ИБД. Постскриптум.

— Вот, значит, барышня, прямиком за мной и ступайте, — услужливо лебезил надзиратель, указывая дорогу. Лиза поёжилась: её пугали даже стены здания, куда она пришла — сама, добровольно. А уж люди, заключённые в этих стенах… Убийцы, грабители, насильники, негодяи, которым не место в человеческом обществе. И среди этого паноптикума — её дядюшка, их властелин, беспощадный Адмирал. Подобные персонажи обычно действовали в приключенческих книгах, они всегда противостояли смелому благородному герою. Только вот здесь, в тюрьме, реальность, а злодей Адмирал не персонаж бульварного романа, а родной дядюшка, самый близкий человек, которому она безоговорочно верила когда-то. Интриган и убийца. Дядюшка… Её чудаковатый дядюшка… — Жизнь, моя милая — это не тихая гавань вроде твоего института, — сказал он ей однажды. И оказался тысячу раз прав. Настоящая жизнь и прежде вторгалась в безмятежное существование неискушённой институтки, но никогда столь откровенно и жестоко. С той самой минуты, когда отставной капитан Муромцев открыл ей тайну князя Вишневецкого, девушка потеряла покой. Замаскированный лаз в Неглинку, чёрный костюм, скрытность дядюшки — всё отныне встало на свои места, всему нашлось объяснение. Тот, кто заменил ей родителей — злодей, на чьей совести кровь не одного человека. Теперь и она такая же грязная, как и он. Эта назойливая мысль точила юную княжну Вишневецкую. Грязная! Полковник Воронцов, имевший личные счёты с Адмиралом, взяв в компанию Муромцева и почтенного генерала Шестакова, устроил настоящую облаву и схватил бандита в его же логове в мерзкой вонючей Неглинке. Сейчас поверженный властелин московского дна заперт в тюремной камере, словно дикий зверь в клетке, и ждёт своей участи. Жалела девушка только Акиру, погибшего при попытке помочь хозяину скрыться от преследователей. Вишневецкий просил о свидании с племянницей, о чём полицмейстер сообщил Лизе прямо на выпускном балу. Поначалу княжна никуда не собиралась идти, она, если бы только могла, вообще бы вычеркнула дядю из своей жизни. Даже в дом его по окончании института не вернулась, предпочтя ютиться вместе с Муромцевым на съёмной квартире. Лизе было всё равно, что скажет свет об очередном событии в неугомонном семействе Вишневецких. А свет уже вовсю мусолил свежие новости. Мало князя-головореза, молодого княжича, сбежавшего с цыганским табором, так ещё и княжна выкинула фортель: выбрала в женихи отставного офицеришку без роду и племени и живёт с ним в одном доме до свадьбы. Вот вам и древний род! Да это не семейка, а прямо-таки разбойничья шайка! Лиза нисколечко не сожалела о покинутом доме, в котором провела детство: она всё равно не сможет жить в нём, помня о потайной двери в винном погребе. Каждая вещь будет напоминать ей о дядюшке, а любой шорох в ночи заставит вздрагивать: не заявился ли кто из подручных Адмирала? Потеряв в комфорте, Лиза всё же и приобрела многое. Старому дому в Марьиной Роще хоть и не угнаться за особняком Вишневецкого, зато хозяйка, Агриппина Алексеевна, окружила девушку поистине материнской заботой, помогла одолеть переживания. На свидании с дядюшкой настоял Муромцев, и Лиза, подумав, согласилась. Ей хотелось вновь задать князю тот вопрос, на который он прежде не давал ответа. Только один вопрос — и больше не видеть этого человека никогда. Потому она здесь, в душных тюремных стенах, такая чистая, свежая, нездешняя, словно пышная садовая роза в каморке бедняка. У двери камеры провожатый остановился и вопросительно посмотрел на посетительницу. — Может, мне с вами зайти, барышня? А то как бы греха не вышло. Не в себе князь-то, намедни на молодого князя накинулся, в глотку вцепился, еле оттащили. Лизе сделалось не по себе, но, переборов страх, она всё же твёрдо ответила: — Не нужно. То, о чём она собралась говорить с дядюшкой, не должно коснуться чужих ушей. — Как знаете, барышня, — пожал плечами страж и забренчал тяжеленной связкой ключей. Отыскав нужный, он отпер дверь и крикнул внутрь камеры: — Ваше сиятельство, принимайте гостей! Лиза вздохнула, подобрала подол платья и решительно переступила порог камеры, ожидая чего угодно, в том числе и молниеносного броска выжившего из ума Адмирала к её горлу. — Ну, я тут за дверью буду, зовите, ежели что, — сказал ей вслед надзиратель. Это немного успокоило. Вишневецкий не спешил проявлять требуемого гостеприимства. Наоборот, он, как лежал лицом к стене, так и не шевельнулся, головы не повернул даже. Какие посетители, когда он почти уже умер, а мрачные стены стали его могилой, отняли последние силы! Всю обстановку камеры, пропахшей сыростью и мышами, составляли привинченная к стене кровать с тощим соломенным матрацем, колченогий стол, табурет, намертво прикреплённый к полу, ведро в углу и кувшин с водой для умывания. Снаружи светило солнце, дул свежий ветер, плыли по июньскому небу облака, а здесь лишь лучик скользил по паутине. Здесь нет жизни, здесь не хватает воздуха. Вот где ты очутился, всесильный Адмирал, мечтавший об императорской короне! Тут хуже, чем в тёмной Неглинке, потому что из подземных коридоров со склизкими стенами ты мог выйти на вольный свет. Отсюда тебе не уйти уже никуда. Княжна позвала дрогнувшим голосом: — Дядюшка… Вишневецкий дёрнулся всем телом и рывком вскочил на ноги. Мутные глаза его засветились радостью. — Лиза?! Как же он переменился с их последней встречи! Весь осунулся, поседел ещё больше, волосы всклокочены, одежда грязная и мятая. Как сибарит, привыкший к достатку и уюту, переносит заключение? Впрочем — одёрнула себя жалостливая Лиза — бродил же он по сточным трубам и хитровским притонам, значит, ничего — выдержит. Адмирал попытался обнять племянницу, но девушка испуганно отстранилась. Чтобы руки, обагрённые кровью, коснулись её?! Ни за что на свете! Князь понял и понурил голову. — Полицмейстер передал мне вашу просьбу, — сухо изрекла Лиза и, осмотревшись — куда бы сесть, опустилась на не внушающий доверия в плане прочности табурет. Девушка напомнила Адмиралу насторожившуюся птицу, готовую в любой миг вспорхнуть и улететь. Что ж, она и вправду яркая птица, которую он так и не смог приручить. Она свободна, уйдёт — и никто не удержит её. Это он вот останется в темнице, слишком тесной для его бушующего духа, наедине с горячечными мыслями и видениями, не оставляющими его и наяву. Может, и девушка тоже видение? Коснись — и исчезнет? — Я не надеялся уже увидеть тебя. Как прошёл выпускной бал? — Превосходно, дядюшка. Я окончила институт с золотым шифром, если вас это действительно интересует. Не интересует теперь. Раньше Вишневецкий принимал близко к сердцу все неприятности Лизы, переживал, если той было плохо, стремился держаться в курсе всех её дел: с кем дружит, с кем поссорилась, сколько баллов получила по предмету. Лиза не желала видеть его искренности, воспринимала в штыки любое проявление заботы. Всякому терпению наступает предел. Теперь Адмиралу всё равно, чем живёт девушка. Даже если он порадуется её успеху — что изменится? Снова равнодушный тон и каменное лицо? Нет уж, довольно. О чём с ней говорить? Лучше просто смотреть друг на друга и молчать, запомнить её такой. — Дядюшка, я знаю, что вы преступник по прозвищу Адмирал и готовили заговор против Государя. И о заговоре знает? Откуда? Муромцев поведал, несомненно. — Ты об этом хочешь со мной поговорить? Лиза покачала головой. — Нет. Я не знаю, зачем вы желали видеть меня. Сама же я пришла, чтобы получить ответ на всё тот же вопрос. — О чём ты, Лиззи? — За что вы ненавидите меня? — Я? Ненавижу?! — воскликнул поражённый Вишневецкий. Господи, как же эта девчонка наловчилась тихим своим голосом бить точно по сердцу! — Именно. Почему вы всегда вмешивались в мою жизнь, преследовали тех, кого я любила, ссорили с подругами? Зачем? — упорствовала девушка. Что ж, более нет смысла скрываться и лгать. — Я люблю тебя, Лизонька, как мужчина только и может любить женщину, — спокойно ответил Адмирал, словно речь шла об обыденной вещи, а не о чувстве, ради которого он сломал собственную и чужие жизни. Княжна вскочила. На её побледневшем личике явственно читалась смесь недоумения, ужаса и отвращения. — Ч-что?! Но… дядюшка… — пролепетала она, еле двигая языком. — Так нельзя, так неправильно… — А я никогда и ничего не делал правильно, дурёха! Да, да, да! — выкрикнул мужчина. — Ты хотела знать правду? Так слушай! Да, я любил тебя, и сейчас ещё люблю. Если б ты только знала, как я страдал из-за этой проклятой страсти, как мучился, не смея открыться тебе, не в силах вырвать из сердца! А ты нарочно играла мной, то подавая надежду, то отнимая её. Неожиданная судорога сдавила горло. Обессилев, Вишневецкий опустился на койку, вцепился грязными пальцами в волосы и продолжил говорить, давясь рыданиями: — Господи, как я хотел добиться ответного чувства! Я хотел быть всегда рядом с тобой, ловить твой взгляд, выполнять твои капризы, приносить завтрак в постель. Я хотел быть первым и единственным мужчиной в твоей жизни. Теперь я вынужден уступить сию честь господину Муромцеву, не так ли? Лиза приблизилась и осторожно, касаясь одними кончиками пальцев, погладила плечо Адмирала. — Дядюшка, не нужно так… — Молчи, слушай. Граф Воронцов сказал, что я попросту завидую людям, которые могут дружить, любить. Он чертовски прав, Лизонька! Ты понимаешь? Я завидовал твоим подругам, потому что с ними ты всегда была приветлива, завидовал проклятому Орлову, этому выродку Муромцеву, потому что их ты любила, а от меня шарахалась. Я делал всё, чтобы добиться твоего расположения, но ты только больше отдалялась от меня. Я нарочно ссорил тебя с подругами, пытался опорочить в свете. Я хотел, чтобы все отвернулись от тебя, чтобы у тебя никого не осталось, кроме меня. — Разве вы не пытались отравить меня, дядюшка? — хлопала глазами Лиза. Вишневецкий расхохотался, безумно, зло. Девушка отпрянула, соображая, не пора ли заканчивать рандеву. Ей хотелось бежать отсюда без оглядки, скрыться от глаз людских. — Отравить? Слышал бы это покойный Акира! Ах, Акира… Сейчас, наверное, его уже обглодали крысы. Лиза брезгливо дёрнулась, вспомнив отвратительных неглинских грызунов с длинными голыми хвостами и страшными торчащими из пасти жёлтыми резцами. Мёртвого японца они, значит, сожрали. Помилуй, Господи, его грешную душу и дай сил до конца выдержать неприятное свидание и не сойти с ума! — Значит, там было то же зелье, которым вы опоили Андре, чтобы заставить его жениться на баронессе Каннингем? Адмирал кивнул. — Твоя холодность доводила меня до безумия. Я готов был целый мир швырнуть к твоим ногам, а ты… — рычал Вишневецкий, простирая вперёд руки. — Как же мне хотелось сдавить посильнее твою нежную шею и покончить со всем раз и навсегда! Девушка судорожно сглотнула, представив пальцы, перехватившие горло. Задушит её прямо здесь? Что же, может, так даже и лучше. Хоть не жить с тяжким грузом на душе. — Ещё три дня назад я так бы и сделал. Не хотела стать моей добровольно, так хоть умерла бы со мной. Лиза села рядом с Вишневецким и обняла его вздрагивающие плечи. Теперь-то она поняла, отчего дядюшка так злился, когда она, надумав ехать домой, вдруг неожиданно меняла решение и оставалась в институте, зачем опекал её и заваливал дорогими подарками. Раньше она, поглощённая мечтаниями, не видела ничего. Но лучше бы, право, и не знать. Подумать только, совсем недавно этот порочный круг было столь просто разорвать! Но ведь и теперь не поздно… — Три дня назад я танцевала на выпускном балу, дядюшка. Известие о вашем аресте подкосило меня, но я нашла силы улыбаться, оставаться со всеми приветливой. Я не могла подвести подруг, учителей, возлюбленного. А в ночь перед балом я не могла заснуть, всё сидела у окна, смотрела на небо, и думала, думала. Знаете, будущее пугало меня. Я и боялась новой жизни, и хотела поскорее начать её. Я хочу жить, хочу, чтобы моя жизнь приносила пользу другим людям. Но если вам станет от этого легче — возьмите её. И запрокинула голову, подставляя горло. Резким движением Адмирал привлёк девушку к себе и поцеловал в губы. Лиза затравленно пискнула и попыталась вырваться из объятий. Дядюшка тут же отпустил её. — Нет, Лизонька… Я слишком много жизней загубил. Не могу отнять ещё одну. Иди… Ступай к своему Муромцеву и будь счастлива с ним. Скоро вы обвенчаетесь, так? Пусть он даст тебе то, чего я не смог… А меня забудь! Княжна не вышла — выскочила, как ошпаренная, перепугав надзирателя. — Что такое, ваше сиятельство? — вопрошал порядком струхнувший страж, спешно запирая замок. — Ай он обидел вас? — Ничего… — перевела дух Лиза. — Ничего не случилось. Идёмте отсюда! Проклятый поцелуй клеймом горел на губах. А, в общем, всё прекрасно. Злодей понесёт заслуженное наказание, если только приговор суда может быть тяжелее испытываемых им сейчас мук. Она скоро станет госпожой Муромцевой и славно заживёт с Родионом. Началась новая, взрослая жизнь. А прошлое забудется. Вслед Лизе раздался тоскливый волчий вой. Девушка вздрогнула и покосилась на спутника: он тоже слышал? Однако надзиратель остался абсолютно невозмутим. Значит, ей просто показалось…