Неделимая империя

Труп был холодным и безобразным. Он лежал на земле, раскинув конечности, и перерезанное горло зияло отвратительной дырой, в которой поблескивали внутренности. Лицо было залито кровью, один глаз выбит, второй засижен мухами. Артемисия долго смотрела на останки человека, затем сделала знак солдатам, и те перетащили его к ней в палатку. Артемисия задернула полог и, опустившись на корточки, принялась избавлять мертвеца от доспехов. Это был враг. Солдат Зены, проигравший свой бой. Артемисии не было его жалко, она не собиралась оплакивать его положенное время, а затем зажигать костер с целью отпустить душу в мир иной. О нет, планы на этот кусок сырого мяса у нее были совсем другие. Для начала она отрезала ему голову. Долго возиться не пришлось, шея была наполовину разрублена, и, справившись с задачей, Артемисия, не меняя выражения лица, засунула голову солдата в мешок, который крепко завязала и отложила в сторону. Чтобы он не запомнил ее после того, что она сделает. Доспехи были сняты и лежали грязной грудой где-то позади. Артемисия, встав на одно колено, скользнула пустым взглядом по обнаженной плоти и вновь взяла нож в руки. Рукоять у того ножа была особой, вырезанной из человеческой бедренной кости. В ней были просверлены несколько небольших отверстий и одно побольше, на торце кости. Артемисия, поднеся рукоять к губам, с силой дунула в нее, извлекая звук. Палатку наполнила тоска, и звук еще долго метался, ища выход, пока, в конце концов, не опустился покрывалом на мертвеца. Тогда Артемисия этим же ножом отрезала у трупа правый мизинец. Дунула в импровизированный музыкальный инструмент вновь – и лишила солдата левого мизинца. За мизинцами последовали оба больших пальца ног и член. Все куски плоти Артемисия аккуратно собрала еще в один в мешок и положила его рядом с тем, в котором находилась голова. Унылые звуки смертных страданий еще витали в воздухе, когда Артемисия, вонзив ритуальный нож в грудь мертвеца, взрезала ему грудную клетку. Отложила нож, развела в стороны куски плоти, обнажила тусклые ребра. Красные свечи, установленные по кругу, освещали плохо, Артемисия поморщилась, запуская пальцы внутрь, копаясь в слизи и запекшейся крови наугад. Наконец, нащупав то, что было нужно, потянула, стараясь вытащить. Ребра мешали, пришлось приложить усилия. Глаза у Артемисии были злые, когда она взвесила на мокрой ладони мертвое сердце. Растерзанное тело осталось лежать, Артемисия отодвинулась от него, взяла глубокую деревянную чашу и сжала над ней сердце, сцеживая кровь. Затем маленькими кусочками нарезала потемневшую плоть. Свечи мигнули красным, когда Артемисия, взяв первый кусочек, обмакнула его в кровь и отправила в рот, тщательно прожевывая. Тени слились в одну, зрачки моментально расширились, оставив лишь узкий ободок светлой радужки. Зубы перемалывали мертвую плоть, Артемисия сидела, неестественно выпрямившись, и смотрела ровно перед собой, держа в одной руки чашу с кровью, а в другой – следующий кусок сердца. Ее собственное сердце билось все медленнее, дыхание стало невесомым. Артемисия ушла из этого мира в другой, в тот, которого еще не существовало. Тени расступились, поглотив палатку и безголового мертвеца. Артемисия видела перед собой просторы Греции. Солнце слепило, поднявшись из-за моря, вдалеке стояли корабли, и паруса на них было не разглядеть. На берегу расположилась армия, но и тут цвет доспехов был неразличим. Артемисия кинула в рот еще кусочек сердца, языком слизнула каплю крови, попавшую на губы. Лица перед ней, выплывающие из тени, были плоскими, и только тускло светились провалы глаз. Откуда-то донесся грохот копыт, чуть содрогнулась земля. В своем видении Артемисия обернулась и увидела, как со склона холма несется на нее туча пыли, из которой по мере приближения выныривают всадники с копьями и мечами. А впереди мчится, сверкая яростной улыбкой, Зена. Артемисия никогда не видела Зену, но знала точно: это она. Ярость накрыла Артемисию с головой, вместо счастливого предвкушения победы она ощутила горечь поражения, с пылью осевшую на языке. Видение выцвело в один миг, едва Зена, добравшись до Артемисии, нацелила на нее меч. Краски померкли, лицо Зены расплылось, растянулось, исказилось и, в конце концов, исчезло. Исчезло и остальное, растворилось в обрушившейся отовсюду темноте. Артемисия медленно очнулась и глянула в чашу. Кровь была на самом дне, а кусков сердца больше не осталось. – Проклятье! Крик Артемисии разнесся по лагерю, потревожил часовых. Обряд призван был успокоить. Он должен был показать будущее, в котором Артемисия, рука об руку с Ксерксом, прошлась бы огнем и мечом по Греции, оставив за собой выжженные земли и скошенные жизни. Персы должны были установить здесь свой порядок, издать свои законы и наплодить своих детей. Греция должна была подчиниться. В своем видении Артемисия этого не увидела. И даже не почувствовала. Она встала, покачиваясь: в голове шумело, кровь глухо плескалась в висках, сердце стремительно набирало ход, дыхание было прерывистым. Взгляд упал на мертвеца, и Артемисия зло пнула его ногой. Она взяла для обряда врага, а надо было брать своего. Даже мертвый, солдат Зены был уверен в победе. Даже мертвый, он сопротивлялся. Артемисия стремительно вышла из палатки, велела солдатам убрать останки и сжечь их, а сама пошла к морю и остановилась только тогда, когда почувствовала, что вода добралась до пояса. Тогда Артемисия ладонями зачерпнула воду и плеснула себе на лицо. Соль обожгла глаза и губы, почему-то тягучей болью отозвался старый шрам на левой щеке. Артемисия мыла руки в море и смотрела на горизонт, думая, как скоро покажутся корабли Ксеркса. Еще она думала о том, рискнет ли Зена напасть на нее снова или все же подведет флот и отдаст силы главному сражению. Не зная Зену, не имея ничего против нее лично, Артемисия понимала, что только Завоеватель стоит между ней и Грецией. А это значило, что Завоевателя нужно уничтожить. Артемисия вновь ощутила гнев и довольно улыбнулась. Гнев позволял ей побеждать, всегда оставался верным спутником и не покидал в битве. Вдвоем они совершили множество славных дел. – Ты сдохнешь, Зена, – пробормотала Артемисия, не отрывая взгляда от горизонта. – Ты сдохнешь от моей руки, и это будет самой великой милостью, которую я тебе окажу. Артемисии показалось, что вдали что-то шевельнулось.

* * * * *

– Фуууууу, – с отвращением протянул парень, мотая головой. – Она ела труп? О, боги! Старик потрепал по голове собаку, лежащую рядом с ним. – Едим же мы коров, – усмехнулся он. – Но она съела человека! – возмутился парень. – Да, он был мертв, ему было все равно, но… Человека, дед! Я надеюсь, она за это поплатится. – Ты считаешь, что просто убить человека лучше, чем убить его, а потом съесть? – поинтересовался старик. – Конечно! – пылко воскликнул юноша. Старик внимательно посмотрел на него и ничего не сказал.