Неделимая империя

Артемисия не могла спать. Воздух этой страны, запах этой страны, все возможные ощущения давили на нее, лишали дыхания и заставляли покрываться испариной. У разведенного обжигающего костра Артемисии было холодно, а на улице, где солдаты кутались в плащи, она готова была раздеться догола. Налив себе вина, измученная бессонницей, Артемисия склонилась над картами, маленькими фигурками игрушечных солдат отмечая места скоплений легионов противника. Ее собственный небольшой лагерь раскинулся у самого моря: Артемисия любила слушать его шум. Она приехала в Грецию не воевать. Во всяком случае, не сейчас, не с этой горсткой отважных, но все же вполне смертных солдат. Они были взяты на крайний случай, чтобы можно было пожертвовать ими, если придется. Золотая чаша, наполненная водой, стояла у изголовья походной постели, и Артемисия долго смотрела на нее, мелкими глотками попивая вино. Затем одним движением оказалась рядом с чашей и окунула в воду кисть правой руки. «Говори», – пронеслось в голове почти сразу же. Артемисия выдохнула. – Отправляй корабли, – сказала она вслух. – Все. Я обнаружила тут большую эскадру, вряд ли греки обладают умениями, но могут попытаться задавить силой. «Грубая сила возьмет несравненную Артемисию?» – голос в голове звучал насмешливо. Артемисия, ломая пальцы, сжала кубок, в котором плескались остатки вина, и ничего не ответила. «Хорошо, – безразлично произнес голос, – завтра корабли выйдут в море. Я приплыву на первом. Надеюсь, ты порадуешь меня хорошими новостями». Артемисия вытащила руку из воды и, яростно размахнувшись, кинула кубок в стену палатки. Ткань промялась, вино выплеснулось, пятном ложась на холодный песок. Артемисия невидящим взором уставилась на золотую чашу. Ксеркс не поднимал ей настроения. Напротив. Если бы не желание отомстить за себя и погибшего Дария, отца Ксеркса, сгинувшего в прошлой войне от стрелы противника… Десять лет прошло с того трагического дня, но Артемисия до сих пор помнила принесенную клятву. Она помнила, как отправила совсем еще юного и трусливого Ксеркса в пустыню, откуда он вернулся истинным божеством, перед которым она с удовольствием преклонила колени. Золото проливалось из его глаз расплавленной лавой, а украшения, проткнувшие кожу замысловатым узором, совсем не звенели при движениях. Одно страшило Артемисию, готовившуюся ввязаться в кровопролитную войну. Олимпийцы имели человеческий облик, но по жилам у них текло бессмертие. Ксеркс выглядел богом, однако внутри его по-прежнему билось обыкновенное людское сердце.

* * * * *

– Так Артемисия хотела нападать на Грецию или нет? – запутался юноша. Старик погрозил ему пальцем. – Говорил же – не перебивать. – Но я не понял! Старик вздохнул, шевеля узловатыми пальцами. – Артемисия хотела мести, – сказал он. – Но она не могла не понимать, что война будет страшной. И на краю гибели, когда ей может потребоваться настоящая помощь, кто предоставит ее?