздражённые нотки и чей-то весёлый голос, судя по всему, детский. Наконец Крокодайл снова взял трубку, тяжело вздохнул, как человек, которому на плечи взвалили все тяготы мира, и устало повторил: — Забери его, Дофламинго, как хочешь, но сделай это.       — О чём ты? Я не понимаю, — нахмурился Донкихот и поджал губы. Он привык быть в курсе событий, да что там, даже меню и дела Крокодайла ему известны на месяц вперёд, а тут такое досадное недоразумение. — Мне приехать?       Весёлый голос что-то прокричал, и Минго разобрал нечто в духе «…будет весело!». Ничего весёлого мужчина не видел, потому не стал терять время зря. Всё равно Крокодайл уже сбросил вызов, напоследок проворчав несколько непечатных выражений. Кто, кроме себя, любимого, мог довести невыводимого Сэра, Дофламинго понятия не имел. Перспектива встретиться с возможным соперником его заводила в самом дурном из смыслов: обладатель весёлого голоса точно не жилец.       Два дня потребовалось, чтобы добраться до Арабасты и ещё один – чтобы пересечь пустыню на верблюде. Ни одного облачка Дофламинго не нашёл на небе, так что небесная дорога приказала долго жить. Ох уж этот Кроки с его нелюбовью к воде. Иногда она бывает весьма кстати, а уж как эротично выглядит Крокодайл в мокрой рубашке… Фантазии прервались в самый ответственный момент и не самым приятным способом: стража у шикарного казино решила, будто Шичибукай Донкихот Дофламинго не имеет права войти в столь уважаемое заведение. А может здесь, в стране песков, все немного иссушенные, раз не узнали его? Стражники осознали свою ошибку слишком поздно: Дофламинго, дьявол во плоти, оставил их «отдыхать» с алебардами в обнимку, а сам невозмутимо прошёл в шумное помещение с десятками различных устройств для выкачивания денег. Что ж, Крокодайл любил роскошь и тишину, значит искать его в подобной сомнительной компании бесполезно.       Нико Робин выплыла из толпы навстречу Дофламинго как и подобает убийце – незаметно и бесшумно. Мягко растянула губы в подобие улыбки, а глазами говорила: я тебе не доверяю. Донкихоту было плевать на маленькую одинокую девочку, но он улыбнулся в ответ и позволил взять себя под локоть.       В кабинете Крокодайла привычный полумрак, он не раздражает, а укутывает незримым покрывалом чувства, эмоции, хочется стоять и смотреть на зеленоватые отливы воды и курить что-нибудь ядрёное. В кабинете Крокодайла приятно быть с Крокодайлом. Робин уходит, прикрыв за собой дверь, а Донкихот ищет глазами свою зазнобу. В пепельнице на столе недокуренная сигара и странные бычки от более мелких сигарет, такие не курит безукоризненный Сэр. У него бесконечно много требований к качеству того, что он потребляет. И к качеству отношений тоже. Дофламино понадобилось больше двадцати лет, чтобы убедить Кроки, что чувства с таким сроком выдержки априори не могут быть плохими. Крокодайлу пришлось поверить и никогда больше не касаться этой смущающей темы – Дофламинго мог повторить на бис все признания и снова уложить упрямца на стол в откровенной позе.       ― Где ты? ― мало кто знал, что под казино находятся апартаменты самого героя Арабасты, а уж на тему, сколько такому герою необходимо комнат для комфортной жизни, вряд ли кто-то вообще задумывался. Герои в воображении простолюдин близки к святым, которые должны питаться благими начинаниями и спать в землянке. Три ха-ха. Дофламинго толкнул двери в смежную с кабинетом комнату, пригнулся, ругаясь на проклятые низкие косяки, и оказался в спальне. Сколько воспоминаний! Больше спальни мужчина любил ванную. Там Крокодайл становился особенно трогательным и беззащитным, но сколько нервов тратится, пока его туда загонишь…        Первое, что он увидел – Сэра, который сидел в кресле возле кровати и держал в руках книгу. Книги надо читать, эту простую истину вбивает во всех желающих Нико Робин, но Крокодайл смотрел куда-то поверх страниц. На кровати, прижав ноги к груди, спал мальчик. Короткие драные штаны, майка со следами от сигарет, проще говоря, с дырками по последней моде, и непослушные вихры цвета спелой пшеницы. Ребёнок показался Дофламинго смутно знакомым.       ― Что…       В ответ Крокодайл стремительно прижал палец к губам, показывая, чтобы Джокер заткнулся и не отсвечивал. В каре-золотых глазах читалось обещание жестокой расправы, если ангелочек на кровати не дай бог проснётся. Дофламинго уже ничего не понимал, но покорно замолчал и поманил хозяина казино к себе рукой. Нужно поговорить. Срочно.       И вот, они стоят и смотрят друг на друга невыносимо долго, двери в спальню закрыты, но Крокодайл ощутимо нервничает, дёргается на каждый звук и устало потирает глаза. Под ними залегли тени, видно, что не высыпается. Обычно такое случалось по вине одного пернатого недоразумения, а теперь причина в ином. Дофламинго глухо заворчал, как пёс, у которого забрали любимую косточку. Крокодайл скинул с плеч шубу прямо на пол, подошёл к Донкихоту и крюком «обнял» его за шею, притянув ближе. Другой рукой поднял цветастые раздражающие очки на лоб и взглянул в шокированные голубые глаза.       Тёплое дыхание на губах сбивало мысли совсем не в ту сторону.       ― Прошу в последний раз, Минго. Убери его. Пусть он исчезнет. Не имею ни малейшего желания знать, как он оказался здесь, но шутка была правда неудачной.       ― Я не понимаю, ― повторил, обнял Крокодайла за талию и поцеловал в хищный шов шрама на лице. ― Клянусь. Кто этот ребёнок?       ― Зрение тебя тоже подводит? ― хмыкнул Сэр недовольно, но из объятий вырываться не спешил. Три бессонные ночи и невыносимых дня сделали его податливым и опустошённым. Естественно, только с тем, кому он безоговорочно доверял. ― Он безумно похож на тебя в детстве. Может, это ты и есть. Никаких подозрительных фруктовиков не обижал в последнее время?       ― Ну что ты, милый, я же само добро, и мухи не обижу! ― оскалился Джокер, вспоминая, сколько рабов продал за последнюю неделю, и кто из них мог желать ему смерти. Все. М-да, круг подозреваемых невероятно сузился. ― Когда он появился? Да не смотри ты так, зачем мне устраивать что-то подобное? Я не собираюсь делить тебя ни с кем, даже с самим собой.       ― Хоть одна хорошая новость, ― проворчал Крокодайл и закрыл глаза, чувствуя потребность во сне гораздо большую, чем в выяснении, кто же всё-таки виноват. ― В тот день, когда я тебе звонил. Этот мелкий паршивец невыносим. Везде суёт свой нос, болтлив, как попугай, а ещё наглеет с каждым часом.       Дофламинго сложил в уме две картинки, тихо хихикнул и потянул партнёра к креслу. Представить себе Крокодайла, читающего детям сказки, практически нереально. Он любит маленьких спиногрызов примерно так же, как Цезарь Краун. Разве что ядом не травит, но то от неимения детей в пределах досягаемости. Кресло печально скрипнуло, приняв в себя сразу два немаленьких тела, но разваливаться не спешило: оно пережило и не такое.       ― Почитаешь мне книжку вслух? ― крюк порвал обивку в опасной близости от головы нахала. Улыбка не пропала, сделавшись шире и воодушевлённей. ― Хм, так значит, меня теперь двое? И как ощущения?       ― Заткнись, ― голос Крокодайла сорвался после споров с мини версией Донкихота, и он обречённо шептал, не имея сил для того, чтобы поставить сразу обоих нахалов на место. Руки фламинго нашли самое приятное положение – на бёдрах мужчины, и слезть с колен уже не получится при всём желании. ― Чёртов извращенец.       Дофламинго почудился подтекст, и он ревниво укусил Крокодайла за шею, не прикрытую воротником лёгкой строгой рубашки. Сомнительно, что ребёнок полезет к взрослому пирату с пошлыми заявочками, но если этот щенок действительно он сам… Полезет. И не только полезет, а ещё пощупает, потрогает, погладит и зацелует. Дикое зрелище получается, и Минго рад бы не верить собственным предположениям, но Крокодайл недовольно отвёл взгляд и напрягся. Значит, приставал.       ― Я убью его.       ― Мы не знаем, что тогда произойдёт. Вдруг ты тоже умрёшь?       ― О, Кроки, ты боишься меня потерять?       ― Сплю и вижу, когда ты исчезнешь из моей жизни.       Болезненный укус застал врасплох, вечно пернатое пристаёт в самый неподходящий момент! Крокодайл звонил ему не для очередного жаркого секса и совсем не потому, что соскучился и прочие глупые нежности в духе молодых людей. Они далеко не подростки с зашкаливающим либидо, к чему эти вечные приставания и страсть?.. Увы, порыв Донкихота настолько заразителен, что не отвечать на него невозможно. На несколько томных, медленных, влажных и горячих минут Сэр забыл о проблеме, что заняла его спальню, о делах и обязанностях. Он устал и хотел расслабиться, а любовник словно умел читать мысли. Делал именно то, что ему хотелось, порой раскрывая самые потаённые и тщательно скрываемые желания.       Стоны сдержать не удалось: Крокодайл прильнул к пылающему телу, прогнулся в спине и одобрительно погладил партнёра по щеке, когда тот задрал рубашку и провёл уверенными движениями по бокам, подбираясь к штанам. Да, не останавливайся... Расслабиться и забыться – вот что сейчас жизненно необходимо.       ― Оу, дядя, а ты времени зря не теряешь!       Весёлый детский голос прозвучал настолько неожиданно, что оба Шичибукая забыли, как нужно дышать. Эффект сравнимый с ведром ледяной воды прямо в разгаре секса. О, господи, только не опять. Только не он.       ― Хм, так вот кто моего Кроки довёл, ― прошелестел Дофламинго, невозмутимо рассматривая мальчишку с ног до головы. Менять позу он даже не подумал, отчего Крокодайл зло застонал и уткнулся лбом в широкое плечо, чтобы хоть так скрыть стыд. ― И кем ты будешь, мальчик?       Настойчивая мысль билась в висках будто набат. Если волосы и одежду можно сделать похожими, то и лицо, и глаза, и широкая улыбка уникальны, единственные в своём роде. До этого момента.       ― Можешь называть меня молодым господином, ― скромно ответил мальчишка, громко, противно рассмеялся и, подойдя к столу, взял из специальной подставки сигару. ― Огонька не найдётся?       Крокодайл больше не стонал: он рассыпался песчаным вихрем, закружился бешено, яростно, и исчез. Почему не сделал так раньше – сказать сложно, может, надеялся, что ребёнок растворится, окажется бредом усталого разума. Увы. Дофламинго не спеша поднялся, засунул руки в карманы и навис над мальчиком, отбрасывая на него зеленоватую тень. В аквариуме бесновался питомец Крокодайла, пытаясь разбить стекло и убить малолетнего нахала.       ― Не курю, но есть, ― когда-то давно курил. В лет семь, если быть точным. Дурной возраст, дурной характер, дурное прошлое. А теперь Донкихот носил с собой зажигалку исключительно ради вредной привычки любовника. Слабостям любимых надо потакать. ― Сигары крепче сигарет. Подавишься.       ― Не дождёшься, ― с апломбом заявил мальчик, прикусил кончик сигары и подставил её под неровный лепесток огня. Затянулся сразу, без подготовки, и ожидаемо подавился дымом. ― Кха-кха, как можно это курить?! Оно же ядрёное, как сам дьявол!       Дофламинго спрятал зажигалку в карман и преувеличено ласково улыбнулся. Когда щенок откашлялся и сплюнул прямо на пол коричневую слюну, мужчина положил ему на лохматую голову ладонь, не позволяя двигаться. Наклонился и прошептал, глядя прямо в расширенные от страха и ненависти глаза.       ― Ничего не хочешь у меня спросить, м?       ― А должен? Ай, больно, пусти, крети… ― пальцы собрали волосы и резко рванули вверх так, что ребёнок закричал от боли и задрыгался. Он пытался пнуть обидчика босой ногой и искал пистолет, которого, разумеется, не было. Давно не было. В голубых глазах стояли злые слёзы. ― Я тебя прикончу! И того дядьку тоже! Урод!       ― Как некрасиво выражаешься, а ведь благородного происхождения.       ― Что?.. Откуда ты? ― щенок замер, открыв рот, и даже забыл на время о боли. Держать его на весу ничего не стоило.       ― Меня зовут, запомни это, мальчик, ― грубо и властно произнёс Шичибукай, чеканя каждое слово не ведающим жалости тоном. ― Донкихот Дофламинго. И я не позволю тебе творить всё, что вздумается. А за приставание к моему Крокодайлу, ― оскал превратился в откровенно пугающий. Молодой господин испуганно сжался и тихо зарычал, как загнанный в угол зверёныш. ― Ты будешь наказан. Всё понятно?       ― Угу, ― процедил сквозь зубы Минго и непримиримо вскинул гордый взгляд. ― Я не вырасту чёртовым извращенцем!       ― О, поверь, тебе это понравится. Если доживёшь до того счастливого дня. А теперь снимай штаны. Живо!       Мальчишка вырывался, кусался и брыкался, но противостоять взрослому сильному пирату ничего не мог. Так что когда несколько остывший Крокодайл вернулся в собственный кабинет, картина, представшая перед ним, была безупречной: наглый парень размазывал по лицу обидные слёзы, и вскрикивал каждый раз, как кожаный ремень с вычурной пряжкой касался его покрасневшей попы.       Ничего прекраснее за последние три дня Сэр не видел.