done it all

— И что он? — спрашивает Хана, сохраняя нейтральное выражение лица. — А ничего, — Хару играется с долькой лимона, снятой с бокала, и вообще не хочет ничего рассказывать, но слова всё катятся, сходят на голову подруги, словно лавина: — В последнее время я его совсем не понимаю… — Я вообще до сих пор поражаюсь, как ты с ним живёшь и как этого ублюдка можно понимать, — подруга спокойно цедит мартини. — Хана! — возмущается Хару, чуть не опрокинув свой бокал. — Что? — спрашивает уже-Сасагава, пожимая плечами. — Мне кажется, за столько лет вместе с Занзасом тебе стоило понять, что ждать бурной эмоциональной реакции на каждую твою безумную идею не стоит. Хару хочет разозлиться, но слишком устала после долгого рабочего дня. Вчера привезли новую партию оружия, а Ламбо накосячил на парной миссии. Миура плавала в бумагах целую ночь. — Это не безумная идея, Хана. Я хочу ребёнка. Как… Как ты можешь говорить такое? Бывшая-Курокава вновь пожимает плечами и зовёт официанта, видимо, намеренная заказать закуски. То, что нужно, когда напиваешься в субботний вечер. «Занзасу должно быть стыдно. Проблема не во мне», — убеждает себя Хару. «Совсем не во мне». И нет, она не накручивает и не думает сутками напролёт о том, что он сказал: — И ты решила предложить это, когда мне перевалило за сорок? Хару передёргивает, точно от порывистого ветра. Хана знает здешнего бармена — половина выпивки пойдёт по половине стоимости. Она собирается сегодня хорошенько надраться и в десятый раз рассказать Хане во всех подробностях, каким же её муж бывает придурком.

***

Хару чувствует себя дурой, раздавленной обстоятельствами, которые сама и создала. По крайней мере, так выразился Занзас — это она, не он, всё она. Проблема не в том, что он не хочет детей, проблема в том, когда он хотел. Он хотел, а она… думала. Ребёнок Киоко и Тсуны прикипел к ней, она почти никогда и не считала себя «тётушкой» или крёстной матерью будущего Одиннадцатого. Даже Киоко в шутливой манере всегда называла её «запасной окаа-сан», ведь мальчик так любил её. Думать о каких-то «своих» детях не было ни сил, ни времени. Хару нравился секс, нравился совместный быт и женитьба на боссе Варии, нравились острая опасность и движение, в которые Занзас превратил всю её жизнь. Дети… дети тормозят, заставляют остановиться, присесть на креслице в детской с пачкой пелёнок и ползунками и отрастить огромный зад. Хару всегда любила и до сих любит детей — этих нежных ангелочков с красивыми улыбками, — но, как оказалось, чужих детей ей всегда хватало с лихвой. Мысль о собственных тяготила. Чёрт возьми, ребёнок в Варии? «Арлекинада», — думалось Миуре. «У нас и так цирк каждую неделю». А Занзас, к слову, ничего с неё и не требовал, просто однажды спросил, а она удивилась. — Мы можем попробовать, но не сейчас… «Попробовать не сейчас» растянулось на семь долгих лет, и это почти так же долго, сколько длилась Колыбель, в которой «спал» Занзас. Он мог бы заставить её, он мог бы просто взять у неё то, чего хотел, использовать её в своих целях, как всегда поступал со многими другими. Хару бы поняла, честное (нет) слово. Занзас ведь ждёт всю свою жизнь: власть, Вонголу, возможно, смерть Девятого, который никак не отойдёт в мир иной, готовясь, кажется, бить рекорд как самый долгоживущий (но уже недействующий) глава семьи. У него всё ещё есть надежда. Маленькая, почти угасшая... но есть. Она хочет дать ему ещё одну причину надеяться. — Нет. Ни мне это не нужно, ни тебе. В твоём возрасте… — А что не так? Мне всего лишь тридцать… — Тридцать два. А мне скоро завещание переписывать. И ты хочешь завести первого спиногрыза в тридцать с лишним? И меня в мой пятый десяток на это подбить? И что ты собираешься с ним делать, если я не доживу до пятидесяти? Останешься вдовой убийцы с приплодом? — Если так, то Скуало и остальные… — Ты. Не. Знаешь. Этого, — рычит он, вскидывая ладонь. — Я не знаю этого. Я половину жизни провёл в подвешенном состоянии, будучи уверенным, что наверняка кончу плохо. Благородно, конечно, если какому-то ублюдку всё-таки удастся загасить меня, но плохо. Так что возвращайся к своему любимому делу — иди нянчить савадовского отпрыска. И прекрати попытки превратить нашу совместную жизнь в какую-то пародию на сказочный голливудский фильм. И он закрывает эту тему так. Хару, чуть не плача от досады, понимает, что Занзас ждал слишком долго. Теперь он уже ничего не ждёт, даже своё продолжение.