Неделимая империя

Когда Габриэль вернулась с вестями, ярости Зены не было предела. Замок ее сотрясался от гнева и разбитых вещей. Габриэль невозмутимо ждала, глядя в сторону и не мешая Зене выпускать пар. Затем сказала, не повышая голоса: – Я узнала ее имя. Артемисия. Когда-то она была греческой подданной, но ее деревню разграбили и сожгли, родных убили, а саму ее бросили умирать. Потом ее подобрали работорговцы, плывшие в Персию. И уже там, много позже, военачальник Дария, отца Ксеркса, нашел ее, отмыл и научил всему, что она знает сейчас. Зена поднесла ко рту сжатый кулак и слизала кровь с разбитых костяшек. – Ксеркс действительно бог? – только и спросила она. Габриэль пожала плечами. – Кто знает? Я никогда не видела его. Зена кивнула и отошла к окну, жадно вдыхая полной грудью ветер, дующий с моря. – Ничего, – пробормотала она, щурясь. – На моей стороне целых два бога… – Два? Удивленный голос Ареса соткался в сумраке комнаты. Обе женщины – и Зена, и Габриэль – одновременно обернулись, следя за тем, как силуэт бога войны все четче проступает сквозь плотные тени. Арес стряхнул с себя последние капли темноты и, даже не посмотрев на Габриэль, подступил к Зене. – Два бога? – повторил он уже не так удивленно. – Есть ли что-то, о чем я должен знать? Габриэль молча выскользнула из комнаты, и Зена с досадой окликнула ее, но было поздно. К тому же, Зена отлично знала, что Габриэль, даже если услышала, не вернется из принципа. У Зены были на нее планы на остаток вечера, но, кажется, придется запланировать что-то другое. – Я хочу услышать ответ, Зена, – напомнил о себе Арес, и гнев заклубился вокруг него седым дымом. Карие глаза блеснули вспышкой огня, красные блики затанцевали на стенах, отражаясь от развешанных на них щитов. Зена выпрямилась. Давно следовало сказать. Впрочем, странно, что Арес сам до сих пор не понял, кому его Завоеватель приносит жертвы в свободное время. Война и смерть должны быть связаны теснее прочих, неужели не так? – Аид, – прошипел Арес, прочтя ответ в прямом взгляде Зены. – Старик подсуетился! Бог взревел, и пол под ним треснул, замок закачался. Едва устояв на ногах, Зена сказала: – Уж не ревнуешь ли ты? Было время, когда положительный ответ Ареса безмерно обрадовал бы ее. Но то время поросло мхом, покрылось плесенью и пропахло гнильем. Зена продолжала любить Ареса, однако больше не была в него влюблена. И сердце не взволновалось бы сейчас, услышь оно то, к чему стремилось столько лет. Арес засмеялся, коротко и зло. Замок прекратил дрожать, и трещины в полу заросли сами собой. – Аид посягнул на мою собственность, – Арес передернул широкими плечами, зная, как Зене не нравится, когда он называет ее «собственностью». – Меня злит не твое поведение, а его молчание. Зена скупо улыбнулась. И не сделала ничего, чтобы остановить Ареса, когда он исчез в вихре ярости. Пара капель его гнева упала возле сапог Зены и задымилась. Зене было не до того, чтобы расхлебывать личные обиды богов. У нее на горизонте вот-вот должны были появиться персидские корабли, а на берегу терпеливо ждала любого из решений женщина с выжженной душой. Зена знала, что чувствует Артемисия. По крайней мере, думала, что знает, и, исходя из этого, пыталась понять, как следует поступить. Этим же вечером Зена созвала военный совет и предложила своим генералам озвучить возможные варианты действий. Единственное, что она не приняла бы ни под каким соусом, это отступление. Зена могла не желать воевать за пределами Греции, но с родной земли никто не имел права выгонять ее. Габриэль тоже присутствовала на этом совете, но до поры, до времени держалась в стороне и всего лишь пила вино, с прищуром глядя на красные лица генералов, предложения которых Зена разбивала в пух и прах. Ничего не устраивало Зену. Собственная стратегия, всегда приносившая победу, ныне казалась глупой и проигрышной. Чутье подсказывало ей, что Артемисия не похожа на большинство тех, с кем Зене приходилось сталкиваться раньше. Она женщина, а значит, мыслит по-женски. Значит, она будет беспощадна и хитра. – Почему она не уходит на свой корабль? – спросил один из генералов, и взгляды присутствующих обратились к Габриэль, словно она обязательно должна была знать ответ на этот вопрос. Габриэль же просто пожала плечами и предположила: – Возможно, она ждет, чтобы мы напали первыми. Это были дельные слова, и Зена одобрительно взглянула на Габриэль. – Мы на своей территории! – возразил все тот же генерал. – Будет логично, если мы нападем первыми. Габриэль сделала глоток вина и отставила кубок в сторону. – Не будет, – задумчиво опередила ее Зена. – Это игра нервов и просчет позиций. Кто сдастся первым, будет иметь в запасе меньше на один ход. Габриэль улыбнулась ей, и в улыбке внезапно промелькнула восторженная девчонка, впервые попавшая в замок Завоевателя. От этих мыслей у Зены кольнуло сердце, и она поспешно отвернулась, жестом веля генералам уйти. Дождавшись, пока комната опустеет, Зена вернулась к карте и склонилась над ней. – У нас в запасе около семи дней, – сказала она, чувствуя, как Габриэль подходит и становится рядом. – Если, конечно, Ксеркс не управляет ветрами. – Нашими ветрами управляют наши боги, – Габриэль наклонилась над картой тоже, плечом задев плечо Зены. – Можно попросить Посейдона устроить бурю. Зена скосила глаза, украдкой любуясь профилем Габриэль и ругая себя за то, что думает не о том, о чем следовало бы. А потом подняла руку, чтобы коснуться светлых волос Габриэль, но в этот момент Габриэль резко выпрямилась. – Я считаю, нужно попробовать, – сказала она. Зена удивленно моргнула. – Что именно? Габриэль скрестила руки на груди. – Я ходила к Оракулу, – сообщила она. – И мне было видение, что удача на нашей стороне. Возможно, стоит испытать ее прямо сейчас. Кто не рискует – тот не выигрывает. Глаза ее горели решимостью, и Зена вновь залюбовалась. А потом, спохватившись, спросила: – И что ты предлагаешь? Габриэль кивнула на карту и жестом указала на три точки на ней. – Лагерь со всех сторон окружен скалами. С берега ведут три дороги. Заблокируй все, чтобы у Артемисии не было выхода, и всё, что ей бы осталось, это вернуться на корабль. Или умереть. Зена внимательно выслушала предложение и уточнила: – То есть, ты предлагаешь не ждать, когда появятся корабли Ксеркса? Сама она думала сразу выставить греческий флот, чтобы не дать персам подойти к берегу, развернуть их еще в море, потопить как можно больше кораблей, а уж остатки армии добить на суше. Габриэль кивнула. – Нам будет неудобно сражаться с ними здесь. Открытое море, в запасе у наших моряков не так уж много тактических приемов. Нет, я считаю, мы должны заманить их корабли в пролив, хотя бы частично. А значит, нужно выкурить Артемисию отсюда, чтобы Ксерксу некуда было вести корабли. Зена обдумала услышанное и согласно кивнула. Освободить берег – хорошая идея. Пусть у Артемисии с собой немного бойцов, но они есть и могут создать проблему. – Я принесу жертву Посейдону, – сказала Зена. – Прямо сейчас. А ты отдай приказ Золотому отряду: пусть готовятся к бою. Черный и Алый отряды следует послать на южную и северную дороги соответственно. Габриэль уже развернулась, чтобы уйти, но Зена поспешно схватила ее за руку. – Постой, – попросила она, и голос ее чуть дрогнул. Не хотелось отпускать Габриэль вот так. В последнее время у них совсем не находилось внимания друг для друга, и Зене хотелось исправить эту ситуацию. Габриэль вскинула брови, как бы говоря: «Ну, что еще?». Она явно не была захвачена идеей Зены побыть вдвоем. Увидев выражение ее лица, Зена смешалась и разжала пальцы. – Впрочем, нет, – она покачала головой. – Ничего. Ступай. Габриэль ушла, даже не обернувшись, а Зена сдавила ладонями виски, вновь ругая себя за глупости, которым было не время и не место. Жертву Посейдону она принесла: черного петуха, который залил алтарь своей кровью. Обычно это считалось хорошим знаком, но Зена отчего-то занервничала. Не дождавшись окончания обряда, она чуть ли не бегом покинула зал, стремясь разыскать Габриэль и узнать, все ли готово. Два отряда уже двигались по обозначенным дорогам, третий только вышел, но ему и пройти нужно было меньше. Позвав Ареса и не дождавшись ответа, Зена взяла подзорную трубу и вышла на террасу, терпеливо дожидаясь начала битвы. Сердце тревожно стучало в груди. Почему не откликнулся бог войны?

* * * * *

Когда Артемисия поняла, что Зена сделала первый ход, она засмеялась, и смеялась долго, пока не кончилось дыхание. Не вытерпела. Посчитала, что дело слишком простое, что будет достаточно выкинуть врага с берега, и Ксеркс приостановит свои корабли. – Готовиться к бою! – рявкнула Артемисия, с удовольствием следя за тем, как солдаты размеренно и четко проверяют оружие. Артемисия успела разведать местность и знала, что скалы неприступны. Ни ее воины, ни воины Зены не смогут забраться наверх и осыпать противника дождем из стрел. Это значило, что солдаты Завоевателя вынуждены будут пройти по узкому каменному коридору прежде, чем выбраться на открытое пространство берега. Артемисия выстроила своих бойцов в две линии, по обе стороны от проема, в котором уже скоро должен был появиться враг. С берега вели еще две дороги, но Артемисия думала, что Зена не так глупа, чтобы не заблокировать их. Подмывало проверить, однако Артемисия не желала разочаровываться в Завоевателе раньше времени. Боковые дороги были длиннее, скорее всего, солдаты, которых отправили туда, не выйдут на берег, а останутся ждать, когда их союзники пригонят к ним издыхающего противника. Сама Артемисия сделала бы именно так. Приложив палец к губам, Артемисия велела своим солдатам замолчать и прислушалась. Они были еще далеко, эти храбрые и почти мертвые воины Зены, но шаги их уже разносились слабым эхом. Артемисия искривила губы, до боли в пальцах сжимая эфес меча. Она слышала, как острые клинки тонко поют в предвкушении крови, и у нее самой внутри терпение разливалось по жилам горячей влагой. Артемисия не думала о поражении. Однажды ей сказали, что думать надо лишь о победе, тогда будешь побеждать. Она поступала так всегда и ни разу не проиграла. Ни единой битвы, на море или на суше. Мерный топот ног приближался, Артемисия сделала солдатам знак приготовиться. Они появились из проема, и золото доспехов на мгновение ослепило людей Артемисии. Сама она вынуждена была прикрыть глаза ладонью, когда солнечный блик резанул по векам, болью вызвав мимолетные слезы. Зена ударила еще до того, как замахнулась. Ярость закипела внутри, влилась в сердце, заставила его содрогнуться в очередном ударе. Пульсация гнева отдалась в висках, пробралась к корням волос, перед глазами все забурлило. Взревев, Артемисия бросилась вперед, ловко увернувшись от летящего ей в грудь копья. Солдаты Завоевателя были одеты в тяжелую броню, и вопроса, почему, не возникло: они с ходу врезались в толпу противника, и легкие доспехи были бы изрублены персами на месте. Зена все еще была не так глупа, чтобы обрядить своих воинов в настоящее, мягкое золото: резанув по кирасе первого противника, Артемисия увидела, как желтая пыльца взмывает в воздух, и поняла, что золото – всего лишь краска. Смеясь, Артемисия принялась выцеливать горло, в которое могла бы загнать свой клинок. Одному солдату она отрубила руку и на ходу глотнула из теплого красного фонтана, ударившего ей прямо в лицо. Второй отразил удар, но неловко отскочил и сам напоролся на копье, заботливо подставленное ему персом. Копье пробило ему череп насквозь, пройдя через глазницу, и Артемисия задорно подмигнула выпучившемуся на нее глазу, повисшему на острие. Третий сражался упорно и нудно. С двумя клинками, он ловил удары Артемисии и угадывал ее выпады. Яростная улыбка на его лице была отражением улыбки Артемисии, и это злило ее еще больше. В жилах текло уже совсем не терпение: там струился яд, и, казалось, стоит получить лишь царапину, как отрава эта хлынет жгучим потоком, выбеляя все вокруг. Споткнувшись о труп, Артемисия наклонилась достаточно низко, чтобы резануть мечом по ноге противника. Сухожилия разорвались вместе с отчаянным криком, солдат упал на одно колено, и Артемисия вонзила ему лезвие прямо промеж темных глаз. За секунду до того, как выдернуть клинок обратно, Артемисия почувствовала удар в затылок и, всплеснув руками, перелетела через свою жертву, приземлившись у нее за спиной. Она неслабо приложилась о твердую кирасу мертвого грека и в кровь разбила лицо. Боль от сломанного носа заглушила боль в затылке, это позволило Артемисии вскочить быстрее, чем, вероятно, ожидал от нее противник. Перед глазами все плыло, Артемисию шатало, она пыталась сфокусировать взгляд на чужом оружии, но не могла. Мыслей о смерти не было. Артемисия всегда думала о гибели других, о своей – никогда. И, возможно, Ксеркс, несмотря на свое равнодушие, все же следил за ней, потому что Артемисии показалось, словно чья-то большая рука выдернула ее прямо из-под разящего удара, неминуемо раздробившего бы ей череп. Упав на землю, Артемисия правой ладонью нащупала чей-то меч и уцепилась за него, а затем просто резко выпрямила руку, никуда особо не целясь. Острие пробило врагу горло, во рту мгновенно принявшегося оседать мужчины вперемешку с кровью забулькал крик. Грек был слишком тяжел, чтобы удержать его на весу, и Артемисии пришлось позволить ему упасть на себя. Меч прошел насквозь, Артемисия все еще смутно, но видела, как с лезвия сочатся крупные алые капли, собирающиеся на краях выдранной плоти. Незакрывающийся рот грека оказался ровно напротив рта Артемисии, и она позволила себе вновь испить чужой крови, смешанной с болью и страхом. Она лежала, глотая густую жидкость со вкусом железа, и смотрела в мертвые глаза. Сколько прошло времени – Артемисия не знала. В голове гудело, рядом мельтешили черные точки-мушки, труп становился все тяжелее. Наконец, кто-то освободил Артемисию, выдернув ее за откинутую в сторону руку. Она приземлилась на колени и, кашляя, мутным взглядом обвела берег. Ее солдаты были живы почти все, кроме тех, кто оказался ослеплен солнцем в первые мгновения боя. Солдаты Зены, мертвые, лежали на песке. Артемисия почувствовала, как смех комом нарастает внутри, щекочет нёбо, толкается в дыру на месте выбитого зуба, болезненной пульсацией вибрирует в животе. Кто-то умудрился все же зацепить Артемисию, и ее собственная кровь порезом вспухала теперь на плече. Черные кожаные доспехи сдавливали грудь, хотелось раздеться и броситься в море. Но где-то там, на оставшихся двух дорогах, стояло два свежих отряда, и нужно было быть готовыми, чтобы сразиться еще и с ними. Артемисия все же засмеялась. Она, вся в крови, своей и чужой, залепившей ей коркой левый глаз, смеялась, запрокинув голову, и ее собственные солдаты с пониманием молчали. – Греция будет моей! – торжествующий крик сорвался с губ Артемисии вместе с каплями слюны и крови от выбитого зуба. Артемисия бросила меч на горячий песок и уселась рядом, обнимая колени чуть дрожащими руками. – А ты сдохнешь, Зена, – пробормотала она ненавидяще, уставившись на далекий замок. Артемисии казалось, что Зена смотрит на нее оттуда. Пусть смотрит. Пусть видит. Пусть знает.

* * * * *

Зена действительно смотрела. И медленно плавилась в огне собственной ярости, считая потери. – Отвести солдат, – глухо велела она, когда ее спросили, что делать дальше. Было понятно, что на таком подъеме отряд Артемисии сейчас способен одолеть хоть самого Ареса. Зена очень аккуратно положила подзорную трубу на стол и сжала пальцами перила. Сжала сильно, до боли, ломая не то перила, не то пальцы. Она надеялась на легкую победу. В истории побед, в истории сражений Зене ни разу не встречался противник, равный ей по мощи и ярости. Следя за Артемисией в бою, Зена не могла не увидеть, что противница сражается столь же легко и умело, сколь и сама Зена. Но если Зена за счет роста и веса брала мощью, то Артемисия пользовалась ловкостью и обманными движениями. Случайность в виде удара по голове Зену не смутила: они не боги, чтобы видеть то, что творится у них за спиной. Впрочем, было и еще кое-что, что роднило их с Зеной. В ярости они забывали обо всем. И на этом можно и нужно было сыграть. Разжав пальцы и размяв их, чтобы избавиться от затекшей в мышцы боли, Зена велела позвать Габриэль. – Мы проиграли, – кипя от злости, все же достаточно спокойно сказала Зена, когда Габриэль встала перед ней. – Я проиграла. Она послушалась Габриэль, сделала первый ход, и Артемисия изрубила в пыль Золотой отряд. Поражение было настолько неожиданным, что Зена будто получила удар в спину. Подлый, сильный удар, отправивший ее на колени. С них, конечно, можно будет встать, но вряд ли Артемисия забудет когда-нибудь об этом зрелище. Габриэль была бледна, однако держалась прямо. Зена знала, что глаза ее сейчас пылают синим пламенем, что смотреть на нее почти больно, а не смотреть – опасно. Она хотела, чтобы Габриэль боялась ее сейчас – и Габриэль боялась. Габриэль, которая не боялась никого и ничего. Габриэль, которая всегда говорила Зене правду в лицо и смеялась над ней. Она боялась, и Зену эту радовало. Зена не думала, что в этой своей радости может быть похожа на Ареса, который наслаждался чужим страхом. Зена не знала, что в этой своей радости она явила себя истинным Завоевателем, выпестованным богом войны. – Что ты можешь сказать в свое оправдание? – Зена медленно подступила к Габриэль и, подцепив двумя пальцами подбородок, заставила ее посмотреть на себя. – Это лишь первая битва, – пробормотала Габриэль, переступая с ноги на ногу и сглатывая, потому что Зена этими двумя пальцами заставила ее подняться на цыпочки. – Будут еще. Зена так и не смогла понять, хотела ли она ее убить за эти слова или жестоко оттрахать, а потом все равно убить. Битвы будут, несомненно. Но первая – первая! – уже проиграна. Настроение обеих сторон сместилось с шаткой точки легкой неуверенности. И именно армия Завоевателя сейчас в еще большем смятении. Где, спросят они, был Завоеватель во время этой битвы? Где был Арес, дарующий им силу и мужество? Зене хотелось сжать пальцы на шее Габриэль и долго смотреть, как она задыхается, не в силах освободиться. Но Зена вспомнила, что могла бы не соглашаться с предложением. Могла бы предложить что-то свое. Однако идея Габриэль показалась ей разумной. Она и была таковой, если разобраться: если бы они победили, то Артемисия сейчас выла бы и зализывала раны. Если бы… – Да, – Зена убрала руку, позволяя Габриэль вдохнуть спокойно. – Будут еще. Голубые глаза ее медленно гасили пламя. Арес. Где был Арес, когда она звала его?

* * * * *

Юноша покачал головой. – Ну да, сначала Габриэль была виновата, потом Арес… – в его голосе вновь послышалось презрение. – А вот Артемисия никого не винила! Старик вытащил откуда-то старую облупившуюся трубку и принялся набивать ее табаком. – Артемисия никого не винила, это верно, – покивал он. – Но она и не проиграла.