Неделимая империя

Она вся лежала перед ней, манящая и обнаженная. Вытянулась, привлекая подзабытой прелестью и свежестью, ласкающей взор. Худощавая высокая женщина с сердцем, в котором пылал злой огонь, стояла на скале, и горячий ветер трепал ее темные волосы. Греция. Страна очеловеченных богов, отвергнувших собственную дочь. Страна, куда она никогда бы не вернулась, будь ее воля. Греция вызывала в сердце глухую ненависть, кровь вскипала при мысли о том, что было утрачено. Она хотела бы оказаться на грани сумасшествия, чтобы однажды переступить черту и взвиться над зелеными полями теперь уже чужой страны, поливая их кровью, затапливая страхом и желчью, выжигающей глаза. Артемисия было ей имя, и когда-то она носила его с честью. Теперь оно лишь напоминало ей о тех днях, в которые невозможно вернуться даже при самом большом желании. Детство чудилось страной, утонувшей в кровавом тумане. За тем туманом виднелись размытые силуэты родителей и чужаков, втаптывающих размозженные головы отца и матери в грязь. Артемисия выпрямилась, прикрывая глаза, ветер снова шлепнул ее горячей ладонью по лицу. Далекая, удушливая Персия давно стала ее настоящим домом, а обожествленные люди – семьей. Зачем же пришла она сюда? Не вспоминать бы, просто развернуться да уйти. Шорох позади дал понять, что Артемисия больше не одна. Чуть повернув к плечу бледное лицо с острыми чертами, Артемисия коротко велела: – Говори. – К востоку отсюда стоит большая армия, – голос принадлежал запыхавшемуся мужчине. – А на море виднеются корабли. Артемисия задумчиво кивнула. Греция не столь беспомощна, как была раньше. За десятилетие, проведенное Артемисией вдали от некогда родных земель, страна олимпийских богов возмужала. Вырастила не только сотни тысяч оливковых деревьев, но и сыновей себе на подмогу, когда пробьет грозный час. Артемисия не боялась. Она просчитывала варианты, зная точно: солдаты ее бога, ставшие и ее солдатами, не испугаются никакой силы. Но стоит учесть, что Греция будет сопротивляться. – Кто командует той армией? – сухо спросила Артемисия. Мужчина – шпион, получивший немалые деньги – издал непонятный звук. – Женщина, – выдохнул он. – И она заручилась помощью богов. В голосе его проскользнул благоговейный ужас. Артемисия искривила губы в презрительной ухмылке. – Женщина, – повторила она, не сводя взгляда с пламенеющего заката. – И каково же ее имя? Бог есть и у нее, оттого и никакого удивления не промелькнуло в глазах. И он могущественен, гораздо могущественнее, чем жалкие олимпийцы, живущие только потому, что кто-то помнит о них. Шпион передернул плечами, закутываясь в плащ так, будто ему стало слишком холодно. – Зена, – сказал он. – Но все зовут ее Завоевателем. Артемисии это имя не сказало ровным счетом ничего, однако что-то всколыхнулось внутри, будто бы передалось ей волнение шпиона. – Зена, – шевельнулись узкие губы, повторяя. – Зена. Язык вычертил звенящие звуки. Она станет звать ее так. Зена. А Завоевателем пусть называют те, кто боится. Солнце багровым краем опустилось в спокойное море.

* * * * *

Старик замолчал, жуя обветрившиеся губы и посматривая на неторопливых овец. Юноша нетерпеливо заерзал на месте. – А кто из них злой-то был? – спросил он. Старик посмотрел на него. – Ась? – Говорю, кто злой был, а кто добрый! – громче повторил юноша. – Зена или Артемисия? Старик подождал немного, словно прикидывая. Потом сказал: – Да ты знаешь, пожалуй, что и никто. – Как это? – опешил юноша. Старик развел руками. – А вот так. И продолжил рассказ.