***
Белые коридоры, занавешенные окна, постоянно рыскающие тут и там мракоборцы — больница Святого Мунго тоже была на осадном положении. Охрана тут была, наверно, лучше, чем в Министерстве Магии — просто потому, что если Пожиратели проберутся сюда, то больные дать отпор не смогут. А ведь тут постоянно находится едва ли не треть сил светлых волшебников… одни опять выходят на службу — и их место занимают другие. Целители работают на износ, ночами не спят, но их всё равно постоянно не хватает. Ну не хочет народ учиться лечить! Всем им подавай войну, сражения, кровь… а то, что любой целитель каждый день воюет со смертью и не всегда побеждает — так это мелочи. Мы же нужны на передовой! — Мадам Помфри… — целительница устало протёрла глаза и повернулась к Джеймсу лицом, скрещивая руки на груди. Ещё одна бессонная ночь и ещё один пациент. На этот раз знакомый, что усложняло задачу. Хотя с Лили ничего такого и не случилось — Редукто лишь немного её ранило, бывало и хуже. Помфри знала, что Джеймс должен это понимать, а значит, он хочет от неё немного иного — не бесчисленного повторения того, что с его женой всё хорошо. Женщина слабо усмехнулась. — Мистер Поттер, оттого, что вы постоянно ходите за мной по пятам, ничего не изменится. К Лили нельзя — она истощена, но не более! — целительница повысила голос, заставляя начавшего было возражать Поттера закрыть рот, а потом продолжила уже более мирно, хотя и всё так же устало: — С ребёнком тоже всё в порядке. И, Джеймс… дайте мне хоть немного отдохнуть. Молодой человек, смутившись, ушёл, провожаемый задумчивым взглядом ведьмы, глаза которой утрачивали приобретённые из-за последней фразы и поведения Поттера смешинки. Женщина огляделась и, дойдя до конца коридора, села на стул, вытянув ноги. Она была почти уверена, что часа через три её опять вызовут — целителей было действительно мало, она была одним из лучших, а Лорд Волдеморт в последнее время стал особенно активен, как и его приспешники, порождая неминуемые стычки. А когда сражаются волшебники, всегда есть раненые, бывает — очень тяжело. И ты попробуй определить, под какое заклинание попал тот или иной человек, сними его и начинай лечить… Целительница сжала зубы и откинулась на стуле. Он был неудобным, твёрдым, но для ведьмы это было неважно — она наконец-то присела и могла хоть немного отдохнуть. Побыть не доброй медведьмой, которая всегда посоветует и пожалеет, и с которой пациенты, если находятся во вменяемом состоянии, могут душевно поговорить, а снять маски и оказаться собой — безумно уставшей женщиной, что бы там не думали её пациенты. Да и вообще, тут, на войне, ей всё сложнее было оставаться доброй и милой, изредка ворчливой и так далее. «Поппи, Джеймс и Лили должны думать, что всё хорошо, даже если это не так. Ты поняла меня? Всё это ради общего блага, помни…». — Старый… маразматик… — беспомощно произнесла она, вздыхая. Помфри ненавидела лгать тем больным, что лечились у неё — просто старалась говорить помягче и находить подход к каждому. А в этот раз… в этот раз пришлось пойти наперекор принципам — принципам целителя, которые ранее были очень прочны. «Так ведь приказал Дамблдор. И я не могла просто поступить иначе». Помфри вздохнула и поднялась с места — сидеть и думать решительно не хотелось, значит, нужно кого-нибудь заменить. Работа всегда выбивает все ненужные мысли из головы. «А действительно ли я… ничего не могла сделать?»***
Лили буквально летала по кухне, даже несмотря на то, что живот у неё уже был довольно большой. Точнее, он был очень большой — по всем прогнозам целителей, Лили Поттер должна была вскоре родить. Но ложиться в больницу она отказывалась — говорила, мол, волнуется за мужа, который или приходит домой под утро, или вообще не приходит. «Так я хоть могу его встретить. А если буду лежать в палате, то что? Сиделочки и другие беременные? Ну уж нет!» — решительно говорила она, фыркая. Но Джеймс настоял, и она не могла не уступить — теперь в их доме был портал, ведущий прямиком в больницу. «На всякий случай», — говорил Джеймс, а Лили только закатывала глаза. Она была уверена, что схватки неожиданными не будут. Просто потому, что это её сын, её Гарри — и она его мать. Ну и, возможно, потому, что в ней говорила гриффиндорская горячность. И вот теперь женщина бегала по кухне, готовя своему ещё не пришедшему с работы мужу ужин. Конечно же, без магии — в последний месяц беременности она отказала, полностью уходя на формирование магии ребёнка. Иногда Лили останавливалась, немного растерянно улыбаясь, — ей казалось, что ребёночек начинает толкаться. В большинстве случаев ей это, конечно, только казалось, но… — Милая, я дома! — Лили услышала звук открываемой двери и почти сразу же — звук шагов Джеймса. Шаги своего мужа она почему-то могла различить всегда, тогда как поступи других людей всегда безбожно путала. — Конечно! Только ужин ещё не готов, — последнюю фразу Лили пробурчала себе под нос, порядком удивлённая — по сравнению с предыдущими днями, Джеймс вернулся очень рано. «И голос подозрительно бодрый, — отметила Лили. — Раньше он, конечно, пытался выглядеть, будто не было бессонных ночей, но сейчас…». Шаги остановились у неё за спиной, и Лили обернулась, сразу же попадая в объятия мужа. Счастливая улыбка сама лезла на лицо. — Я отказался от работы мракоборцем, — Лили округлила глаза и посмотрела на счастливо улыбающегося Джеймса. Тот тут же поправился. — Не навсегда, конечно, но… в общем, не хочу заставлять тебя беспокоиться. — Спасибо… ох, — Лили поморщилась вдруг от резкой боли. — Что такое? — мигом всполошился Джеймс, поддерживая жену за руку и не давая ей упасть. «Хотя, вроде, я падать и не собираюсь», — подумала Лили, ещё раз поморщившись. Но всё равно на душе было приятно и тепло от этого простого действия. — Похоже, на радостях… давай, где там портал в госпиталь? — Лили нервно хихикнула, сжимая зубы. Джеймс кивнул, поставил жену ровно и куда-то унёсся. Женщина ухватилась за стол — её не шатало, да и падать, встречаясь с полом, не очень-то хотелось, но мало ли… Напала какая-то странная апатия, и для Лили всё было словно в тумане: вспыхивающая резкая боль, Джеймс, что принёс портал, имеющий вид небольшой чёрной свечи, слова-активаторы этого самого портала, больница Святого Мунго… Очнулась она уже под присмотром доктора, которая сразу же начала давать дельные советы и уверять, что главное — это спокойствие. Лили улыбалась, иногда чуть шутила и, кажется, даже немного вздремнула — потому что время пролетело слишком быстро. Когда начались роды, было больно, Лили даже не представляла, что будет настолько больно. Но потом пришло осознание — это её сын. Она его выносила, и сейчас он рождается. Так что боль отошла на задний план, осталось только осознание — там её ребёнок. И скоро он уже будет жить не в её животе, а сравнительно самостоятельно. И она должна, должна его увидеть! Думая так, Лили послушно тужилась, дышала, отмечая, что иногда вскрикивает от боли. Но всё прошло сравнительно быстро — и вот уже акушерка выкрикнула время, которое волшебница благополучно прослушала. Усталость навалилась толстым тёплым одеялом; ужасно хотелось спать. — Гарри… — проговорила она и мысленно дала себе пощёчину. Она не должна расклеиваться! — Покажите мне сына. И ей показали — только акушерка почему-то отводила глаза, будто стыдясь чего-то. Лили не понимала почему, пока не увидела сына. Глаза помимо воли распахнулись широко-широко, а из груди вырвался вздох. Она была растеряна — и в душе проскользнула змейка малодушного страха. «Почему он такой маленький?»***
Лили зачарованно смотрела, как Джеймс без единого слова «выдувает» из палочки тёмно-фиолетовый переливающийся шар. Мужчина чуть тряхнул рукой — и шар отделился от палочки, начав падать. Но Поттера не зря называли великолепным ловцом — шарик был тут же пойман. Ещё одно волнообразное движение волшебной палочкой — и шарик, неторопливо меняя форму, превратился в некое подобие летучей мыши. Отряхнув с фигурки несуществующую пылинку, Джеймс, гордо сверкая глазами, передал ту своей жене. Лили повертела мышку в руках. Та была действительно красива; свет переливался и искажался, отражаясь от объёмной фигурки. Да и цвет был подобран довольно удачно. «А я ведь и не знала, что он владеет невербальной магией», — отметила Лили. Сама она такого, к сожалению, не могла, и дело даже не в том, что была нечистокровна. И даже не в том, что магической силы или таланта у Лили Поттер было недостаточно. Дело было в том, что для освоения такой сложной магии попросту не хватало времени и опыта. Конечно, некоторые простые заклинания женщина и сейчас могла создать молча — тот же Экспеллиармус — но такие заклинания были бы ослаблены, и очень сильно. А Джеймс только что продемонстрировал два невербальных заклинания. И Лили не сомневалась, что оба были по сложности, как заклинания пятого-шестого, а то и седьмого, курса. Создать какую-то материю из ничего и придать ей сложную форму… Лили мысленно покачала головой и восхитилась своим мужем. — А сразу? Ну, сразу сделать из воздуха летучую мышь? — Лили с любопытством покосилась на своего мужа и ещё раз ощупала фигурку. Та была невообразимо гладкой и чуть тёплой. — Я не знаю такого заклинания, — Джеймс отрицательно покачал головой и задумался. — Но, если подумать… хотя, соединить два заклинания в одно — это занятие не на один вечер и даже не на два. Неделя-две, думаю. И потом ещё отлаживать это всё, менять... Оно того не стоит. Лили всё вертела в руках летучую мышку, а потом, явно что-то придумав, скрылась в другой комнате. Мужчина, пребывая в недоумении, сделал было несколько шагов в том же направлении, но его жена уже быстрым шагом возвращалась на своё место. Сев на диван и обведя быстрым взглядом гостиную, она повертела в руках длинную иголку и с размаху тыкнула оной в фигурку. Ничего не случилось. Именно этот результат Лили продемонстрировала Джеймсу ещё несколько раз. Черноволосый приподнялся в кресле, стараясь рассмотреть сие действо, а потом хмыкнул и выгнул бровь, явно не понимая, к чему это всё. Женщина закатила глаза и начала пояснять: — Я с тобой не согласна. Вот ты подумай, сделай ты из этого заклинания не фигурку летучей мыши, а, например, щит. Или носилки. Или ещё что-нибудь. Представляешь, как бы помогло? Особенно в такое время. Кивок Лили указывал в сторону двери дома, и Джеймс, проследивший за направлением оного, не смог отрицать сказанные женой слова. Волдеморт будто взбесился, свирепствуя день ото дня всё сильнее. Дамблдор даже посоветовал молодой паре защитить себя чарами, наложив на дом Фиделиус. Поттеры согласились, а Джеймс, неожиданно даже для себя, выбрал в Хранители тайны Питера Петтигрю. «Неожиданно даже для себя» — это не преувеличение или что-то в этом роде. Джеймс действительно не понимал, почему доверил свою жизнь трусоватому школьному другу, тогда как изначально задумывалось, что Хранителем станет Сириус, проверенный боевой товарищ. Впрочем, в целях безопасности, решили объявить, — лишь среди друзей, конечно же, — что Поттеры доверили тайну именно Блэку, что не было удивительно. Так сказать, выдать дезинформацию. И этот ход сработал! Пожиратели с завидным упрямством гонялись за анимагом, даже не подозревая об этой способности Сириуса и равнодушно провожая взглядами большую чёрную собаку. А Сириус потом, когда приходил на чай, только посмеивался своим лающим голосом. — Да, пожалуй, ты права, — Джеймс задумчиво кивнул и взъерошил свои волосы, смотря куда-то в стену и явно задумавшись над задачей, — но, получается, надо создать совершенно новое заклинание. Я тут подумал. Просто соединить эти не получится — они слишком уж разные… В дверь неожиданно постучали. Джеймс, положив палочку на кресло и на время выбросив мысли о новом заклинании из головы, пошёл открывать. Причина такой беспечности была проста — сегодня к ним в гости должны были заявиться Сириус и Питер, причём последний, когда сообщал об этом, был как-то слишком нервозен. «Видимо, Хвост трусит. Хотя, он всегда таким дёрганым был — не зря в крысу перекидывается», — подумал Джеймс, щёлкая замками и даже не посмотрев в глазок. Хотя стоило бы. Но, опять же, он ждал своих друзей и верил в Хвоста. Точнее, не так. Он верил в мракоборцев, которые защищают Хвоста. На втором этаже заплакал Гарри, и Лили сорвалась с места, успев крикнуть мужу, что пошла успокаивать их сына. Джеймс рассеяно кивнул, но, скорее, сам себе, ведь Лили не смогла бы его увидеть. В голове всё ещё бродили варианты решения задачи под названием «Как сделать из двух заклинаний что-то нормальное, а не то, что обычно получается». Дверь открылась — и Джеймс ещё успел с удивлением, перерастающим в страх, заметить, кто именно зашёл в его дом. Да и представить, что этот человек будет стучаться... — Авада Кедавра, — прозвучал негромкий голос с шипящими интонациями. Зелёный луч ударил Джеймса в плечо, и мужчина, покачнувшись, завалился на бок. Волдеморт поддержал падающее тело и опустил его на пол совершенно бесшумно — ни к чему ему лишние визги-крики. Он предпочитал делать всё быстро и незаметно… по возможности. Некоторые слишком преданные фанатики, как, например, Белла, скрытность ни во что не ставили, и это печалило. Фигура в тёмном плаще поднималась по лестнице совершенно бесшумно, будто не касаясь ногами ступенек. Из самой первой комнаты второго этажа доносился мелодичный голос молодой женщины и крики ребёнка. Тёмный Лорд негромко хмыкнул. «Похоже, малыш обладает потенциалом, может чувствовать опасность. Даже жаль такого убивать», — впрочем, мысли этого человека — человека ли? — не содержали ни капли жалости. Только констатация факта и равнодушие. Когда незваный гость открыл дверь, Лили сначала даже не обратила на это внимания, видимо, решив, что это кто-то из знакомых заявился посмотреть на Гарри. Но потом, не услышав никаких голосов, обернулась, держа наготове волшебную палочку. Волдеморт едва различимо шевельнул рукой, в которой была зажата палочка, отправив в женщину заклинание косноязычия, и отшвырнул её волной чистой магии. Исполнять обещания он умел — если Северус так хотел, чтобы девчонка жила, то зачем ему её убивать? Бессмысленные смерти — это смешно. Хотя иногда хочется и потешиться. Мальчик, сидящий в детской кроватке, оказался каким-то слишком маленьким. Тёмный Лорд даже немного удивился — как он заметил, родители мальчишки не являлись карликами. В кого же тогда пошёл «ребёнок из пророчества»? «Хотя… Лили Эванс, она же грязнокровка. Всё понятно, — Волдеморт скривился. Да, он был более сознателен, чем о нём думали, но грязнокровок ненавидел. — Если я убью этого мальчишку и покажу его труп всем, это будет лучшим доказательством того, как грязная кровь влияет на магов». Он уже произнёс заклинание, как вдруг Лили, эта рыжеволосая женщина, сама бросилась под Аваду. На рухнувшее тело Волдеморт смотрел со смешанными чувствами: вроде бы его должна была смешить такая глупость, но, с другой стороны, такая готовность защитить своего ребёнка… дать ему несколько секунд или минут жизни, даже своей смертью… Тёмный Лорд поморщился. Сейчас не время, когда можно философствовать и разбирать мотивы самоубийства какой-то грязнокровки. Он направил палочку на маленького мальчика, по которому и не скажешь, что ему уже исполнился год. — Авада Кедавра! Пожалуй, это единственное заклинание, которое Волдеморт произносил вслух всегда. Не только из-за того, что невербально заклинание такой силы привести в действие очень сложно. Ему нравилось видеть ужас на лицах своих жертв — но это сначала. Теперь выкрикивание смертоносного заклинания просто вошло в привычку. Но зелёный луч, направленный ребёнку в голову, неожиданно не нанёс тому никакого вреда. Более того, Авада явно вознамерилась вернуться к своему владельцу — и даже то, что Волдеморт попытался увернуться, заклятию не помешало. Луч послушно, словно за хозяином, чуть изменил направление своего движения — и врезался в грудь тёмному волшебнику, озарив всю комнату ядовито-зелёным светом. Мужчина закричал — что-то пошло явно не так, и дело было не только в том, что его заклинание вернулось к нему же. Почему-то Авада, ранее считавшаяся просто быстрой и безболезненной смертью, приносила жгучую боль, будто рана от ожога. И этот ожог расходился по всему телу. Волдеморту казалось, что он горит заживо. Даже свою полусмерть он воспринял как освобождение, чуть ли не с радостью, не заметив, как ещё одна частичка души отделилась от его духа. Впрочем, этот его дух и так был весь в дырках, словно решето — вот Тёмный Лорд и не заметил разницы, тут же спеша ретироваться. Он понимал, что скоро в дом могут нагрянуть авроры, и встречаться с этими замечательными людьми магу не улыбалось. А маленький Гарри Поттер плакал, потирая ручками шрам. Ему было страшно, и у него очень-очень болела голова, словно туда приложили нагретую железку. Конечно же, мальчик не мог знать этого сравнения, так как к его коже ни разу не прикасалось ничего раскалённого, но ощущения были похожими. Было настолько больно, что он даже не замечал неподвижно лежащую маму, тело странного дяди, что обратилось в пепел, и разрушившуюся из-за странной зелёной вспышки стену дома. Впрочем, последнее он скоро заметит, так как на улице был далеко не май. Мальчик очнётся от боли только тогда, когда увидит перед собой страшное лицо дяди, которого мама с папой называли «Сириус», а папа иногда даже «Бродяга». Сириус осторожно укутает малыша в одеяльце и набросит на кроватку согревающие чары, тут же с глухим рыком бросившись из дома — ярость будет затмевать анимагу глаза. Гарри Поттер заснёт и не заметит, как огромный великан, плача, достанет его из кроватки и сядет на громко ревущий мотоцикл, тут же взлетая. Гарри не проснётся — на руках великана тепло. Не заметит он и старика с подозрительно яркими синими глазами, и нахмуренную немолодую уже женщину, которая будет с сомнением осматривать улицу. Не заметит он и того, что его положили перед дверью какого-то дома. Впрочем, зачем ему это замечать? На одеяльце, в которое был закутан мальчик, лежали согревающие чары. Проснётся маленький волшебник только утром — от громкого визга некрасивой женщины с лошадиным лицом.