Ночь святого Георга

Они подожгли арсенал... Арсенал! Сейчас главная башня взлетит на воздух, и за ней обрушится вся крепость, а, между тем, я совершенно отчетливо слышу доносящиеся изнутри женские вопли и громкий детский плач. Надо прорваться к воротам и открыть огромный засов, выпустить несчастных горожан наружу, они ведь ни в чем не виноваты... Но, как назло, все мои люди отрезаны от крепостной стены градом стрел, которые, точно проливной дождь, непрерывно сыплются на их головы с обоих флангов. Этому мерзавцу Тальботу наплевать, что погибнут жители города, ему главное, чтобы французам не досталось оружие! Но я-то уже прорвался вперед, и я открою эти проклятые ворота, чего бы мне это не стоило! И я бегу, закрываясь круглым щитом, и слышу, как кто-то из моих людей зовет меня по имени, но я уже не могу остановиться, я должен достичь своей цели. И вот она — дверь! И тяжеленный чугунный засов, который по-хорошему надо двигать вдвоем, но ярость словно придает мне сил. Длинная полоса металла падает к моим ногам, я тяну дубовые створки на себя и, заглушая грохот пушек, истошно ору: «Бегите!» Плачущая толпа высыпает наружу, я поворачиваюсь к своим солдатам и внезапно отчетливо вижу, как толстый арбалетный болт летит прямо мне в грудь. И я даже успеваю подумать, что подобные стрелы пробивают любые латы, как страшный удар сбивает меня с ног. Я валюсь на колени, и последним усилием воли подношу руку к груди, дотрагиваясь до торчащего оттуда стержня. Тяжелые капли крови падают на мою ладонь, черная пелена встает перед глазами, а тело словно окутывает странный ледяной туман...

******

Затяжное совещание по поводу новой рекламной концепции известнейшего, но, тем не менее, отвратительного на вкус газированного напитка плавно заходило на третий круг, и этот факт мог бы вывести из себя кого угодно. Кого угодно, но только не владельца суперпопулярного в штате Пенсильвания PR-агентства, проводящего в течение вот уже четырех часов это самое совещание в удивительно концептуальном конференц-зале своей фирмы. Вообще, офис, занимаемый агентством, был настолько странен и необычен, что сотрудникам конторы постоянно приходилось давать некоторые объяснения шокированным клиентам. Они с удовольствием рассказывали гостям, что это старинное здание, в самом центре города, прежде занимали известнейшие мужские бани «Либерти», и каждая сохраненная на полу и стенах аутентичная плитка пропитана тем особым энергетическим концентратом, который и делает все кампании, проводимые их фирмой, столь неотразимо сексуальными. Хотя сам владелец агентства выражался на эту тему гораздо проще. Он говорил, что проституткам от маркетинга, вроде него, самое место в борделе, пусть и бывшем. Но это была правда, не предназначенная для чужих ушей. Сейчас же вышеупомянутый хозяин стоял на фоне великолепного рекламного плаката и, с насмешкой глядя на своих заказчиков красивыми ореховыми глазами, крутил в своих длинных пальцах глянцевое зеленое яблоко. На плакате был изображен полуголый манекенщик с бутылкой рекламируемого напитка в одной руке и точно таким же яблоком в другой. Во всей этой, на первый взгляд невинной, композиции почему-то ощущался такой мощный эротический подтекст, что клиенты никак не могли решиться и поставить свои подписи на давно готовом договоре. — А вам не кажется, Брайан, что модель выглядит очень... — тут главный заказчик замешкался и беспомощно посмотрел на хозяина агентства. — По-гейски? — уточнил тот и подбросил вверх зеленый фрукт. — В общем, да. — То есть, если он голый по пояс, то он выглядит очень по-гейски, а если я в данный момент в костюме, то я выгляжу не очень по-гейски? — и, внезапно вонзив крепкие зубы в яблоко, а затем слизнув выступившую капельку сока с полных губ, он перевел взгляд на самого молодого из сидящих перед ним клиентов. — Нет, ну что вы, мистер Кинни, — покраснел симпатичный оппонент. — И вы, и он выглядите прекрасно, и лично я считаю, что нас все устраивает. Публика обязательно обратит внимание на такой плакат, а ведь это главное... Его слова неожиданно сдвинули буксовавшую дискуссию с мертвой точки, и в течение десяти минут взаимовыгодный контракт был подписан. Довольные клиенты задвигали стульями, поднимаясь, послышались смешки и обсуждения грядущего обеда, и все двинулись к выходу. Брайан стоял у дверей в зал, о чем-то тихо переговариваясь со своей помощницей Синтией, как вдруг симпатичный молодой заказчик остановился и спросил: — Извините, не подскажете, где здесь туалет? — Прямо по коридору и налево, — махнула рукой Синтия, и парень быстро пошел в указанном направлении. — А идти-то далеко... Как бы не заблудился, — произнес Брайан, внезапно двинувшись следом. — Брайан, он женааат...— протянула помощница, но ее реплика не произвела на шефа никакого впечатления. Молодой человек уже вытирал руки салфеткой, стоя перед зеркальной стеной сортира, когда за его спиной совершенно бесшумно возникла высокая стройная фигура хозяина агентства. Секунду мужчины смотрели на свои отражения, а потом заказчик повернулся и, нерешительно протянув руку, робко сказал: — Было очень приятно! — А может быть еще приятнее. — И Брайан, легко коснувшись чужих пальцев и чему-то улыбнувшись, резким движением схватил его за узел модного галстука и буквально втолкнул в узкую кабинку. Ошалевший от такого напора заказчик безропотно дал прижать себя к хлипкой стенке, попытавшись тихо возразить против поцелуя, однако его слабые трепыхания были тут же подавлены жадно впившимся в него горячим властным ртом. Жестко трахая его рот языком, Брайан быстро помог ему избавиться от пиджака и рубашки, в то время как тот только тихо стонал, пытаясь потереться изнывающим пахом о твердое колено, вставленное меж напряженных бедер. Наконец, убедившись в полной покорности жертвы, Брайан повернул его лицом к стене и ловко стащил брюки с поджимающейся в предвкушении секса крепкой задницы. Через несколько минут всё было кончено. Мистер Кинни вышел из кабинки и покинул туалет, предварительно ополоснув руки и мельком улыбнувшись своему отражению в зеркале, а молодой заказчик, собрав свою одежду и дрожащими руками кое-как натянув ее на еще влажное тело, закурил, пытаясь унять потрясение от только что пережитого им фантастического оргазма. Вернувшись в свой кабинет, Брайан сел в кресло и, полностью довольный сегодняшними переговорами, а главное, их феерическим завершением, начал лениво покачиваться, расслабленно закинув за голову обе руки. Неожиданно в кабинет без доклада ворвался его главный бухгалтер, а по совместительству довольно близкий друг, Тед Шмидт. — Ну, и что ты сидишь тут с таким довольным лицом? — спросил он обвиняющим тоном. — Да вот, сочиняю речь ко вручению мне премии, как лучшему специалисту по беспорядочным половым связям с общественностью, — небрежно отреагировал Брайан. — Сочинил? — А как же. Вот, послушай. Уважаемые дамы и господа, меня зовут Брайан Кинни, и этим практически всё сказано! — Очень смешно. То есть ущерб, нанесенный тобой твоей же фирме, тебя не волнует? — В смысле? — не врубился Брайан и пристально посмотрел на своего бухгалтера. — В смысле, какого хрена ты опять отказался от вполне конкретного предложения по открытию филиала «Киннетика» в Нью-Йорке? Лично я не вижу никаких оснований возражать против выгодного кредита, льготных условий аренды на Манхэттене, а главное, против долгосрочного контракта со столь солидными... — Успокойся, Теодор. Наши дела и в Питтсе идут просто охуительно, зачем нам все эти пошлые мегаполисы? — Сколько тебя знаю, Брай, ты никогда и никуда не выезжаешь из Питтсбурга, и это уже напоминает некое психическое заболевание. Ты даже отпуск проводишь просто в своем загородном особняке. Неужели тебе не надоело... — Еще как надоело. Надоело слушать этот бред. Давай лучше обсудим твои весьма жалкие способности, каковые, впрочем, вполне соответствуют твоей внешности, к которой у тебя нет претензий по причине полного отсутствия самолюбия... — Знаешь, в твоем таланте красиво смешивать людей с говном я не сомневаюсь. Но, согласись, по существу возразить тебе явно нечего. Ладно, увидимся вечером в «Вавилоне». И непонятно почему успокоившийся бухгалтер вышел, не забыв аккуратно закрыть за собой дверь. И хотя, в принципе, подобные перепалки всегда действовали на экспансивного хозяина «Киннетика», а заодно и вышеупомянутого «Вавилона», освежающе, именно сегодня колкие слова ценного сотрудника почему-то достигли своей цели, и настроение мистера Кинни резко ухудшилось. Он еще немного покачался в огромном кресле, а потом, резко встав и подхватив на руку стильное кашемировое пальто, пошел к выходу. Раритетный зеленый корвет, взревев мощным мотором, сорвался с места и повез своего хозяина домой, собирая по пути многочисленные платные фотографии, сделанные с помощью ненавидимых всеми водителями камер видеонаблюдения. Но Брайана, регулярно получающего около двадцати подобных штрафных квитанций в месяц, это давно уже не волновало. Долетев до старинного здания заводского управления, переделанного по последней лондонской моде в жилой дом, он поднялся на последний этаж и, откатив огромную стальную дверь, вошел в свою квартиру. Быстро раздевшись и побросав детали своего дорогущего костюма прямо на эксклюзивный паркет из черного африканского дерева, он направился в известную всему голубому Питтсбургу душевую кабину. Эта самая кабина представляла собой прекрасно оборудованную стеклянную комнату размером в десять квадратных ярдов, и принять в ней душ на пару с Брайаном перманентно мечтали даже те счастливцы, которым этот шанс уже выпадал. Сравниться с душевой по силе притяжения могла только гигантская кровать, занимающая почетное место среди прочей роскошной обстановки, включающей в себя белоснежные итальянские кресла и диваны, дизайнерские стеклянные столы, продуманные световые группы и разную мелочевку, сконструированную на досуге лично Филиппом Старком. Ходили легенды, что привередливый обладатель всего этого богатства с периодичностью раз в три года полностью меняет в своем лофте не только дорогую мебель, но даже драгоценный паркет и авторские светильники на новые, втрое дороже прежних. Судя по всему, новизна была неким фетишем мистера Кинни, и только один предмет в доме по какой-то счастливой случайности регулярно избегал участи быть отправленным на элитные барахолки. Это было старинное зеркало, изготовленное немецкими мастерами около двухсот лет назад и висящее в узком простенке гардеробного отделения, между функциональными вешалками с бесчисленными костюмами и закрытым отсеком с обувными коробками. Смысл вешать дорогое антикварное зеркало в глухой темный угол был абсолютно не понятен ни одному стороннему наблюдателю, хотя, впрочем, знали о существовании этого артефакта не более трех человек во всем городе, включая почти не говорящую по-английски уборщицу. Выйдя из душевой, Брайан ловко побрился, мельком поглядывая на себя в ультрасовременный сверкающий ромб и, пройдя в вышеописанную гардеробную, принялся собираться в свой собственный танцевальный клуб. Привычно натянув узкие черные брюки, не предполагающие присутствия под ними даже самого тонкого нижнего белья, и великолепную черную жилетку, соблазнительно обнажающую загорелые крепкие руки, он напоследок опытной рукой взъерошил влажные каштановые волосы, визуально скинув в результате этого нехитрого действа несколько прожитых лет. Можно было ехать развлекаться, и Брайан совсем уже направился к выходу, как вдруг в кармане накинутой на плечи мягкой кожаной куртки булькнул телефон, оповещая о пришедшем сообщении. Он недовольно посмотрел в светящийся экран и сделал несколько шагов к входной двери, но потом, передумав, направился обратно в полутемный отсек гардеробной. Прошел мимо вешалок и, остановившись перед опальным зеркалом, недовольно нахмурился, внимательно глядя в мутноватую от времени глубину... Если бы в этот момент в поле зрения присутствовал хоть кто-то знающий о существовании в лофте данного предмета, этот кто-то (а в особенности, несчастная латиноамериканская уборщица) был бы, мягко говоря, слегка шокирован увиденным. Дело в том, что мутноватая от времени гладь старинного зеркала честно отражала темную стену напротив, выпирающий слева от нее ряд висящих на вешалках пиджаков, а также блики света, проникающие в гардеробную из основного жилого пространства. И только один объект ни одной частью своего великолепного тела и ни одной чертой своего красивого лица не отразился на видавшей виды запыленной поверхности. Однако на самого хозяина лофта этот поразительный факт не произвел ровным счетом никакого впечатления. Он спокойно стоял перед собственным отсутствующим изображением и, прищурив зеленовато-карие глаза, всматривался в маленькую черную точку, внезапно появившуюся в глубине старого стекла. Странная точка увеличивалась прямо на глазах, приобретая очертания человеческого тела, пока, наконец, практически вплотную не приблизилась к зыбкой серебристой пленке, отделяющей зазеркалье от роскошного жилища. Брайан пристально смотрел на возникшего перед его глазами человека, с головы до ног укутанного в черный шелковый плащ. Бледное лицо пришельца исказилось гримасой, видимо, обозначающей улыбку, и он низким хриплым голосом произнес: — Я приветствую тебя, Гэйлорд! — Будь любезен, называй меня Брайан, — сухо ответил хозяин лофта. — Отвратительное ирландское имя. Ты, конечно, выбрал его нам назло. Но, не суть. Я могу войти? Брайан, помедлив несколько секунд, протянул руку, вошедшую в стекло, как в прозрачную воду, но гость резко отшатнулся назад. — Надень, пожалуйста, перчатку! — Тебе есть, что скрывать, Дван? — засмеялся Брайан, вытягивая из ящика перчатку и надевая ее на руку. — Я просто не люблю, когда ты читаешь мои мысли, я не фанат стриптиза, — поморщился Дван, хватаясь за протянутую кисть и шагая в комнату. Оказавшись в квартире, он с живым интересом осмотрелся, а Брайан, демонстрируя полнейшее равнодушие к присутствию в доме неожиданного визитера, уселся в кресло и расслабленно положил ноги на низкий журнальный столик. Наконец гость удовлетворил свое любопытство и, не дожидаясь особых приглашений, сел напротив хозяина. — Неплохая квартирка. Скромненько, но чистенько, — прокомментировал он увиденное. — А как вообще дела? — По-прежнему прекрасно, — холодно ответил Брайан. — Ну что ж, наполовину правдивый ответ — это уже неплохо, — засмеялся гость. — Наполовину? — Ну да. Слово «по-прежнему» не содержит ни грамма лжи. У тебя уже пятьсот лет всё по-прежнему. Да и что может быть по-другому у индивида, обреченного жить в границах ста квадратных миль? Ведь этот город — просто результат твоей безумной скуки. Это же ты прервал товарооборот с Англией, и здесь стала развиваться промышленность, а потом тебя начала раздражать плохая планировка, и ты весь город просто сжег... — Ошибки молодости... Ты пришел, чтобы дать мне урок истории? — утомленно прикрыл глаза Брайан. — Я просто хочу напомнить, как тяжело тебе живется на одном и том же месте. Хорошо, что дневной свет и чеснок — просто деревенские выдумки, а вспомни, как ты мучился, когда амальгама всех зеркал содержала серебро? Удачно, что проблема решилась сама собой, и серебряное зеркало теперь есть только у тебя, да еще в паре городских музеев. — И в местной опере вдоль главной лестницы. Благо, я не большой любитель этого заунывного действа. — Вот скажи мне, зачем такому изгою, как ты, бессмертие? — наклонился вперед гость. — Может, чтобы число «пи» до последнего знака вычислять? Да и какое тебе дело до моих «мучений»? — равнодушно пожал плечами хозяин лофта. — Просто, как вампир вампиру... — О! Так я теперь вампир, а не жалкое травоядное, позорящее весь ваш род? — внезапно разозлился Брайан. — Знаешь, лично я всегда считал, что даже если ты не пьешь кровь и можешь питаться, как обычный человек, ты все равно остаешься вампиром. Ведь ты забираешь у людей жизненную энергию во время соития и, подобно нам, постоянно испытываешь жажду, пусть даже это жажда секса. И твое бессмертие — результат утоления этой жажды. Так какая разница? Ты наказан несправедливо… — Я очень тронут, Дван, но, полагаю, прибыл ты не за этим. Не томи меня. — Хорошо. Ты помнишь Паритетное Пророчество? — Эту красочную поебень про то, что когда количество вампиров и оборотней станет равным, и один единственный человек, полюбивший вампира, добровольно принесет в жертву свою сущность, бла, бла, бла.... — Примерно так. Ты знаешь, наш клан очень древний, и силы его на исходе. Последние сто лет наши оракулы бились над расшифровкой древнего стиха и, наконец, получили результат. Пророчество исполнится ровно через два месяца, шестого мая, в ночь праздника святого Георга, на месте разрушенного форта, названного в его честь. А это, как ты уже понял, в Питтсбурге, там, где стоит твой «Вавилон». — Мой «Вавилон»?! Да вы, я смотрю, действительно сто лет охуевали и наконец охуели... — Это еще не всё. Вампир, которого он полюбит— это ты! — Бред! Тут гость резко поднялся с кресла под насмешливым взглядом оппонента, скрестил на груди руки под черным плащом и, откинув назад голову, торжественно продекламировал: — Жизнь воссияет в лунном свете, А смерть погибнет в волчьем вое, Для пары, присланной судьбою... — В лишенном паруса корвете... — насмешка угасла, и Брайан тоже встал со своего кресла. Несколько секунд собеседники молча смотрели друг на друга, а потом Брайан рухнул обратно и упавшим голосом уточнил: — Ты считаешь, это мой автомобиль? Я всегда думал, что речь о старинном корабле, ведь пророчеству четыреста лет. — Ты думал! Все так думали. Знаешь, сколько разбитых кораблей без парусов нами поднято со дна двух океанов... Ладно, проехали. Короче, тебе выпал шанс помочь всему нашему роду. Ты согласен? — Нет, конечно. Меня не интересует судьба клана, на шестьдесят процентов состоящего из жополизов, а на сорок — из штопанных суровой ниткой гондонов. Мы закончили? Я могу уже ехать в «Вавилон», а то там новая шоу-программа, мне надо прогон посмотреть? — и глаза Брайана зло сощурились. — Не зарывайся, Гэйлорд! — полыхнул внезапным огнем взгляд его собеседника. — И не забывай, что я, как истинный вампир первого рода, гораздо сильнее тебя! — Ты мне угрожаешь? — презрительно скривился Брайан. — Пока нет. Пока я взываю к твоему благоразумию и делаю тебе деловое предложение. Если ты согласишься, твое проклятье будет немедленно дезавуировано, ты обретешь свободу передвижения и сможешь, наконец, покинуть эту провинциальную помойку. Не бесись, Питтс — милый город, но ему никогда не стать ни Парижем, ни Нью-Йорком. А даже если бы он и смог ими стать, какая разница, насколько велика твоя тюрьма? Да и потом, если Пророчество не исполнится, возможно, мы просто погибнем, и тебя это тоже касается. — Кто этот человек? — внезапно спросил Брайан. — Мы не знаем. Оракул видит только время и место его появления, но он не может видеть подробностей. — Где его найти? И как я его узнаю? — Никого искать не надо. В том-то и дело, что он уже появился в твоем клубе, прямо на месте грядущей битвы. — Ты сказал «битвы». Я так понял, оборотни против? — Я бы посоветовал тебе пока не заморачиваться лишней информацией, а смотаться в «Вавилон» и посмотреть на свою гипотетическую пару. Надень мой браслет. — И он протянул Брайану украшение, собранное из маленьких бриллиантовых черепов. — Чем важнее встреча, тем теплее становится талисман, ну, ты, наверное, в курсе. — Блядь! Он горячий! — сморщился Брайан, защелкивая на запястье сверкающий аксессуар. — Значит, наша с тобой встреча судьбоносна, и я не зря потратил время, — засмеялся собеседник. — Я останусь тебя ждать здесь. Ты должен дать ответ сегодня. Выйдя из дома, Брайан пару минут постоял, внимательно рассматривая свой старый корвет, а потом решительно плюхнулся на водительское место и нажал на газ.