Впадая в детство

      Честно сказать, переход приюта от одного владельца к другому прошёл для Гарри очень легко и почти незаметно, если не считать грустных и иногда даже заплаканных лиц детей. Из-за этого ему тоже становилось немного грустно, но такого болезненного отношения к уходу от дел управления приютом семьи Кронс он не ожидал. Так что обращение с этим вопросом к Джону, как к самому близкому человеку на данный момент, было вполне адекватным. Ответ же вызвал у мальчика удивление:       — Они нам как родные. Знаешь, когда всю жизнь живёшь без родителей, до ужаса хочется иметь рядом кого-то, кто относится тепло. Не думаю, что новые «владельцы» будут с нами так же теплы, — Джон криво улыбнулся и покосился на шмыгающую носом Мэри, которая, поджав под себя ноги, сидела на одном из многочисленных диванчиков, что стояли в игровой комнате.       Девочка, как понял Гарри, страдала мизофобией. Она ходила в перчатках, боялась притрагиваться ко всему голой кожей и не любила пускать других в свою комнату, каждый раз жутко волнуясь и даже пугаясь. Как шёпотом пояснил Джон — она боится грязи и заразы, будто видит её везде и вся.       — Но сейчас ей намного лучше, правда, — пожал тогда плечами Марк, глубоко вздохнув и чуть закашлявшись. — Сейчас она, по крайней мере, иногда снимает перчатки и уже не так психует, когда кто-то прикасается к её вещам. Раньше было намного хуже.       А вообще, на взгляд Гарри, Мэри была очень милой, хоть и немного наивной девочкой тринадцати лет. Большие тёмные глаза, короткие чёрные волосы и постоянные перчатки — всё это выглядело забавно и даже прибавляло Мэри какого-то шарма. А её вечные заскоки по поводу «Кто пил из моей кружки? Кто ел из моей тарелки?» нисколько не раздражали, так как произносились ворчливым тоном.       Но перчаток она так и не снимала, и любой телесный контакт был ей неприятен.       А Марк действительно оказался астматиком. Болезнь была не слишком сильно выражена, и он не начинал задыхаться через каждые полчаса, но постоянно носил с собой специальную «дышалку», как он её называл. И вообще, он относился к своей болезни с юмором. Как и ко всему, впрочем. Добро подшучивал над маленьким ростом Гарри, притворялся, что хочет снять перчатки с Мэри, и просто по-дружески переругивался-ехидничал с Джоном.       Гарри нравилось проводить время вместе с этими тремя, ему было хорошо и удобно. Их не волновало то, что он выглядит намного младше собственного возраста, ведь у каждого — ну, кроме Джона — была собственная болезнь, и они его понимали. Марк, конечно, подкалывал, но Гарри быстро понял, что он не старается задеть, а как бы живёт за счёт всех этих шуток и улыбок.       Так как ребята были старше его на целых два года, в школе, куда их каждый день отвозили на автобусе, Гарри с друзьями прощался. Среди ровесников у него были только приятели: соседка по парте и парочка мальчишек, которые сидели за партой впереди.       Гарри очень любил своих друзей и старался от них ничего не утаивать… кроме одного. Тетрадку, что ему отдала Сиерра, он так никому и не показал, занимаясь магией один. А то, что эта магия существует, он понял тогда, когда впервые смог почувствовать её. Это немного не соответствовало тому, что было описано в тетрадке: там говорилось, что он должен был почувствовать что-то в районе груди. Это было не так: он ощущал странное щекотливое покалывание по всему телу; ему казалось, что он может перевернуть горы. И ведь это он только почувствовал свою магию, даже не применял её! Хотя даже на это ушло целых полтора месяца, но Гарри был настолько рад, что не обратил на долгий срок никакого внимания. И зря.       Управление магией продвигалось жутко медленно, и к двенадцати годам он мог совсем немного: малость передвинуть не слишком тяжёлые предметы (как было выяснено опытным путём — только те, которые он сам смог бы поднять), вызвать небольшой ветерок, заставить какого-то человека запнуться при беге… и ещё чуть-чуть. Это заставляло Гарри беспокоиться — вдруг он просто плохой волшебник?       Ещё его навещала Сиерра. Не слишком часто — раз в две-три недели, но с ней всегда было весело и легко, так же как и с Джоном, Мэри и Марком. Гарри даже познакомил своих друзей, с радостью отмечая, что совсем не задирающая нос Сиерра понравилась мальчишкам. Только реакция Мэри на девочку вызвала у Поттера недоумение — Мэри дулась, фыркала и явно не слишком жаловала Сиерру. Марк закусывал губы, чтобы не засмеяться, простой Джон не замечал, а Сиерра лишь улыбалась, видя недоумение Гарри и слыша его вопросы.       Свой двенадцатый день рождения Гарри отпраздновал в кругу друзей, без Дурслей и Дадли. У него был торт со свечками, подарки и даже праздник. Это всё заставляло мальчика смущаться и радоваться одновременно. Права была Сиерра — тут ему действительно намного, намного лучше!       Ему было весело. Весело всё: и общаться с друзьями, и устраивать с Джоном и Марком различные каверзы, в то время как Мэри-хорошая-девочка не просто стояла на стрёме, а ещё и прорабатывала план. Их, конечно, не раз и не два ловили за руку, но компанию друзей это ничуть не останавливало. Марк всё так же подавал идеи, Мэри всё так же, закатывая глаза и что-то ворча, придумывала план, Джон и Гарри всё так же были главными исполнителями.       Иногда, если приезжала проведать Гарри, к ним присоединялась Сиерра. Мэри тогда устранялась от разработки плана и уходила куда-нибудь в уголок, читать книгу или рисовать. И то и другое она любила, хотя постоянно разрывалась от противоречий: без перчаток рисовать и переворачивать страницы книг было куда как удобнее, но снять их значило дотронуться до кучи микробов, чем-то заразиться… Марк всегда сочувственно наблюдал за девочкой, но ничего не предпринимал, даже не шутил по этому поводу. И Гарри видел, как Мэри иногда благодарно останавливала взгляд на светлой макушке мальчика.       Как говорилось ранее, занятия магией продвигались очень медленно, да и то, что приходилось скрывать это от друзей, не помогало прогрессу. Улизнуть удавалось лишь раз в день-два, хотя этого было, судя по тетрадке, подаренной Сиеррой, достаточно.       В этой тетрадке приводились специальные упражнения для того, чтобы почувствовать свою магию — и Гарри, как истинный перфекционист, выполнял их по нескольку раз на дню. Когда ему удалось, наконец, почувствовать в себе магию, Гарри перешёл непосредственно к упражнениям. Следовало, поддерживая ощущение магии в своём теле, очень сильно пожелать чего-то, сосредоточившись на этом. В тетради предлагались простые действия: заставить листик переместиться, вызвать совсем небольшой ветерок… Дальше пошли задания посложнее: опустить руку в воду и не дать ей намокнуть, поднять в воздух какой-либо предмет, толкнуть что-то с помощью воздуха, зажечь огонёк, увидеть что-то вдалеке, улучшив своё зрение…       Последнее очень пригодилось Гарри. Оказалось, что с помощью магии можно даже поправить себе зрение — достаточно только привыкнуть постоянно поддерживать это «заклинание». Гарри подозревал, что настоящие волшебники смогут вылечить ему зрение по-настоящему, а не так, как это сделал он. Поначалу «заклинание» постоянно слетало, его было сложно контролировать, и только забыв про него, можно было попрощаться с хорошим зрением. Да и делать что-то другое с помощью магии становилось невозможным.       Но Гарри был упорным. Он снова и снова пробовал делать две операции с магией одновременно, пытался поддерживать своё зрение весь день — и как раз к тринадцатому дню рождения всё стало получаться. Гарри был ужасно рад, но, подумав, споткнулся об одну вещь — а как сообщить всем о его улучшившемся зрении? Его спасла Сиерра, подарив на день рождения два подарка, одним из которых были новые очки. Прелесть их была в том, что линзы были простыми стекляшками, ничего не увеличивали и не приближали.       Постепенно Гарри начал забывать о своём «заклинании», которое было наложено на зрение. Он всё совершенствовал силу своих «заклинаний», отрабатывал сосредоточенность, старался увеличить количество применяемых за раз чар. И дело, хоть и медленно, и со скрипом, но шло.       Сиерра, которую Гарри оповещал о своих успехах, всё записывала и с восхищением наблюдала за другом. Она попыталась было попробовать поучиться сама — но ничего не вышло, девочка только зря потратила целый месяц. Переживала она это болезненно, один раз даже не приехала навестить Гарри, но потом извинилась и даже рассказала, где откопала такие упражнения. Полученной информации Гарри не удивился.       Конечно же, в библиотеке. Где же ещё?       Перемены пришли неожиданно. Вот, казалось бы, всё хорошо: Гарри скоро должен отпраздновать свой тринадцатый день рождения, совсем недавно приезжала Сиерра, Мэри, наконец, сняла перчатки и робко смогла пожать руку Марку…       — Гарри, тебя зовут, — в комнату Гарри и Джона заглянула Люси, одна из «воспитательниц» приюта, обвела взглядом комнату, хитро улыбнулась Мэри и Марку, заставив девушку покраснеть. — Возможно, скоро у тебя будут родители!       Это заявление обрушилась на мальчика как гром среди ясного неба. Возможность того, что он найдёт семью, и его заберут из приюта, мальчиком всерьёз почему-то не рассматривалась, даже несмотря на уверения Джона в том, что больных детей забирают чаще, чем здоровых. Наверно, на такую беспечность повлияло то, что себя Гарри считал абсолютно здоровым: зрение из-за «заклинания» было отличнейшим, друзья о болезни не напоминали, а то, что всё и вся слишком высокое… он уже привык.       — Хорошо, — ошарашенно проговорил Гарри, оборачиваясь на таких же шокированных друзей. — Иду.       Мальчик слез с кровати, натянул обувь и послушно пошёл за «воспитательницей», бросая на неё любопытные взгляды. Но Люси молчала, только хитро блестела глазами и отказывалась отвечать, кто же хочет усыновить Гарри.       — Сам сейчас узнаешь, — говорила она. — Тебе так повезло!..       Как Гарри понял, увидев, наконец, кто его хочет усыновить — действительно повезло. Так повезло, что просто представить себе невозможно. Мужчину он много раз видел по телевизору — это был какой-то политик, но имени его Гарри, к сожалению, не помнил. Женщина была одета в серую юбку и такой же пиджак, а блузка розового цвета была такой подчёркнуто-простой, что сразу было видно — стоит просто баснословные деньги. В ней Гарри без труда угадал жену политика.       — Э-э-э, здравствуйте, — не зная, что ещё сказать, произнёс Гарри. Такой встречи он никак не ожидал.       — Гарри Поттер, — произнесла женщина, бегло его осмотрев. — Тринадцать лет, гипофизарный нанизм, попал в приют из-за ареста опекунов.       — Да, — опешив от такого напора, послушно кивнул Гарри.       — Мы тебя усыновляем, — женщина улыбнулась, но глаза остались холодными, и Гарри понял: не испытывает она радости по этому поводу. Просто, как и ранее, озвучивает известный ей факт. Именно поэтому мальчик тут же выпалил:       — А вдруг я вам не понравлюсь? Нельзя же вот так, сразу, — ему хотелось тепла, правда. Но холодная улыбка женщины и известность мужчины ничуть не перевешивали друзей.       Пара переглянулась, и женщина слегка пожала плечами, словно говоря, что она вообще не понимает сути проблемы. Тогда заговорил мужчина:       — Я попросил одного человека достать одну папочку, где есть вся информация о тебе. Так что ты нам нравишься, не беспокойся, — мужчина даже не планировал фальшиво улыбаться, за что получил какое-никакое, а доверие от Гарри. Правда — она всегда лучше лжи. — Да и твоё мнение тут уже, наверно, не учитывается, — он хмыкнул и поднялся из кресла, в котором до этого сидел.       — Вот так вот просто… не думал я, что всё будет именно так… — пробормотал мальчик, растерянно взъерошивая волосы.       «Возможно, эта семья не так уж и плоха, — подумал он. — Возможно, они просто ещё не знают, как себя вести… да, наверно, всё именно так!»       Мальчик было начал разворачиваться обратно, но его остановил голос женщины:       — Ты куда?       — Собрать вещи… — Гарри на секунду задумался, а потом, смутившись и чуть покраснев, попросил: — Представьтесь, пожалуйста. Я просто не помню, как вас зовут…       — Вещи за тебя соберут, — отрезал мужчина. — Не дело появляться на людях с сумками. Меня зовут Джим Спенсер, а это, — он кивнул в сторону женщины, — моя жена, Эмма Спенсер.       — Д-да, всё ясно, — Гарри подошёл поближе к своим новым «родителям» и удивлённо моргнул. — Но… что значит «появляться на людях»?       — Журналисты, — Эмма кривовато улыбнулась. — Теперь они будут и твоими вечными спутниками, Гарри. Привыкай. На улице тепло, так что за кофтой тебе можно не заходить, — она скользнула взглядом по одежде мальчика: чёрной футболке с каким-то невнятным цветастым рисунком и чёрных же штанах. — Отлично. Идём, Гарри, Джим.       Они вышли на улицу, и Гарри еле удержался, чтобы неприлично не приоткрыть от удивления рот. Журналистов было действительно много. «Неужели они — действительно такие известные персоны?» — задумался Гарри, растерявшись из-за обилия высоких людей, голосов и камер. Всё было слишком ново и непривычно.       — Миссис Спенсер, почему вы решили именно усыновить ребёнка, а не завести собственного?       — Миссис Спенсер…       — Мистер и миссис Спенсер, почему именно этот ребёнок?       — Мистер Спенсер, кто был инициатором усыновления?       — Скажите, а…       Гарри потерялся и, когда его приобняли тонкие женские руки, сам потянулся им навстречу. Голоса стали громче, а вопросы посыпались с новой силой — журналисты не упустили этого факта. Эмма приобняла Гарри чуть крепче, как бы давая поддержку, и произнесла:       — Мы с Джимом вместе решили, что лучше осчастливить одного ребёнка, а потом, возможно, даже двух. И Гарри Поттер — этого мальчика так зовут — не простой мальчик. Он страдает гипофизарным нанизмом, и я просто не могла пройти мимо, чтобы ему не помочь. Джим был со мной согласен, — Эмма мягко улыбнулась, и Гарри, чуть обернувшись и увидев эту улыбку, улыбнулся вместе с ней.       Журналисты загомонили, кто-то даже защёлкал фотоаппаратами, уже не снимая, а просто фотографируя. Закончив свою небольшую речь, Эмма быстро поднялась и, схватив Гарри за руку, повела его к машине, отмахиваясь от журналистов. Вскоре Гарри почувствовал, как за другую руку его хватает Джим, и расслабился, начал улыбаться.       Оказывается, ему действительно очень не хватало родителей. В машину он сел самым счастливым ребёнком на свете, даже не заметив, как сразу стёрли счастливое и радостное выражение с лиц Эмма и Джим.

***

      Сириус Блэк стоял на земле родной Англии и просто вдыхал полной грудью чуть прохладный утренний воздух. И улыбался, словно сумасшедший, совершенно не думая о тех людях, что могли бы его увидеть. Не так давно его выпустил трусливый охранник, решивший сослужить хорошую службу «слуге Тёмного Лорда» и надеявшийся, что он, как «правая рука Того-Кого-Нельзя-Называть», замолвит за него словечко. Сириусу претила сама мысль от служения Волдеморту, но свобода была дороже, так что он просто промолчал и сбежал.       О том, что в магическом мире бушует война он знал, но возвращаться в Орден Феникса к Дамблдору не спешил. То, что его даже банально не накачали Веритасерумом, тогда как директор Хогвартса был ещё и главой Визенгамота, внушало подозрения. Так что Блэк, в котором всё-таки была кровь его хитрых и пронырливых предков, решил немного подождать. В конце концов, если он немного освоится в новом для него мире, хуже никому не будет. А уж сторону свою он выбрал давно, и это явно не Волдеморт.       — Ждите меня, Хвост, Гарри, — Сириус широко усмехнулся и, издав негромкий лающий смешок, перекинулся в огромную чёрную собаку.