Immortals

Хиро зевнул и, почесав кончик носа, прислонил ладонь к сканеру, затем прошел проверку сетчатки глаза, и только после этого стальные двери разъехались в стороны, пропуская нового Профессора в лабораторию. - Доброе утро, Хиро! – Сани, развлекаясь со своими шариками и при этом вновь что-то встряхивая в пробирке, умудрилась улыбнуться ему. Несмотря на то, что прошло уже семь лет, Хиро не мог не сказать, что она как-то изменилась. В смысле, в плохую сторону: Хани Лэмон осталась такой же яркой, улыбчивой и очаровательной... - Смотри! ... и ее любовь к химии отнюдь не угасла. Глядя на то, как медленно пожирает сплав титана розовый шар, Хиро не мог не сказать, что не восхищен. Проходящий мимо Васаби только подмигнул ему, насвистывая мелодию, и опять извращаясь с лезвиями. Кажется, на этот раз он хотел поменять свойства, нет? Нет, конечно, у него было множество других успешных изобретений, но лезвия были его любимыми – особенно после памятной истории с воронкой. В принципе, у них у всех остались определенные последствия после этого... - Дай пять! Как например, у Фреда. Пусть его костюм уже был неоднократно усовершенствован, тот первый, в котором они сражались, до сих пор одевается едва ли не каждый день. Хиро улыбается, ударяясь кулаками с довольным Фредом, который тут же куда-то уносится, напевая что-то себе под нос. Стоящая рядом Го-Го только закатывает глаза, но не сдерживает улыбки, когда хвост костюма задевает ее. Все-таки что-то неумолимо изменилось в них, думается Хиро, когда он, немного поболтав с друзьями, идет в свою лабораторию. Бэймакс, сидящий в углу и, видимо, считывающий информацию новой программы по медицине, приветливо кивает ему. Удивительно, как быстро пролетели семь лет. Хиро садится за рабочий стол и бегло просматривает вчерашние чертежи, в то время, пока бот делает ему кофе. Горячий горький напиток обжигает горло, и Хиро морщится. Прищелкивает пальцами, все так же не отрываясь от чертежей, и бот услужливо добавляет сахар, заботливо перемешивая напиток. Получается достаточно сносно, и Хиро удовлетворенно кивает, позволяя боту вновь занять свое место в углу кабинета-лаборатории, погрузившись в режим сна. Многое изменилось – и Хиро не может этого отрицать. Начать хотя бы с того, что он не просто студент – пусть и самый молодой, пусть и гений, - не-ет, теперь он Профессор, гений восходящей эры человечества, или как там его еще окрестили? В любом случае, даже маленький ребенок знает его имя и улыбается при встрече в парке, прекрасно зная, кто же создал так любимых детьми игрушечных роботов. Хиро честно вначале не хотел славы. Слава пришла сама. Стоило ему еще парочку раз мелькнуть на телеэкранах – вначале, как супергерою, потом как гению-изобретателю – и вуаля! Его имя внезапно будто разносится не просто по всему Сан-Франсокио, но и по всему миру. Специалисты приглашают его на различные Конференции, беседы. Хиро честно приходит на первые два съезда, а затем ударяет тогда еще мелкими кулаками по столу и заявляет, что все это чушь. А еще через полгода бессонных ночей шестнадцатилетний подросток производит фурор в мире и революцию в сознании общества – по крайней мере, так пишут в газетах. Почти весь мир становится на ноги – на ноги роботов, его, Хиро, нанороботов. И это прекрасно поначалу – он доказал этим старикам на съездах, кто он, чего стоит и!.. А потом ему становится скучно. Ужасно. Его делают Профессором, Президентом какого-то единого совета инженеров или чего там еще? В любом случае, его имя мелькает везде, где только можно и нельзя. А фотография и возраст – еще чаще. Теперь не то, чтобы город спасать и устраивать бои, теперь и просто выйти из дома чревато. И это жутко раздражает. Нетерпеливый по своей природе, он рвется к новому, к еще более внезапному для всех, но не для него и... внезапно находит успокоение в объятиях Хани. И даже несмотря на то, что разницы у них в три года, все будто становится на свои места. Они встречаются полтора года – и, когда Хиро исполняется восемнадцать... в общем, все идет, как надо. Они держатся за руки, даже иногда позволяют себе поздние прогулки в парке рядом с Институтом. И целые три года, что они встречаются, Хиро кажется, что все идеально. Вплоть до его двадцатилетия. Он впервые осознает горькую правду, смотреть которой в глаза был не готов еще шесть лет назад, когда ему было четырнадцать. Они фанаты своего дела. Все, не считая Фреда, но и у того тараканов в голове хватает. Он хватается за голову – как же он раньше не замечал, что с Хани они говорят только о науке? Об изобретениях? Как бы глупо это ни было, но он не предавал этому значения, которое и познал только в сравнении – смотря на другие парочки. И вот тогда-то к нему медленно начали закрадываться мысли. Хиро, признаться, даже не знает, правильно ли они его ведут или нет. Но в любом случае – это становится ему путевой звездой. В результате внезапного озарения лаборатория терпит изменения. Он, кажется, наконец-то осознает, что он – Профессор и вообще круче него только горы. И то – не все. Его отдельная лаборатория преобразуется. И он закрывает глаза, что раньше ничего не делал из памяти брата. В любом случае, Бэймакс остается на прежнем месте, добавляются только всевозможные мини-помощники, нормальное рабочее место и – финальный аккорд, - стальные двери, пройти через которые можно только с его позволения. Друзья молчат и виду не подают, но по их глазам Хиро понимает: они видят. Видят, как превращается их всегда маленький друг. Да и таким маленьким его уже не назовешь – сейчас ему 21 и он выше Васаби, стройный и подтянутый, с такой же копной иссиня-черных волос. Он остается для них ребенком, и сквозь стальные двери они не слышат, как он связывается с управлением Института, исключая тех, кто не приносит пользы. В всегда добрых и любознательных глазах теперь виден неприкрытый стальной прищур и редкое презрение. Хиро меняется – и никто не может это отрицать. Даже он сам. Но есть одна вещь, убить которую время не может. Поэтому, когда с бумагами и прочей волокитой покончено, Хиро с удовольствием зарывается в чертежи старых разработок. Солнце уже давно село, Хани даже заходила за ним, но он никак на это не отреагировал. Кажется, только промычал что-то неразборчивое из-под горы бумаг. Лэмон, зная по себе, насколько бывает увлекательна наука, только улыбается, невесомо чмокает его в щеку и спрашивает, подождать ли. На что получает отрицательное мычание и, по-доброму рассмеявшись, уходит. Любой бы сказал, что Хиро Хамада повезло в жизни, но сам он чувствует себя по-настоящему живым только тогда, когда изобретает. Правда, сегодняшний вечер (или уже ночь?) как-то не ладился – идей в голове нет, пусть вначале он и был решительно настроен, чтобы доработать что-нибудь или вовсе создать новое. Но нет. Он устало откидывается на спинку большого кожаного кресла и запускает в противоположный конец комнаты очередную скомканную бумажку с чертежом. Бэймакс уже выключен (ну, кто будет терпеть постоянную заботу и ненавязчивые посылы пойти спать? вот и Хиро не выдержал), и в помещении царит тишина. Ребята уже разошлись – он видел это по камерам слежения, о которых они не знают и, скорее всего, не узнают никогда. Меньше знаешь – крепче спишь, да? Мысли невольно кружатся о том, что он все-таки идиот, сам отвергающий друзей. Хотя, кажется, он умудрился подставить их еще и тогда, когда оставил на острове? Даже тогда можно было понять – Хиро Хамада человек закрытый, эгоцентричный и все-таки темный. А Тадаши не был таким, вдруг вспоминает Хиро, и это отдается неприятной болью где-то в груди. И даже несмотря на то, что с его смерти прошло вот уже семь лет, Хиро не сдерживает рваного вздоха сквозь зубы. Бэймакс вдруг включается. Хотя почему это вдруг? Кажется, он уже научился реагировать на сдержанные проявления любой боли со стороны Хиро. - Вам больно? Большой робот мелкими шагами подошел к нему, и Хиро невольно улыбнулся. Бэймакс – шедевр его брата, творение всей его жизни и напоминание о нем и по сей день. Определенно, Хиро любил его. - Да нет уже. Спасибо, Бэймакс. - Я не могу выключиться, пока Вы не... - Да знаю-знаю, - устало отмахнулся он. На душе потеплело. – Просто вспомнил брата и... - Тадаши? – Робот участливо склонил голову. Хиро даже знал, почему решил поплакаться ему: большой, мягкий, он был своего рода его поддержкой и моральным якорем для нестабильного огненного характера Хамада-младшего. - Да. Тадаши. - Тадаши, - тянет робот и вдруг выдает: - если мы найдем Тадаши, Ваше состояние улучшится? Хиро не отвечает. Только невесело растягивает губы в подобие улыбки-ухмылки. - Он мертв, приятель. И кажется, я уже повторял это, нет? Врет, конечно. Он сказал это только один или два раза – семь лет назад, когда переживал смерть брата. И даже извинения профессора Каллогена не принесли плодов. Они оба прекрасно знают, что Тадаши, такой правильный и верный Тадаши, сам выбрал свою смерть. Так что винить профессора в том, что он просто умел повести за собой людей... это глупо, и Хиро понял это уже давно. И уже давно фотография брата стоит у него на столе дома. Он никак не может отпустить призрак Тадаши и сам винит себя в этом. Средства позволяют ему многое – купить пентхаус, к примеру, и съехать от тети, только вот комната под крышей, где он провел почти всю свою жизнь, где есть кровать брата... Все это держит его так же крепко, как и лаборатории, и он не видит смысла сопротивляться. Поэтому еще пару раз не в такт кивнув роботу, он почти насильно выключает его и опять возвращается в чертежи. Уже под утро он, раздраженный на себя за свою собственную глупость, вдруг находит старую схему порталов «Чайки». Транспортировка людей, быстрая телепортация... кажется, его это заинтересовало лет шесть назад, да? Так почему бы не вспомнить старое? Хиро выпивает две кружки горького кофе и принимается за работу. Ему многое надо сделать, чтобы вернуть себя к жизни.