Шлюха

После того случая оба старались друг друга избегать, как можно меньше общаться и напрочь урезать рамки дозволенного. Канда худо-бедно, но все же принял для себя решение терпеть и не позволять себе большего, чем раздраженное «Тч». Аллен считал, что Канда осознал свою вину, что тот понял, какую большую ошибку совершил, принуждая его к сексу, к такой связи. Но вскоре резко сменил точку зрения и посмотрел на все происходящее под другим углом. Юу просто перестал им интересоваться. Это вовсе не означает, что тот его понял и больше никогда такого зверства не совершит. Постепенно дремавшая ненависть пробудилась вновь и овладела всеми его мыслями. Было обидно, жутко обидно. Совсем не хотелось верить, что тот действительно считал его простой игрушкой, своею шлюшкой, которой раз, второй можно воспользоваться, а потом выкинуть на помойку и больше не вспоминать. Мысль о том, что он все же шлюха, заставляли нервничать, ему было жутко неудобно, вдруг кто-нибудь знает, вдруг расскажет. Он злился, как посмел этот жалкий человек так с ним поступить, так жестоко воспользоваться и выкинуть, будто он пятиминутное дело, будто этого могло и не быть благодаря одной фразе. Хотелось просто подойти и врезать со всей мочи по лицу этому жалкому уроду, чтобы тот хоть что-то почувствовал. А когда он пытался вспомнить то время, когда Канда им овладевал, ему становилось горестно и неприятно, печально и как-то обидно. Ему отчего-то хотелось, чтобы этот придурок просто попросил прощения, просто взял бы его руку и ласково сказал: — Прости. Но этого все не случалось. Да и сама мысль об этом была глупейшей, что только могла прийти в голову. Это странное послевкусие после их последней ночи — недосказанность. Что-то было пропущено мимо ушей, что-то очень важное, что должно было перевернуть их жизни с ног на голову. Только одно слово. Но какое же? В голову все лезли мысли, и Аллен не мог оставить их позади, поэтому все время думал, размышлял и вспоминал события той ночи. О, как же он был зол, как же хотелось отомстить, сделать гадость, просто показать, как себя чувствовал он, когда тот так же крепко прижимался, страстно целовал в губы, жадно растягивая секунды, как плотоядно ухмылялся, когда соски так чувствительно отзывались на любое прикосновение. Как же хотелось показать, что это омерзительно, что Аллен на самом деле никакая не шлюха, просто так решил этот чертов БаКанда. Просто… Но он ведь назвал Юу в последний момент шлюхой. Но это же не означает, что он таким образом хотел сказать про себя то же самое, что от этого уже не смыться, что это, как бельмо на глазу. Аллен назвал себя шлюхой? Он так признался ему в том, что чувствовал? Он хотел просто показать, что не он из них двоих шлюха, а получилось наоборот, получилось, что они оба дешевые шлюхи, которые держатся друг за друга, лишь бы не упасть в сточную канаву. Именно к такому умозаключению пришел Уолкер как раз перед тем, как его, Канду и Лави отправили на миссию. Вопрос про молчаливость Канды оставался открытым, так как в любом случае шлюха не может сама покинуть того, за кого держалась из последних сил в последнее время. Не мог же Аллен просчитаться?.. На миссии случилось так, что Аллену и Лави нужна была помощь в одно и то же время. Канда, даже не задумываясь, пошел помогать одному Лави, из-за чего Уолкер оказался под прицелом и был ранен. Аллен ядовито сплюнул кровь на землю, а в голову ему все продолжали лезть ненужные мысли о том, что Юу это специально сделал, чтобы показать, что ему абсолютно все равно на какого-то надоедливого Горохового Стручка. Он снова злился и продолжил себя корить в том, что эти мысли бесполезны, а сам он беспомощнее старушки, когда дело касается Канды. Даже тогда. Тогда Юу просто поддался. Зачем? Забавы ради? Снова вопросы, а ответов даже на старые еще не появилось. Аллен крепко сжимает кулаки, ему не хочется верить в то, что Канда просто так откинул его в сторону, ведь это означало бы лишь одно — из них двоих шлюхой оказался все-таки он, а не Юу. После миссии Аллен подкараулил Канду в коридоре, ожидая, что тот хоть что-нибудь скажет про него, хоть бы посмотрел в его сторону! — БаКанда, — злобно прошипел Уолкер, повернувшись в сторону уходящего мечника. Тот лишь сжимает кулаки, стараясь успокоиться, и, повернувшись к тому лицом, показал свой оскал. — У маленьких Гороховых Стручков какие-то проблемы? Тч, делать мне нечего, кроме как с тобою тут возиться, — снова цыкает и раздраженно отводит взгляд, будто пытаясь сказать: «Ты его не достоин». Подходит ближе, снова смотрит в глаза, точно в душу, пытаясь заглянуть, и отчего-то еще сильнее сжимает кулаки. — БаКанда, просто мне было немного обидно, что такой, как ты, так быстро сменил хозяина, — голос с издевкой пытается надавить на больное, чтобы увидеть слабость. Но ничего не последовало. Канда, как изучал Мояши взглядом, так и продолжал это действо. — Не знаю, что ты несешь, Мояши, но в любом случае тебе лучше уйти, иначе мой меч тебя ласково пошинкует, — покрываясь черной аурой, медленно проговорил он. — Ха, твой меч мне ничего не сможет сделать, потому что силенок не хватит, — мило улыбаясь, продолжал говорить Аллен. Резкий толчок, и вот уже все встало на свои места. Канда прижимает Аллена к стене, угрожая лезвием меча у шеи. Как бы это не было странно, Уолкер все еще спокоен. Он все еще продолжает думать, что тот ничего не сможет сделать, в смысле, убить его. Немного нервно ухмыляется и подушечкой пальца отодвигает катану от себя подальше, Юу не сильно прижимал. Но на шее осталась тоненькая царапина, на большом пальце руки довольно глубокая рана. Кровь течет с пальчика на рукав, на рубашку, Аллен опускает руку, и теперь капает на пол. — Ты псих, — серьезно высказывается Канда. — Зато я могу сделать так, — Уолкер ухмыляется и, схватив Канду за волосы, притягивает к себе и целует. На волосах остается буроватое пятно. Но сам их обладатель вполне доволен и смиренно отвечает на поцелуй. Отстранившись, Аллен смотрит тому прямо в глаза и не может понять, что же его так притягивает к этому человеку, почему ему так хочется прижаться к нему в порыве страсти. — Что у тебя… с Лави? — немного нерешительно, совсем не похоже на то, что было до этой фразы. Юу проводит рукой по щеке Аллена, из-за чего второй тут же дергается, до этого момента тот еще ни разу так не делал. Уж слишком подозрительно было. — С этим Кроликом у меня ничего не может быть, — почти что шепотом говорит прямо в губы, опаляя жарким дыханием. — Уходи, — сдерживая эмоции, произносит Аллен, прижимая Канду к себе еще сильнее. — Уйду, — так же холодно отвечает тот, но руками лишь проводит по спине, опускаясь ниже. А Аллен, воспользовавшись моментом, открытостью и беспечностью Канды, крепко ухватил рукой бугорок на штанах. Юу тут же удивленно переводит взгляд на свои штаны и, загадочно ухмыльнувшись, говорит: — Однако, извращенные же у тебя руки, Мояши. Аллен переводит взгляд на свой пах и, так же ухмыльнувшись, отвечает: — Кто бы говорил, БаКанда. Сказал, что уйдешь, а руки делают совсем другое. Юу рывком подхватывает Мояши и, прижимая его к стене, начинает стягивать с того штаны. Им обоим сейчас хотелось только животного секса и ничего больше, ничего. Канда уже было снял с того штаны, как вдруг сзади послышался чей-то недовольный кашель. Это был Лави. Он с самым что ни на есть скептицизмом смотрел на все это действо и нещадно комментировал: — Я, конечно, все понимаю, но этого я не понимаю. Смутились сей ситуацией и Лави, и Аллен, и даже Канда немного. Отпустив мелкого из своих рук, Канда быстро застегнул плащ и уже было уходил, как вдруг услышал за собой недовольное кряхтение Уолкера. — А ну стоять, мы еще не закончили! — и побежал за ним следом. Лави решил, что это лучше не вписывать в историю и вообще забыть, иначе ему не жить. Удивительно, что сейчас его оставили в живых! Восхитившись этой мыслью, он пошел в свою комнату и записал в особый блокнот про то, что Юу-кун не убил его, даже после того, как тот увидел что-то такое. Канда хотел вернуться в свою комнату и самому снять напряжение, но, черт бы побрал этого Мояши! Он сам, что ли, нарывается? Если так, то дела совсем плохи. Ведь получится, что его план разрушится или, еще хуже, перестанет иметь смысла. Ему хотелось бы, чтобы этот чертов Мелкий возненавидел его всем своим существом, чтобы, если бы его не стало в этой проклятой войне, не приходилось о чем-то горевать. Чтобы не раскрыть его маленький секрет всему миру, чтобы лишь Юу понимал смысл своих слов и действий. Аллен никогда не мог понять его. Он все думал над тем, что же имеет в виду мечник, раз делает что-то подобное. Ему хотелось забыться в тех глупых отговорках, несуществующих причинах, лишь бы не замечать правды. Канда всегда понимал ее. Он, как только почувствовал это, тут же признал, просто не стал себя тормошить ненужными «это же неправильно», «невозможно», «ужасно» и тому подобным. Ему хотелось прижать этого Мелкого к себе и не отпускать. Он понимал, что это за чувство. Было несколько путей: ненависть, смерть и самозабвение. Последнее он сразу же откинул, так как понимал, что это не для него, да и тем более, он был сильным. Он был сильным не только физически, но и духовно, морально. Он выбрал ненависть. Он начал делать все, что угодно, лишь бы Аллен не догадался и возненавидел его всем своим сердцем. Больше, он должен был ненавидеть его больше! Но что-то пошло не так, он слишком слабо его ненавидит для того, кто терпит такое. Канда не хотел признавать, но похоже, что после того секса у Мояши появилось второе дыхание, и его будто вытащили из воды ненужных мыслей на сушу. Но кто же? Или что? Неужели этот Мелкий каким-то шестым чувством понял его намерения, неужели он простил и принял их, неужели он чувствует то же самое? В этих мыслях он решил, что было бы лучше выбрать Лави, а не спасать своего любимого от смерти. Уж лучше тот умрет сейчас, ненавидя его, нежели потом, когда поймет и полюбит. Канда бы выдержал такую утрату. Он сильный. Не только физически, но и духовно. Но этот чертов Мояши выжил, даже сам его подкараулил и поцеловал. Он сделал все так, как никогда не надо было. Канда был шлюхой своих же мыслей, он все время переходил от одной к другой и хотел выполнить каждую. Но ему далеко не нравилось это, как и любой другой шлюхе, ему хотелось остановиться на одном, но ему не давали этого сделать разные стечения обстоятельств, трудные времена и надежды на то, что все же этот несчастный Мелкий Гороховый Стручок его возненавидит. Хотелось в это верить. — Ненавидь меня, черт возьми, Мояши! — с голосом психически-неуравновешенного, безумного человека была сказана эта фраза. А потом поцелуй, такой нежный и ласковый, кажется, что это совсем не он, кто-то другой говорит за него эти слова, а может, управляет телом. «Он целует так нежно, никогда не думал, что подумаю об этом. Но может ли его „ненавидь меня!“ означать „я люблю тебя“?» — последнее, о чем подумал Аллен, поддаваясь навстречу ласкам.