Эффект слияния

      Свечи были не нужны, когда полуденное солнце заглядывало сквозь узкие окна в комнату. Что странно, пыль на свету не проглядывалась, хотя Дезмонду казалось, что те карты и книги, которые были разложены на столе и по полкам, должны были «запылить» всю комнату. Возможно, причиной чистоты была аккуратность и педантичность временного хозяина этого бюро, который с пристальностью нумизмата следил за состоянием каждого предмета, коим располагал в своем владении.       Единственная рука его была в движении и деятельной занятости даже тогда, когда то, что осталось от второй, подвергалось неловкой, но обстоятельной перевязке. На прижжённой культе Дезмонд не без облегчения не видел признаков воспаления, хотя и помнил, что до определенного времени в воспоминаниях предка Малик был более чем жив. Да и сейчас он рассеянно крутил в пальцах тонкую каллиграфическую палочку, чудом ни разу нигде не капнув чернилами, которые так и грозились сорваться с кончика. Кажется, старший Аль-Саиф находил эту игру забавной. Или, по крайней мере, отвлекающей. - Этот проклятый журнал, француз слишком многое писал между строк, - поджимая губы сказал Малик, и перо в его пальцах нервно дернулось. – Хотя мне и было достаточно того, что он писал открыто, для того чтобы поверить в твои слова, но, чувствую, там есть что-то ещё. - И какого же рода? – Дезмонд вопросительно глянул снизу вверх, на секунду лишь отрываясь от перевязки. - Я бы сказал, личного. Он упоминает некие встречи, вряд ли с сообщником, нет, там нет речи о переданной информации. И всё же манера письма, то, как отзывается об этом человеке – слишком размыто. Слишком уважительно, - Малик нахмурился, стукнул, наконец, кончиком каллиграфической палочки о край чернильной склянки, стряхивая каплю, и глубоко вздохнул. – Впрочем, это несущественно. Как твои поиски, валэт? - Всё бестолку. Даже с тем, что выяснил пока для меня Талал, я не могу найти ни малейшей зацепки, - Дезмонд устало вздохнул, затягивая аккуратный узелок. - Такое чувство, будто тамплиерам нет дела до погибших, кроме как поскорее захоронить. - Их можно понять. Солнце не щадит тела, - Малик осекся, заметив, как напрягся его собеседник. - Извини. Я не хотел заставлять тебя представлять это. - Всё в порядке.       Дезмонд отмахнулся, не желая больше говорить о своей секундной слабине, и ощутил досаду. Дело было вовсе не в Малике, и даже не во всем произошедшем, а в нём самом. Когда Майлс оказался оторван от себя настоящего, брошенным в чужом пространстве, как щепка посреди моря, неудивительно, что он уцепился за то единственное, что показалось оплотом уверенности и спокойствия. Всего-то лишь человека. Мертвеца, Дезмонд. Об этом говорили все зацепки, за какие бы только он ни хватался. Нужно было смириться и прекратить, но некоторые эгоистичные устремления бывает сложно подавить. Даже слишком. - За помощь благодарю, - проговорил Аль-Саиф, поправляя свой сложенный вдвое рукав, который теперь скрыл культю от глаз. - Если у тебя есть желание, мы могли бы немного пройтись. До приезда Альтаира ещё весь день, тебе ни к чему караулить в бюро. - Будь твоя воля, мы бы его и вовсе прогуляли, да? - Дезмонд искренне улыбнулся, заметив, как Малик округлил глаза, наигранно выражая все свое изумление: «И как ты мог так обо мне подумать?»       За те несколько дней, что Майлс пробыл в Иерусалиме с Маликом, он всё чаще начал себя ловить на мысли, что с этим довольно ворчливым человеком ему вполне комфортно. Первое впечатление вообще зачастую бывает обманчивым, и вскоре начинаешь замечать новые вещи. К примеру, частые мрачноватые ироничные шутки, которые Малик всегда говорил с нечитаемым выражением лица. В остальном же... Если не давать себе дергаться от частой резкости и тяжелого взгляда, то с Маликом было интересно. - Куда ты отправишься после того, как убедишь Альтаира остановить убийства? – спросил Малик, уже сунув за кушак небольшой мешочек монет и отходя к двери. - В Акку, возможно. - Есть много других мест, брат. Шехем, Хеврон, вся Тибрия – отправляйся, куда захочешь. - Я уже набегался однажды по городам. Ни к чему хорошему это не привело.       Малик сощурился на солнце, и Дезмонд негромко вздохнул, в который раз перебирая воспоминания, как бюрократ бумажки. Нытье по прошлому было бессмысленным, и всё же Майлс считал себя в праве ныть. Он пережил достаточно. Уж точно больше чем любой другой, кто решил бы упрекнуть его в слабовольности. - Тогда как насчет небольшой прогулки за стены? - Что? – Дезмонд опешил от неожиданного вопроса, резко вскидывая голову, но Малик смотрел прямо и с легкой усмешкой. - Идём, валэт.       В следующую секунду Майлс остался совершенно один в потоке идущих по своим делами людей. Аль-Саиф как будто растворился в толпе за один шаг, исчезнув за выцветшими тканями чужих одежд. Растерявшись, парень едва не застыл столбом посреди улицы, но идущие сзади подталкивали вперёд, и сопротивление этому единому существу толпы не имело никакого смысла.       Дезмонд брёл вместе с людским потоком, особо не вглядываясь в лица, но отмечая то, чего раньше не замечал в Анимусе. К запахам юноша уже привык, к жаре и духоте, к холоду стен и раскаленным камням подоконника. Лишь многообразие лиц познал только сейчас, в этот самый момент. Они все были такими живыми, такими... недоступными для убийства.       Вскоре Дезмонд уже стал различать мелькающее впереди черное одеяние с белой вышивкой. Следовать было легко. Сзади направляла толпа, и идти с ней Майлс находил куда более простым и приятным, чем пытаться продираться через всех этих людей.       Не успел Дезмонд поймать эту мысль за хвост, как неожиданно для себя выпал из толпы, оказываясь рядом с Маликом у открытых ворот города. Однорукий ассасин прошелся к коновязи и переговаривал с незнакомым Дезмонду человеком. Он носил белые одежды, похожие на те, в какие облачались ассасины, но на ногах его были не сапоги, а простые истоптанные сандалии, и ни в руках ни на теле не было никакого оружия. - А, Дезмонд. Познакомься с уважаемым равви Саадилом. - Рад знакомству, - оторопел поначалу Майлс, но мужчина улыбнулся ему мягко и благодушно. - Это мой брат, равви. Мы могли бы проводить тебя до Силоама, а после должны будем вернуться в город. - Буду благодарен, друг мой.       Пожилой еврей склонил голову, всё так же добродушно улыбаясь. Майлс отдал названному брату должное – собственное чутье подсказывало, что человеку этому впрямь стоит как доверять, так и помогать. Однако до сих пор в Анимусе Дезмонд не слышал таких обращений и разговоров, как между Маликом и Саадилом. - Твой друг – еврей? – шепотом спросил Майлс у старшего, выразительно округлив глаза. Тот в ответ состроил такую гримасу, как будто его любимый щеночек только что написал на лучшие ливанские карты. - Ты так говоришь, как будто «еврей», это позорное клеймо. Не суди людей по их вере или убеждениям. - Тамплиеров ведь судим, - хмыкнул Дезмонд, скорее ершась, чем всерьез. Однако Аль-Саиф нахмурился и покачал головой. - Тамплиеры – это другое. Я говорю скорее о более мирских разделениях. - Всегда проще отказывать в понимании тем, кто не нравится, типа это другое. Но если так посмотреть, люди те же. - Дезмонд, я имел ввиду, что… - Малик осёкся, заметив, что равви уже приближается к ним.       С собой он вёл двух коней и ослицу, очевидно, принадлежавшую ему самому. Разговор при равви продолжать было бессмысленно, да и просто неправильно, а потому Дезмонд по примеру путников оседлал предложенное ему животное. Они поехали вперёд по улице, и Аль-Саиф направил коня вперёд, возглавляя их небольшую процессию. Очевидно, он вновь решил взять защиту брата и друга на себя.       Именно такие жесты рассказывали Дезмонду всё больше и больше о Малике.       Через несколько минут пути, когда они проехали уже под Вениаминовыми воротами, американец начал замечать, что по одной дороге с ними бредут тяжелые груженые телеги: возницы даже не понукали мулов, настолько хорошо те знали дорогу, будто всю жизнь только и ходили, что по этой крутой тропе. - Равви, - неловко обратился Майлс к еврею, - что это за место, куда мы едем? - Вы провожаете меня по дороге, безмерно важной для моего народа, - Саадил выпрямился в седле своей ослицы и указал вперёд, где в дымке жаркого марева угадывались каменные сооружения и возвышенности. – Вы оставите меня у реки Силоам, что на пути к Хеврону. Там я помолюсь могиле матери нашей Рахили, после у могилы Иисуса и наконец паду ниц у тех мест, где ступали ноги наших отцов. - Зачем нужно это паломничество? – Дезмонд разглядел теперь, что ноги равви были все в страшных сухих мозолях, пошедшими трещинами, как сама пустынная земля. – Я видел и других ученых и паломников, идущих этими же дорогами. - Путешествие по Святой земле уже большая честь, - улыбнулся мужчина, и в глазах его особенно ярко отразилось солнце белым ореолом. – Я запишу все, что увидел, для своих братьев по вере, и тогда мне позволено будет вернуться в Иерусалим и умереть здесь. - Целая жизнь ради записей? - Слово, письменное или произнесенное вслух, способно на многое, друг мой.       Дезмонд хмыкнул. Он понимал и не хотел понимать. Только разве не он сам каждый день ожидал вестей от Талала с одним лишь словом?       Лошади осторожно ступали по крутому спуску, неся своих всадников к долине вместе с тянущимися одна за другой телегами. Пальмы не шумели подобно привычным Майлсу деревьям: несмотря на ветер, они не издавали ни единого шороха, как пустынные изваяния, больше похожие на миражи. Одна только благодатная их тень давала понять, что все не иллюзия и не обман жаждущего воды тела.       Вскоре дорога выпрямилась. Малик обогнул какой-то памятник, мало заинтересовавший Дезмонда, и направил их меж трех больших водоёмов, ярко сверкающих на солнце. Странно, что берега их были высокими, однако же вода шла быстрой рябью от течения. Нагнав старшего Аль-Саифа, Дезмонд спросил об этой странности. - Это воды Силоама. Никто не знает, куда утекает вода, и никто не знает, где бьют ключи. - На то отвечает наш пророк, - вклинился в разговор Саадил, направив свою ослицу третьей в ряд, благо дорога достаточно для того расширилась. – «Его огонь – в Сионе, а печь Его – в Иерусалиме».       Ответ этот мало что сказал Майлсу, но настаивать он не стал. Его заняло другое зрелище, и юноша подогнал коня, вырываясь вперёд легким галопом. Он увидел ясно теперь, как телеги, сопровождавшие их всю дорогу, останавливались у высокого обрыва, за которым виднелась узкая долина. Под льняной, паромасляной тканью, навалены были в телегу кости. Дезмонд осадил лошадь и замер, понимая теперь, что те были человеческими. Возница, такой же спокойный и отстраненный, как его мул, лопатой сбросил кости и пепел прямо с обрыва. В воздух взвились серые облачка, быстро истаявшие на фоне ясного бледного неба. - Долина Иосафата, - раздался сзади печальный и уважительно-тихий голос Саадила. Малик продолжил за него. - Так мы все умираем. Прах к праху. Каждый день сюда привозят кости и мусульман, и евреев, и христиан, и неверных. В конечном счетё, все – просто кости.       Это было уже слишком. Дезмонд ощутил, что посреди полуденной жары его пробил леденящий озноб. Как прощались с равви, он уже не помнил, как и собственного скупого слова. Одно он понял ясно: что бы ни случилось, этого урока брата он не забудет по возвращении в Иерусалим.