***
Ранним утром нового дня, когда Лазарию, наконец, было разрешено покинуть башню, колдун выскользнул из своей спальни и быстро направился по лестнице вниз. Было еще очень рано: замок спал, лишь в Храме, да на кухне хоть как-то текла жизнь. Лазарий направлялся как раз на кухню, где повара готовили господам завтрак. Перед Великим Постом, о котором все внезапно вспомнили благодаря Тадэусу, все разом изъявили желание кушать сытно и вкусно, пока еще можно. Лазарий с улыбкой проскользнул на кухню и, неловко поприветствовав слуг, которые несколько растерялись от его присутствия, принялся за самый нелепый подарок в своей жизни. Он не знал, как отблагодарить принца за заботу; не знал, как помочь ему вновь воспрять духом, но ему невозможно хотелось сделать для Вилмара что-то приятное. И он по своей глупости решил, что приготовить ему завтрак было бы очень кстати. Как раз вспомнился их ночной разговор о том, что принц давно не ел обычной пищи по типу той, что он пробовал в самых обычных тавернах и пабах недалеко от столицы. Конечно, Лазарий не был поваром, но он вспомнил, как помогал в детстве на кухне. А там, где он жил, никогда не пиршествовали с изысками. — Ваша Светлость, что Вы делаете? — засуетилась рядом кухарка, с опаской поглядывая на нож в руке колдуна. — Я хочу кое-что приготовить, — ответил Лазарий, — мне нужна крупа, тыква, мука и яйца… — Мы все сделаем сами! — опешила женщина. — Но… — начал юноша, но потом понял, что ему вряд ли дадут спокойно что-то сделать самостоятельно, — этого Вы, барышня, сделать не сможете! Я же придворный маг, так дайте мне возможность практиковать свои умения! — На тыкве и яйцах? — недоверчиво спросила та. — Да хоть на молоке! Не лезьте, прошу, под руку! Лучше приготовьте мне продукты! Последующий час почти вся кухня наблюдала за тем, как колдун варит какое-то странное зелье, очень напоминающее обычную тыквенную кашу, которую кухарка приготовила бы вне всякого сомнения лучше. Но все были глубоко уверены, что парень, выживший после мертвого озера, добавлял в обычные блюда какие-то свои ингредиенты, спрятанные в широких рукавах мантии, и заговаривал содержимое котелков и сковородок разными заклинаниями. Рецепт оладий ему все же подсказали. Лазарий помнил, что любил их в детстве, но совершенно не знал, как они готовятся. Когда женщина рассказала и даже помогла замесить тесто, Лазарию осталось лишь их пожарить. Однако маг вместо этого сильно обжег руку, и кухарка сама закончила его мучения, на секунду почувствовав себя колдуньей. Попробовав все лично, колдун даже мысленно похвалил себя. Во всяком случае, отравиться этим вряд ли удастся! — Могу я спросить, для кого Вы это делали? — все же поинтересовалась женщина, наблюдая, как Лазарий выкладывает все на серебристом подносе. — Неважно, — сконфузился маг. Он прекрасно понимал, что его идея — безумие. Он совершенно не умел готовить и, наверное, зря взялся пробовать. Но почему-то ему казалось, что Вилмар это оценит. К тому же всегда можно послать за нормальной едой чуть позже. — Господин Советник? — раздался удивленный голос Паскаля рядом. — Что Вы тут делаете? — О, Паскаль! Ты как раз вовремя. Не мог бы ты помочь мне? — Прошу простить, мне нужно принести завтрак Его Величеству, — поклонился молодой паж. Кухарка рядом засуетилась и отошла в сторону, чтобы приготовить все для принца. — Это как раз для него, — шепнул Лазарий и улыбнулся. — Но, Ваша Светлость, принц Вилмар ест совсем другое… — сконфуженно начал Паскаль, рассматривая всего две тарелки: в одной каша, в другой оладьи. — Я все знаю, но для начала помоги мне, — попросил Лазарий. — Вы уверены, что стоит нести ему это? Кто вообще это сделал? — нахмурился молодой парень, но потом все же сдался, — давайте добавим сыра и молока хотя бы? Вы же знаете его аппетиты и предпочтения… — Разумеется, — кивнул колдун, — и положи какое-нибудь пирожное или сладкий пирог. Вилмар любит сладкое, — попросил Лазарий, решив хоть так компенсировать эту пищу «богов». Паскаль не стал перечить и добавил на серебристый поднос еще некоторые блюда, включая десертные, а затем направился с ним в руках к выходу. К этому времени кухарка собрала на другой поднос завтрак для принца и окликнула молодых людей: — Прошу, подождите! А как же завтрак для Его Величества? — растерялась она. Приготовленный ею поднос ломился утренними кушаньями, которые угодили бы даже Вилу. — Ммм, не убирайте его далеко, я за ним вернусь позже, — прибито ответил Паскаль, вновь оглядев кашу и оладьи, а затем виновато посмотрел на Лазария. — Все верно, я тоже считаю, что Паскаль скоро за ним спустится, — хохотнул колдун, прекрасно осознавая, что его задумка провалилась еще тогда, когда он вообще придумал этот бред. Вилмар в это время был уже собран, благо, погода за окном позволяла ему ходить в обогретых комнатах без всяких накидок. — Где его черти носят? — недовольно выдохнул парень, поглядывая в окно. Хоть бы одна почка набухла что ли? Но за окном продолжала царствовать зима. «Да, отец, засунул меня сюда и рад. Вместо того чтобы наставлять меня, ты отослал меня подальше. Что мне здесь делать? Сосульки считать что ли? Или по твоему подобию наделать по бастарду каждой графине, что согласилась отправиться со мной?» — про себя думал наследник, закипая от злости. Мысли прервались осторожным стуком, и в комнату вошел сначала Лазарий, а за ним Паскаль с завтраком. — Лазарий? — удивился принц и отошел от окна. — Доброе утро, Ваше Величество. Могу ли я присоединиться к Вам за завтраком? — поинтересовался колдун. Паскаль заискивающе огляделся, а потом все же поставил поднос на стол. — Эмм, — растерялся Вилмар, — конечно… Паскаль, принеси, пожалуйста, завтрак для Лазария. — В этом нет необходимости, дальше я сам, спасибо, — спохватился колдун. — Как прикажете, — поклонился паж, а потом все же тихо спросил у колдуна, — мне принести тот поднос? — Неси, — решительно кивнул Ларра, окончательно убедившись, что Вилмар вряд ли будет есть то, что приготовил маг. «Что же, на крайний случай, отдам это все Паскалю», — с долей юмора подумал кудесник. — Лазарий, а ты чего поднялся в такую рань? То, что тебе разрешено покидать башню, не говорит о том, что ты должен носиться по замку с самого утра, — все же высказал свое недовольство Вилмар, переживая за здоровье колдуна. Во всяком случае, он все еще опасался последствий от отравленной воды озера. Однако аромат еды его отвлек и он пригласил колдуна за стол; правда, когда он оглядел поднос, ему показалось, что в нем многого не хватает, — а где хлеб? Они там все оборзели что ли? Скоро пост, Тадэус заставит меня соблюдать его, хоть сейчас-то можно поесть нормально?! — недовольно протянул Вилмар, но колдун пресек его желание немедленно позвать Паскаля. К тому же паж наверняка сразу побежал на кухню за настоящим завтраком принца. — Моя вина, это я забыл про хлеб, — поспешил объясниться колдун, — кашу-то ты кушать будешь? Или оладьи? Посмотрев в чашу со странной кашей, Вилмар нахмурился еще больше. Он понятия не имел, что завтрак ему готовил парень, сидящий рядом с ним. Потому считал, что повар мог бы и «побаловать» его каким-нибудь изыском. «Рыбный паштет, масло… Черт, я хочу домой», — с тоской подумал он, вспоминая сочные блюда главного замка. — Повару надо руки оторвать, — только и сказал он, взяв чашу в руки. — Что ж, — вздохнул суеслов, — можете приступать, — повел плечами маг, протянув к блондину ладони, одна из которых была перевязана бинтом. Нахмурившись, принц уставился на ладони чернокнижника. Этого бинта вчера не было. «Что ты…» — мысль оборвалась на середине, когда до Вила, наконец, дошло, что завтрак готовил ему Лазарий. Подняв взгляд с его ладоней на лицо, блондин растерянно приоткрыл рот, но сказать так ничего и не смог. Он только взял серебряную ложку, не понимая, зачем Лазарий вообще решился приготовить для него. Приготовить завтрак мог и повар. Быстро пихнув в рот кашу, не сразу распознав ее вкус, Вилмар растянул губы в улыбке. — Очень вкусно, — промычал он, проглотив тыквенную кашу, — тебе не стоило себя утруждать… — А тебе не стоит есть это, если не нравится. Паскаль совсем скоро принесет твой завтрак, — улыбнулся Лазарий, — просто ты говорил, что давно не ел обычной еды… и я зачем-то решился ее приготовить. — Это я должен ухаживать за тобой… По крайней мере, когда ты так плох. А теперь у тебя еще и ладонь перевязана, — тихо произнес он. «Я думал, он только зелья свои варить умеет… Господи, он же от благодарности не подумал отравить меня?» — вдруг с ужасом подумал Вилмар. Может, своей искренней заботой он вывел мага из себя, или тот просто воспринял все, как подачку? Или, может, он действительно подумал, что это все лицемерие, преследующее определенную цель? Взяв парня за руку, Вилмар осторожно провел кончиками пальцев по бинту. — Я повару руки оторву за то, что он тебя заставил готовить… — Не стоит. Я ведь сам попросился, да и обжегся по своей невнимательности, — равнодушно пояснил Лазарий, отхлебнув из кружки парного молока. — Оу, — выдохнул Вилмар, вновь принявшись за поедание тыквенной каши, — но в следующий раз предоставь мой завтрак поварам. То есть все вкусно, правда, — тут же поправил себя принц, хотя съел лишь ложку каши, — просто ты — Советник, у тебя другие обязанности. — Нам, наконец, стоит заняться делами. Надо связаться с Бронзовым Домом. Узнать, кто сейчас в лучшем положении. — В лучшем положении все, кроме меня, — недовольно изрек блондин, отпив теплого молока, — но ты прав. Пора что-то делать. Иначе я подохну здесь либо от холода, либо, как вариант, от скуки. Попробовав все кулинарные творения, Вилмар натянуто улыбнулся. Если рассматривать все несколько с другой стороны, то поступок Лазария пришелся ему по вкусу во всех смыслах, кроме основного. — Знаешь, что я вспомнил?.. — М? — Ты когда-то говорил, что не дал бы мне умереть от голода, ведь я — твой будущий Король. Я и не думал… что ты так быстро докажешь все действиями, — улыбнулся принц, вспомнив разговор в башне главного замка, когда маленький Вилмар впервые понял, что вокруг него мир крутится только благодаря отцу-Королю, — был бы ты женщиной, я бы на тебе женился. Это был бы самый выгодный союз красоты, силы и мощного интеллекта. Услышав последнее, маг интуитивно прикусил нижнюю губу, подавив в себе желание рассмеяться (или горько заплакать?). А затем перевел лукавый взор прозрачных зеркал на кареглазого юношу, все же не сдержав смешка и добавив: — А еще я, помнится, обещал тебя отравить или воткнуть кинжал в сердце. — Романтика, — рассмеялся Вил и подавился подгоревшей оладьей, кажется, именно эту Лазарий жарил сам. Прикрыв рот кулаком, блондин пытался откашляться и проглотить застрявший в горле кусочек теста. Маг быстро подал принцу чашу и, похлопав по спине, весело скомандовал: — Выпрямитесь, Господин, а то и моих стараний с ядом и кинжалом не понадобится, — а затем более серьезно добавил, — Вил, сильно воздух не втягивай и быстрей запей молоком. Все еще кашляя до слез в глазах, Вилмар взял чашу и стал через силу запивать, пока не отпустило. — Прекрасный завтрак, Советник, спасибо, — выдохнул он с доброй иронией, а после серьезно добавил, — хотя, если честно, это редкостная гадость, но мне льстит твое внимание. На удивление Вилмара маг ничуть не оскорбился высказыванию, он лишь громко засмеялся, а потом добавил: — Не сомневаюсь. Не переживай, Паскаль скоро принесет твой нормальный завтрак. Но я рад, что ты оценил мое внимание. — Чудно, поскорее бы, я страшно хочу есть, — поддержал Вил и поковырялся в переваренной каше ложкой. Это было дико смешно, и когда Паскаль снова явился с подносом еды на две персоны, принц и его советник хохотали так громко, что их было слышно еще в коридоре. — Паскаль! Никогда больше не подпускай Лазария к готовке, иначе все, что он приготовит, ты будешь есть сам! — смеялся Вилмар. Лазарий от этого захохотал еще громче. — Я как раз это и хотел предложить!***
После завтрака Лазарий все же оставил Вилмара и последовал в главную залу. Видеть людей после такого перерыва было для него все же радостным событием. Все сразу начали интересоваться его самочувствием, другие неловко спрашивали вкус мертвой воды. Признаться, колдун не помнил ее вкуса, да и все, что происходило на озере, он не хотел вспоминать подробно. Сейчас все было хорошо, и он наслаждался общением и людьми вокруг. Такое настроение у мага было весьма редко, если бывало вообще. Он даже сыграл несколько партий в карты, правда, последнюю игру прервал Паскаль, который, извинившись, что-то шепнул на ухо Агате. Девушка удивленно вскинула брови, а затем вынуждена была покинуть общество. Агата быстро поднялась с кресла и поклонилась советнику и остальным присутствующим в зале. То, что девушку позвал к себе принц Вилмар было ясно и без лишних объяснений. Маг коротко кивнул темноволосой девушке и даже смог натянуть на бледный лик легкую улыбку, пересилив этим желание поморщиться. Сейчас Лазарий вновь вспомнил, из-за чего он так недолюбливал придворных дам. С одной стороны, Ларра до сих пор испытывал ревность. Но ее он старательно пытался заглушать здравым рассудком: если маг не желал общества дам, то это не значило, что его друг не должен уделять внимание красавицам. Да, он был собственником, но у него не было прав на Вилмара! И это, словно мантру, каждый раз повторял себе колдун, когда испытывал ужасные уколы ревности и злости. С другой стороны, Ларру безумно возмущал тот факт, что девушек было несколько. Возможно, если бы принц имел одну фаворитку, маг бы даже смог к ней привыкнуть. Все же никто не мог запретить человеку… любить? Но здесь девушек было даже не две. На Север с Вилмаром отправилось аж четверо наложниц. Четверо. А в замке они вообще сменяли одна другую. И это наталкивало змееуста только на одну мысль — Вилмаром правит лишь похоть. Принц развлекался с девушками. И они это прекрасно понимали, правда, их это нисколечко не смущало (видимо подобное смущало лишь мага). Лазарий, наверное, слишком идеализировал Вила в своих глазах. Он его уважал и любил (конечно, может, совсем не так, как должен был изначально), и такие «выходки» принца были сродни пощечине для колдуна. Всегда неприятно разочаровываться в том, кого заведомо поместил на пьедестал… — Кровь и молоко, — вздохнула Риверия, где-то даже завидуя юности девушки. Сама она была уже не так молода и прекрасна. Агату рано выдали замуж, и она толком не успела ничего понять, как ее милое личико привлекло внимание принца. Мужа ее почти сразу повысили и отослали подальше от столицы, а молодая фаворитка Вилмара осталась при дворе, расхаживая в новых платьях и сверкая дорогими украшениями. Оно и понятно, почему никто не был против ухаживаний принца: Вилмар ухаживал за дамой сердца с шиком. Правда, то ли сердец у него было слишком много, то ли он был вовсе бессердечен. Лазарий, думая об этом, растерял все положительные эмоции от совместного завтрака. Все же ревность в нем глушила все другие чувства. И обиднее всего было то, что Вилмар никого из них не любил, да и девушки любили его лишь за голубую кровь и дорогие подарки. Каждая из графинь была вынуждена отправиться на Север. Риверия согласилась на все ради семьи, чтобы не дать своему дому разориться, Валери, что скончалась еще в пути, тоже пошла на все ради мужа и его карьеры. Остальные отправились за неимением выбора, а в голове юной Агаты вообще была никому ненужная влюбленность. Быть фавориткой при дворе весьма неплохо, однако у Риверии хватало мозгов, чтобы понимать, что в этом нет никакой сказки. Стоило лишь сказать спасибо Господу за то, что принц с каждой был весьма обходителен и даже галантен. И, чего уж греха таить, Вилмар был невозможно хорош собой. — Красивое платье, — улыбнулся блондин, обняв девушку со спины. Ее темные волосы были красиво завиты в локоны и собраны в аккуратную прическу. Теплая накидка в тон платью одиноко свисала со спинки кресла, а сама Агата тяжело дышала, почти задыхаясь в тугом корсете. — Ваш подарок, — все же ответила Агата и довольно взвизгнула, когда Вил, развязав узел корсета, дернул шнур на себя. Позволив платью и нижним юбкам остаться на ковре, Агата развернулась к принцу и ловко обняла его за шею, тут же подпрыгнув и скрестив ноги у него за спиной. Вилмар широко улыбнулся, подхватив девушку за тонкую талию, и понес ее к своей постели. Он не успел аккуратно положить ее на спину, как Агата прильнула к его губам, проворно работая своим язычком. Опустив ее на постель, парень встал у подножия, пока Агата, невинно улыбаясь, пролезала тонкой ручкой в его штаты. — Умелица, откуда же ты все это знаешь? — тяжело выдохнул принц, прикрыв глаза. — Так Вы и научили, — легко ответила темноволосая, а потом громко ахнула, когда Вил прижал ее лопатками к постели, нависнув сверху. — Твой муж будет злиться, если узнает, что всему научил тебя я, а не он? — поинтересовался Вил и улыбнулся, когда девушка с усилием все же оседлала наследника. — Думаю, Вы хорошо ему заплатили, он не посмеет, — ответила Агата и с наслаждением прикрыла глаза. Ее муж был старше Вилмара, да и был скорее уродлив, нежели красив. Однако он был богат, потому и взял в жены Агату, хотя у нее было совсем маленькое приданное. Быть фавориткой принца девушке нравилось куда больше, чем быть верной женой для своего мужа, и она ничуть не жалела о своей роли. Вилмар слабо улыбнулся и крепко сжал ладони чуть ниже талии девушки, рассматривая ее точеную фигурку. Ему невозможно хотелось представить на ее месте Лазария, который отдался бы ему не ради титулов для кого-то, не ради денег и дорогих подарков. Он бы отдался просто потому, что желал этого сам. Но правда была такова, что колдун вряд ли желал подобного, а Вилмар наслаждался совсем не тем, что было ему действительно нужно. Лазарий тоже нашел себе сомнительный источник наслаждения. Привыкший быть один, парень быстро проникся заботой принца и его постоянным присутствием рядом. Теперь, когда колдун оправился от своей лихорадки, его разум мучили воспоминания о тепле и заботе, которые Вилмар теперь дарил своим графиням. Конечно, с выздоровлением мага все изменилось: Вилу теперь не нужно было ухаживать за ним и проявлять чрезмерную опеку, да и он не обязан был делать этого в принципе. Но Лазарий, казалось, уже просто не мог без этого. Ему хотелось снова и снова чувствовать ту близость, что связывала их с блондином. Он желал ощущать принца рядом, но все, что ему приходилось — это фантазировать, представлять иной исход всех событий, которые до абсурдного противоречили всему сделанному. Порой эти фантазии заходили слишком далеко, порой они возвращали мага к тому, что уже было. К игре в саду или к уроку танцев; возвращали в те черные дни после коронации, когда Вилмар был сам не свой, когда он был так беспринципен и проявлял по отношении к нему грубую силу… В голове так и крутились обрывки воспоминаний о его сильных руках, о скользком шелке постели… Еще тогда все могло случиться, но Лазарий смог сбежать. Он избегал этого откровения каждый раз, не зная, что его пугало в нем больше. Теперь, когда бежать было не от чего, он зачем-то стал бежать за ним, ловя его в своих снах и воспаленных мыслях. Возможно, ему все это было не нужно, но собственное тело, уже вкусившее блажь близости, просило повторения. Это настигало мага в самые непредсказуемые моменты, словно все боги решили посмеяться над ним. Часто все удавалось «загасить», но в иной раз яр внутри был таким сильным, что колдун готов был лезть на стены. «Ты уже делал это с собой?» — крутился в голове вопрос принца, и Лазарий стыдливо сжимал свою плоть ладонью. Ему раньше не приходилось делать этого самому, ему это было не интересно, но сейчас игнорировать желания тела и воспаленного сознания было уже невозможно. Лазарий вязко выдохнул, злясь про себя, что мысли о Вилмаре заставляют его изнемогать от таких грязных желаний. Почему, черт возьми, он не мог представить себе женщину? Молодую девушку? Все тщетные попытки припомнить лицо какой-нибудь дворцовой красавицы заканчивались ярким образом молодого льва. Лазария это почти выводило из себя! Ну, почему?! Почему теперь?! Они с Вилом только нашли взаимопонимание, лишенное похоти. Маг вновь тяжело выдохнул, перевернувшись на своей постели и уткнувшись лицом в подушку. Он почти ненавидел Вила, вновь и вновь возвращаясь к воспоминаниям, где они были близки. Ласка его рук, его губ, воспоминания получались такими яркими, что Лазарий почти ощущал все снова, от чего рефлекторно вжимался пахом в матрац сильнее и крепче сжимал свой член ладонью. Почти то же, что было, но не хватало реалистичности, и колдун сильнее смыкал веки, от чего краски становились ярче, собственные движения быстрее, поцелуи принца настойчивее. Он и не понял, как все произошло, лишь пытался вспомнить движения языка, представляя под собой довольного наследника. Вот он почти здесь, почти его прикосновения, его нетерпение, сила… Лазарий тяжело задышал, проведя носом по влажной от слюны наволочке. Невозможно. Он почти страдал от этого наваждения, от мыслей о Вилмаре, от злости на него. Он ведь развлекался со своими шлюхами, совершенно забыв о нем. Хрипло вздохнув, Ларра содрогнулся всем телом, наконец, почувствовав короткую эйфорию. Но следом за ней все внутри восставало против: мерзкое чувство влаги, пота, собственной спермы. И безнадежное осознание того, что он не знал, что теперь с этим делать. Неужели теперь всегда будет так? Ведь раньше ему чужды были подобные желания, он не понимал всех этих интриг в замке, когда каждый уважающий себя рыцарь или граф (или кто еще) гнался за очередной юбкой с желанием сделать хорошенькую девушку при дворе своей любовницей. Словно им жен было мало! Лазарий и сейчас не понимал этого стремления бездушно проводить время в чужих постелях, потому что его поплывший разум желал только одной постели. Ирония была лишь в том, что раньше у него было туда персональное приглашение, от которого он гордо отказывался, а сейчас вход был закрыт. Он вроде бы хотел вернуть все назад, переиграть что-то, но продолжающиеся отношения Вила с наложницами все портили. Лазарий мог стать одним из многих, а он не хотел делить Вилмара ни с кем. Не хотел, но делил, продолжая стоять в стороне и наблюдать за этим грязным «пиром», где ему не доставалось даже куска от главного блюда. Тошно. Тошно было от своих желаний и противоречий, от вечных страхов быть обманутым, брошенным или преданным. Вилмар был единственным настолько близким и родным ему человеком, и колдуну всегда хотелось, чтобы он стал для него кем-то таким же незаменимым. Но вокруг принца всегда было слишком много людей. Хоть трави их всех подряд, чтобы не мешали! «Боги, что мне делать теперь?»***
К концу первого месяца весны замок все больше оживлялся; все хотели празднеств, интересных событий, однако присутствие в этих холодных стенах Королевского Инквизитора все меняло. Ближе к посту начались полноценные службы, которые проводил Тадэус. Пастырь, который это делал до него, скончался еще два года назад, а почти все его послушники избрали жизнь все же иную и расползлись по языческим деревням. Тадэусу было обидно до глубины души, что сами хранители Севера никак не воспитывали у всех придворных любовь и уважение к церкви и Богу в целом. Потому, взвалив на себя главную миссию, Инквизитор проводил все свое время у алтаря. В один день Храм проводил до четырех служб: ранняя утренняя, поздняя утренняя и такие же две вечерние. Все это было сделано для того, чтобы охватить как можно больше людей, живущих в этом замке. Пару послушников, которые с появлением Тадэуса в замке наконец зашевелились, с благоговейным страхом перед Инквизитором полюбили Бога в разы сильнее и теперь активно занимались благоустройством. Из более южного города был вызван художник, который должен был привести Северный Храм Божий в подобающий вид. На первые воскресные мессы пришли все, кто до этого позволял себе пропускать эти обряды. Тяга к увеселительным мероприятиям у придворных господ никуда не исчезла, а теперь стала еще слаще от церковного запрета — поста. В Северном замке никто не соблюдал пост уже более двух лет или соблюдали его неверно и спустя рукава, но присутствие Тадэуса все же вносило в это расхабальство сильные коррективы. Инквизитора так сильно возмущал факт не верования и лицемерного поклонения, что он всерьез взялся за все церковные дела. К концу лета хилый алтарь, которому выдавались гроши на содержание, должен был вновь поражать своим священным великолепием. Работы в Храме прекращались лишь на ночь и на время мессы, все остальное время большая часть была скрыта огромными полотнами ткани, за которыми во всю шла работа по реставрации. Биргеру пришлось выдать большую сумму на эти траты, однако старик сделал этого без всякого сожаления. — Обычно мой младший сын занимается всем этим, я уже плохо вижу и скверно пишу, сами понимаете. В холодную пору у нас не бывает таких мероприятий, потому в его присутствии нет нужды, — прокряхтел Хранитель Севера. — Это не в моей компетенции, но я бы хотел взглянуть на вашу книгу расходов, если Вы позволите, — доброжелательно улыбнулся Инквизитор, — уверен, Ваш Дом сильно экономил за счет Храма. — Это книга и малая печать находится у сына, пока его нет, я знать не знаю, где он ее хранит! Но, поверьте, он относится к денежным вопросам очень щепетильно! — Что-то я в этом сомневаюсь, — вздохнул Тадэус себе под нос. — Ась? — Говорю, что был бы этому очень рад, если это действительно так! — улыбнулся мужчина. Норд, который сопровождал старика и Инквизитора, недовольно скуксился и стал озираться по сторонам, словно стены этого замка могли услышать разговор двух господ. — Кстати, когда же он порадует нас своим возвращением? — О, Мортен (младший сын) всегда возвращается, когда снега начинают сходить. Вам понравится наша весна и лето! Они короткие, но очень яркие. — Думаю, Его Величеству Вилмару будет интересно пообщаться с Вашим вторым сыном. А так же решить некоторые финансовые вопросы… — О, это большая честь для всей нашей семьи! Я буду счастлив, если мои сыновья заручатся крепкой дружбой с принцем Вилмаром! «Я ему о кобыле, он мне о гусях», — вздохнул про себя Тадэус и решил сохранить молчание. Молчать со стариком было одно удовольствие, которое не шло в разрез с уважением к возрасту, чину и накопленному жизненному опыту, который местами был сильно съеден старческим маразмом. Оставив господина Биргера, Тадэус вернулся к вечерней мессе. Ближе к посту людей приходило все больше, и все больше было желающих исповедоваться. Вымотанный физически и духовно, храня в себе тайну десятков исповедей за день, мужчина вернулся в свою спальню за полночь. — Тебе не мешало бы ходить на службы, Инис, — в который раз проговорил Тадэус вместо приветствия. — Зачем она мне, если у меня есть свой личный Пастырь? При желании я могу исповедаться тебе, да и свои «песнопения» ты можешь почитать мне вслух на ночь, — подойдя к Первосвященнику, оскалился рыжий и заглянул в синие глаза мужчины, приобняв того за шею. — Азарис, — тихо вздохнул блондин и отвернул голову вбок, — я устал… — Я вижу, — мягко улыбнулся вор, также наклонив голову вбок, чтобы вновь восстановить зрительный контакт с Тадэусом, — я просто соскучился… — Мог прийти на мессу, — осуждающе посмотрел тот и высвободился из объятий вора. — Угу, чтобы быть таким же замученным и злым после? Нет, спасибо, — тихо отозвался Зуар и отошел от Дэуса. — Я вовсе не такой! Просто устал! — рассердился Тадэус, но быстро оборвал себя. Он должен быть терпимым к грешникам, чтобы в конце концов указать им единственно верный путь, — я не знаю, сколько мы пробудем тут, но искренне надеюсь, что недолго. Оттого у меня совсем немного времени, чтобы подготовить себе замену. Среди послушников есть тот, кто отлично подходит на роль Пастыря. Мне стоило заняться этим раньше, ума не приложу, почему я столько времени ничего не предпринимал… — М-м, — многозначительно промычал разбойник, — а есть, что прикладывать? Я шучу! — тут же воскликнул он, поймав суровый взор Инквизитора. — Уже и пошутить нельзя! Злой такой, аж ужас берет. Давай что ли спать ложиться, — вздохнул плут, указав на постель, — ужинать ты же не будешь? Наелся, видать, уже «святым духом», — саркастично заметил вор, вскинув брови. Тадэус терпеливо вздохнул. — Я не голоден, успел перекусить между службами, к тому же с восходом солнца начнется Великий Пост. — Да-да, вижу, — отмахнулся Инис, присев на край потели, — это значит ты и утром не поешь нормально. И сколько он будет длиться? — откинувшись назад, поинтересовался рыжий. — Если бы ты меня слушал, ты бы помнил о посте. И сделал бы меня очень счастливым, приняв перед ним Веру, — с маленькой надеждой высказал мужчина, — он длится всего сорок дней и воспитывает, очищает дух и тело. — Сорок дней?! — плут приподнялся на локтях и с ошеломлением уставился на Хранителя. — Это ж с ума сойти можно! — Странно, что ты так реагируешь, — улыбнулся мужчина, — я соблюдаю пост каждый год с 14-ти лет, в прошлом году ты был только рад этому обстоятельству. Азарис обеспокоенно оглядел Дэуса, примерно прикидывая, как тот будет выглядеть к концу поста. «Небось только молиться будешь и пухнуть с голоду…» — с недовольством подумал про себя желтоглазый. — И ты знаешь, что я не могу принять Веру… Потому что для того, чтобы это сделать, я должен верить. Причем верить искренне и всей душой. Если же я это сделаю просто ради твоего успокоения… неужели это не будет считаться большим грехом? И если на то пошло, маменька крестила меня после рождения. Неужели одного раза мало… — подперев левой рукой щеку, ровно изрек Зуар. — Быть крещенным мало, нужно ее принять, на что ты все еще неспособен, и это очень огорчает меня… Но не будем об этом. Я очень устал. — Действительно, давай не будем, — решил не вступать в спор Азарис. Плут вновь улегся на спину и, вытянув руку, поманил к себе Инквизитора, — ложись спать, праведник, — апатично рассматривая потолок, выдохнул Инис. Эти несчастные сорок дней обещали быть тяжелыми… — Спокойной ночи, — шепнул мужчина и лег в постель. Укрывшись одеялом, он лег спиной к Инису. — Даже так, — тихо усмехнулся шут и придвинулся к Тадэусу плотнее. Чуть приподнявшись, рыжий провел островатым носом по скуле мужчины и наклонился к его лицу. — Инис, — протянул синеглазый и лег на спину, — когда ты стал таким нетерпеливым? Мне нельзя, уже давно заполночь. — Я просто хотел… — начал было оправдываться разбойник, ведь в его мыслях не было ничего пошлого (всего лишь поцелуй на ночь, чего здесь ужасного?), но затем резко оборвал себя, — все, — раздраженно выдохнул Азарис, присев на кровати, — хватит. Пойду, черт побери, целовать Анну Марию! — Инис, — удивленно выдохнул Инквизитор, чуть приподнявшись на локтях. Парень поднялся с постели и быстро накинул на себя теплую накидку. — Отдыхай, я пойду, пройдусь… Подумаю о смысле бытия, — выхватив одну из книжек из шкафа, уже более спокойно проговорил Зуар и направился к двери. Тадэус удивленно присел на постели и молча проследил за парнем. В его понимании не было ничего плохого в том, что у них нет близости. Такой грех в пост можно искупить лишь абсолютным воздержанием, а то, что у них не было ничего подобного последнюю неделю, Тадэуса тоже волновало не сильно. Он уставал на службах и после них был слишком одухотворен, чтобы бросаться во все тяжкие с Инисом. Эта одухотворенность не устраивала разве что Азариса, который уже и не знал, как на хромой кобыле подъехать к Первосвященнику. Если в столице Иниса немного раздражал Генрих, то здесь его раздражали все послушники разом, которые вились у ног Тадэуса день и ночь. Что им неймется-то? Раньше что ли не могли вызвать художника и бригаду рабочих? Мозгов своих нет что ли? Почему Тадэус был обязан снова работать с утра до глубокой ночи?! Ведь при таком загруженном дне у Инквизитора совершенно не оставалось времени и сил на Иниса, а последнему невероятно хотелось Тадэуса расслабить, только почему-то парень напрягал Инквизитора лишь больше. И все же, пока Тадэус был занят своими важными делами, Инис тоже не прохлаждался. Он помогал на конюшне, а работы там было всегда много. Однако другие занятия, более интересные, он тоже находил с завидным энтузиазмом. Тадэусу узнать об этом довелось совершенно случайно: он направлялся к Биргеру, чтобы передать о ходе работы в Храме, но перед нужным поворотом услышал знакомый смех, а после и голос. Немного притормозив, Инквизитор нахмуренно вслушивался в голоса, распознав в диалоге женский голосок. Прямо за углом молодая кухарка с интересом вслушивалась в рассказ рыжеволосого юноши, который, ярко жестикулируя, продолжал смешить светловолосую девушку. Тадэус, сам не зная зачем, очень тихо подошел к повороту и, словно шпион, выглянул из-за угла. Подобная сцена ярко напомнила ему события в столице, после которых такой же пышнотелой и светловолосой девице пришлось сидеть на воде и хлебе, кажется, неделю. -…да я тебе говорю! Самое время! Притом на улице не так уж и холодно. Можно одеться потеплее, если боишься, что замерзнем, — задорно ощерился плут, наклонившись чуть ближе. — Право, я даже не знаю… — перестав смеяться, вздохнула девушка, — как Вам в голову только пришло это! — Ох, дорогуша, я от природы очень изобретательный, — сощурился рыжий, а затем подмигнул даме. — Ну, так что? Я тебя уговорил?.. Инквизитор вновь надломил кожу между бровей, буквально всеми фибрами души ощущая грядущие хлопоты. Когда Инис так откровенно хвалил свою сообразительность, обязательно что-то случалось. И это что-то практически всегда выводило Тадэуса из себя. — Может, еще рано? С этим нет смысла спешить… — все упрямилась та. — Ну, как хочешь! Другую найду! — театрально вздохнул вор и уже хотел отойти от молодой девушки. — Нет! Я согласна! — тут же возразила кухарка, рефлекторно сжав рукав молодого мужчины. — Просто рано еще…, но если Вы так хотите сейчас, то что уж… Тадэус, слушая все это, поражался только наглости Иниса. И как только совесть ему позволяла портить северных женщин?! «Другую он найдет, ага», — со злой иронией думал мужчина, направляясь прямо к воркующим голубкам. Завидев фигуру Тадэуса, служанка быстро отступила от Иниса на шаг и поклонилась Инквизитору, попутно толкнув вора, чтобы последовал ее примеру. — У…- начал разбойник, но по недовольному виду блондина тут же оборвал себя, — Ваше Преосвященство! А мы тут… — Мне найти для тебя работу, Азарис? — сурово поинтересовался мужчина. — Работу? — непонимающе поднял рыжие брови вор. — Так она у меня есть. Сейчас должен прийти Ромас, и мы пойдем на конюшню, — спокойно пояснил Зуар, а затем со смешком иронично добавил, — Вы, кажется, про это забыли… это все от недоедания, Падре! — Что ты такое говоришь! — ужаснулась девушка, округлив глаза. Она, конечно, знала, что Инис был личным помощником Инквизитора, но в ее голове никак не укладывалось подобное отношение к этому мужчине. Ей казалось, что Инквизитор лишен чувства юмора вовсе, особенно на такие темы, как Великий Пост. Да и как язычник мог стать помощником Королевского Инквизитора?.. Эти вопросы родились в ее голове лишь в эту страшную минуту, когда колючий синий взор метался от ее лица к лицу разбойника. Тадэус предпочел не отвечать на выпад вора, он перевел взгляд на девушку и та, вспомнив о чем-то неотлагательном, поспешила покинуть общество двух мужчин, страшась, что Инквизитор явно не одобрит несоблюдения ею поста, если догадается. Скрывшись за поворотом, кухарка мельком подумала о том, что Инис мог быть кем-то вроде милой языческой зверюшки у такого сурового мужчины. У богатых ведь свои причуды, верно? Вот Инквизитор и дрессирует языческого пса, чтобы сделать из него глубоко верующего человека. Оставшись вдвоем, Тадэус еще некоторое время молча смотрел на вора (тот тоже открыто смотрел в ответ на него), но после все же решил быть мягче, хотя внутри него все кипело. Быстро он нашел себе развлечение на время поста! И как? Засмущал бедную девчонку так, что та, не успев ничего осмыслить, на все согласилась. Вот же мерзавец! И все же в глубине души Тадэус понимал, что такая тяга к женщине вполне естественна. Особенно на фоне их вечных ссор и недопонимания. Каждый раз, когда Тадэус хотел поговорить с Инисом, чтобы узнать его лучше, все переходило в какой-то допрос, а после в осуждения и ссору. Того и гляди Азарис прихватит эту служанку и убежит куда-нибудь очень далеко… — Инис, я бы хотел, чтобы ты себя хоть как-то сдерживал во время поста, чтобы не соблазнять слабых его не соблюдать, - издалека начал Тадэус. — Прости? — хрипло усмехнулся плут. — Соблазнять? Я, по-твоему, хожу по замку и предлагаю твоим послушникам перекусить жирной пищей на алтаре? Или заливаю им в глотки насильно крепленое вино? Дэус, ты чего? — обезоруживающе ощерился Инис. Зуар со своей стороны явно не чувствовал никакой вины или просто не понимал, чего именно ему стоит стыдиться. Да и смотрел он на Инквизитора совершенно честными янтарными зеркальцами. Только вот когда Инис смотрел так невинно, Тадэус уже заочно знал, что беды не миновать. Здесь (на Севере), конечно, для Иниса было мало опасности, но доставить проблем замку он все же был в состоянии. — Я о твоем поведении. Пост — это не только запрет в кушаньях, Инис, но и воздержание от празднеств и удовольствий. Ты своим вечным озорством не даешь этим слабовольным настроиться на истинное покаяние перед Богом, — серьезно высказался Тадэус, еле остановив себя от откровенного обвинения в сторону вора. «Другую он найдет, герой-любовник, прости, Боже». — Так, — глухо хохотнул Азарис, — ты мне что, предлагаешь нацепить траурное и ходить побитой собакой? Мне кажется, я пока что в грехах не утоп. Да и на Асмодея искусителя не слишком смахиваю. Но-о-о я тебя услышал! И раз ты так хочешь, то буду пасмурнее. Хорошо? — улыбнулся Инис и сделал шаг в сторону Инквизитора. Парень обворожительно оскалился и, посмотрев по сторонам, потянул цепкие лапы к Тадэусу — Нет, вести себя сдержанно, — сухо пояснил мужчина, — я тебе это предлагаю каждый день, к слову, — нахмурившись, Тадэус вытянул руку и ткнул указательным пальцем Зуару в лоб, остановив тем самым парня и оставив между ними расстояние вытянутой руки. Дело было не в посте и даже не в случайных зрителях, а в том, что Тадэус готов был убить Иниса на месте только за то, что он задумал соблазнить безотказную девчушку, не говоря уже о том, что вскоре он мог задуманное осуществить, — у тебя слишком много свободного времени. Как освободишься, я найду тебе другое занятие. — Черт, — едко и даже как-то резко усмехнулся Зуар. Под ребрами болезненно заныло: от Первосвященника прямо-таки веяло холодом и гневом, и уже не первый день. Парень с раздражением отодвинул от лица руку пепельноволосого мужчины и сделал шаг назад. Внутри все закипало от скопившегося непонимания и эмоций, что приходилось сдерживать, чтобы еще больше не расстроить и не разозлить Тадэуса: «Он и так с этим постом совсем озлобился». Поэтому вместо громкой тирады Азарис просто тяжело выдохнул, — хорошо, — низко отозвался плут и выдохнул еще раз, — хорошо… Тогда через часа три жду тебя в конюшне, я как раз закончу и можешь дать мне еще работу. Правда, ближе к вечеру мне еще нужно помочь на кухне, так что тебе придется придумать мне такое занятие, которое длится всего час. Это, кстати, как раз время обеда. Но я ж на посту! Ничего! Отожрусь на том свете — в райских кущах! — замолкнув, рыжеволосый наигранно вежливо оскалился и, отвесив театральный поклон, направился в сторону лестниц. — Через три часа! Буду ждать, — не обернувшись, на прощание помахал рукой шут. Тадэус в ответ лишь сжал губы в бескровную полоску и, развернувшись, пошел прочь, забыв вообще, зачем он в принципе шел в эту сторону замка. В голове мужчины теперь крутились лишь обрывки фраз, постоянное недовольство Иниса и их разногласия. Теперь все складывалось в цельную картину: Зуар бегал к этой девушке поздними ночами, и только Бог знал, чем эти двое занимались под покровом ночи. Теперь же Инису приспичило предаться любовной горячке. Тадэус даже не знал, что его возмущало больше: желание Зуара сделать это во время поста или сам факт того, что он так быстро нашел ему замену? Однако занятие для Иниса нашлось сразу, Тадэус вручил ему тексты своей службы и велел их переписывать, чтобы хотя бы пару часов в день иметь возможность контролировать этого затейника. — Зачем? — искренне не понимал вор, держа в руках нудную для его слуха и взора литургию. — Делай, что велят, — обрубил Инквизитор, — не ходишь на службы, хоть так будешь приобщен к делу. — Да пожалуйста, — невозмутимо повел плечами вор и принялся за тексты. Каждый свободный час, даже когда откровенно хотелось отдохнуть, он шел к Тадэусу для этого бесполезного копирования. Разбойник даже не понимал смысла этой работы, но раз Тадэусу это было так важно, Инису ничего больше не оставалось. Тем более хотя бы под таким предлогом Зуар мог проводить больше времени вместе с Инквизитором. Правда, даже когда он шел к нему с хорошим настроением, Тадэус своим холодом быстро обрубал ему крылья, и Инис угрюмо переписывал тексты в гробовой тишине или, еще хуже, под загробные песнопения послушников. Тадэус же, просматривая потом переписанные тексты, даже не мог порадоваться тому, что Зуар не делал никаких зарисовок, да и писал куда лучше, чем раньше. Мужчина как мог ограничивал парня, но по большей части он видел его пару часов в день, а вечером они оба были настолько вымотаны, что молча ложились спать. Инис не лез к Тадэусу со своей ненужной и «запретной» в дни поста лаской, чтобы не злить Инквизитора, а Тадэус в свою очередь лишь убеждался в том, что Инис действительно нашел ему замену. И та молоденькая служанка получала весь объем любвеобильности вора, который должен был предназначаться только Инквизитору и никому больше. Все попытки поговорить тоже были провальными, Тадэус так себя накрутил, что любое слово Иниса воспринимал негативно. И на все вопросы о том, чем занимался Инис сегодня, он отвечал сам: развлекался с поварихой между делом. Нервы мужчины стали сдавать тогда, когда Инис стал пропадать не только по ночам, но и по утрам тоже, а ведь Тадэус просыпался очень рано (первая служба начиналась в 7 утра). А пределом всему стала исповедь той самой служанки, что согрешила изменой мужу, который был сейчас в плавании. — В Великий Пост предаться желанию плоти с чужим мужчиной… — подытожил он. — Сложно соблюдать пост, Падре, работая на кухне… Я и не соблюдала, а теперь так плохо мне! Теперь буду! — Этого мало, дитя, — максимально смягчив голос, ответил Инквизитор. — Что же мне сделать, чтобы искупить грехи свои, Падре? — чуть не плача, спросила девушка. — Раскайся в грехе своем и впредь будь верна мужу своему, ибо лишь этот союз благословлен Богом, а все другие Им осуждаются и являются происками Дьявола. Не заговаривай с тем мужчиной, ибо ты еще слаба духом, а ему все равно на свою и твою души. Только ты можешь сохранить свою, потому береги ее. А чтобы искупить грех свой, приходи сюда каждый вечер до конца Поста и молись Богу за свою душу и души своих родных, помни грех свой и не повторяй его более. — Спасибо, Падре, я все сделаю! — Ступай с Богом. — Аминь, — девушка перекрестилась и вышла из исповедальни. Ей аж дышалось легче, хотя и был страх, что она пост не выдержит. Однако каждый вечер Великого Поста, когда освобождалась от работы, она бежала к алтарю, чтобы, тихо сидя на лавочке, исполнять свою епитимью. Но, несмотря на все усилия Инквизитора и обещания грешной девушки, Дэус все равно порой видел, как вор крутился около молодой кухарки. Да и неизбежно это было, ведь Зуар часто помогал на кухне. Азарис все так же продолжал избегать Первосвященника (или ему это только казалось?) и пропадать из постели по утрам. Настроение у Тадэуса от подобного редко поднималось из канализационных стоков. Своей суровой сдержанностью он инстинктивно вселял во всех благоговейный трепет. В присутствии Инквизитора невозможно было не соблюдать пост и усомниться в Боге, однако той юной особе встать на путь истинный было явно тяжелее многих. — Падре, прошу простить меня, но я опять согрешила, — так началась ее новая исповедь, а ведь с предыдущей не прошло и недели! Тадэус злостно сжал ладони в кулаки, почти задыхаясь от злости и ревности. — Слушаю, дитя мое, — ласково ответил мужчина и, согнувшись, сжал виски. В них аж давление застучало. Он не мог простить Инису первого предательства, как вдогонку на него обрушилось второе. Впервые в жизни он так ярко ощущал это мерзкое чувство ревности. И хуже становилось от мысли, что все, что делалось, было правильным! Правильным, если закрыть глаза на то, что распутница была замужем! Правильным, если закрыть глаза на то, что Инис не имел права на любою близость на стороне! — Не могу сопротивляться ему, не говорить с ним, люблю его! Разве грех, Падре, любить? Я только сейчас поняла, что такое любовь, ни дня не могу прожить спокойно, если не увижу его! — Но клятву ты давала другому, клялась Богу в присутствии свидетелей в верности своему мужу. Послушай, страсть может вспыхивать в женщине неожиданно, но это вовсе не любовь. Ты наверняка истосковалась по мужу и в глубине души желаешь его ласки, — терпеливо начал Инквизитор, отодвинув в сторону обычную схему исповеди. Ему хотелось вдолбить этой дурочке в голову, что Инис был совсем не для нее, что он поиграет ей и бросит, что он все равно ее оставит, как будет возможность вернуться в столицу. Хотелось привести сотню доводов, ведь в конечном итоге сам Тадэус не позволил бы их отношениям существовать. Это, кстати, было очень неожиданно. Он и не знал, что настолько жаден. Но Инис был словно рожден для него! Нет ничего странного в том, что Тадэус был далек от восторга, что теперь Зуар был рожден для кого-то другого… — Падре, я так несчастна! — вдруг зарыдала девушка. — Почему я не могу уйти от мужа? Он тоже неверен мне, я знаю! Так почему он в сговоре со своей совестью, а я страдаю?! — Союз, благословленный Богом, нельзя расторгнуть. Он заключен на небесах и только там он и прервется. Сохранить любовь в браке — тяжелый труд, но это то, ради чего стоит жить. — Не могу я жить без Дорана! — еще громче зарыдала девица, а потом резко успокоилась. — Ой, Падре, вы же никому не скажите?! У Тадэуса в голове застучало еще сильнее. Доран?! Так, значит, она изменяла мужу вовсе не с Инисом! Но почему тогда он постоянно вокруг нее ошивается? Куда пропадает ночами? От сотни вопросов голова разрывалась, и Тадэус даже смягчился к девушке, хоть эта распутная девица этого и не заслуживала. Весь оставшийся вечер прошел как в тумане, Тадэус даже не понял, как прошли вечерние службы, а после, когда он мог, наконец, поесть, кусок не лез ему в горло. Зря он так ополчился на кухарку, ведь все это время Инис был совсем с другой! Но с кем? Обессиленный тяжелым днем, голодом и думами Тадэус уснул сразу, как добрался до спальни, успев лишь разозлиться на Зуара, что того в столь поздний час все еще не было в постели. Наверняка милуется с какой-нибудь другой служанкой или женщиной богаче, кто знает? В последнюю минуту бодрствования Тадэус успел примерить на Иниса самые ужасные роли, которые шли в дополнение к изменнику и предателю. Хотя какое право он имел ограничивать этого вора? Разве что в мыслях крутился их договор, что Инис принадлежит Тадэусу и ничего не посмеет сделать без его согласия, а Тадэус явно не давал согласия на что-то подобное. Тяжелые думы и обвинения в сторону разбойника прервались липким и желанным сном. Тадэус был так вымотан, что уснул очень крепко и готов был убить любого, кто его сон потревожит. А такой человек всегда находился, и в последнее время он имел одну и ту же наружность: — Дэус, проснись, — сквозь сон Тадэус услышал тихий голос рыжего и почувствовал, как тот аккуратно коснулся его плеча, — Дэус, — вновь позвал разбойник, — утреннюю службу проспишь. Этим утром разлепить глаза почему-то было очень сложно. Казалось, Дэус не спал всю ночь, а прилег всего несколько минут назад. Сильно нахмурившись, мужчина все же открыл глаза и посмотрел на Иниса. Раскрасневшийся от морозного утра, даже не снявший верхнюю одежду, вор с улыбкой тормошил его плечо. — Что… — недовольно начал мужчина и отвлекся на что-то холодное, скатившееся к его щеке. Увидев подснежник, Тадэус немного растерялся и присел на постели, только сейчас заметив, что ими усыпана вся постель и наполнена круглая корзинка. — Что это?.. — Подснежники, — улыбнулся Инис, которому до одури нравился этот обескураженный вид Тадэуса. Мужчина растерялся еще больше и даже смущенно поправил волосы, в которых запутались эти нежные цветы, но после… После в голову Инквизитора вернулся весь объем информации, которая была для него скрыта ранним пробуждением. Вспомнив обо всех грехах вора, Тадэус мысленно вскипел за секунду. — Тебе не кажется, что ты ошибся спальней? — голос в момент стал твердым и с таким укором, что растерялся уже Инис. — Что?.. Почему? Я собирал их для тебя! — Бабе своей неси их, она оценит! Нечего тут сделки с совестью совершать! — Что? Какие сделки? Дэус, да что с тобой? — парень присел на корточки, чтобы встретиться с взглядом Инквизитора, и ближе пододвинулся к постели. — Я их для тебя собирал все чертово утро и искал их дней пять подряд! Для тебя! Слышишь! О какой бабе ты вообще говоришь? — казалось, Зуар и правда не понимал, в чем именно его обвинял Первосвященник. Он тяжело вздохнул и, не выдержав холода синих глаз, опустил голову, уткнувшись в край подушки лбом. — Боже, быстрее бы этот пост закончился… не могу больше чувствовать этот разлад, это чертово напряжение и паскудный холод, — парень приподнял голову, снова встретившись со взором Тадэуса, и болезненно нахмурился, — ты хотел, чтобы я во время поста чувствовал себя побитой собакой? Поздравляю, у тебя это получилось. Ты хотел, чтобы я воздержался от пищи? Так мне уже какой день в глотку ничего не лезет. Порадуйся хоть этому. Цветы можешь выбросить. Или отдать моей любовнице, только для начала тебе надо придумать, кто она такая. Потому что лично я понятия не имею, — голос Азариса больше не выражал радости, да и злости и обиды в нем как таковых не было. Казалось, отчуждение и равнодушие передалось и ему. Тадэус не верил, хотя ему очень хотелось. Он слишком много услышал и откуда-то знал, что прав здесь лишь он один. И пусть даже несчастная кухарка отдавалась совсем иному мужчине, но Инис же сам говорил, что найдет другую, вот и нашел! Разбойник поднялся на ноги и, спустив корзину на пол, направился в сторону двери. — Не пытайся внушить мне чувство вины! Я знаю, что ты был с женщиной, твоя ложь делает лишь хуже! — тяжело начал Тадэус. — Признайся и дело с концом! Во всяком случае я же не запрещал тебе этого! Инис обернулся в сторону Инквизитора и горько улыбнулся: — Тогда скажи, с какой, и ответь, откуда ты это знаешь. Кто тебе об этом сказал? — парень развернулся всем корпусом и, прищурившись, вздернул подбородок, — я не буду признаваться в том, чего не совершал. Уж увольте. — Ты сам и сказал, — усмехнулся Инквизитор, — я слышал, как ты уговаривал бедную служанку. Безотказная мученица и так погрязла в грехах! Но она дала согласие в пользу другого мужчины, и ты быстро, как и говорил, нашел ей замену! Что за дворцовые страсти ты устроил? Ты сам желал спать в этих покоях, а я больше терпеть твоих ночных и утренних вылазок не стану! — Что? — нервно хохотнул рыжий. — Я уговаривал ее помочь мне найти эти чертовы цветы! Я этого леса не знаю, а она здесь уже не первый год! Я уговаривал показать мне поляну на которой она могла видеть подснежники! Она не хотела идти в холод за ворота и думала, что еще рано для них. Естественно, я не мог тащить ее волоком и сказал, что если она мне не сможет помочь, я найду помощь у другого. В итоге ты ее, видимо, запугал, и она так и не пошла со мной, а молилась круглые сутки! Именно поэтому я пропадал в лесу часами, потому что приходилось ходить и искать самому! — А ночами? — не отступал Тадэус, хотя уже чувствовал себя очень глупо. Ему резко стало нестерпимо стыдно за свое поведение, ведь он повел себя не лучше ревнивой женщины. Не разобравшись ни в чем, он накрутил сам себя, напридумывал себе невесть что и искренне во все это поверил. Болезненно нахмурившись, мужчина молча прилег и уткнулся лицом в подушку с нежными цветами. — А ночи я просиживал в библиотеке или бродил по замку, потому что… — Инис затих, но затем все же продолжил, — потому что последнее время здесь невозможно было находиться. Ты злился просто от моего присутствия, и я не хотел этого ощущать и терпеть. Мне легче было вернуться в спальню, когда ты уже засыпал. Инис тяжело вздохнул и осел на пол, облокотившись на дверь. С одной стороны внутри все просто закипало от лживых обвинений и несправедливости, а с другой — сил на крики просто не было. — Прости… — тихо выдохнул Тадэус, почувствовав еще и вину перед парнем, — не знаю, что на меня нашло, — вздохнул он, а потом еле слышно добавил, — ревность делает людей безумными… Зуар приподнял голову и слабо улыбнулся. Было забавно осознавать, что Дэус абсолютно не видел чужую ревность, но так ярко испытывал ее сам. — Я знаю это чувство, но… — рыжий поднялся на ноги и медленно двинулся в сторону кровати, — почему ты сразу не сказал мне об этом? Почему не спросил? Тем более раз считал, что твоя ревность оправдана, — Азарис присел на край постели и машинально взял один из цветков в руки. Голос его был все такой же тихий и, кажется, действительно уставший, — неужели ты правда решил, что я прямо-таки не смог потерпеть чуть больше месяца и пошел развлекаться с прислугой? Притом прямо у тебя перед носом. Я настолько в твоих глазах скверный? — продолжив рассматривать подснежник в своих руках, тихо поинтересовался вор. — Я еще не решил, в праве ли требовать верности от тебя, — признался Тадэус, взглянув на вора, — ведь тяга к женщине для тебя естественна, такой союз благословлен небесами, и если бы ты влюбился… — Инквизитор замолк, не в силах представить свое отчаяние при таком исходе, — как бы я мог требовать чего-то… — Опять ты бредишь, — по-доброму ощерился вор. Инис быстро скинул сапоги и, развернувшись, прилег рядом на край подушки прямо в одежде, — это все от твоей голодовки, — хрипло усмехнувшись, заметил он, — можешь требовать, я разрешаю, — кивнул желтоглазый, аккуратно, словно с опаской, коснувшись рукой плеча Инквизитора. Тадэус в ответ крепко обнял вора и прижал его к постели, слегка навалившись сверху. — Этот пост важен для меня, ведь только так я могу хоть немного искупить свой грех перед Богом. Прошу, будь терпелив ко мне еще совсем немного… — Я знаю, что он важен для тебя, — крепче сжав Тадэуса в объятьях, уже живее отозвался Зуар. Парень обнимал его так, будто они давно не видели друг друга, и вот теперь наступила долгожданная встреча. — Я буду терпелив к тебе, только прошу в ответ быть ко мне… помягче. Ведь я не идиот, понимаю, что в пост грешить тебе нельзя. И совершенно не собираюсь подбивать тебя на грех. Просто мне порой тоже хочется хотя бы просто дотронуться до тебя без чертова намека! А ты скидываешь мои прикосновения или осуждаешь… — Дело не в тебе, это мне тяжело не допускать намека, это самый тяжелый пост из всех, — ответил Тадэус и чуть приподнялся над парнем, — подснежники — прелесть, надо бы их поставить в воду, а то жалко, если быстро завянут… Зуар весело усмехнулся и, взяв один из цветков, улыбнулся Хранителю: — Минуту назад ты хотел их оттащить некой девице… — Я просто… — смущенно начал Тадэус. — Я рад, что тебе они понравились, но больше я рад, что мы наконец поговорили, — продолжил вор, любуясь смущением Инквизитора. — Да, я тоже, — Тадэус наклонился к лицу вора и провел носом по линии рыжих волос, — ты даже не представляешь, как я привык быть с тобой каждую ночь, касаться тебя тогда, когда хочу без ожидания… — Я представляю, — хохотнул вор, явно ощущая напряжение любовника, — но пост еще почти две недели… — Поэтому ложись спать, ты заслужил отдых, а мне пора готовиться к службе. — До твоей службы еще два часа, — оскалился Азарис, уложив Инквизитора на постель, и прилег тому головой на плечо, — это я — кретин, разбудил тебя ни свет, ни заря… не мог дождаться, пока ты сам проснешься. И ты тоже заслужил отдых. Поэтому давай поспим хотя бы еще час, м? — приобняв Дэуса за бок, заботливо предложил Зуар и добавил, — вместе. — Знаешь, Инис, я думаю, что мой ученик сможет провести мессу, если я не приду. В конце концов, я очень устал, и вести службы — вовсе не моя обязанность. Думаю, не страшно, если мы сегодня отдохнем… Инис ушам своим не верил. Взглянув Тадэусу в глаза, вор растерянно улыбнулся и все же быстро скинул с себя вещи, чтобы забраться под теплое одеяло. — Поверить не могу, что ты пропустишь мессу ради меня. — Ты ради меня пол леса перерыл, думаю, мы в расчете, — улыбнулся Тадэус и, крепко обняв вора, прижал его к себе. — Уся… — нерешительно позвал Зуар, недвусмысленно ощущая возбуждение Инквизитора. — М? — А тебе «никак» нельзя? — Инис! — Я молчу! — спохватился Азарис и со смешком уткнулся все еще холодным носом в шею мужчины. — Просто у тебя так… как это помягче сказать… у тебя довольно твердые и серьезные намерения… Может, за две недели можно хотя бы рукой?.. — Замолчи Бога ради, — тяжело выдохнул Тадэус, даже не раскрыв глаз. Ему даже неловко было признаваться, что подобное воздержание нравилось ему чуть ли не так же, как откровенные ночи с Инисом. Пост был тяжелым, но в эту минуту чертовски приятным.