"Дорогой дневник, завтра я наконец-то пойду на настоящую практику! Говорят, это одна из лучших психиатрических больниц в городе. Хоть пациентов там мало, но рассматриваются самые тяжёлые формы заболеваний. Даже не верится, что куратор допустила меня, несмотря на то, что Лухан и Тао очень просились именно в эту больницу. Да и оценки вроде как у них получше, но всё же выбрали меня! Нужно встать пораньше, чтобы выглядеть хорошо. Надеюсь, у меня всё получится. Завтра расскажу, как всё прошло. Удачи мне!"
***
Сегодня этот молодой парнишка пришёл в эту психическую поликлинику, чтобы пройти интернатуру. Главный врач посмотрел на его оценки, которые были абсолютно обычными, и сказал ему, что для начала даст ему одного пациента. Полдня побегав с документами, почти под самый вечер Кёнсу шёл по коридору в поисках нужной палаты. Трепетно прижимая к себе небольшую папку и личное дело его подопечного, повторяя нужные ему пункты: Имя: Ким Чонин. Возраст: 20 лет. Диагноз: Аффективный психоз и деперсонализационный синдром, вызванный насилием в подростковом возрасте. На лечении: с 2010. Семейное положение: Сирота. Личные особенности: Не общается с окружающими, отказывается принимать пищу, не контролирует себя во время припадков. Может нанести вред самому себе и окружающим. Требуется: Постоянный контроль, своевременное принятие препаратов и еды. Мыть раз в неделю и периодически водить в туалет. Запрещается: Освобождать от фиксатора рук. Упоминать родителей. Закреплён за: интерн - До Кёнсу Юноша остановился перед дверью и уже хотел постучать. Но понял, что это глупо, поэтому просто взял и достал копию ключа от этой палаты и открыл тяжёлую дверь. Босые ноги на холодном полу. Руки, обхватывающие своё тело, и длинные рукава-фиксаторы, связанные за спиной. Взъерошенные, густые, немного длинноватые светлые волосы, падающие на глаза, которые нет возможности убрать. Затуманенный взгляд в окно и приоткрытые полные губы. Высокий парень сидел на подоконнике и, вжимаясь телом в стену, смотрел на парк на территории больницы, на который выходили его окна. Комната три шага на четыре. Металлическая кровать с тонким матрасом и подобием подушки. Подоконник и большое, зарешечённое с двух сторон окно. И всегда закрытая дверь. "Должно быть, страшно жить вот так", – Думал Кёнсу, рассматривая пациента, к которому его прикрепили. Чонин всё так же сидел на подоконнике и даже не обратил внимания на вошедшего. Возле кровати сидела молодая девушка–санитар, с опаской смотря на больного. Обернувшись на звук открытой двери, она, казалось, вздохнула с облегчением. - Вы наш интерн? Отлично. Он уже поужинал. Обо всём остальном узнаете в личном деле и в ежедневном журнале. Его обязательно нужно заполнять каждый день. Указывать любое действие. Скоро принесут лекарства. А через час заканчивается смена, вам повезло. Удачи вам и всего доброго, – девушка говорила очень быстро, словно ей было тяжело находиться в помещении. Она выскочила за дверь, оставив обескураженного Кёнсу наедине с его первым пациентом. - Здравствуй, Чонин, я твой новый ассисент, интерн До Кёнсу, рад с тобой познакомиться. Можно я посижу здесь и изучу журнал? – не дождавшись ответа, интерн достал из встроенного в стену маленького сейфа тетрадь и, сев на край кровати, открыл журнал. "Хм. Значит, за ним раньше ухаживали только девушки. Припадки случаются раз в две-три недели. В туалет ходит через два часа после еды. Основным занятием является наблюдение за улицей", – читал он и что-то помечал в своём блокноте. Выписав нужное, он посмотрел на наручные часы и на дверь. И, словно по волшебству, выдвинулся маленький ящик, в котором лежали нужные препараты и вода. Кёнсу встал и в первую очередь взял шприц. Повернулся и направился к юноше. Коснулся его плеча: - Чонин, пора принимать лекарства. – Но тот не откликался. – Хм, может тебе не нравится твоё имя? Может быть…Кай? Как насчёт Кая? Чонин неожиданно даже для самого интерна медленно повернул голову и, кивнув, слез с подоконника. Он оказался выше интерна, и тот немного смутился. Больной сел на кровать и отвёл взгляд в сторону. Кёнсу положил руку ему на плечо и надавил, укладывая парня на живот. Тот, легко подавшись вперёд, положил лицо на подобие подушки. Интерн спустил с него штаны и сильно удивился. За то долгое пребывание в лечебнице ягодицы парня превратились в абстрактное подобие моря. Синие, фиолетовые и свежие красные крупинки. Кёнсу тяжело выдохнул, и от этого звука Чонин вздрогнул. - Не бойся, я постараюсь не причинить тебе вред, – интерн старался говорить ласково и даже погладил парня по спине. Он достал из кармана своего белого халата взятые из ящика двери вату и спирт. Намочив кусочек ваты, он старался найти место, где бы боль чувствовалась не так сильно, продезинфицировал и осторожно ввёл иглу. Впрыснув лекарство, он прижал ватку к наполнившейся кровью ранке и придержал, чтобы кровь свернулась быстрее. Надел на парня штаны и оставил использованный шприц в ящике. Кёнсу взял таблетки, налил воды в стакан и повернулся к Каю. Тот уже сидел и вновь бездвижно смотрел в окно. - Тебе не нужно двигаться несколько минут после введения лекарства, иначе вновь пойдёт кровь, – заботливо сказал интерн, а Кай лишь вздрогнул от его слов. "Почему он так реагирует на мои слова?" – думал интерн и удобней брал таблетки в руку. - Открой рот, пожалуйста. – Кай повернул к нему лицо и на миг Кёнсу испугался. Взгляд Кая действительно пугал. Едва прикрытые глаза с пушистыми ресничками оживились и горели странным огнём. Полные губы приоткрылись, и наружу показался розовый кончик языка, который начал блуждать по губам, увлажняя их. Интерн сглотнул подкативший комок и, прокашлявшись, поправил воротник рубашки. "Что он творит", – промелькнуло у парня в голове, а щёки покрывались румянцем. До Кёнсу одной рукой придерживал подбородок Кая, а вторую приложил к губам парня, высыпая таблетки. Чонин неотрывно смотрел будущему врачу в глаза и вытянул губы, касаясь ими ладони парня. - Почему ты смотришь так на меня? – не выдержав, спросил интерн. Кай не ответил, он просто смотрел на Кёнсу. Интерн помог парню запить лекарства и как можно быстрее пошёл в сторону двери, чтобы прибрать стакан, использованную ампулу и шприц. За дверью никого не было и, подождав пару минут, парень решил, что, видимо, лекарство разносят, но убирает каждый сам за собой. - Я скоро вернусь, – сказал всё ещё смущённый поведением Кая интерн и проскользнул за дверь. В коридоре было очень тихо и безлюдно. Очень странно. - Здесь кто-нибудь есть? – спросил Кёнсу, но ответа он не получил, только гулкое эхо проплыло по коридору. Интерн обернулся, заглянув в палату Чонина, проверив, всё ли нормально. Парень уже переместился на подоконник и, приняв исходное положение, продолжал смотреть вниз. Кёнсу закрыл дверь на ключ и, подхватив коробочку с использованной капсулой, ваткой и шприцом, осторожно пошёл прямо по коридору. Большинство палат пустовали, а те, в которых были люди, не издавали ни звука. Заглянув в одну из таких палат, чтобы проверить, есть ли там санитары, у которых можно было бы спросить, что делать с этой коробкой, он увидел плотно зафиксированного к кровати больного, который спокойно лежал и смотрел в потолок. Напротив кровати сидел санитар и спокойно читал свежую газету. Кёнсу постучал в дверь и подождал, пока санитар аккуратно свернёт газету, положит на свой стул и подойдёт к двери. - Чего тебе? – грубо спросил он, посмотрев на бейдж парня, на котором значилось: "До Кёнсу. Интерн". - Извините, вы не могли бы сказать, что делать с этой коробкой? – осторожно спросил он, стараясь не разгневать нелюдимого санитара. Тот опустил взгляд на коробку в руках парня и вернулся на свой стул. - Прямо по коридору, на двери будет написано "сестринская". Отнесёшь и назовёшь палату, в которой дежуришь, – он даже не посмотрел на парня, просто открыл газету и продолжил чтение. - Спасибо, – грустно сказал Кёнсу, который не ожидал такого отношения к себе. Посмотрев на спокойного пациента, он всё же решился спросить. – А почему ваш больной зафиксирован? - Чтобы не мешал мне читать газету, как некоторые назойливые практиканты. А ещё на случай, если у него начнётся приступ агрессии, – резко посмотрел на дверь он и положил газету на колени, хмуря густые брови. - Но он же спокоен, – тихо сказал Кёнсу, продолжая смотреть на больного, который вполне осмысленно повернул к нему голову. - Мы фиксируем пациентов для их же блага, чтобы они не навредили себе. Это мой метод работы. А что, какие-то проблемы? - Нет, никаких, – сказал парень и отошёл от двери, но тут его нагнал голос того же грубого санитара. - Эй, ты. Кто твой пациент? - Ким Чонин, – обернулся парень на голос, стараясь игнорировать грубое: "Эй". Санитар нахмурился ещё сильней. - На твоём месте, парень, я бы тоже его зафиксировал. Он очень сильный. С ним даже пятеро санитаров едва справляются. А ты ещё молоденький. Тем более мужчина. Вообще, очень странно, что тебя допустили. Но раз допустили - фиксируй, иначе не справишься с ним. - Спасибо за совет, но я не приверженец такого обращения с людьми. А что, какие-то проблемы? – в той же грубой манере ответил интерн и отвернулся, продолжая свой путь. - Как знаешь, парень, как знаешь, – сказал санитар в спину Кёнсу и вернулся в свою палату. "Как можно слушать советы человека, который так обращается с людьми", – думал парень. Когда он шёл сюда и даже когда сидел в кабинете, думал о том, какими должны быть настоящие работники психиатрии. Почему-то он думал, что все они пропитаны любовью к людям и принимают все меры для их выздоровления. А на деле, они просто дают им лекарства и фиксируют, чтобы те не мешали им читать газеты. Хотя, может, он ошибается? Может, не все санитары такие? Он быстрым шагом дошёл до конца коридора. Найти сестринскую было не сложно, дверь находилась в самом конце, и чёрные печатные буквы на белой табличке отлично указывали на то, что парень пришёл по адресу. - Ты слышала, что новенького к Чонину прикрепили? – услышал парень девичий голос через едва приоткрытую дверь. Кёнсу был честным человеком и не привык подслушивать под дверью, но, услышав имя своего пациента, ноги сами отказались продолжить свой путь и зайти в кабинет. - Ты не шутишь? К этому буйному? Разве к нему можно допускать мужчин? – удивлённым голосом спросил кто-то второй. - Кстати, а почему к нему нельзя мужчин прикреплять? – тихий мужской голос словно из глубины комнаты. - О, ты не знаешь? - сказала первая девушка. – Его мать привела его сюда и слёзно просила директора, чтобы тот положил его куда-нибудь подальше от всех. Она не говорила почему, но директор всё же смог добиться рассказа от матери. Всё же он опытный психолог. Она сказала, что её муж - пьяница и педофил, насиловал мальчика с четырнадцати лет. Что она не может написать на него заявление, иначе он её убьёт, поэтому спрятала сына здесь, а сама вернулась к мужу. Ужасная история. - Действительно, ужасная, – тихий голос из глубины. - Это ещё не конец, - сказал некто второй в помещении, сложно было разобрать пол, - я слышал, что его мать покончила с собой через два месяца после того, как спрятала сына. Муж так сильно её бил и пытался узнать, где сын, что та не выдержала натиска и, чтобы не проговориться, решила, что лучше умрёт, чем этот маньяк доберётся до сына. - Мне было его так жаль, но этот ублюдок Чонин пошёл в своего папашу. У него дежурила моя подруга. Помните её? Сильная, с короткой стрижкой? - Это которая всё время носила с собой очки, но не надевала их? – спросил второй, который оказался мужчиной. - Да, - продолжила девушка, дрожащим голосом начиная рассказ. – Во время приступа он выбил ей зубы и, истерически смеясь, просил ещё одну шлюху для праздника и чтобы обязательно это был мальчик. Он пинал её до тех пор, пока она не перестала двигаться. Санитары прибежали быстро, но они не смогли оторвать его от неё. И при этом его руки были так же связаны за спиной. Это было не первое его нападение. А после были ещё. Её младший брат так плакал на похоронах, а я и сейчас не могу выбросить её очки. - Тише, милая, - сказал мужчина. Решив, что информации с него достаточно, Кёнсу вошёл в кабинет и увидел, как высокий мужчина–санитар, прижимает к себе рыдающую девушку в халате. - Извините, я не вовремя, – сделал удивлённое лицо юноша и уже хотел выйти из кабинета, как из-за этих двоих вышел ещё один парень в халате и в очках. - Что вы хотели? – вежливо спросил он и протянул руки за коробкой. - Собственно, вот. – Протянул он эту самую коробку. – Я из 412. Три пары глаз посмотрели на живого и спокойного, но немного ошеломлённого интерна. - Спасибо, до свидания, – отчеканил парень и вылетел из кабинета. "Боже, мне кажется, я влип. Неужели этот спокойный, немного забитый парень может быть таким жестоким? Не могу в это поверить. Он был невменяем. Сам бы он никогда так не поступил. Он не мог. Или всё же мог?", – думал Кёнсу перебежками добираясь до палаты Чонина. В спешке открыв дверь и прошмыгнув во внутрь, Кёнсу закрыл за собой дверь и, оперевшись на неё спиной, тяжело вздохнул. Чонин повернул голову и посмотрел на Кёнсу. Интерн выпрямился и поправил свою рубашку. - Извини, что задержался, – сказал он и сел на свой стул возле кровати. Кай встал с подоконника и прошёл между кроватью и Кёнсу, заставив парня нервно сжаться в комок. - Куда ты пошёл? – осторожно спросил интерн, вставая со стула и уже готовясь к худшему. А Чонин лишь обошёл кровать и, ногой подцепив что-то металлическое, подтянул на себя и выжидательно посмотрел на интерна. Тот подошёл к нему и увидел возле кровати утку. - Так ты хочешь в туалет, – догадался интерн, и его щёки покрылись пунцовой краской. – Ну, хорошо, давай сходим в туалет. Интерн нагнулся и осторожно спустил штаны с Кая. Подняв с пола утку, Кёнсу запустил руку парню в трусы и вытащил небольшой, расслабленный пенис. Интерн поднёс к нему утку и отвернулся, ужасно смущаясь подобной работы. - Начинай, – сказал интерн и услышал, как капли, падая, ударяются о металлическую поверхность утки. – Чёрт, как же неловко, - тихо пробубнил себе под нос. Постояв некоторое время, ожидая пока Кай закончит, Кёнсу встряхнул пенис и засунул его обратно ему в трусы. Поставив на время утку на пол, подтянул штаны и завязал их на верёвочки. Кёнсу взял утку и вышел из палаты, закрыв за собой дверь. Туалет оказался недалеко. Он смыл отходы жизнедеятельности Чонина в унитаз и, сполоснув утку, вернулся обратно. Кай сидел на своём излюбленном месте, но в этот раз смотрел не в окно, а осматривал палату. Кёнсу сел на свой стул и подумал, чем бы ему заняться. Хоть и осталось всего-то пара минут до конца смены. Если бы у него сейчас было, что почитать... - Кай, хочешь я завтра тебе что-нибудь почитаю? – спросил интерн у своего пациента. Тот повернул к нему взгляд и осторожно кивнул. - Что именно? Детектив? Нет? Может, фантастику или фентези? Тоже нет. Триллер? Ужасы? Сказки? Может, любовный роман? – наугад спрашивал парень, пока Кай не кивнул. – Отлично, значит, завтра я читаю тебе любовные романы. Кай поднялся с подоконника и встал возле кровати. Пальцами ног подцепив тонкое одеяло с кровати, подтянул его вниз и осторожно лёг на кровать, подтолкнув ноги под одеяло. Конечно же, тело осталось не укрытым. Кёнсу, который с интересном наблюдал за движениями парня, встал и подошёл к нему, чтобы помочь. Взяв одеяло с краёв, укрыл Кая, который странно смотрел интерну в лицо, и Кёнсу очень смущался от этого. До посмотрел Чонину в глаза и замер на секунду. Губы парня странно изогнулись в едва заметной улыбке. Кёнсу не мог пошевелиться, потому что это было так странно. Все эти рассказы о его жестокости. О том, какой он псих и вся его тяжёлая жизнь. А сейчас перед ним лежал невероятно красивый, с гладкими чертами лица парень, которой нежно улыбался. "Всё же, это очень странно", – подумал интерн и выпрямился. В комнату вошла девушка с туго собранным хвостом и тяжёлым взглядом под густыми бровями. - Здравствуй. Мне сказали, что ты будешь дежурить в дневную смену. Как он себя вёл? Потребовалась фиксация? – низким голосом спросила она, доставая журнал. - Нет, всё было нормально. Не проявлял признаки буйности. Вёл себя дружелюбно. Фиксация не потребовалась, – спокойно сказал Кёнсу своей напарнице. – Меня зовут Кёнсу. А вас? - Не важно, – отмахнулась она, отрываясь от журнала и странно смотря на интерна. – Дружелюбно, говоришь. Хм. Хорошо, ты можешь идти домой. "Разговор явно не удался", – подумал интерн. - Спокойной ночи, Кай. До свидания, - попрощался Кёнсу и вышел из палаты.***
"Дорогой дневник, прости, что в последнее время очень редко делаю записи. Я очень устаю на практике. Несмотря на то, что слежу всего за одним человеком. Те рассказы, которые я услышал в первый день, оказались ложью на деле. Ну, я о том, что Кай – очень милый и добрый парень. Я каждый день читал ему романы, и ему нравилось. Он улыбался, и однажды я даже услышал его смех. Он плакал в грустные моменты переживаний главных героев. Но он до сих пор не разговаривает со мной, хотя я много раз пытался начать разговор. Однажды я нарушил запрет и развязал его, чтобы он смог помыться самостоятельно. У него красивое тело, хотя всё оно покрыто мелкими шрамами. Особенно спина и плечи. Я слежу за ним уже второй месяц, но у него ни разу не было приступа. Главный врач говорит, что это очень хорошо. Значит, через полгода, его, возможно, отправят жить самостоятельно. Меня это очень радует, но и беспокоит одновременно. Куда он пойдёт? Сегодня моя напарница попросила выйти меня в ночную смену, потому что у неё заболела мама, и ей нужно за ней поухаживать. В день поработает старая санитарка, а я выйду в ночь. Мне немного непривычно, но надеюсь, у меня получится не уснуть на рабочем месте. Я не смог поспать днём, потому что не привык к этому. Сегодня мой последний рабочий день. Практика подошла к концу. Мне вдруг стало так грустно, дневник. Но я не могу остаться здесь подольше, через пару дней начнутся занятия. Скоро уходить, поэтому до новой записи, дневник. Удачи мне."
***
Кёнсу спокойно зашёл в палату, полностью обжившись на своей работе. Он уже почти не стеснялся водить Чонина в туалет или мыть его. Спокойно делал ему уколы и кормил с ложечки. Укладывал спать и читал романы в течение всего дня, не давая себе передышки. Наверно, интерну очень нравилась его работа санитара и мед. брата в одном лице. - Здравствуйте, все, как прошёл день? – спросил парень, открывая сейф и вытаскивая журнал и старый томик Шекспира, который читал Каю, но в этот раз читал бы самостоятельно, чтобы не уснуть. "Ромео и Джульета" – то самое произведение, которое считается венцом романтики. "Отказался есть, сходил под себя, пытался разбить окно ногами", – прочитал Кёнсу в журнале и посмотрел на зафиксированного к кровати Кая. Поначалу парню показалось, что он просто лежит в постели, но, приглядевшись, он увидел упругие линии под одеялом. - Что случилось? – обеспокоенно спросил интерн. Женщина поднялась со стула и медленно направилась к выходу. - Он узнал, что у тебя сегодня последняя смена. Похоже, он очень привязался к тебе, мальчик. Но, знаешь, по сравнению с его прошлыми поступками он вел себя сегодня вполне осознанно. Это заслуживает похвалы. Ну, следи за ним, а я пошла домой, – женщина вышла из палаты, но снова заглянула в неё. – Лучше не снимай фиксаторы. Он смог развязать себе руки, нам пришлось фиксировать его так. Дай Бог, твоя смена пройдёт спокойно. Удачи тебе, мальчик. - До свидания, спокойной ночи, вам, – вежливо попрощался Кёнсу и повернулся к Каю, который отвернул от него лицо. Положив журнал обратно и закрыв сейф, парень обошёл кровать. Чонин хмуро дёрнул головой в другую сторону, отворачиваясь. - Ты обижен на меня? – спросил Кёнсу, присаживаясь на край подоконника. Кай так же резко повернулся и, кивнув, снова отвёл взгляд, но на этот раз он смотрел на потолок. - Прости меня, Кай. Но этот день рано или поздно настал бы. Я ведь не работаю здесь, я простой практикант, – не обнаружив никакой ответной реакции, Кёнсу добавил больше мягкости в голос и пересел на край кровати. - Я не хочу уходить, Кай. Мне очень понравилось быть здесь. С тобой. Чонин медленно перевёл взгляд на интерна и недоверчиво посмотрел тому в глаза. - Ты мне не веришь? – словно оскорблённо спросил Кёнсу, на неодобрительный взгляд Кая. – Ну, хочешь, я отвяжу тебя, хоть мне и запретили это делать? И, не дождавшись ответа, Кёнсу опустился и стал развязывать ленты из плотной резины, так называемые фиксаторы. Одну за другой парень развязывал их и укладывал на столик возле кровати. Окончательно развязав Кая, Кёнсу вновь присел на край кровати. - Вот видишь. Я тебе доверяю, – улыбнулся интерн. Кай не двигался, словно не веря тому, что его только что развязали. Он приподнял затёкшие руки и, резко сев на кровати прижал к себе улыбающегося Кёнсу. Сердцебиение Чонина было таким сильным, что Кёнсу практически чувствовал его своей щекой, слушая удары. Кёнсу тоже приобнял парня, думая о том, что это их последняя встреча. Несколько минут Кай крепко обнимал интерна, не давая ему возможности освободиться. А затем интерн почувствовал влажные губы у себя на шее. - Эй, Кай, что ты делаешь? – заволновался интерн и попытался освободиться. Упёрся ладонями в крепкую грудь Кая, но не смог оттолкнуть его. Чонин продолжал покрывать поцелуями шею интерна, посасывая и прикусывая кожу, оставляя небольшие засосы. - Прекрати, Кай! – шипел Кёнсу поворачивая голову, мешая Каю прикасаться губами к шее. Чонин, держа Кёнсу за плечи, отстранил его от себя. Кёнсу хмуро посмотрел на него и брови, которые до этого смыкались на переносице, теперь удивлённо лезли на лоб. - Не уходи, - сказал Кай. По его щекам текли слёзы, а в глазах плескалось тёмное отчаяние, прикрываемое мутной поволокой. Кёнсу, шокированный от всего происходящего и от того, что Кай заговорил, приоткрыл рот от удивления. Кай, воспользовавшись ситуацией прильнул к губам интерна. Требовательный, настойчивый поцелуй. Кай блуждал во рту Кёнсу языком, мягко изучая, а Кёнсу пытался вытолкнуть его из своего рта. Упираясь и пытаясь отодвинуться, интерн изворачивался как мог, но Кай сильно прижимал его к себе одной рукой, а второй удерживал голову, завернув Кёнсу в таком положении, что ему было сложно даже дышать, не то, что вырываться. Всё же оторвавшись от губ интерна, Кай отступил. Кёнсу буквально отпрыгнул в сторону, вжимаясь в стену. - Не уходи, – повторил Кай и горько заплакал, пряча лицо в подушку. Кёнсу, всё ещё чувствовал на губах вкус Кая. Сердце бешено колотилось, а тело словно приросло к стене, к которой в страхе прижимался Кёнсу. "Что же делать?", – металась мысль в его голове. Пойти позвать помощь? Оглушить или фиксировать? Поговорить? Что же делать? Кёнсу медленно отошёл от стены и решил, что в таком состоянии Кай безвреден. Интерн погладил Кая по спине. - Кай, не плачь. Я не злюсь на тебя. Но я не могу остаться, – Чонин оторвал лицо от подушки. Красные глаза, из носа течёт, а губы мелко дрожат. - Почему? Не уходи, – повторяет он и расстёгивает на себе смирительную рубашку. – Хочешь меня? Только не уходи. Кёнсу пытается остановить Кая и берёт его за руки, чтобы тот не расстёгивал рубашку. Кай перехватывает ладони интерна и тянет на себя, ногой ставя подножку. Кёнсу не может удержаться и падает на парня, а тот сразу пожимает его под себя, садясь сверху и крепко сжимая ладони. - Хочешь меня? Бери, – Кай, держа ладонь Кёнсу, прижимает её к своей груди. Интерн чувствует твёрдые соски и сжимает руку в кулак, чтобы не прикасаться чувствительными пальцами к горячей коже Чонина. Выражение лица Кая меняется, и он, зажав руки Кёнсу у него под головой, одной рукой расстёгивает на нём халат, под которым обычная майка. Кай расстёгивает штаны и немного спускает их, засовывая руку под майку, ласкает живот и грудь. "О, мой Бог. Чёрт. Мои соски", – тяжело дышит Кёнсу, пытаясь вырваться из захвата Чонина. Щёки интерна краснеют, и он откидывает голову назад, скрывая позорный стон. Заметив реакцию на ласки, Кай нагибается и продолжает уже языком. Подразнивая Кёнсу, причмокивает губами, обсасывая твердеющие соски и прикусывая их. - Не надо, – шепчет Кёнсу, боясь того, что кто-нибудь войдёт. Но Кай не слушает, он целиком погружён в свои мысли, рукой наглаживая промежность Кёнсу. Оторвавшись на секунду, он дотягивается до стола и, взяв один фиксатор, обматывает руки интерна и привязывает их к спинке кровати. - Ты останешься со мной. Ты не уйдёшь, – говорит Чонин и стягивает трусы с дёргающегося Кёнсу, который отчаянно пытается освободиться. Но Кай, который уже не раз был связан фиксаторами, точно знает, как завязать их так, чтобы невозможно было бы вырваться. Кай укладывает интерна поудобнее и руками раздвигает ему ноги. - Нет, нет, Кай! Не делай этого! Кай! Ты же нормальный! Не нужно! – почти кричит Кёнсу, но страх быть пойманным в такой ситуации мешает ему говорить громко. А Кай уже губами захватывает член интерна и, причмокнув, начинает двигаться, вызвав тихий стон Кёнсу. Чонин делает всё уверенно и плавно, зная нужный темп, чтобы принести удовольствие и развить желание. Полностью заглатывая член, издаёт чванькающие звуки гортанью, а Кёнсу запрокидывает голову назад, стараясь сдерживать себя как можно дольше, не позволяя кончить ему в рот. А Кай всё изощрённей облизывает, обсасывает, он словно танцует своим языком на члене Кёнсу, целуя полными губами головку. Быстрые движения заставляют тёплый шарик наслаждения взорваться внизу живота струёй спермы на лицо довольно улыбающегося Чонина. Тяжело дыша, Кёнсу пылает, сгорая от стыда и собственного позора. "Этого не должно происходить. Это всё отвратительно", – думает он, а Кай переворачивает его на живот. Интерн нервно сжимает ноги, представляя, что сейчас произойдёт. - Кай, не делай этого. Ты причинишь мне боль. Не смей даже думать об этом, чёртов ублюдок, – не выдерживает Кёнсу, а Кай подставляет головку своего возбуждённого члена к аналу Кёнсу и резко входит в него. Боль валуном ударила в голову Кёнсу, и он широко открыл глаза и рот в беззвучном крике. - Тише, тише, малыш. Это только сейчас больно, потом тебе будет приятно. Я знаю, – ласково приговаривает Кай и начинает быстро двигаться в Кёнсу. Капли крови падают на простыню, а в воздухе летает неприятный запах уличного туалета. Слёзы текут из глаз Кёнсу, от боли он лишь пищит в такт движениям Кая, а перед его глазами летают сотни маленьких звёзд, зазывая в беспамятство. - Даже не думай терять сознание, малыш, ты должен чувствовать меня в себе. Я так люблю тебя, малыш, – говорит Кай, сильно ударяя Кёнсу по истерзанной заднице. Едва открытые глаза медленно закрываются, а ужин отчаянно просится на свободу. - Больно, – успевает выговорить Кёнсу, и еда тёмной кашей вылетает из его желудка на пол возле кровати, растекаясь дурно пахнущей кляксой. Глаза закрываются, и темнота окончательно порабощает разум интерна.***
- Кёнсу, вы живы? Проснитесь! – интерн едва различает слова, и щёки словно укалывают сотнями иголок. Он открывает глаза и видит, что медсестра бьёт его по щекам и прикладывает к носу что-то дурно пахнущее, возможно, это нашатырь. - Я в порядке, – едва управляя своим языком, пытается осмотреться. Кёнсу лежит голый, с одним только накинутым на достоинство халатом, который пропитался кровью, на руках у женщины, которую он подменял, а возле двери, зажатого в углу санитары бьют ногами такого же голого Чонина. Кёнсу пытается встать, но у него это получается очень плохо, его поддерживает женщина, и он выкрикивает: - Перестаньте его бить! Ему же больно! - санитары оборачиваются. Один из них, тот грубиян, который постоянно фиксирует своего больного. Он смотрит на Кёнсу и шокированно выговаривает: - Тебе что, все мозги вытрахали? Посмотри на себя! И это ему больно? - Да, ему больно! Лучше зафиксируйте его! Ты хочешь, чтобы тебя зафиксировали? – спросил Кёнсу у Кая. Заплывшие глаза, разбитое лицо и тело, он весь дрожал, сжавшись в углу, и часто кивал головой. - По правилам больницы, при желании пациента мы должны зафиксировать его для сохранности его здоровья, а не избивать его до потери сознания. - Сумасшедший обдолбыш, – сказал один из санитаров и поднял Кая на ноги. - Проконтролируйте, чтобы они вымыли его, переодели и зафиксировали, – шептал он своей напарнице, а та лишь покорно кивала головой и помогала ему выйти из палаты.***
"Дорогой дневник… Прошло уже так много времени с моей последней записи. Прости меня за это. Я не хотел вспоминать тот ужасный день. Я уже давно закончил учиться и работаю обычным врачом в военкомате. Но я не женат. Мне всё ещё тяжело подпускать к себе кого-то близко. Да, всё из-за Кая. Из-за того, что он сделал со мной… Я часто спрашивал себя, почему я его защитил тогда? Наверно, потому что думал о том, что ему было в сто раз хуже от всего этого. Ведь его отец насиловал так каждую ночь в течении долгих лет. Это действительно ужасно. Я даже навестил его однажды. Сказал, что если он будет хорошо себя вести, его выпустят. Но он сделал вид, что не узнал меня, и проигнорировал. Ты спросишь меня, почему я решил сделать запись спустя столько лет? Я и сам не знаю, почему. Наверно, потому, что мне стало одиноко. А может, потому, что недавно на своём пороге я увидел книгу, на которой лежала подсохшая роза. Шекспир "Ромео и Джульета"…"