Fade to black

Он был дома. Сидел на полу и ждал, когда мама выйдет с кухни и принесет ему что-нибудь покушать. Он посмотрел вокруг, пытаясь подметить, что же изменилось в этом доме после того, как он съехал отсюда, в другое место, с другим человеком – Тэхёном. Сначала его сердце переполнилось радостью, но потом это чувство начало постепенно остывать, когда он вспомнил, что они сейчас не в лучших отношениях – и тут Юн увидел, как мама переложила некоторые из его наград на полке поближе к телевизору, и как она повесила некоторые фотографии на стену. О некоторых фотографиях он даже не помнил. - Мам, а когда мы в зоопарк ходили? Она не ответила. - И вот эта? Я ничего не помню, - сказал он, но в ответ снова была лишь тишина. Он вздохнул и позвал ее снова. В конце концов, он решил встать и пойти на кухню. Там никого не было: еда все еще была на плите - готовилась, отчего вкусный аромат витал в воздухе; нож лежал на столе, лук был разрезан на половинки, но мамы не было. Сынюн сам себя спросил, могло ли что-то случиться? Звонок телефона выбил его из колеи, перебивая все его мысли, отчего он побежал в гостиную. Сигнал телефона был настойчив и очень раздражал, но Сынюн никак не мог найти место, откуда доносился сигнал. - Мне надо… - пробубнил он, проверяя каждый уголок комнаты, но безрезультатно. – Где же он, мне нужно ответить на звонок. А потом он проснулся. Его мобильный перестал звонить. - Я думаю, пора попробовать что-то другое, он не может оставаться здесь вечность. Сынюн слышит все это со своей кровати, ему хочется посмеяться над ними, потому что те думают, что он не узнает, никогда не узнает, что говорят у него за спиной из-за его безумия. Но сейчас Сынюн все понимает больше, нежели за последние года с Тэхёном, поэтому никому не позволит обмануть себя. Он не позволит. Никогда. Он не может сказать себе, что есть вещи, о которых он никогда не узнает; у людей есть неизведанный мир внутри, и так будет всегда, потому что трудно выдержать кого-то другого рядом с собой; он не может принять того, что было спрятано что-то за теми сказанными словами, и все то, что он слушает, - только оболочка глубокой и запутанной беседы между врачами. Он не может поверить, что Тэхёна нет рядом, и существует так много вещей, о которых он не знает. Когда он вспоминает хорошие и плохие времена, замечает то, о чем он забыл, когда он находился здесь, с ним, и думал, что они счастливы. Сейчас он понимает это. Каждая правда, которую он узнает, заставляет его молчать еще дольше. Темнота в его комнате становится еще живее – привидение прошлого здесь, оно пожирает его. Чтобы как-то убежать от этого, он засыпает. Сынюн почти задремал; слишком вымотан для того, чтобы переживать из-за пропущенного звонка, но внезапные сомнения поселились в голове, что он не мог их выкинуть. Кто мог звонить в такое время, ночью? Он вздохнул, его глаза еще закрыты, когда он кое-как добрался рукой до телефона на столике рядом. Он прикрыл веки, когда внезапный яркий свет ослепил его, но всё равно попытался прочитать имя на экране. Тэхён. Сынюн посмотрел на время – 1:59 – и готов его просто убить, позвонив в ответ. - Я знаю, как трудно вернуться в реальность, - говорит он. Его улыбка – сплошные белые зубы. Сынюн ненавидит это, потому что это уже слишком. У Тэхёна тоже была прекрасная улыбка, может, даже чудная немного, с заячьими передними зубками, но при этом очень привлекательная. - И, наверное, как доктор, я не должен этого говорить, но думаю, что тебе пора изменить… обстановку. Постарайся убежать отсюда. Сынюн ничего не ответил. - Я знаю, ты не хочешь его забывать. - Я его ненавижу, - перебивает Сынюн. - Да-да, но это иной вид… привязанности. Сынюн ненавидит его больше, чем Тэхёна, и это впервые. Он знает, о чем говорит врач. Он знает, потому что это все о нем: эти сумасшедшие качели между ненавистью и любовью, которые в конце являются лишь знаком того, что так нельзя продолжать дальше. Не без него, даже если Сынюн говорит себе, насколько он презирает хотя бы мысль о Тэхёне. Правда в том, что он не может снова его оставить. Для Сынюна Тэхён - единственный. Один. Сынюн чувствует тепло одеяла, в которое его укутали, но ему хотелось бы, чтобы этот мужчина, которого он звал, обнял бы его сильными руками. Два. С ним тишина не будет казаться одиночеством, только чем-то хорошим. Три. Все тело Сынюна хочет спать; он тонул в темноте страны без снов, чувствуя жуткий звон в ушах, который заставил сознание проснуться - это была последняя стадия его реальности. Четыре. - Привет? – он задыхался. Сынюн мог услышать в этом неровном дыхании беспокойство и шок вперемешку с чем-то более тонким и глубоким. - Привет, - он задумался, пытаясь понять, что не так, потому что было что-то, кроме голоса, что-то… - Ты Сынюн? Потом он понял: - Ты не Тэхён. У Тэхёна был целый ящичек под ванной. Сынюн помнит, как он хотел убраться в нем, однажды, и Тэхён его остановил как раз перед всем этим. Старший не особо ворчал по этому поводу, но сейчас он сожалеет о том, что не сделал этого раньше. Он ясно знает, что нашел в нем, когда решил пошариться, и он одержимо знает все те вещи наизусть, боясь хоть что-то забыть. - Где Тэхён? – сказал он наконец, проснувшись. Сомнение; то же чувство заставило его посмотреть в телефон пару минут назад - оно бежало по его венам, леденящее кровь. Было что-то не так, но он не мог объяснить, что именно - темный страх, который, он хотел, чтобы стал детским капризом. - Ах, - голос колебался. – Тэхён… Ты Сынюн? - Да-да, я Сынюн, - разочарованно сказал он. - Я думаю, нам лучше встретиться. - Почему? - Думаю, об этом лучше поговорить тет-а-тет. Сынюн знал, куда идти: дом Минсока. - Никаких проблем с этим домом нет, - говорит Сынюн доктору, но знает, что врет, и доктор видит его насквозь. - Это не основное, - отвечает он. - Я просто хочу, чтобы вы меня здесь оставили… Мне не нужно лечение, правда, мне просто хочется побыть одному, здесь, со мной будет все хорошо. - Это нормально для тебя? – говорит он, и Сынюн слышит, сколько заботы в этом голосе, и даже не знает, почему. Потому ли, что, если бы он был им, не переживал бы так о Сынюне, но тогда он просто бы повернулся и ушел. Или, наверное, не сделал бы так, точнее, его старое «я». Но он помнит, насколько был слеп, когда не видел состояние Тэхёна. Поэтому сейчас он просто пытается утешить себя, когда думает, что он более человечный, чем есть на самом деле. И вот этот момент, когда винит себя больше всего – когда он искренний. - Да. Я заслужил. - Ты хочешь, чтобы я тебя оставил здесь, в этой комнате, в этой темноте, на весь день, на каждый день, без кого-либо, кто мог бы ухаживать за тобой… - Я не хочу, чтобы кто-то смотрел за мной. Доктор улыбается, и Сынюн знает, что он счастлив, что может разозлить его, потому что это значит, что он еще что-то чувствует, он не немой, ему еще больно, и это единственный способ хоть как-то пройти через все это. Вот что он думает, Сынюн менее оптимистичен. - Почему же? - Потому что я заслужил это все. - Я думал, что ты ненавидишь Тэхёна. Но если это так, тогда почему ты заслуживаешь этого всего? Почему ты не счастлив? Сынюн знает, что хочет признать, что это все не так, то, что он любит его и очень сильно, что еще хуже – и это правда, настоящая, острая, которая продолжает колоть ему сердце – и каждый удар режет все больнее. - Потому что это все из-за меня. - Неправда. - Мне жаль, что приходится тебе противоречить в этом, мне бы хотелось, чтобы так было, но оно не так вовсе. - Нам Тэхён страда… - Не говори, - он кричит, все еще привязан к кровати из-за отяжелевшего тела, которое не хотело двигаться; вся его энергия была в некоторых мышцах голосовых связок, - никогда так не говори. Доктор медленно кивнул. Все было как в замедленной съемке, хоть он и быстро бежал. Его тяжелое дыхание и боль в мышцах забылись. Сынюн был слишком жив, а его сердце горело прям в груди – не столь важно, что у него плыло перед глазами и его тело было холодным, а мысли – пустыми. Но он почувствовал себя разочарованным, когда не смог пошевелить языком. Он долго не мог разговаривать. - Ты продолжаешь говорить с Тэхёном, Сынюн? – спрашивает он, и Сынюн знает то, что он хочет услышать. Наверное, он оставит его одного, когда получит то, что хочет. - Нет. - Правда? – слабый намек на надежду проскользнул в его голосе. Сынюн смотрит ему в глаза - чернее и больше, чем у Тэхёна. Он читает в них сомнение. - Нет. Он видит грустную полуулыбку доктора после ожидаемого ответа. - Спасибо за честность, - шепчет он. – Наверное, нужно еще кое-какие таблетки тебе приписать. - Я больше не хочу. - Если ты продолжаешь видеть Нам Тэхёна… То нужно. - Но почему? – спрашивает Сынюн и, наверное, он даже не знает, потому что даже если он думает, что сейчас у него все под контролем, и он знает больше, чем до этого, есть еще какая-то сторона в нем, которая мешает ему лгать самому себе. Сынюн уже откровенно заебался от того, что он ничего не знает – где реальность, а где его искаженное воображение, которое было Тэхёном, когда они были вместе. - Почему? Я не хочу его оставлять одного, снова. Доктор кашляет, и Сынюн понимает, насколько ненавидит то, что прячется под этим жестом. - Что? – он почти кричит. – Ты не имеешь ни малейшего понятия о том, что он пережил за все эти года… И это я должен был беречь его больше всех, не правда ли? А сейчас самое время избавиться от себя. - Послушай себя, ты же знаешь, что это все ложь. Доктор, кажется, уже начинает злиться, и Сынюн думает, что он уже не остановится. Кто-то вроде него не должен быть сейчас в этой роли, он не подходит; но Сынюн знает, что тот оставил свой профессионализм где-то там, далеко, потому что он слишком много беспокоится. - Чем больше ты переживаешь за меня, тем больше я понимаю, насколько ты слеп, - бормочет Сынюн. - Тебе нельзя находиться между этими двумя гранями чистой ненависти и… вот этой, вот этой исповедуемой любви и жертвенности. Это не совсем хорошо для тебя – я не особо возражаю, если ты меня презираешь, Сынюн, но ты должен взять себя в руки, и я надеюсь, что ты разрешишь мне помочь. - Как ты можешь просить меня забыть его? - Сынюн прячет лицо. - Да я не этого прошу, - доктор колеблется. – И не просил, но ты должен научиться жить с этой болью, как и все живут. - Я не хочу, - Сынюн помнит, каким упрямым он был в детстве и не принимал объятий от отца, потому что прекрасно знал, кем тот был на самом деле. Даже более, он помнит это чувство, когда он преследовал Тэхёна, как он случайно встретил его в магазине с дисками. Он назвал это судьбой, но он сам сделал это своими руками. Они сделали это вместе – он спросил себя, когда оно все начало разрушаться. - Я хочу остаться здесь. Да, в темноте, мне наплевать на твои слова, я не оставлю его, я не могу… - Он здесь, Сынюн? – спрашивает доктор. Сынюн вздрагивает. - Если я уйду, он тоже. - Он здесь? – доктор начинает негодовать, и Сынюну хочется убивать. - Да! – Он орет. – Да, он здесь, вон там, в углу, со своей прекрасной улыбкой и в джемпере, который я купил ему на второе рождество! Он там, он, мой Тэхён, мой Тэхён, - он начинает плакать, но сам понимает, как его это все достало, и доктор должен успокаивать его. Сынюн хочет вырваться, но он не может оставить их дом, их комнату вот так. Он находится в полусознательном состоянии от того, как он изменит свое мнение через несколько часов – после любви находится ненависть, и он начнет обвинять Тэхёна в том, что тот с ним сделал, за всю его ложь и все его я люблю тебя, которые он шептал в ту ночь, когда думал, что Сынюн спит – всегда так было, Сынюн знает, но не может уйти, потому даже когда их кровать пуста и комната поглощена мраком ночи, Тэхён здесь, в углу, смотрит на него, и он не может его отпустить. Никогда. - Прости, я не хочу тебя расстраивать, - говорит врач, но Сынюн не верит. - Он здесь, и ты не сможешь заставить меня сожрать еще одну таблетку, чтобы он исчез. - Он не настоящий, Сынюн, и часть тебя это знает – поэтому, пожалуйста, просто слушай свой здравый смысл, прислушайся к этой части себя, которая знает правду, прими ее, и не позволяй ей забыться. Сынюн осекается, и слезы прекращаются. - Он здесь… - Нет. Та часть Сынюна, которая знает причину всего этого, не может ему помочь просто спрашивая «Почему?», пусть он даже уверен в том, что доктор его уже об этом спрашивал много раз. Врач колеблется. - Ты знаешь причину. - Не говори этого, - желание не говорить правду заставляет Сынюна заговорить. - Знаешь, я могу помочь… - Нет. - Нам Тэхён… Мертв. . . . Он не понимал, что перестал дышать, но обжигающая боль в легких заставила его тяжело выдохнуть, в то время как коленки подогнулись, и он упал на пол. Тэхён был… Он перестал видеть через некоторое время, слезы начали капать с его глаз. Сынюн сжался, положив руку на горло, пытаясь как-то бороться с комком внутри. Мой Тэхён… Он думал, что не в состоянии говорить, его язык занемел, но немного позже он начал слышать плач, скорбящий звук – его голосовые связки болели, и он понял, что это из-за его крика. Он подполз к нему, его рука была сжата около груди. Он схватил его за подол рубашки, пытаясь не упасть – не особо трудно, повторил он, не все же самому. Тэхён был здесь и его глаза были открыты. Сынюн продолжал держаться на нем, не в силах встать или даже нормально сесть. Тэхён был здесь и казался таким знакомым, но и незнакомцем одновременно – его лицо было как прежде, прекрасный жизненный румянец все еще пылал на его щеках и губах, но глаза были стеклянные, а рот холодный, когда Сынюн прикоснулся к нему. Он не знал, когда перестал царапать ему рубашку, но потом было трудно заставить его сделать какое-либо движение – Сынюн почувствовал руки, которые пытались разделить их тела, но его пальцы крепко держались вокруг Тэхёна, поэтому он не мог его отпустить. Он слышал свой плач, словно был не единственный, кто устроил эту херню, а кто-то другой. Плачущий парень продолжал повторять единственное слово – имя самого дорогого ему человека, который ушел. Даже темнота комнаты не спасет его от монстров, но если он не видит, как солнце поднимается и опускается каждый день, наверное, время остановится, и Тэхён все еще будет здесь, для него, с ним, рядом. Он так хочет. Сынюн не многое помнит с дороги в больницу – она была вообще бессмысленной, сейчас он думает, что это из-за того, что Тэхён уже ушел, а машина скорой помощи уже опоздала и врачи не смогли ничего сделать, кроме как запихнуть в него таблетки – нет, Сынюн не отпустит его, его руки сложены на его теле, глаза прикованы к его лицу. Сынюн взглядом отчаянно ищет хоть какие-то признаки жизни. Слезы на некоторое время останавливаются, но он не замечает; звук его собственных стонов стихает, хотя он все еще продолжал слышать вой и постоянный звон в ушах. Он не слушал, что говорили доктора, он просто знал, что Тэхён был… Мертв, покойник, исчезнувший, ушедший - каждое слово кружилось у него в голове, жаля каждый уголок, пока вся боль не вытекла через его кровь. Сынюн помнит последнее объятие, которое подарил ему Тэхён: жесткость тела против собственного, холод его щек. Тэхён не смотрел на него, и Сынюн был этому рад. Он поправил волосы руками, с любовью, заправляя грязные локоны за уши, и потом провел пальцами по его бровям, как любил делать Тэхён перед зеркалом, когда думал, что Сынюн не смотрит; в конце он провел пальцами по губам Тэхёна, мягко, потом целуя его, пытаясь передать всю свою любовь в этом последнем поцелуе, позволяя слезам стекать по своему лицу. Тэхён был прекрасен и одновременно так не был похож на себя. Ночь была посвящена печали, скорби и трауру. С болью в горле и опухшими глазами, Сынюн оставался, пока солнце не выползало из-за горизонта, а лучи не проникали в больничную палату, освещая мраморное лицо Тэхёна оранжевым и желтым цветами. Все произошло так быстро, действия без какой-либо логики – его мозг начал понимать, что пора бы организовать Тэхёну место в морге и найти место для кремирования тела, но сердце лишь хотело мира и отдыха от всего времени, что он провел в одиночестве. Благодаря его друзьям с работы, Сынюн успел сделать все, что должен был. В морге Минсок не появился, но остальные участники группы Тэхёна пришли. Это было тогда, когда Сынюн узнал, что они расформировались несколько месяцев назад, но у него не было сил осознать последствия этого события. Сейчас он помнит, как это было странно, что Тэхён не сказал ему – он не спрашивал для полного удобства, а тот не жаловался – но эта мысль исчезла, когда он попытался встать, в то время, как его потяжелевшие ноги не хотели никуда идти. Сынюн всегда смеялся в тот момент, когда вспоминал это, потому что воспоминания можно выбрать, если ты человек. Он не знает, почему, но все в этом морге за два дня приобрело серые и коричневые тона, но фото Тэхёна, что было заковано в черную рамку, прекрасная улыбка на алых губах, его кожа светилась белым, единственное, что оставалось многоцветным. Норпрамин, Прозак, Алплензин, Пристик… Коробка под ванной была переполнена ими. Сынюн осознал, как много он потерял. Затем пришло время ярости и гнева. Какая-то разрушительная сила овладела им, текущая по его венам вместо крови, и это было именно тем, что привело его в дом Минсока. Он не мог успокоиться, даже когда костяшки на руках столкнулись с челюстью Минсока, а руки начали краснеть от крови – он почувствовал себя живым, когда Минсок ударил его в скулу, и когда он начал задыхаться, когда друг Тэхёна ударил его в живот. Сынюн засмеялся, когда ему удалось остановить весь его вес, и ему удалось поговорить с ним о тех месяцах, которые он пропустил, будучи слишком занятым для того, чтобы видеться с Тэхёном. Он хотел послушать, даже если будет больно, даже если его сердце болело за каждое сказанное и такое правдивое слово. - Расскажи мне, расскажи мне о Тэхёне. - Нам Тэхён страдал от депрессии. Ты знаешь. Сынюн кивнул доктору. Это было тем единственным, о чем он не мог забыть. Сегодня плохой день, и он ненавидит Тэхёна больше всего – он тихо повторяет свои причины, двигая губами и смотря на доктора. - Он боролся с этим больше года. Сынюн не хотел разговаривать, но язык работал быстрее, чем его мозг, и вообще жил сам по себе. - Он ничего мне не говорил, ни разу. - Я понимаю, почему ты расстроен, - доктор оголил ряд белоснежно белых зубов, что буквально светились в темноте. Еще раз, Сынюн ненавидит его. - Не думаю, что ты можешь, - Сынюн презирает его. – Я не думаю, что ты можешь, да и кто-либо здесь тоже, потому что это все между мной и Тэхёном, так было всегда – мы говорили друг другу обо всем и даже более, мы понимали друг друга без слов; я не знаю, в какой момент произошли изменения в наших отношениях, но в самом начале так было всегда – мы не были идеальными, люди же, конечно, но мы пытались делиться любовью и болью, разговорами, объятьями, сном, росли вместе, знаешь – но потом все стало лишь ложью, Тэхён лишь притворялся, что переживает. - Я думаю, Тэхён очень любил тебя, Сынюн. - Ты не знаешь его, - кричит Сынюн и чувствует, как ногти вонзаются в ладони. - Я никогда не встречался с ним, да, но изучил его ситуацию и уверен, что он очень любил тебя, до самого конца. Он просто был не совсем сильным. Его смерть была случайностью, а его злоупотребление лекарствами не было чем-то новым. Сынюн плачет и доктор немеет, переживая, что наговорил лишнего. - Он, блять, ничего мне не сказал, - Сынюн глотал каждое слово, задыхаясь. - Нет, он не жаловался. Я знаю, что он начал вести себя странно, когда я получил работу. Знаешь, я думал, что он просто ревнует, я знал, что он хотел бы быть на моем месте, но я не мог винить его за это. В этом не было ничего серьезного, была только одна небольшая проблема, я думал… - Одно и то же может иначе повлиять на разных людей, Сынюн, это не твоя ошибка. - Моя! Моя и всегда так будет! Я был единственным, кто любил его, я – не ты, не его друзья, никто, я - Кан Сынюн. Я был слеп, он обманывал меня, улыбаясь, и я позволял ему делать это со мной. Меня так легко обмануть… Я помню, конечно, я помню, когда он кинулся в ванную, и я увидел странные изменения в его поведении, его красные глаза и пальцы, которые дергались, я заметил эффекты этого дерьма, которое он принимал, но я отклонил все сомнения с эгоистической мыслью. Конечно, он был счастлив, Тэхён был счастлив, потому что он со мной, ему ничего не нужно в этом мире кроме нас, он не… - Сынюн, Тэхён очень любил тебя, вот почему он не показывал то, что чувствует, он не хотел показываться тебе презренным, больным, несчастным, он боялся, что ты оставишь его одного, как когда-то сделал его отец; он очень любил тебя, что не мог вынести мысли о том, что может тебя чем-то расстроить, он не хотел разрушать твое счастье… - Он умирал внутри, а я ему позволил сделать это, - голос Сынюна дрожит из-за громкого крика. Доктор не знает, что ответить. - Я разрешил ему умереть – Норфамин, Прозак, Аплензин, Пристик… Тонны этой хуйни, которую он пил, выглядя передо мной счастливым, когда он улыбался мне, а я наплевал на его боль. - Ты не можешь спасти того, кто не может быть спасен. - Не… Не суди его, я единственный, кто может делать это, - голос Сынюна стал лишь шепотом в темноте. Кровать грязная и немного воняет – из-за пота, слез и разбитых душ. - Он был моим светом. Мне не нужно было солнце в небе, когда был рядом Тэхён. - Знаешь, доктор Сон? Иногда мне хочется полечиться. Лишь иногда, но потом я вспоминаю, что не могу оставить его одного еще раз, не сейчас - сейчас Тэхён должен быть рядом со мной до конца. - Это нормально быть все время в темноте, я не хочу, чтобы было как-то по-другому. Взгляд Сынюна острый и сырой. Доктор смотрит на него, сморщившись. - Я не могу идти дальше, поэтому, пожалуйста, оставь меня, - просит он, - оставь меня одного с Тэхёном. Сынюн не хочет, чтобы его спасли, он забывает, кто такой, когда поднимает глаза от кучи бумаг на кровати и встречается взглядами с Тэхёном, в углу их комнаты. Даже если он будет ненавидеть его следующие несколько часов, оно пройдет.

*

ты оставил меня парализованным/никакое лечение теперь меня не спасет