American dreams in an English village (Американские мечты в английской деревне)

      Летом, когда мне исполнилось одиннадцать и я получил свой первый чайный сервиз, в соседний дом переехал буйный парень по имени Альфред. До того момента деревня, в которой мы жили с родителями, была спокойным местечком, порою слишком спокойным для моего отца. «Такие места, как это, — говорил он обычно, — превращают парней в педиков», — а потом смотрел на меня с таким подозрением, что внутри всё холодело и мне становилось не по себе. В то время я не совсем понимал, что значит быть педиком или мальчиком-шлюхой, как иногда выражался отец, но был уверен, что это нечто плохое. Он подумал на меня так же, когда первым пунктом в своём списке желаний я написал мягкого единорога.       Альфред педиком не был и нравился моему отцу с самого начала. Этот парень всегда был безобразен, перепачкан в грязи или яблочном соке, при любой удобной возможности избегал ванной и ел червей, лишь бы казаться храбрым. Ещё Альфред имел несколько игрушечных пистолетов, интерес к которым казался для меня не только волнительным, но и нездоровым.       Мне же не понравился Альфред ни с первого дня, ни со второго, ни с третьего или даже четвёртого. Я возненавидел его, когда мы впервые встретились взглядами. Он переехал из большого города за океаном и даже не имел представления о том, как следует вести себя в маленькой английской деревне.       Когда фургон, перевозящий их мебель, едва успел поместиться близ дороги дома, из него выскочил Альфред, держа в одной руке водяной пистолет, а в другой — американский флаг. Он тут же перескочил через ограду, что разделяла наши сады, и всадил флаг прямо в один из моих кроссовок.  — Теперь это американская собственность! — выпрямившись, заявил он и, ухмыляясь, направил пистолет мне в лоб. Помню, это настолько шокировало меня, что я упал на задницу и стал размахивать руками, силясь понять ситуацию. Глядя на это, Альфред рассмеялся и поднёс дуло пистолета к своему рту:  — Расслабься, чувак, это только вода! — Он нажал на курок и выстрелил струей. Часть воды стекала с уголков его губ и капала на белоснежную рубашку, где виднелось название некой группы. Заметив мой пристальный взгляд, он откинул пистолет на газон и ухватился за низ рубашки, оттягивая ткань так, чтобы я мог рассмотреть буквы.  — Это «Beastie Boys», знаешь их?       Я покачал головой.  — Это как Долли Партон? — тут же спросил я, ведь она была единственная пришедшая мне на ум американская певица. Альфред хохотал так, словно вот-вот задохнётся, и, упав на землю от смеха, всё так же показывал на меня пальцем.  — Ты слушаешь кантри? — наконец воскликнул он. В тот момент я не знал, смущаться мне или злиться. Покраснев, как свёкла, я вытащил флаг из кроссовка, после чего поднялся и отряхнул брюки от травы.  — Это мой сад, тебе нельзя сюда, — презрительно посмотрев на него, ответил я. Тут Альфред кувыркнулся и поднял свой пистолет — он хотел было сказать ещё что-то, как у изгороди появилась его мать.  — Альфи, папе нужна помощь, чтобы унести все твои постеры.  — Хорошо! — И Альфред побежал к изгороди, но вдруг остановился. Он обернулся и пару секунд смотрел на меня, а потом усмехнулся, как идиот.  — Вот! — Он бросил мне свой пистолет. Я не хотел к нему прикасаться, но ещё больше мне не хотелось, чтобы после него остался хоть какой-то след, поэтому я поймал пистолет с вопросом в глазах.  — Это тебе, старина! — Отдав честь, он неуклюже перебрался обратно к матери, которая кричала на отца, что он ленивая задница. Я же просто уставился на ярко-зелёный пистолет в своих руках и вздрогнул — американцы в деревне.       Мне нравилось ходить в школу, особенно когда у нас были уроки истории мисс Мадлен — это была самая добрая женщина, которую я когда-либо знал. То, как она рассказывала истории далёкого прошлого, заставляло нас хихикать от волнения и в предвкушении конца ёрзать за партой. У неё был свой способ рассказывать: она то шептала греческие мифы, то кричала навзрыд о мировых войнах, пританцовывая у доски. Мисс Мадлен казалась мне лучшим учителем, пока я не закончил начальную школу, и ничто не могло отбить у меня желания тянуться к знаниям о мире. Именно тогда и появился Альфред. Изначально мы были в разных классах, но спустя неделю с того момента, как он пошёл в школу, его перевели в другой. И случилось это не потому, что его не хотели учителя, а потому, что хотели все девочки. Ни милая Эмма, ни Лаура не могли сосредоточиться на математике, когда Альфред пробегал пальцами по своим светлым прядям волос, смотрел по-детски голубыми глазами и намеренно растягивал слова, лишь бы они услышали его американский акцент. В нашем классе были только две девочки, которые все ещё считали мальчиков противными. Поэтому преподаватели подумали, что это хорошее место для Альфреда. К сожалению, идеальное место для него оказалось худшим для меня.       Тем утром у нас был урок, посвящённый Второй Мировой войне, когда вдруг распахнулась дверь и в класс вошёл Альфред. На нём была старая пилотская куртка, видимо, он посчитал её нормальной для школы. Тогда, улыбнувшись, мисс Мадлен и разрешила ему представиться классу.  — Я Альфред Ф. Джонс, — начал он и засунул руки глубоко в карманы куртки. Затем, выдержав паузу, с гордостью в голосе произнёс: — И я американец!       Некоторые раскрыли рты от удивления, другие — захихикали, а я ударился головой о парту.  — Сядьте прямо, Артур. — Остальные тихо смеялись, когда я выпрямился в спине и посмотрел на Альфреда. Мы встретились взглядами, когда он уставился на меня, а потом вскочил и закричал:  — Я знаю тебя! Ты чувак по соседству!       На меня упали взгляды со всего класса, и я безумно раскраснелся. Тут же мисс Мадлен откашлялась:  — О, так вы знаете друг друга?  — Нет! — выпалил я.  — Да! — завопил он и оказался между рядами, чтобы подсесть ближе ко мне. Альфред и вовсе мог бы сесть рядом, не находись там мой сосед по парте — Кику. С того момента, когда мы познакомились в первом классе, он стал моим хорошим другом. Хоть родом он из Японии, но в моих глазах был истинным английским джентльменом — это ещё одна причина, по которой мне нравилось ходить в школу. Не знаю почему, но я не рассказал ему про Альфреда, и даже если мне не удалось примириться с мыслью о соседстве, то это всё ещё было моей личной проблемой и никого не касалось. Последние дни летних каникул я пытался следить за Альфредом в целях безопасности нашей деревни и отметил пару вещей.       Во-первых, он любил долго спать и поздно ложиться. Из-за громкой светской музыки я не раз просыпался, как и по вине запаха гамбургеров, который попадал в открытое окно. Казалось, он любил фаст-фуд и если видел, что я выхожу из дома, то выбегал в сад, чтобы позвать меня попробовать картошку фри. Он говорил, что она лучшая, но я не соглашался, ведь Альфред не хотел признавать, что это просто жареный картофель.       Во-вторых, он считал себя настоящим героем. У Альфреда имелся костюм супермена, который он одевал даже в стойкую жару, и заявлял, что именно он развалил Советский Союз. Хотя я ничего не знал о способностях и видах супергероев, они мне нравились. Поэтому идея повесить постеры накачанных парней в своей комнате крайне увлекла, и я с трепетом смотрел на них. На это отец сказал, что так делают только педики, и все мои постеры отправились в шкаф, но когда он увидел перебегающего дорогу Альфреда в красном плаще, подол которого развевался на ветру, то крикнул мне, чтобы я подружился с ним и стал нормальным мужиком. «Те, кто не только смотрят, но и делают, — стоят миллион», — сказал он.       Я не считал, что Альфред стоил той обуви, в которой он бегал по округе, но его костюм мне нравился. Когда я подошёл к нему, то мне было сказано, что я могу играть с ним лишь в том случае, если разрешу стрелять в себя и буду Сталином. Этого мне хотелось меньше всего, и, к сожалению отца, я вернулся назад. Даже спрашивая Альфреда поиграть вместе, я разочаровался в себе, и теперь, когда он стоял тут, с блестящими глазами и широкой улыбкой, мне вообще нигде не захотелось с ним сидеть. Поэтому я схватил Кику за руку и притянул ближе к себе.  — Тебе нельзя тут сидеть, это место Кику, — буркнул я. — И так будет всегда!  — Мы можем поместиться втроём на этой скамье, — сказал он и попытался влезть между нами.       К счастью, мисс Мадлен вновь доказала, что она прекрасная леди, разъяснив Альфреду, что сидеть втроём неуместно, и ему следует устроиться на последней парте за Иваном. Это был плохой выбор. Уже спустя пять минут, когда мы обсуждали лидеров Второй Мировой войны, Иван прокомментировал Сталина как мудрого человека, что заставило Альфреда залезть на парту и во всю силу лёгких вопить обратное.  — Он боролся за равенство! — выпалил Иван и поднялся на ноги.  — Рузвельт тоже, просто он не был… не был бабой!  — Сталин не был бабой! — прорычал Иван и схватил Альфреда за ноги, от чего тот пошатнулся, но не упал.  — Это ты баба!  — Ты даже не знаешь, что означает это слово!  — Ах-хах, это значит… что ты тоже не знаешь его значения! — Альфред указал пальцем на сомневающегося Ивана. Наряду со всем классом мисс Мадлен была поражена и не знала, как реагировать на такую ситуацию — ничего подобного раньше не происходило. Иван снова продолжил:  — Это значит быть толстым! — наконец решил он, и Альфред кивнул.  — Я знал об этом!  — Нет!  — Ты тоже!  — Вы оба, успокойтесь! — вмешалась, наконец, мисс Мадлен и освободила руки Ивана от ног Альфреда. Или наоборот — с моего места было плохо видно. Спрыгнув с парты, Альфред вышел к доске и развернулся:  — Вы хотите знать о Второй Мировой войне? Я расскажу вам о Второй Мировой, ведь Америка спасла всех!  — Это возмутительно! — встав, закричал я.  — Тогда кто же помог Европе подняться на ноги? — желая знать, он скрестил руки на груди подобно избалованному ребенку, коим и являлся. Успокаивая Ивана, который заявил, что в его портфеле имеется ядерное оружие, мисс Мадлен не заметила, как я вышел к Альфреду. Кику пробормотал что-то о том, что нужно говорить тише и вести себя надлежащим образом, но на этот раз я решил проигнорировать его.  — Если вы и помогали, то лишь с выгодой для себя!  — Мы все равно помогали!  — А мы… Мы создали систему здравоохранения, сами!  — Это не имеет ничего общего с тем, чтобы помогать!  — Имеет! — кричал я. Теперь мы находились лицом к лицу и вопили так, что плевались слюной.  — Мама говорит, что мы лучше вас благодаря системе здравоохранения!  — Мы лучше, потому что у нас есть оружие!  — У нас есть… Рыба с жареным картофелем!  — А у нас есть Макдоналдс!  — Макдоналдс — отстой!  — Ты отстой! — Это было последней каплей, после чего мы вцепились друг в друга. Никогда прежде я не дрался, но, когда Альфред ударил меня кулаком в живот, я подумал, что у него уже был опыт, и ударил головой ему в грудь. После этого я постарался прикрыть себя, пока он вертелся, размахивая руками и ногами, периодически ударяя себя в гневе. Мисс Мадлен кричала, чтобы мы прекратили, девочки начали пищать, а Иван, выставив вперед ручки, заявил, словно это ядерное оружие, и вдруг, я не помнил как, мы с Альфредом оказались снаружи, на школьном дворе для перерывов. У меня был синяк под глазом и несколько царапин. Альфред же отделался ссадинами на коленях и утверждал, что сломал ребро, хотя, скорее всего, это был шрам где-то у него под рубашкой.  — Отстой, — пробормотал он, не выдержав минутной паузы, и продолжил болтать ногами в воздухе. Нас усадили на одну из высоких скамей близ футбольного поля, которое сейчас косили, и я чувствовал запах свежей травы с кровью, стекавшей на подбородок.  — Ну и ладно, по крайней мере, отец больше не будет называть меня педиком.  — Кто такой педик?  — Я не знаю.       Альфред прислонился спиной к стене.  — Наверное, это тот, кто курит. Ты знаешь, как делать затяжку?  — Почему после этой драки я не буду курильщиком?  — Потому что ты не можешь драться с сигаретой в руке, — объяснил он, на что я кивнул, ведь это действительно имело смысл, но тут же пожалел — мне не хотелось казаться дружелюбным по отношению к Альфреду.  — Почему вы переехали сюда? — косо взглянув на него, поинтересовался я. Он смотрел в небо, а его кожа была похожа на тающий шоколад под солнцем.  — Мой брат живет здесь.  — Твой брат? Но почему вы не живете вместе?  — Сводный. Отец переспал с одной британской девушкой, когда служил в армии.  — Эм… — Я чувствовал, что больше не стоит задавать вопросов. Вряд ли он знал больше, чем только что сказал мне, поэтому я опустил взгляд на свои кроссовки. Один из них был всё ещё дырявый после случая, когда Альфред воткнул в него флаг.  — Почему ты ненавидишь меня? — внезапно спросил он, на что я тут же пожал плечами.  — Не знаю.  — Разве мы не можем попытаться стать друзьями? — задал вопрос Альфред. — Во всяком случае, ты проводишь со мной время.  — Не провожу!  — Тогда я тоже не провожу!       Мы прожигали друг друга взглядами. С его носа текла кровь, и он вытер её рукавом.  — Ты наблюдал за мной с того момента, как я переехал сюда.  — Может, совсем немного…  — Ну и? Почему бы нам не подружиться? — Сначала я ничего не ответил. Дружба с Альфредом могла бы порадовать моего отца, а мама не так переживала бы, что я идиот, ведь из-за малого количества друзей она решила, что у меня нездоровая психика. Я ненавидел ходить к психологу, так как все три месяца нам говорили, что со мной всё в порядке.  — Хм… — пробормотал я, лишь бы что-то ответить. Альфред выпрямился.  — Я дам поиграть тебе с моими пистолетами.  — Мне не нужны твои пистолеты.  — Тогда свою лошадь.       Я посмотрел на него блестящими глазами.  — У тебя есть лошадь?       Он усмехнулся:  — Ну, это на ранчо в нескольких милях отсюда, но, по крайней мере, я хожу туда два раза в месяц.  — Почему? Разве не твой папа говорил, что лошади для девочек?  — Что? Нет! — Альфред нахмурил брови. — Ковбои ездили на лошадях, и я тоже хочу стать ковбоем, когда вырасту, поэтому учусь ездить и ухаживать за ними — это нереально мужественно!       Словно желая убедиться, что я понял, насколько это круто, он кивнул. Я прикусил нижнюю губу.  — Хорошо, если мне можно будет играть с твоей лошадью, то мы подружимся.  — Супер! — Он схватил меня за руку и резко её потряс, а я, неловко улыбнувшись, отвернулся. В тот момент я решил оставаться с ним до тех пор, пока не получу собственную лошадь. Откуда мне было знать, что придет то время, когда вне зависимости от наличия лошади я добровольно остался бы рядом и чувствовал себя гордо?